; 2002г. Ю.М. Гирсов
;;;;
Новелла десятая: Операция «Баранье сало»
;;
Сигизмунду Лазаревичу Игорнову не спалось. Утром предстояло отправляться в безбрежные просторы Предкавказья для проведения очередной, умело задуманной кем-то операции. Еще накануне - Сига, а Игорнова так звало большинство его знакомых и сослуживцев, вызвал на исповедь его начальник, полковник полиции Громобоев.
- Так значит едешь? И на кого ты нас покидаешь? Что же мы будем тут без тебя делать? - это не были слова начальника, это были только его мысли. А в слух он даже не произнес, а лишь выбросил очередную порцию едкого сероводорода. На том аудиенция и молчаливо полученное «добро», была закончена.
Сиг собирался основательно. Тулуп он сразу же свернул, как когда-то сворачивал свою шинель «в скатку», чемодан набил какими то фетишными заготовками для изготовления нэцке, свистулек и приготовления крепкого кофе. Весь гардероб его состоял из костюма времен правления Георга V, красной исподней майки с надписью «Конфеты Каракум», пары носков, носовых платков размером с епанчу да туалетных принадлежностей.
Ехать, а точнее трястись на горбе линялого верблюда, предстояло часов пять или шесть. Проводником каравана был очаровательный лысый мальчик по имени Орфей. Орфей отличался атлетическим сложением, прекрасными бесцветными глазами и рваными ноздрями за воровство яблок у одичавшей вдовы гражданки Плейбойской.
Тронулись… По тем дорогам уже давно никто не ездил, правда иногда их обгоняли джигиты на своих разрисованных под леопарда 600-тисотых, да тащили свою поклажу и урожай красивых и сочных яблок редкие подводы, с восседавшими на них пожилыми казачками. Размах бедер, полносочные и высоко вздернутые груди весело улыбающихся южанок навевали хорошие, но ужасно греховодные мысли у Сига.
– На-фига мне сдалась эта операция. Сидел бы в своем кабинете, додумывал бы начавшуюся прорисовываться результативную мысль по опровержению теории Гельмгольца. Играл бы с сыном в бедного дедушку Ферма, забавлял бы ласками свою женушку, - в дремоте и облепивших назойливых мухах, раздумывал Сиг.
Погонщик Орфей шел уверенным шагом по одному ему известному пути. «Уж сколько пройдено дорог, уж сколько сделано ошибок…» – эта заунывная песня не смолкала в устах молодого юноши во время пути.
Все время хотелось пить. Караван остановился возле старого колодца, затряслись на верблюдах бубунчики, Орфей сыграл на дудке гимн старой Англии. В общем все атрибуты остановки каравана были соблюдены, вот только воды в том колодце не было. На дне колодезного сруба сидел тощий резидент, давно не жравший, но зато делавший каждые пять минут действие, которое всегда рифмуется с глаголом «жравший». Он напоминал святого и благочинного великомученика Кузьму.
- Так и будем его величать Кузьмой, - закричал на ухо спящему Сигу улыбчивый и смышленый мальчик Орфей.
Кузьма тем временем услышав пароль, пошарил рукой по стенке колодца, нажал на невидимую кнопку. Внутри что-то щелкнуло, послышалась очаровательная мелодия «Лунной сюиты» Бетховена. Лифт поднял наверх уже побритого, пахнущего Францией, но хмурого полковника полиции Кузьму Ивановича Хромыхайло-Ленского. На его пальцах блестели бриллианты и сапфиры, в уголке рта начальственно торчала гаванская сигара. Он протянул Сигу папку из крокодиловой кожи.
- В этой папке все твои ходы. И они у нас, естественно записаны. Когда прибудешь на место и главный визирь представит вас султану, откроешь папку, только не выбрасывай мумию канарейки, тебе она еще пригодиться. Название операции «Баранье сало» было придумано кем-то из 94-го отдела, и оно на контроле у Самого. Тебе дается на ее проведение только пять лун и четыре восхода солнца. Результат должен быть. Крови, крови побольше…
От такого торжественного начала сон у Сига как рукой сняло. О какой крови могла идти речь, когда там, куда им следовало прибыть, люди в своих жилах несли не кровь, а кровь с молоком.
- Так нужно еще и дифференциацию проводить? – спросил Сиг у Кузьмы.
- Только по плану «Ход конем или восемь веснушек золушки», да и то уж сильно не усердствуй. Там все лежит на поверхности, только успевай наполнять галлонами свои бурдюки, - такое замечание сделал, уже окончательно проснувшемуся Сигу, Кузьма. – Берегись очарования местных красавиц. Этот край всегда славился их красотой, коварством, пленительностью и очаровательным взором. Вспомни нашу Надечку Шамаханскую, из архива. Она ведь оттуда, куда ты едешь.
В воздухе запахло серой, раздался еле слышный гром и Кузьма, провалившись на дно колодца, опять предстал в образе святого.
Орфей уже давно бамбуковой удочкой поднимал, прилегших отдохнуть верблюдов, что-то нашептывая в их замусоленные от поцелуев шерстяные уши. Остаток пути Сигу придется ехать на пустом и потому свалившемуся на бок горбе этого верблюда, почему то названному Орфеем «Машкой-Неваляшкой».
;;
На встречу каравана никто не вышел. Возле заброшенной будки часового, давно не крашенной было навалено кучей, старое и уже отслужившее свой век какое то театральное барахло. – Начало операции замечательно…- воскликнул Сиг. – Давай Орфей, погоняй, мы должны до заката быть на месте.
Об этом городе слагались легенды, о нем пелось во всех древних балладах и сагах, его название красовалось во многих именах и фамилиях. Этот город всегда носил простое название – Айм-на-Коп. Шумные, чистые и красивые прямые улицы, буйство только начинавшей желтеть зелени, толпы молодых и красивых здоровьем бездельников-студентов, чистейший воздух, ярко подкрашенные губы и весело вздернутая бровь местных девушек, набитые до отказа товарами базары, троллейбусы на воздушных, наполненных горным воздухом подушках, много детей, играющих изюмом и сыром, много сытых и довольных стариков, много радушия, приветствия и ласки… Вот портрет этого города Айм-на-Копа, который сличил с голограммой из папки, начинавший свою работу Сиг.
Караван подошел к зданию Главного Визиря. На крыльце их встретил молодой часовой в оранжевых атласных шальварах, голый по пояс как янычар, с сорокозарядным копьем в руках и золоченной бляхой фельдъегеря на груди.
- Предъявите свои папирусы. Ihre Papieren! Danke…,- часовой был сама строгость. Сиг не удивился такому знанию немецкого языка. В сопроводительной характеристике о том, что здание Главного Визиря охраняют кандидаты и доктора наук, было выделено красным карандашом.
Мальчик Орфей первым протянул свои документы, явно желая понравиться строгому фельдъегерю. Сиг тем временем рассматривал сталистого цвета арбу, умело припаркованную к зданию Главного Визиря. На ее боку качался притороченный на одном ржавом гвозде, фиолетовый государственный номер; почему то желтые стоп-сигналы приветливо помигивали и источали бархатный цвет.
- Таких арбы у нас две. Султан подарил нашей богадельне их для скорейшего разрешения и контроля за добычей красных растительных казинак, - такую вполне пустую фразу Сиг и Орфей услышали от беленького облачка, витавшего вокруг них. – Разрешите представиться, Ойнет Пир, инспектор расчетно-будоражущего отделения Главного Трактира. Мне поручено сопровождать вас, ставить, если понадобиться клизмы, кормить птичьим молоком и всячески умащивать вашу похоть.
Перед путешественниками вырос высокий молодой человек в серебряных эполетах альпийского полка, под мышкой он держал пушистую белку, завернутую в газету и почему то дурно пахнущую селедкой.
- Мы вас уже давно ждем. Почему же вы не предупредили стрелочников и будочников на границе о том, что вы едете? – немного нарицательно произнес Ойнет Пир.
Сиг почесывал свои ягодицы, на которых горел мозоль от неудобства поездки на горбе. – Давайте пойдем и присядем на что-нибудь твердое, а то я уже стал подумывать о тазике с уксусом для откисания. Орфей вежливо поднял руку, поздоровался с альпийцем, махнул кадилом и запел басом: «Со святыми упокой…».
- На кой черт тебе приспичило их пугать своим басом. Да и слова какие то в этой песне странноватые, - пихнув локтем идущего по коридору Орфея, прошептал Сиг.
