На Руси Великой всегда любили хорошо покушать, а после оного, естественно, тянуло чаго-нибудь посозерцать. А так как ни то что хороших зрелищ, хлеба и то порой на всех вдоволь не хватало, простой народ придумывал что-нибудь попроще. А что бывает проще спора. Главное завести до кондиции желающих сиим действием заняться, а там сиди (или стой — в зависимости от места происходящего или желания) и наслаждайся. И на что только люд простой не спорил: вспомнить, аж дух захватывает. Не верите, а Вы попробуйте хоть пять минут на муравейнике с голой задницей посидеть, или с колонкой водяной в лютый мороз поцеловаться. Пока кто-то из сердобольных соглядатаев домой за кипятком сбегает, чтоб язык тот в двадцатипятиградусный мороз от колонки чугунной отделить, много о своей непутёвой жизни передумаешь. Но спор, или как модно сейчас говорить пари, есть спор. И ради того, чтобы доказать, что именно ты правый, и не такое выдумаешь.
Но то, о чём я уже поведал, делали, как правило, по малолетке, или по дурости. А с годами ставки росли. Доходило до того, что и жизнь свою некоторые отчаянные головы на кон ставили. Вот одну такую историю я сейчас и расскажу. Было это не то на Алтае, не то на Урале, а может и в предгорьях Карпат, точно уже и не помню. Да и не это главное, потому что хорошие люди везде живут. Как, впрочем, и плохие. Вот с тех плохих и начнём. А почему плохие, да потому что браконьеры законченные.
И так, жили в одном Богом забытом селе два брата. Вокруг глухомань, а они леса в округе знали как ту таблицу умножения. А она их частенько выручала, когда отловленное или перебитое поголовье тетеревов, лис, волков и прочей лесной живности на барыши в заготконторе переводили. И ни кого они не жалели — ни подранков, ни щенят, ни лисят. А чего их жалеть, когда всё вокруг народное, то есть дармовое.
А ещё жил в том селе один вдовец — Петрович, который в отличии от тех братьев-отморозков, живность всякую любил и, по возможности, старался не обижать. На охоту он, конечно, тоже ходил, но больше из интереса, да воздухом свободы подышать. А где ж ещё им подышать, когда с утра до вечера сторожем в рыбном хозяйстве работаешь, добро народное стережёшь. И ни просто каких-то там карпов или толстолобиков, а самую настоящую форель. Петрович тех прожорливых хищников «золотыми рыбками» называл. А к форели той, если хорошо приглядеться, ассоциации совсем другие возникают. Не верите, а вы бросьте в аквариум к этим «золотым рыбкам» кусок сырого мяса и посмотрите, что они с ним делать будут. Короче, крошки пираньи отдыхают. И пока они пребывают в этом состоянии, вернёмся к нашим братьям-браконьерам и Петровичу, который тех отморозков за бессердечность не раз стыдил, да всё безрезультатно. Даже самогону собственного приготовления целое ведро обещал, чтобы братья промысел свой неправедный прекратили. Так они и то не согласились.
А здесь как-то в конце лета заходит он к ним в гости, а братья волчат палкой по двору гоняют. Как кого догонят, так насмерть и зашибут. Оказывается, в один из капканов, поставленных братьями, волчица матерая попалась, которая только недавно приплод свой принесла. Так она так своих детёнышей любила, что лапу, которая в капкан попала, перегрызла и на трёх оставшихся к своим детёнышам и ускакала — чтобы те с голоду не померли. Да только братья по следам крови волчье логово враз нашли, волчицу добили, а волчат к себе на потеху забрали. Да так напотешились, что из пяти только один по двору у братьев и бегал, когда Петрович к ним зашёл. Увидев такое дело, Петрович конечно ж опять братьев стыдить начал, а те только смеются и с ещё большим остервенением за изворотливым волчонком гоняются. Тогда Петрович, видя что дело худо, и говорит: «Отдайте мне его, а сами берите, чего хотите». «А что с тебя взять то, Петрович, акромя самогона, который сам гонишь, сам пьёшь», — отвечают ему братья. «А раз нечего, — продолжает Петрович, — забирайте тогда жизнь мою непутёвую, а волчонка отпустите».
Братья так и опешили. Поленья здоровенные побросали и с выпученными глазами на Петровича уставились. А волчонок, видя такое дело, к Петровичу подбежал и между сапог его, как щенок какой-то улёгся.
