Самадж вошел в дом с вилкой и ножом на вывеске. Он решил, наконец, поесть. День катился к завершению, а в пути думалось о другом. В доме было полутемно, тепло и уютно. Он сел за стол и стал ждать. Из динамиков тихо рассказывал о добром и вечном «Coldplay». Ему очень нравилась эта группа.
Подошел официант. Раскрыв блокнот, приготовился записывать. Самадж заказал ветчину с яйцами и пинту пива. Официант ушел. Из кухни потянуло чем-то жареным и вкусным, отчего гостя стало немного подташнивать. А за окном начиналась зима...
Пиво оказалось густым и темным.
— Сами делаем! — гордо подчеркнул официант.
— Хорошее. — согласился Самадж.
Тут же спросил:
— До колокольни далеко?
— Нет. Приблизительно миля. Вы легко найдете. Как выйдете, сразу же направо. Это единственная дорога. Скоро начнет звонить, так что никак не ошибетесь. Только не сезон сейчас. Вот летом, это да...
— И что? Правда, что колоколов и звонарей никаких там нет, а звук слышно на всю округу?
— Правда. — официант замялся, было видно, что ему надоели расспросы о колокольне. — Она начала звонить три года назад, когда умер старый Джосер. Местный полоумный. Побирался тут. Денег муниципалитет не выделил на захоронение, вот и зарыли его останки возле разрушенной колокольни. Сразу после этого по вечерам стали слышны колокола.
— Много приезжает людей послушать? — снова спросил Самадж.
— В сезон — да, очень. Звон, главное, какой-то чудной. Мелодия, прямо дьявольская. Затягивает. Простой смертный точно так не сможет.
— И всем помогает?
— Говорят, что всем, но местные в это не верят. Ладно, извините, я пойду. Работы много...
Самадж принялся жадно кушать. Уже через несколько минут с сожалением посмотрел на пустую тарелку, оплатил заказ и вышел на улицу.
Стало совсем темно.Свернув направо, он пошел по старой мощеной улице и вдруг услышал… Звук был нежным и обволакивающим. Через минуту путник перестал ощущать свое тело. По его лицу текли слезы. Сначала маленькие капли, а потом большие и огромные, превращающиеся в непрерывный ручей. Уже возле колокольни он рыдал громко и надрывно, выплакивая из себя весь бесполезный багаж ума, накопившийся за все прожитые годы. Раз за разом повторял только одно:
— Господи, научи меня по-настоящему любить себя… по-настоящему… любить… прощать… любить...
Утром он опять зашел в харчевню. Заказал овсяную кашу. Официант странно посмотрел на него и сказал:
— Мистер. Вас сегодня не узнать. Вы видели свои глаза?
Самадж не ответил, зная, что в них никогда больше не будет отображаться боль.
«Как непонятно устроен мир?» — подумал он, — " Этот человек, работающий на других, живет у самого источника, но будет вечно испытывать жажду. Он видит в колокольне только возможность обслужить меня".
В харчевне играл все тот же «Coldplay».
— Вы не могли бы выключить музыку? — вдруг попросил Самадж.
— Да-да. Конечно. Совсем забыл. Говорил же, не сезон. В сезон здесь такая тишина, что местным заходить страшно. И что интересно, мухи летают, бьются в окно, а жужжания нет, хоть убей.