Путешественников провели в маленькую коморку, хотя слово «провели» было бы совсем неуместно относительно тех поз и телодвижений, при помощи которых на карачках коллеги проползли в помещение.
Во всех углах комнаты стояли корзины с бельем вперемешку с ананасами, яблоками, селедкой и восковыми свечами. На почетном месте на табуретке белого цвета, сидел огромных размеров по всем Декартовым координатам улыбчивый малый. Ойнет Пир представил его: «Старший заклинатель морских камешков из соседней волости Тарас Бульбевич!». Тарас протянул Сигу свою однопалую пухлую кисть. – Нэ удивляйтэся, тих уж пальцив нэ верэнешь, раки пооткусовалы. Уж больно як було, но ще больнее я тих ракив обожаю смакуваты.
Да, в этом парне сидело божество и добродушие. – Ладно, посмотрим на твои проделки во время операции, - сказал Сиг и подложил бисерную подушку на предложенный стул.
- А господин Пчелкин уже прибыли-с? - спросил Орфей, Ойнета Пира. – И давно ли-с?
- Да, уже два часа валяется на диване у Главного Визиря, курит кальян и набивается шербетом.
Ойнет Пир раскрыл маленькое оконце, которое располагалось ниже поверхности земли, схватил проходившие стройные девичьи ноги, правда потом одну отпустил, быстро к дергавшейся ноге привязал морским узлом белку. Стройная нога в белых чулках вернулась из комнаты опять на свободу. – Таким вот способом мы постоянно избавляемся от этих белок, - тихо сказал Ойнет Пир и немного всплакнул.
- А где же мне держать своих верблюдов, чем их кормить и может быть чуточку поить? – спросил Орфей. – Да и нашим телесам хотелось бы устроиться поудобнее в какой-нибудь гостинице.
В это время в коридоре что то зашуршало и на четвереньках в комнату вбежал с лиловыми глазами еще один офицер. – Особых заданий чиновник 3-го класса, ротмистр Пушкин, Александр Сергеевич, - произнес он, поднявшись и стряхнув с колен рыбью чешую.
Да, такого крепкого рукопожатия, Сиг никогда и ни у кого не чувствовал. От Пушкина веяло не поэтом, а скорее атлетом, гусаром и еще чем то более неуловимым, но ужасно обаятельным. – Я уже обо всем договорился, вы будете проживать в караван-сарае, там даже есть горячая вода и окно на улицу, - тоненьким голоском произнес Александр Сергеевич. – А сейчас пойдемте представимся нашим ведущим программы.
- Я сам их провожу до кабинетов, - сказал Ойнет Пир.
;;
В кабинете у заместителя Главного Визиря – начальника Главного Трактира цвели розы и хризантемы. Сам заместитель отдавал наказы какому то незадачливому рыбаку и все время теребил красный посеребренный шнурок, так искусно опоясавший его китайский с эполетами халат. Он первым вышел из-за стола навстречу Сигу и мальчику Орфею, но протянул не руку, а баночку с рыбьим кормом.
- Прошу вас, господа, покормите моих рыбок, но только не дайте им обожраться. Корм этот особенный.
Его руки потянулись уже к телефонной трубке. Сиг, улучшив момент, зачерпнул корма жменю и высыпал себе в карман. «Может сгодится и нам в голодное время!», - подумал Сиг. Орфей отдался со всей страстью кормлению золотых рыбок, плавающих в хрустальной ванне кабинета заместителя Главного Визиря.
- Юлий Цезаревич, уважаемый, будьте любезны, зайдите ко мне. Я Вас представлю нашим гостям.
В дверь громко постучали. – Прошу Вас, любезный, входите, - заместитель Главного Визиря был ласков со своими подчиненными.
На пороге стоял величественный воин. На его челе буквально вытатуировался отпечаток тех несметных сражений, схваток и битв за правду, выигранных им за долгие годы своего величия. Юлий Цезаревич предстал гостям во всем своем великолепии истинного Римлянина. Пурпурный плащ ловко и как-то небрежно был наброшен на плечи, множество золотых цепей с болтавшимися на них орденами и медалями издавали торжественный звон. В левой мочке его уха блестел огромных размеров бриллиант, оправленный в платину и теллур. Белые лосины из натурального каракуля дополняли этот вид, красные сафьяновые сапоги с загнутыми вверх носами были оторочены золотой тесьмой. Венчал этот образ пирамидальный золотой шлем со страусиными перьями, подстриженными на пробор. Он сделал два строевых шага, протянул руку Сигу и приветливо кивнул. Несколько мельчайших перышек проникли в ноздри Сигу и вызвали дикое желание чихнуть. Однако Сиг сдержался и вместо ответных слов приветствия из его ноздри надулся белый шарик.
- Срочно приложите мумию канарейки и не дышите пару минут, - от такой помощи, произнесенной вслух Юлием Цезаревичем, трудно было отказаться.
Начальник Главного Трактира перепоручил путешественников Римлянину. – Вы поступаете под патронаж Юлия Цезаревича, он будет для вас проводником, советником и отцом родным. Поступайте в его полное распоряжение.
Римлянин отдал честь, приложив руку к шлему, ловко повернулся через левое плечо и вышел из кабинета. Орфей, став на любезно предложенный ему скейтборд, последовал уже в кабинет Юлия Цезаревича, благо он находился напротив. Сиг, спрятав канарейку и насвистывая что-то из Верди, также потянулся к выходу и одновременному заходу в кабинет Римлянина.
Юлий Цезаревич угостил их кофе, пирожными с брусникой и брюквой, дал посмотреть в громадных размеров телескоп на соседнюю баню. Орфей сладко поежился и прильнув к окуляру, долго не отрывал своего взгляда с нежно резвившейся в окне бани нагой Наяды, промывавшей волосы и болтавшей со своими спутницами.
- Мы постараемся устроить вас в нормальные условия. В вашем номере уже стоят два мешка с копченостями, двенадцать амфор с оливковым маслом. Кино сами будете себе крутить? – не улыбаясь, спросил Юлий Цезаревич Сига.
- Да какое там кино! Выспаться бы да помыться с дороги. Вот о чем мы сейчас мечтаем с Орфеем.
- Тогда идите-ка да устраивайтесь. Ойнет Пир вам будет во всем помогать, - все-таки улыбнувшись, сказал Римлянин и два раза щелкнул пальцами.
Ойнет Пир вырос как всегда из белесого облачка. – Я все слышал и понял, Юлий Цезаревич, разрешите выполнять.
;;
Их поместили в одну камеру караван-сарая. Действительно, окно выходило на улицу, даже скорее во двор, по которому бегал с красным флагом какой-то сумасшедший; в ряд стояли брички и фаэтоны, собаки лаяли и выли по волчьи, висело белье, полоскавшееся на ветру.
Через несколько минут в камеру вошел ротмистр Пушкин. За его плечами висел громадных размеров мешок, издававший запах снеди. Александр Сергеевич был скор на поступки. Извлекая из мешка то огромные ломти окорока, то замороженные брикеты груздей, рыжиков и маслят, дикого вида арбузы, дыни и фейхуа, он тут же все это рубил на мелкие части старинным черкесским клинком и одновременно создавал на блюдах и подносах какие то произведения кулинарного искусства.
Завилось белесое облачко. Да, да, мой читатель, это конечно же явился Ойнет Пир. Однако его теперешнее появление вызвало в Сиге некий страх, а мальчик Орфей вообще заперся в ванной и не хотел оттуда выходить. Ойнет Пир был наделен способностью не только удивлять и радовать. Он просто поразил Сига такой нестандартностью появления.
Вначале раздалось хлопанье крыльев пеликана, ударили цимбалы, звон серебряных шпор и эполетов альпийца сопровождались высоким ультракоротким звуком циркулярной пилы. Ойнет Пир пригласил всех к столу и началось веселье и кутеж, от которого утром у Сига болела не только голова, но и большинство конечностей. Руки устали поднимать кубки с аракой, чачей, медовухой, сакэ, бурячным самогоном в перемежку с пивом. Тосты следовали один за одним, и это продолжалось бы до бесконечности, если бы карманный Олле Лукое, вшитый в висок Сигу не приказал долго жить. Орфей во время пира все время жевал корки фейхуа, яблок и груш, запивая все это крепчайшим козьим молоком с пенкой.