Видя такое дело, братья и говорят: «Хорошо, Петрович, будь по-твоему, но только давай по-честному, то есть пари заключим. А уговор наш такой — если до поздней весны волчонок лично тебе пользы не принесёт, будешь у нас всю оставшуюся жизнь батрачить, а коль случится такая невидаль, что волк добром человеку отплатит, так и быть — бросим свой промысел».
Сказано — сделано. Ударили они по рукам, а чтоб всё по закону было, ещё и соседей пригласили. Как поручителей.
Прошло лето. За ним зима. Волчонок возмужал, а со временем вообще превратился в крепко сложенного и злобного волка. И была от него у Петровича не то что польза, а постоянная головная боль. Руководство того рыбного хозяйства так волка не взлюбило, что чуть Петровича с работы не погнало. Но так как в той глухомани на мизерную зарплату сторожа желающих не было, решило то руководство Петровича пока в должности оставить, но лютого волка держать под замком наказало. А здесь Петрович ещё и про пари с братьями вспомнил. Весна то уже по полной в свои права вступила. А там того и гляди батрачья жизнь начнётся. В общем, от такой перспективы запил наш Петрович вчёрную.
И вот однажды прохладным апрельским вечером он так принял на грудь собственноручно выгнанного самогона, что прямо с узкой тропинки между двумя «чеками» с «золотыми рыбками» и свалился во всей своей амуниции сторожа к ним в гости. А «чеки» те, чтобы Вы понимали, это такие бассейны метров двадцать в длину, десять в ширину и метра полтора в глубину.И все кишат «золотыми рыбками» размером с хорошую щуку. И вот эта многосотенная прожорливая орава объединённая одним желанием — ухватить кусок посочнее, набросилась на своего гостя. Пока «золотые рыбки» рвали на стороже ватные брюки и телогрейку, мертвецкий хмель у Петровича сняло почти враз. Он пытался сам вылезти из бассейна, но его держали цепкие зубы «золотых рыбок» и тяжёлые резиновые сапоги, завязшие в иле. Петрович пытался звать на помощь, но быстро понял, что её не будет: на всей территории рыбного хозяйства в это вечернее время он был один. А от сторожевых собак, кроме лая, какая помощь…
В общем, сколько было сил Петрович отбивался от голодной стаи, но почувствовав острые рыбьи зубы у себя на правом бедре и теплоту от проливающейся крови, он понял — всё!...
Очнулся Петрович на вторые сутки в районной больнице. Он с интересом открыл глаза и понял, что живой. Искусанный, истерзанный, но живой. Уже позже от медперсонала больницы он узнал, что его спас тот самый выпрошенный у братьев-браконьеров волчонок. Точнее тот, кто из него вырос. Оказалось, что злобный волк, услышав неистовый лай собак и крики Петровича о помощи, перегрыз толстую верёвку, на которой его держали; выбил грудью несколько досок в сарае и бросился на помощь сторожу. Не испугавшись холодной воды, волк спрыгнул в бассейн, схватил бездыханное тело Петровича за воротник телогрейки и вытащил на сухой берег. Сторожевые псы от такой резвости дикого зверя даже лаять перестали и пасти от удивления пораскрывали. Возможно, конечно, это всё и додумали, но то, что до приезда скорой помощи волк сидел у бездыханного тела Петровича и никого к нему не подпускал — это факт. А ещё он облизал все кровоточащие раны Петровича, чем предотвратил большую потерю крови, что тоже факт. Об этом Петровичу рассказал сам главный врач больницы. А он врать не будет. Ему по должности врать не положено.
С тех пор прошли многие годы. Жив сейчас неудавшийся батрак Петрович или нет — не знаю. Но могу сказать точно, что пари он выиграл честно. Соседи его ,братья-отморозки, браконьерничать тоже напрочь перестали и нанялись на законную работу - егерями. А волк тот под шумок в лес убежал, хотя и говорят, что он частенько на околицу села приходит и воет. Может сказать что-то хочет. А может спрашивает о чём-то. Но, если честно, какая разница. Хочется ему выть так пусть и воет.
Собаки то тоже лают. Ведь главное не в этом. Куда важнее понимать: способен ты на поступок или нет. И что будет к нему толчком — пари, любовь, совесть или животный инстинкт — это уже совсем другой вопрос.
Вот так-то…