Пелена встала перед глазами Сига как то сама собой и он улетел в пропасть, откуда только под утро возвращается уставшее сознание. Холодный контрастный душ привел Сига в Чувство Нейтральности.
Пора было приниматься за работу в операции. Орфей, нацепив галоши апельсинового цвета, закусил с утра пареной репой, стал готовить санки для похода к зданию Главного Визиря.
В этот день им предстояло знакомство со всеми Членами Операции, прибывшими большинством своим из столицы, города Забубенсква.
;;
Бал был назначен на 10 часов утра. Уже с ранней зарею по залу и коридорам здания Главного Визиря бегало множество людей, проносивших в руках баллоны с газом, стулья и лавки для посадки ягодиц приехавших Членов Операции на вступительной части бала.
Зал наполнялся людьми. Это странное зрелище наводило Сига на мысль, что направления мазурок, гопаков, танго и твистов будут проверяться в этой операции коллегами из разных артелей и кооперативов, но в принципе делавших одно дело.
На середину зала в колеснице выехал карликовый арап. К колеснице был присоединен на серебряном форкопе огромный гонг, по всей видимости необходимый для озвучивания начала бала. Арап акробатически выпрыгнул из возка, на лету выхватив устрашающую хоккейную клюшку и со всего маху в полете ударился головой в гонг.
- А на хрена-то ему клюшка была нужна? – спросил мальчик Орфей взволнованного Сига. – Это его мужской жезл марки «Универсал-2002», одна инструкция по его применению занимает четыре тома. Да и хлопцу это просто необходимо, - рассеяно ответил Сиг.
После гонга в зал выбежала полукогорта голых по пояс янычар, с фелъдегерьскими бляхами на татуированной груди. Набрав в грудь воздуха, янычары в лад гаркнули: «Halt!» (стой – нем.), что означало для всех присутствующих замереть на месте и улыбкой своей сопровождать восшествие на престол Великого Визиря.
Да, наверно стоило жить, чтобы это увидеть. Мальчик Орфей вытащил даже из вельветового чехольчика театральный бинокль без стекол и навел резкость на трон.
Главный Визирь был на вид мужчиной средних лет, его чело покрывало лицо мудрого, рассудительного и немного несчастного человека. Грудь его украшал кожаный кафтан, на котором не было места от правительственных наград. Огромные шары бицепсов перекатывались в рукавах кафтана. Взор был целеустремлен, справедливо блестевшие глаза Главного Визиря излучали еще и некоторую иронию и лукавинку. По одной морской звезде, осыпанных бриллиантами и кусочками кокса, ладно сидело у него на плечах. «Крут, наверное, мужик!», - услышал справа Сиг от стоявшего на ходулях инспектора бараночной и бубличной артели. Инспектор хитрил, он просто любил кожу, а именно кожаную одежду, что подтвердил кусок черной лайки, торчавший из его ширинки. «Наверно и белье у него кожаное и все остальное?», - уже шепотом зашелестел на ухо Сигу бубличный инспектор. Бить незаметно локтем, стоящего слева направо, Сига учили еще на первом курсе Академии Чудес и Притворств. Не успел инспектор баранок в который раз потянуться к уху Сига, для очередной порции комплиментов кожаных изделий Главного Визиря, как еле слышный резкий удар заставил его заткнуться навсегда.
Главный Визирь представил присутствующим главного гостя – Толкователя Опусов и Саг, доктора хиромантии и парапсихологии, почетного академика Всемирной Академии Сизамов, полковника полиции Пчелкина. Затем Главный Визирь что-то говорил на непонятном языке, иногда кивал на полковника полиции Пчелкина, но чаще грозил в сторону начальника Главного Трактира. Понять его речь было не трудно, поскольку название операции «Баранье сало» произносилось, как понял Сиг, через каждую минуту. Ну, прошляпили организаторы бала с выдачей электронных переводчиков, прошляпили!
- Может это к лучшему, что ничегошеньки не понятно. Будем аки лебеди в свободном полете, - рассуждал Орфей, успевший за вступительную часть бала связать на коклюшках кружевные носки. – Твоими бы устами, да пиво пить, - жадно сглотнув слюну, сказал сидящий от Орфея слева пожилой камер-юнкер из Главного Управления Круголовных Находок.
Четким офицерским поклоном, доктор Пчелкин попросил Главного Визиря одну минуту для своего выступления. Затем, что очень удивило Сига, в течении одной минуты бодро и ясно всем разъяснил цели, задачи, место, время, порядок, формы проведения операции, каналы слива и отхода, адреса ближайших аптек и публичных домов, имена, годы рождения и смерти всех королей Берега Слоновой Кости.
У Сига и мальчика Орфея, как и у всех присутствующих, челюсть отвисла настолько одновременно и в лад, что по залу прошел громкий металлический клац затвора. Зато всем и все сразу стало понятно.
Главный Визирь очередной раз погрозил кому-то в зале лазерной указкой и, хлопнув в ладоши, воскликнул: «Каюк!».
- Вот и весь бал! А где обещанное мороженное, одалиски с голой грудью и церемония вручения грамот? – захныкал мальчик Орфей. – В Караганде, на звезде и полях да лесах дремучих, горах и альпийских лугах, наполненных сочной травой…, - начал, было Сиг успокаивать своего спутника, но поняв безумность этой идеи, направился к выходу.
На выходе из зала его поджидал скромно стоящий, но великолепно и со вкусом одетый гордый Римлянин – Юлий Цезаревич. В руках он держал свиток из папируса с золоченой печатью.
- Это утвержденный начальником Главного Трактира список мест, в которых нам просто необходимо побывать. Прошу Вас, Сиг, не побрезгуйте нашим радушием. Предлагаю сейчас же посетить ферму копченых крокодилов, где мы выпьем буйволициного молока с шалфеем, послушаем хор обритых сантехников и увидим танец нежных фей-земфирочек. Прошу следовать за мной, - уже властным тоном предложил Сигу гордый патриций.
Юлий Цезаревич подвел Сига к своему черному «Енисею». За рулем «Енисея» сидел молчаливый казак, разодетый в пух и прах, олицетворявший все направления арбатской молодежи, богемы и плебеев сын. – Когда приедем, можете морковку и бамбуковые палки, запихнутые в Ваши уши, о Сига-сан, передать на хранение мне. Ларец для хранение раритетов и музейных реликвий я только что починил. Бифокальный уровень концентрации ионов йода не позволял оптимизировать систему азотисто-кислородной продувки шестого процессора этого ларца. Вообще-то, меня зовут Гриша. Да, я – Гриша Ионович Штурм, водитель гордого Римлянина, рад с Вами познакомиться.
- Хай, салям, ношкырдасын куутле, буалла сан, Гриша, - второпях, усаживаясь на заднее сиденье, поздоровался Сиг.
Водила был явно в ударе и по виду улыбающегося Юлия Цезаревича, Сиг понял, что Гриша – неудавшийся хакер школы Вольфа-Факкера, паломник и скиф, будет сопровождать и возить их во время всей операции.
Они добрались, по вымощенному бревнами красного дерева, проспекту до клоаки с медной и окислившейся медной вывеской, имевшей ласковое название «Поцелуй меня в Ж…». Дальше буквы были стерты рукой первокласниц-девствениц из монастыря Святой Чиччолины.
– Мрачноватое название, хотя уже при подъезде я заметил, что заведение веселое и уютное, - сказал Сиг. Он устал уже потирать руки в предвкушении легких яств, веселья и непринужденного разговора с Юлием Цезаревичем.
Стеклянные двери, хрипло скрипнули и, сыграв мелодию Россини, пропустили их внутрь. Минутой раньше, Юлий Цезаревич наставлял Гришу.
- «Енисея» перекрась. Цвет подберешь из случайного счетчика цветовых гамм. Только оттенки не должны содержать красную основу. После покраски, ороси салон святой водой, кокосовой пылью и одеколоном «Фаренгейт». Смотри, не перестарайся как в прошлый раз. Бричку подгонишь через час, через час марсианского времени. Песочные часы, отсчитывающие марсианский час лежат в бордачке. В Нью-Йорк не звони, тете Мойре уже гораздо лучше. Пушку заряди дымным и пахучим порохом «Жаннетт».
- Яволь, майн фюрер, - Гриша блеснул серым искрящимся единственным глазом, качнул серьгой в ухе, поправил оранжевый лампас и повязку на руке. – А можно хоть леденцов детишкам купить? – уже жалобнее промолвил он.
- Хорошо, выберешь их сам. Смотри внимательно за зеленой меткой на песочных часах, - почему-то покрывшись румянцем, сказал Римлянин.
Бричка рванула с места, едва Юлий Цезаревич успел захлопнуть дверцу.
Сиг не был удивлен таким общением. Два совершенно разных человека, по стилю и смыслу жизни, по разным видам и взглядам на жизнь – это и было суть их иерархических взаимоотношений.
;;
В баре было накурено, потолка Сиг так и не заметил. За стойкой дремал бармен - Чудище Лесное, за столиками сидели аквалангисты, приехавшие на слет «Детей Кусто».
Юлий Цезаревич кивком квадратного подбородка указал на пустующее круглое ложе. К каблуку Сига прилипла, выплюнутая кем-то жвачка. Подняв ногу, резинка натянулась и создала несколько параллельно натянутых струн разной толщины. Сиг брякнул по ним. Этот звук напоминал инквизиционную пытку ведьм, сопровождаемую стонами, воплями и воем, стенавшей от сдираемой кожи, бедной женщины. Сидевшие за столиками аквалангисты открыли баллоны со сжатым воздухом и сделали пару больших глотков.
На столик брякнулся талмуд с надписью «Меню». Официантка, вся в черной коже с заклепками, похлопывая по отсутствующим бедрам мохнатой казачьей нагайкой, безучастно разглядывала иконы на стенах бара. Пока Сиг листал страницы, Юлий Цезаревич успел нашептать на ухо весь желаемый перечень.
- Огурцов моченых в перепелином желе не забудьте, - предупредил Сиг.
Им быстро принесли двухвековой эль в глиняных кружках, холодный язык колибри, вырезку из паха копченого крокодила и свежую пальмовую ветвь. Желе не было. Перепелки давно улетели на юг. Разговор не клеился. Так, поговорили о том, о сем: о Семипалатинске, устрицах, лошадиных головах на палочках.
Вдруг Юлий Цезаревич выхватил из бокового кармана «мойку» – опасную бритву, и полоснул по свече, горевшей на столе.
- Давай, дружэ, колись, кончай капканы мочить. Как тебе здесь?
- По-моему очень мило, - тихо и сквозь зубы вымолвил Сиг.
Сиг был готов к разговору. Его закалка в адских печах, которыми служили в Ростове питейные заведения, количество часов налета в «Вертолете», не позволяли ему даже на секунду расслабляться от шести литровых кружек крепчайшего туркестанского эля. Сиг закатил рукав на правой руке и показал искусно сделанную пьяным евнухом цветную татуировку, изображавшую селезня мандаринки, опровергавшего теорию относительности.
- Это клеймо передается по генам всем мальчикам моей семьи. Есть она и у моего сынишки. Знаешь, что она означаить? – перейдя на казачий язык, спросил Римлянина, улыбающийся Сиг.
- Конечно же нет, не знаю, - затянувшись кубинской сигарой «Зеленый квадрат», ответил Юлий Цезаревич.
- Тогда разрешите представиться, инквизитор особых поручений Тайной Южной Канцелярии, кавалер ордена Отца и Сына и Святого Духа, ордена Золотого Руна 3-й степени, майор полиции Сигизмунд Лазаревич Нагорнов, - щелкнув шпорами, громогласно, встав в струнку, представился Сиг.
Уважение к этому обеленному сединой инквизитору особых поручений, посетило даже гордого Римлянина. За соседним столиком пьяная обезьяна поднимала уснувших аквалангистов. Бармен проснулся, приложив руку к голове, покрытой индейским головным убором, затянул «Боже ж, таки, помоги тому императору…».
Сиг выдохнул колечками синий дым, и сел в удобное кресло.
- Я вырос в семье дантистов-пятидесятников. Потом поступил на первый курс Ростовского Горба Умных. Мой возраст и год рождения предполагал и схалявить, откосить от всеобщей серпинтарийской повинности. Но какая же девушка потом со мной бы захотела общаться? В общем, пошел служить. Вернулся я обратно в райские кущи секты Умных, - Сиг затянулся, поправил пенсне в золотой оправе и стал продолжать. Он долго рассказывал о разных перипетиях его жизни, повышения уровни учености и обнищания телесного, смешных и грустных историях. Закончил говорить, когда за дверями бара бабахнули из медной пушки. Марсианские песочные часы у Гриши сработали точно. Пора было возвращаться и в камеру караван-сарая.
;;
На утро полковник полиции Пчелкин вызвал Сига к себе в кабинет. Сам, доктор, сидел в кресле, на мягких подушках и смотрел в экран кристаллического монитора «Башибузуки».
- Мне тебя рекомендовала графиня Гончаренко де Буандаренко, знакомая тебе особа. Она сейчас ловит ведьм в соседнем королевстве, катается на горных лыжах, ей делают массаж лучшие Берсерки Республики. Готов ли ты к операции? Кстати, будь поосторожнее с вассалами Главного Визиря. Они достаточно мудры, опытны, несмотря на то, что бедны, как церковная мышь.
- Господин полковник! – обратился к доктору Сиг. – Я плавал на таких широтах, в таких штормах побывал и ел такой сыр, что Вам, почитаемый, и не снилось. Я выдержу все, что надо проверю, где надо обрежу, где надо пришью. Разрешите предоставить план действий моей первой группы Обрезания.
Сиг развернул штандарт кофейного цвета. Вся история эволюции и становления Отары Главного Визиря, была вышита монашками и блестела на проникавшем в кабинет солнце.
- Хорошо. Мне это нравиться. Только, майор, прошу Вас, обследуйте вот эту перчатку на наличие клопов, блох и другой мерзости, не видимой глазом. Такие перчатки и варежки мне придется получать от всех старших групп Обрезания. Туда они, под видом Санта Клаусов будут складывать либо подарки, либо рецепты смертельного яда.
Сиг достал портсигар, нажал на невидимую кнопочку. Из крышки портсигара появилась горящая синим пламенем площадочка. Оторвав от мумии канарейки кусочек, Сиг пальцами, растер его и посыпал на горящую площадку портсигара.
- Давайте, пожалуйста, перчатку, - вытянув вперед пинцет, попросил Сиг.
Перчатка стонала, вопила и пошла пеной. С другой стороны портсигара вылезла тоненькая бумажная лента, на которой стоял диагноз. – Заражена была, вот, пожалуйста, теперь можно ею пользоваться.
- Благодарю Вас, майор. Надеюсь на творческое сотрудничество. Можете отправляться к своей группе, - на хинди скомандовал полковник Пчелкин. Сиг незаметно удалился.
Для работы Сигу, мальчику Орфею, добрейшему Тарасу Бульбевичу и недавно присоединившемуся к группе молодому подпоручику Ли Тюкию Ломбардовичу, барону филиппинских кровей, бесшабашному парню и любителю свирелей, отвели VIP-карцер под номером 13. Правда, Тарас, сославшись на любовь к вареникам, голубоглазым женщинам и температуре ниже пяти градусов по Цельсию, отбыл в карцер, отведенный в ведение ротмистра Пушкина и Ойнет Пира. Работа закипела.
Символы, символы, символы. Они кружились и витали в умах этих молодых людей. Мальчик Орфей, достав весь стоматологический инструмент, растыкал его вместо газырей на красной черкеске. Ему предоставлялось обширное поле деятельности. Перед ним лежали груды исповедей граждан, которые кляли эту жизнь, себя и других. Они просили помощи, они желали оргазма и белой булки с маслом. Проверяемые коллеги им в этом иногда отказывали. Вот тут то и пригодился инструмент стоматолога-хирурга по проверке расчетно-будоражущей работы Отары Главного Визиря, скромного и незлобливого мальчика Орфея.
Сиг проверял в натуре основные планы-мланы, количество косточек на счетах анал-еретиков и проведение шабашей, сходняков, вакханалий и простых решений, принятых на этих сборищах.
Душка Тарас Бульбевич, однопалой кистью листал порножурналы, повествующие о проведении десантирования сотрудников Отары Главного Визиря в заданные районы, планирование и выполнение экспедиционных проверок, внедрение под кожу новых нейлоновых передатчиков. Другой здоровой рукой он постоянно набивал свою большую казачью трубку, беспрестанно дымил и пил кумыс из панциря черепахи.
Подпоручик Ли копал яму для результатов счетных машинок «Феликс». Ему-то как раз и повезло. Ему завидовали все члены первой группы Обрезания. Ведь все действия по происходили, как правило, в гаремах. А там служили верой и правдой такие русалки и нимфы, от которых сходили с ума, даже видавшие виды драгуны из Управления Круголовных Находок.
Ближе к обеду, Юлий Цезаревич зашел в VIP-камеру № 13.
- Уважаемые сеньоры! – торжественно начал он. – Нас ждет и зовет Адамова пустынь, красоты неописуемой. «Енисей» заряжен под завязку. Прошу вас милорды пообедать на природе.
Сигу это не понравилось. Этот тон, этот перескок с латинского на англо-романский язык, казуистика в ужимках, блеск в глазах гордого Римлянина, все это настораживало, но одновременно и манило, хватало за шиворот и тащило в горы.
Гриша выстелил ковер перед инквизиторами. Ротмистр Пушкин загадочно стрелял роскошными глазами, Ойнет Пир поменял цвет вившегося облачка, на карий цвет. Сиг уселся сзади справа, мальчик Орфей, переодевшись в высотный костюм космонавта, чувствовал на заднем сиденье уже лилового «Енисея», некий дискомфорт.
Поездка по городу Айм-на-Копу с демонстрацией памятников прошлого и настоящего, ловля на живца обоза с ротмистром Пушкиным и Ойнет Пиром, заезд в какую-то глушь, экскурсия по урановому руднику – все это заставляло думать Сига о хорошем продолжении операции «Баранье сало».
– Я же вижу как эти люди, милые и добрые стараются. Хотя их рюкзаки, полные проблем, всегда у них за плечами. Да, это надо ценить в людях! - с такими думами Сиг с мальчиком Орфеем были доставлены на место.
;;
Место действительно было уникально. Ни одно европейское поле для гольфа не могло похвастать такой густой и сочной травой. Огромная поляна Адамовой пустыни была расположена на срезанном природой и миллионами лет, горе. Кромки этой горы сразу же обрывались и уходили вниз на сотни метров. С востока гору с Адамовой пустошью окаймляло ущелье, густо поросшее и радовавшее глаз деревьями и кустарниками. Их буйство осенних красок, спектральный перелив от ярко зеленых до желтых и светло-коричневых тонов листвы, глубина и объем, дымка на дне – все это напоминало Сигу суриковские картины. Хотя какой там товарищ Суриков! Он то и на Кавказе ни разу не был, все боялся геморрой заработать.
На западе, тоже через ущелье, по дну которого текла шумная и быстрая горная речка и вилось шоссе, расположилась другая гора, почему-то названная Орфеем тортом «Наполеон». Выход на вертикальную поверхность слоев известняка разных оттенков, голод и неоценимый восторг от непередаваемых чувств, привели мальчика Орфея к такому образу. Вершина этой горы была густо заселена лиственными деревьями в осеннем одеянии знака Весов.
- На этой горе, когда-то стоявшей на трассе Великого Шелкового Пути, был невольничий рынок. Торговали не только ворованными баранами, попугаями, но и светло-русыми красавицами-славянками с нежными голубыми глазами и тихой поступью принцесс, - ротмистр Пушкин, приняв позу императора Наполеона, выбросив вперед на запад руку, как добрый дедушка Ленин, рассказывал без умолку.
Гриша с Ойнет Пиром в это время колдовали над мангалом. Ойнет Пир притащил откуда-то остатки габсовского гарнитура из дворца, вставив эбонитовую палочку в сложенные лодочкой крохотные ладошки Гриши, крутил ее и ждал появления хотя бы дымочка. Дыма без огня не бывает, говаривали старики-генсеки, но и огня без дыма тоже не могло получиться. А так уже хотелось всем жаренного.
- А ну-ка, разойдись! - закричал откуда-то взявшийся Юлий Цезаревич. Этот тихий, милый и скромный человек, буквально преобразился в горах. На его плече возлежал гвардейский огнемет «Муха-Цокотуха». – Щас как вдарю, огня будет достаточно, чтобы спалить всю библиотеку, не только пожарить мясо.
Огонек быстро заструился в небо. На сухом и красивом месте установили столик и детсадовские стульчики с подогревом. Ойнет Пир носился облачком, то взбрасывая, то опуская волшебную палочку. В результате его пассов, крышка стола преобразилась изобилием даров божьих.
- Прошу к столу. Почтенный Юлий Цезаревич, пожалуйста, бросьте эту затею приспособить трубу огнемета под телескоп. Мальчик Орфей! Разве Вы не все грибы на поляне передавили своими ластами? Товарищ Сиг, отойдите от кромки горы, она может обвалиться и прибить карликовое племя там, внизу. Господин ротмистр не плачьте, а лучше смочите этот лук водкой. А куда девался Гриша? – Сиг впервые слышал от Ойнет Пира такую длинную и интеллектуальную тираду.
С колышущимися вверх и вниз кадыками, офицеры уселись рядом со стульями – таков обычай этой пустыни. Наполнившись эррекционными волнами от теплой земли, через пять минут все расселись по своим местам.
Ойнет Пир был назначен Его Величеством – Громкоговорителем. Ротмистр Пушкин, получившим фамилию от простого русского слова «пушка» и «артиллерист» был выбран виночерпием. Тосты не смолками, ходили то по, то против часовой стрелки. И никто не был пьян, все были в хорошем хмелю от чистого горного воздуха, приятных отношений и нового знакомства с картой мира.
Пили даже за заход солнца. Потом за его восход. Переключившись на гениталии ящериц-гекконов пили за благополучие и похоть. Тосты следовали один за одним, все по правилам, порядок, организация и управление за столом, как одна из проверяемых частей операции, получили максимальную оценку.
Стало смеркаться. С гор потянуло ледяной свежестью «Орбит», все полезли в припасенные дубленки из шагреневой кожи. В разговорах постоянно вспоминали, куда мог деваться, уехавший еще накануне поездки, в Екатеринодар, милый Тарас Бульбевич. А вот и его ослик с фарой между ушей и проводником, местным егерем-йети, прибыли на уже холодную пустошь. Тосты возобновились с новой силой. Да! Она уже не лезла. Сиг из удивительной скромности сначала пил по половине, потом вообще отказался.
Пора было возвращаться в караван-сарай. Правда, Юлий Цезаревич, завез инквизиторов в какое-то колдовское место, глубокое, страшное и с лежавшими на дне огромными кусками подсолнечной халвы. Он, кажется, даже называл это место. Ночь рассосала впечатления, как миксер превращает в коктейль, все брошенное в посудину для смешивания. Слава Аллаху, никто не умер!
;;
Наступил новый день проведения операции. Работа шла своим чередом. Сиг засел за планы-мланы, смотрел контроль исполнения донорно-акцепторных проводок, анализы выделений и работы всей шатии-братии из Отары Великого Визиря. Выпив с утра в кабинете Юлия Цезаревича очередную порцию горячего кофе, Сиг попросил у Римлянина свидания с начальником Плано-Мланового отдела.
- Вы знаете, - сказал Юлий Цезаревич, - это не простой человек. Даже мне не понятно, каким образом он закончил Академию Управления Святых Великомученников. Грамотный, исполнительный, ответственный, умеющий ходить на лыжах и ходулях, офицер, имеющий пальцы Миколы Паганини и ум Барбароссы. Мы нисколечко не сомневались в его кандидатуре на эту должность.
- Так я его хотел бы видеть и покалякать о разных планах-мланах, - промолвил Сиг, жуя непережевываемый кусок герани, который он незаметно от Римлянина отхватил с подоконника.
- Я направлю его в ваш VIP-карцер № 13, - обещал Юлий Цезаревич.
Сиг вышел из кабинета, сладко потянулся, щелкнул резинками подтяжек. Мимо по коридору пропорхнула стайка школьников с ранцами, из которых торчали линейки, рогатки, пищали покемоны, поссорившись с тамагочи. В карцере № 13 было тихо. Он уселся в кресло, напоминавшее прокрустово ложе и впился глазами в желтые бумажки с таблицами, справками, отчетами и анализами.
Удар ногой в дверь со страшной силой вывел Сига из душевного и рабочего настроения. Сиг с мальчиком Орфеем переглянулись. Дверь слетела с петель, затем в карцер посыпались папки и наблюдательно-вуайерные дела. На пороге стоял высокий и стройный молодой человек с замечательной военной выправкой.
- Честь имею представиться, господа. Начальник Плано-Мланового отдела, кавалер медали к ордену «За хитрость» 49 степени, майор полиции Закрутин-Раскрутянский, Иоан Иоанович.
На боку у Иоана болталась полицейская шашка-«селедка». Галстук флюорисцентно-желтого цвета явно шел к оранжевой форменной рубашке. Огромные ботфорты из волчьей шкуры явно дополняли вид этого бравого офицера.
- Прибыл по указанию Юлия Цезаревича, покалякать с Вами, товарищ Сиг о делах наших скорбных, - отрапортовал Иоан и сделал легкий кивок головы.
- Ай, молодец. Хочешь репку? Вкуснааааая! - мальчик Орфей протягивал Иоану распаренную репку со следами ровного укуса.
Иоан сделал вид, что не слышал предложения. Он тот час вооружившись гусиным пером, стал что то писать на стенах, полу и упавшей двери.
- Что Вы там, майор, пишете? – спросил его Сиг.
- Справки по выполнению пунктов планов-мланов, решений шабашей и сходняков. Все, что Вы просили, - ответил Иоан.
Далее из колчана, болтавшегося у него за спиной, майор Закрутин-Раскрутянский, вытащил рулон белого шелка, чихнув 6 раз, развернул его. На нежнейшем белом шелковом поле шли столбиками иероглифы как японские, так и египетские. Ворвавшийся из открытого окна ветерок, оживил полотнище и оно заполоскало белыми блестящими волнами. К удивлению Сига, иероглифы ожили, запрыгали и забегали по шелку, напоминая какой-то, давно виденный Сигом еще обучаясь в Академии ПотуСторонуКосмоса, анимационный фильм.
- Это наша система контроля за прохождением по желудочно-кишечному тракту мыслей наших подчиненных, - гордо заметил Иоан. – Работает только, когда ветер юго-восточный и есть черная тушь на складе.
Сигу тоже захотелось чем-нибудь удивить проверяемого коллегу. Ведь Сигу до сей поры, приходилось самому, облившись зелеными чернилами и, попрыгав на простынях, выдавать оную как новую систему контроля. Когда чернила стали забиваться в поры кожи, и десны тоже стали зелеными, Сиг плюнул на это дело и засел разрабатывать совершенно новую, уникальную и универсальную систему контроля. Ему понадобилась большая железная бочка, гора здоровенных бамбуковых палок, милицейский свисток с кубиком Рубика внутри. Когда приходила пора контроля, из бочки показывалась голова облезлой щуки, она открывала рот, бамбуковые палки превращались в колья и сами находили то место на теле исполнителя, возле которого они замирали на какое-то время. Эффект от вхождения без бараньего сала бамбукового кола знали все, кто хотя бы один день побывал во внутренних органах. Исполнение документов наступало сию же минуту. Эффект был потрясающий. Сиг молча открыл платяной шкаф и вытащил свою систему наружу.
- Дарю, - с почтением, Сиг пододвинул бочку с Иоану. – Диаметр бамбуковых кольев подберете под своих исполнителей, вы же знаете их диаметры и степень сфинктерофобии. Щуку можно заменить форелью. Кстати, где Вы берете баранье сало для себя? – тихо спросил Сиг.
Вот это уже была оперативная проверка. Иоан начал издалека. Вначале он рассказал обо всех пастухах, их женах, детях, собаках и кошках, мышках-норушках и лягушках-квакушках. Затем плавно перешел к рассказу о неаполитанских художниках, использовавших баранье сало в своих красках. Речь его текла плавно. Он два раза звонил какой то женщине, по всей видимости очень милой, поскольку всякий раз говоря ей, очередной комплимент и, уточняя цифры плановой добычи бараньего сала, улыбался как ребенок. Пообещав прислать домой Сигу бочонок отборнейшего бараньего сала, Иоан с нетерпением помчался к себе, в подвал, скорее применять, доставшуюся на халяву новую систему контроля.
Так закончился еще один день операции. Сиг прийдя в камеру караван-сарая, залез под горячий душ, долго стоял под ним. В голове была каша из обрывков информации о каналах сбыта сала, его поставщиках, элементы всеобщей системы никак не вязались один к другому. – Придется придумать новые подходы, пока все идет не так, как инструктировал полковник полиции Хромыхайло-Ленский, - уже в полете, поскользнувшись на куске мыла и одновременно засыпая, отметил для себя Сиг.
;;
Гадкое утро загромыхало серым дождем в окно камеры. Сигу было тяжело открывать глаза, снимать ночные глухие шоры с головы. Сон был в эту ночь ужасен. То Сигу снились консервные банки, набухшие и грозящие взорваться расплавленным бараньим салом, то пальмы, у южного побережья Новой Земли, склонили свои кроны под углом в 37 градусов, то сын садовника Муслима раздавал, начиненные тротилом, кокосовые орехи, проходившим по базару неграм. Сиг в этих снах был сторонним наблюдателем, всячески не желавшим принимать никакого участия в этих пикассовских бреднях. Спасибо мальчику Орфею... Орфей с утра был свеж от украденной накануне банки лососины в ананасовом соусе, а также от того нежного запаха детского мыла, которым мальчик Орфей каждое утро приводил себя в порядок.
- Сегодня едем проверять Аймнакопский район. Говорят, там «голова на месте», - зевая в последний раз и окончательно проснувшись, вымолвил Сиг.
- Голова такая же, как у Пушкина в «Руслане и Люси»? – рассеянно спросил мальчик Орфей, не забыв при этом оторвать от стены снимок голой монашенки с кубком вина и ломтем ветчины.
- Я рассматривал архивы, повествующие о становлении тутошних внутренних органов. Так вот... Голова Аймнакопского района вписан туда перламутровым бисером. Хотелось бы еще взглянуть на его начальника Трактира. Работу бы его оценить, да свечной заводик поближе рассмотреть. Они применили там новую технологию по добавкам бараньего сала. Местным нравится, - эту сакраментальную тираду Сиг выкрикивал из душа, одновременно бреясь, мылясь и сочиняя стихи пальцем на запотевшем зеркале.
- А Тарасик Бульбонявичус едет с Вами, уважаемый? – опять пытался узнать, озорной мальчик Орфей.
- Эк, тебя колбасит-то от лососины! Бульбевич его фамилия, нормальная, а не та, прибалтийская, что ты промолвил, - с небольшим раздражением исправил мальчика Сиг. – Конечно же едет. Ведь он то тоже инквизитор, только вот не из нашего кошерного круга. Если бы он не был спецом, его бы не прислали.
Внизу у перил, отделяющих двор караван-сарая и большого шляха, их уже стоял и ждал «Енисей» с улыбающимся казаком Гришей, почему-то обутым в красные кеды и горделиво осанясь, стоявшим чуть поодаль, ротмистром Пушкиным.
- Прошу вас господа. Усаживайтесь поудобнее. Дорога предстоит неблизкая. Я заготовил для вас лепешки с изюмом и айвой, в котелке у меня еще теплый шапсуг (от авт. – какое-то варево). Пить пока ничего не будем, - ротмистр закрутил свой ус и криво ухмыльнулся.
В очередной раз, перекрашенный в горчичный цвет «Енисей», издал протяжный вой, вздрогнул и белые полоски на дороге, замелькали под его брюхом. Ехать действительно пришлось долго. Гриша нажимал периодически на какие-то кнопки, благодаря манипуляциям которых из приборной панели автомобиля на свет появлялась губная гармоника. Гриша смачными губами прикладывался к ее дырочкам. В салоне машины раздавались потрясающие мелодии привольных степей, слышался топот табунов, задорный смех казачек и шмыганье носом от навернувшихся чувств ротмистра Пушкина. Тарас Бульбевич вязал на заднем сиденье, рыбацкую сеть на свой палец, Сиг задумчиво глядел на пролетавшие в окне горные хребты. У всех на душе было весело.
На одном из поворотов дороги, показался указатель населенного пункта.
- Дульский? – повернув голову, спросил ротмистр у Гриши.
- Тпрульский! – с гордостью выдул казачок Гриша, и, отпрянув от гармоники, сказал: - Все, приехали. Вон курень двухэтажный. Возле него красная тачанка, значит Голова на месте. Туда и ступайте, милые мои.
Едва Сиг под ручку с Тарасом выбрались из машины, откуда-то сверху ударили бубны, завыла сирена, по небу пустили два раза искусственную молнию. На дверях куреня стоял бравый морской пехотинец, вооруженный до зубов, в мотоциклетной каске и золотой фиксой на верхней челюсти. Тарас целой рукой выхватил из авоськи с арбузами свое удостоверение и протянул его постовому. Ни один член не дрогнул на лице этого команндос, только кивком головы он дал понять, что он умеет читать. Сиг блеснул бриллиантовым портмоне с бляхой и номером своей конторы. Шлагбаум был поднят тот час.
Коллеги засеменили по узким коридорам, ища лестницу на второй этаж. Под ноги постоянно попадались серебристые и белые кролики. Какой то половой нес наверх расфуфыренный самовар, забыв снять с его трубы хромовый сапог. Тарас грузно ступал по лиственничным ступеням лестницы. Ступени исполняли мелодию, напоминавшую нечто среднее между маршем Мендельсона и «Мустафа, Ибрагим» Фрэдика Мэркьюри.
Дверь приемной была обита шкурами снежного барса. Сверху висел серебряный колокольчик. – Надо звонить два раза, - сказал тихо из-за спины Тараса Бульбевича, ротмистр Пушкин. Сиг дотронулся до колокольчика, развернул смазанный парафином листок бумаги и стал названивать одну из партий колокольного звона, который он успел записать еще будучи слушателем Академии ПотуСторонуКосмоса.
- А откуда Вы, Ваше преосвященство, постигли искусство колокольного звона?
С таким вопросом к Сигу обратилось милое личико монахини, высунувшееся из оконца в двери, расположенного где-то на уровне колен Тараса. Тарас аж отпрыгнул назад и налетел нечаянно на ротмистра. Личико, полыхая девственной розоватостью щек, продолжало. – Вас, господа инквизиторы, уже давно поджидает Голова, - фраза неслась из открытой настежь двери. – Вот его дверь, прошу вас, входите.
Подтянув на поясе кушаки, синхронно шмыгнув носами, Сиг и Тарас вошли в келью Головы. Навстречу им поднялся интеллигентно выглядящий мужчина средних лет, с прической из седых волос в виде лаврового венка. Он был при полном параде. По три бриллиантовые морские звезды украшали его плечи на блестевших от проникающего солнца эполетах. Мужчина выпрямился и представился. – Юлий Осипович Топчкив. Голова и визирь Аймнакопского района. Рад видеть вас, господа.
Полковник Топчкив быстро набрал 38-значный номер. – Я сейчас вызываю начальника Трактира, будете в его ведении. Да и чертежи, технологию и процесс производства бараньего сала посмотрите в его документах.
Бас Юлия Осиповича потрясал. Это не был голос Левитана, это не был голос Шаляпина, это был скорее бархатный сильный баритон с басовитыми нотками уже сложившегося и многажды испытавшего судьбу мужчины. Пролетавшая стая голубых галок, получив порцию акустической волны с такими нотками, отказалась от своих намерений вообще куда бы то ни было лететь и бросилась вить гнезда на ближайшем дереве. От баса подпрыгивали сигары в коробочке, стоящей на столе Головы.
- Мой начальник Трактира в вашем полном распоряжении, господа. А я вынужден откланяться. У нас в соседней станице произошло убийство буйвола-рецедивиста, занесенного в Желтую книгу. Мне необходимо быть там срочно. Я надеюсь, что с вами, мы еще увидимся на Лукулловом пире, сегодня вечером. Юлий Осипович быстро собрался, у своего шкафа переоделся в блистательного тореро, прыснул из баллончика красной краски на свой плащ и со всего размаху сиганул в окно. Под окном стоял восхитительный жеребец-ахалтекинец, который от поимки в седло полковника Топчкива даже не присел, а, встав на дыбы, понес его в гору на всех махах.
Инквизиторы залюбовались этой сценой, этой лихостью и расчетливой мудростью Аймнакопского Головы. – Казак! – восхитившись, подумал про себя Сиг. – Козак! – восхищенно добавил на хохлячий манер Тарас.
- А вот и не угадали. Это бывший гвардеец королевской свиты, - эти слова произнес неизвестно откуда появившийся офицер, стоявший за спинами инквизиторов. – Честь имею представиться, майор полиции Володимир Радужный-Улыбка, местный начальник Трактира. Проверять будете в большей степени мою деятельность, ну и отчасти Юлия Осиповича.
Сиг полез в вещмешок за лекалами, Тарас доедал из сахарницы последние куски рафинада. Достав лекала, Сиг попросил Володимира показать их книжки-миньоны. Книжонки были представлены тот час. Приложили лекала. Лекала в точности совпадали с форматом книжонок, за исключением нескольких несущественных байт. Результат был многообещающий, поскольку тут и проверять то не имело смысла ничего.
- Усэ у порядочку! – обрадованным ртом, смеясь, сказал Тарас. – Мэни тут шо то жарко.
Он зачерпнул однопалой кистью рук сифон с газировкой и опрокинул его в свое поповское горло. Шипение углекислоты, вырывающейся наружу, кряканье Тараса, магнетизм улыбки майора Радужного-Улыбки, поднимало настроение. Володимир хлопнул в ладоши. Погас свет, стена раздалась в стороны и на появившейся карте обозначился красной флюорисцентной полосой какой-то маршрут.
- Раз вы так быстро закончили проверку технологии бараньего сала, то поедем-ка в горы. Да и обедать уже пора, - плавно проведя рукой и показывая на выход из кабинета, пропел Володимир. – Наши кони нас заждались.
Действительно, в коридоре к стене были приставлены коньки с леденцовыми головами и метровыми палками черного дерева. Радужный –Улыбка оседлал одного из них, не забыв показать, как лизать им головы и поскакал вниз на выход из куреня. – Была не была! – завопил Сиг и стремив палку между ног помчался в след начальника Трактира. А у Тараса от сожранного сахара начался приход. Тарас Бульбевич носил в генах хромосомы художника. Откуда они могли это знать, здесь в Аймнакопском районе и прочему они положили на подоконник приемной масляные краски? – летя по этажу на коньке, раздумывал Сиг.
Тарас тем временем выбрал тюбики только с черной краской и принялся за творчество. Вскоре, не прошло и 10-ти минут, как все стены имели изображения. Здесь были черный полуквадрат, полукруг и полумесяц, черные треугольники и пяти, шести и восьмиугольники покрывали потолок. На лбу у монахини-секретарши образовался очаровательный черный ротик и черный кораблик. Две черные параллельные линии ни как не могли пересечься, хотя и стремились к этому на протяжении всех помещений и плоскостей куреня. Слава Аллаху, краска закончилась, да и Тарас как-то подустал. Вытерев, с мощного лба трудовой пот, Тарас взгромоздился на одинокого конька и поскакал с гиканьем, свистом и залихватской песней, вниз.
;;
Во дворе куреня Гриша расстреливал от безделья из рогатки воробьев. Ротмистр Пушкин давал советы трем аксакалам, гревшимся на осеннем солнышке, как рассчитывать траекторию полета фугасных снарядов.
Володимир хлопнул дверцей своего голубого «Порше», выбросил в воздух несколько порций угарного спиртового газа и помчался в авангарде колонны, показывая дорогу. Сиг и Тарас заняли свои места в «Енисее». Гриша принялся рассказывать слезливую историю неудавшейся попытки увести у соседа молодую жену. Ротмистр Пушкин сучил ногами, тыкал пальцем в стекло и говорил без умолку.
Когда колонна выехала за пределы поселка Тпрульского, ландшафт сразу поменялся. Величественные горы, поросшие лесом в осеннем наряде 45-ти летней бабочки, следовали своей чередой. Проезжая по горной дороге, справа от машины гудела, бурлила и несла свои песенные воды река Белая.
- Вот сейчас, уважаемый Сига-сан, нам на дороге встретиться легендарный камень-скала, - проткнув лобовое стекло пальцем, выкрикнул вдруг Гриша. – Легенда такова. В пору коллективизации одна колхозница въехала на эту отвесную скалу на своем тракторе. Спуститься ей стало очень страшно, а может быть и западло. Тогда достала она матюгальник и гаркнула на всю округу: «Кто спустит меня с той скалы, тому я разрешу со мною в бане помыться». Этот слух распространился со скоростью звука по всему ущелью. Много казаков, колхозников, джигитов пытались забраться на этот чудо-камень. Никому не удавалось это сделать. Только лишь проходившему по дороге с остатками колбасы отцу Федору удалось это. Зажав полукружья колбасы между большим и указательным пальцами ног, он использовал ее как кошки у электромонтеров. Спустив грешницу на грешную землю, отец Федор отказался от помывки в бане, продолжив свой скорбный путь по отрогам Кавказского хребта. А колхозница так девственницей и умерла, - Гриша спешил рассказать легенду до появления скалы.
- Да неужто не нашлось казака то? – недоверчиво спросил Сиг. – Увы, милорд, не нашлось. Да их в ту пору, как Вы знаете порядком повырезали да на курорты Севера поотправляли. Те же, кто остался, ни то чтобы девственниц взрослить, сами себя обиходить не смогли бы от лени, пьянки и идеалов мировой революции.
Дорога круче пошла в гору. Сиг открыл окно, горный воздух наполнил салон «Енисея». Тарас попросил остановить машину. – До витру трэба! – уже на ходу расстегивая ширинку своих «ЛевиСтраусов» крикнул Тарас. На обочине дороге стояло несколько юродивых бабок, торгующих черникой, маслинами и 9 мм патронами к ПМу и «Кедру».
Сиг подошел к ним, взял несколько красивых ягодок и положил их в рот. В памяти сразу же возникли картины далекого детства, брянских лесов, яркого впечатления от общения с дядей Жорой Харьковским, когда они вдвоем собирали чернику. Вкус черники действительно был приятен. Захотелось петь и стрелять, купаться и нырять за донными камешками. От реализации таких идей Сига отвратил ротмистр Пушкин. – Поедемте еще выше, к месту которое в наших краях называется плато Вурдалаки. Красотища неописуемая, поверьте майор...- сказал и потянул Сига в салон, ротмистр Пушкин.
В салоне Тарас, уже сделавший свое дело «до витру» кряхтел и дымил трубкой. Гриша поддал «коксу» своему «Енисею». Тот жалобно заржал 6-тью цилиндрами и пустился в бег в гору. Указатели на дороге, попадавшиеся путникам, все чаще зазывали отдохнуть на одной из горных баз. Дышалось легко и свободно. Болтали не о чем, в предвкушении чего то необычного. Ротмистр дьявольски стрелял глазами и молчал как Лазо, опускаемый в печку.
Наконец приехали. - Дэ вурдалаки, дэ вурдалаки? – заладил Сиг. – Это еще не плато, это пещерная гора, - успокоил его Володимир, вылезший из своего «Порше» и надевающий меховой костюм полярного летчика.
Инквизиторам повезло с природой и погодой. Еще вчера вечером в горах выпал небольшой снег. Он покрыл красивую листву, взбудоражив своим холодом прекрасные запахи опавшей листвы. Воздух был пресыщен кислородом. По горе и стволам пихт прыгали белые белки с пульверизаторами и что-то разбрызгивали, наполняя воздух будоражащим ноздри запахом одеколона «Шипр». – Скажите, Сига-сан, Вам белки не мерещатся? – спросил Гриша, открывшего рот от восторга чувств и ощущений, Сига. – Да вот же они, прыг-скок делают! – радостно закричал Сиг. – Это голографическое динамическое изображение, - прибавил Володимир, - лучше пойдемте в пещеру. У нее очень приятное и романтическое название: «Чуть нежнее и чуть выше». Это название произошло от реплик спелиологички, нашедшей ее, два века назад.
Путники пошли опять в гору, но уже своими ногами. Корни пихт и берез, ясеней и дубов переплелись и выпирали над поверхностью. Жалкий мох изумрудного цвета покрывал эти выпуклости корневой системы. - В таком месте хочется просто умереть, а уж жить то здесь можно сколь угодно долго, не заботясь о своем здоровье. Природа сама о нем позаботится, - Володимир парил своими чувствами. Аналогичное состояние души было у всех. Пройдя пару сотен метров по следам йети и предыдущей экскурсии, инквизиторы заметили промежность в горе. Вход пещеры был обложен декоративным камнем, возможно малахитом. Название «Чуть нежнее и чуть выше» было выгравировано на медной пушке, сторожившей вход в пещеру.
Все нагнулись и гусиным шагом стали один за другим проглатываться пастью этой пещеры. У Сига запотело пенсне, ни черта не было видно. Тарас своей мощью раздвинул своды. Вдруг как-то сразу вокруг них появился человеческий голос охрипшего юноши. Юноша с красным носом, в плавках и коногонкой на лбу был штатным экскурсоводом. Его речь хрипела от выпитого, но, тем не менее, была плавна и ясна. Он много говорил, даже слишком много...А нужно было просто помолчать, насладившись нежной тишиной, чистейшим воздухом с постоянной температурой и вечностью мироздания. Потрясал возраст этой пещеры. Пенисами мальчишек стояли сталагмиты. Пенисами старикашек болтались сталактиты.
Юноша решил удивить еще разок, чиркнув кремнем по кресалу. От внезапно возникшей вспышки, все сталактиты-гмиты вспыхнули фосфорическим фейерверком. Это продолжалось секунды две, не больше. Сердце Сига было переполнено приятными и нежными ощущениями. Юноша был явный потомок исконно русских людей, ему захотелось поддать жару еще. Он нырнул в одну из расщелин пещеры и попросил помолчать всех присутствующих.
Сиг до сих пор хранит эти мелодии в своих ушах и сердце. Ни одна музыкальная шкатулка, ни один собор или клуб, ни одна дикая дискотека не смогли произвести большего впечатления, чем акустика этой пещеры. Откуда-то полился чистый латунный звон китайских трубочек-ветров, органы открыли свои рты, звук лился отовсюду. Какой там «ДолбиСораунд» или еже с ним. Инквизиторы находились в другой критической точке душевного состояния. Хотелось плакать, смеяться, любить, жалеть, согревать, ласкать и сочинять стихи. Тарас от перехлынувших через край чувств, слепил из подвернувшегося под руку сталагмита маленькую Венеру Милосскую. Сиг писал рифмы на стенках пещеры. Гриша тихонечко плакал, а ротмистр Пушкин, вытянув губы насвистывал «Марсельезу». Всем было просто и хорошо.
Кто-то ударил в гонг. – Что это еще за белый шум? – разъяренно рявкнул Сиг, - кто посмел надругаться над чистым звуком?
Юноша выплыл из той же расщелины, низко кланяясь и прося прощения, стал что-то говорить про выпуск гномов на работу и еще какую то ересь про подземных жителей. Тарас забурчал голодным животом. А это уже был установленный знак обеда. Пора было выбираться на поверхность.
Когда из пещеры появилась голова последним следующего юноши, то все офицеры вдруг узнали в нем красивую девушку. - Меня зовут Алена, - представилась присутствующим Алена, - я жена местного лесника. Приезжайте к нам еще, а то вообще оставайтесь. Сиг судорожно принялся креститься, направо налево отбивать поклоны, отводить беса, отводить лукавого, стирать из памяти заманчивые предложения и внезапно вспыхнувшее вожделение.
-Пора поисть!!! – как громом бабахнул Тарас и друзья бросились в салоны своих автомобилей.
;;
Сиг пересел в «Порше» Володимира, потому что тому было скучно. Какое-то время ехали молча. Потом разговор случайно зашел за охоту, и началось!!!
Перебивая друг друга, иногда с полуфразы понимая смысл сказанного, эти два офицера полиции превратились в настоящих мужчин, добывающих себе хлеб насущный не только отличием в своей службе, но и душевным состоянием охотника. Сиг постоянно рассказывал об различных видах охот, на которых ему довелось побывать. Володимир делал упор на оружие, насадки, скрадки, уловки и ужимки охотника, различные виды хитростей и особенностей горной охоты. Колеса голубого «Порше» отсчитывали километры. На одном из поворотов, Володимир резко крутанул руль вправо.
«Порше» и «Енисей», ехавший сзади, одновременно въехали на чудесную поляну. – Круголовные находки уже здесь! – немного расстроившись, сказал Володимир. И действительно, поляна была уже занята. Вкруг стояли фаэтоны, дилижансы и бедарки с номерами, имеющимися только у Управления Круголовных Находок. Возле транспортных средств, стояла веселая и явно возбужденная куча улыбающихся и смеющихся людей. В одном из них Сиг узнал старого камер-юнкера из Главного Управления Круголовных Находок, что прибыл участвовать в операции из Забубенсквы.