Время поэзии и время шизофрении

Григорий Домб
9,09. 2012. Что-то около двух ночи.
    Вот ночь, только что отпела «азака» - сигнал воздушной тревоги. Мы исполнили нашу служебную миссию на этот случай, послушили знакомые «бум», «бум» - два разрыва где-то в отдалении, - всё, как обычно, всё, как надо. Мой напарник отправился туда, куда ему предписано отправляться, а я — ха-ха! - вот она свобода! - я завёл свой лэптоп и пишу, потому что, когда падают ракеты, начальство не досаждает своим вниманием. У всякой неприятности есть приятная оборотная сторона. Только мухи перед хамсином (горячим ветром из Судана) являются злом абсолютным.
    Да, так вот что существенно. Мироощущение эпохи модерна, как и мироощущение монотеистической религиозной общины, подчинено некой сверхценности и некой сверхцели.   Готовим ли мы приход Мессии в ожидании Страшного суда, строим ли коммунизм (напомню - «светлое бущее человечества») или же, не мудрствуя сильно, двигаем во всю силу-мочь Прогресс, - во всех этих случаях мы полагаем, что миру присущ некий совершенный порядок и только временная порча сущности природы и человека (например, «отсталость») отодвигают в отдалённое будущее полное торжество гармонии. Вот уж, где «время временится из будущего». Настоящее и прошлое оцениваются с точки зрения соответствия эсхатологическому эталону. Это хорошо или плохо?
     Это никак.
Вообще-то, ПРОЕКТ играет в жизни людей колоссальную роль (эту мысль я усвоил от умных предшественников и нахально присвоил — так что и не ссылаюсь, как обычно). Есть выражение «бесцельная жизнь», и опыт тягучей тоски, стоящий за этим выражением всем, понятен (даже философам постмодерна). Самый распространенный человеческий проект — дети. Их растят, воспитывают и образовывают, а это значит, что им передают некоторые ключевые ценности и цели, выходящие за сферу личного опыта, - в этом деле люди поступают как носители и представители Культуры. Таким образом, этот проект оказывается глубоко укоренённым в прошлом и далеко «выдвинутым» в будущее.
     Тут всё нормально, по-человечески...
Можно, конечно, обучить детей изворотливости и дать практичное образование, но...как-то...что-то...что-то в этом не так...не многие решаются...
   Откажитесь от сверхценностей и сверхцелей, - вы получите жизнь, подобную математике без бесконечно малых и бесконечно больших множеств, без «сомнительных» методов, вроде всяких заковыристых индукций... - тоска и пошлость!..
  Но оперировать объектами такой сложной природы нельзя так же, как мы оперируем конечными объектами.
  Если мы смотрим на будущее, как на калибровочное решето, а события настоящего и прошлого оцениваем с точки зрения того, проходят ли они в удалённые дырочки этого размера и этой формы, - мы лишаем жизнь её автономности и движения, т.е.свободы.
Настоящее — первая жертва этого произвола. Монады настоящего, данные нам в стробоскопическом освещении нащих переживаний потока жизни, - эти многомерные, вёрткие и непослушные сущности — они без грубого насилия не влазят ни в какие калибровочные отверстия, просверленные бравыми слесарями. Того хуже — настоящее движется всегда куда-то «не туда»!. Оно происходит, следовательно, из испорченного прошлого и само уже — здесь и сейчас — становится испорченным прошлым.
Здесь у человека есть выбор. Можно поступить в соответствии с магистральным потоком Культуры и признать, что ПРОЕКТ — страшно сложная динамическая штука с массой непределённых и абстрактных параметров. Ну, что-то вроде Вселенной у астрофизиков. Тогда общество втягивается в драматургию познания потрясающей красоты и напряжённости. Дух захватывает от гармонии небесных сфер!
    Однако, чтобы посмотреть на вещи таким образом, общество — именно общество, а не его отдельные представители, общество, как органическое целое со сложной системой институализированного интеллекта, - общество должно обладать способностью оперировать сложными системными абстракциями.
  Адекватным социальным воплощением ПРОЕКТА является поэтическая метафора, адекватным общественным переживанием ПРОЕКТА является поэтическая речь. Христианская проповедь, как метафора, как поэтика — есть порыв к гуманизму, его жизнь в качестве калибровочного решета — инквизиция. Непереносимость обезличивания, вялости, деградации, вожделение к могуществу, к гармоническому единству личности и общества, взятые как метафора, - всё это Ницше. То же самое как идеологическое клише и устав ордена бодрячков-оптимистов — фашизм. Стиль речи Ницше не менее важен содержания, вернее, коннотация его текстов в отрыве от их стиля — это и есть фашизм. Кто не чувствует стиля, не может видеть различия между «Белокурой бестией» и эталонным офицером СС.
   Коммунизм как проект социальной инженерии - это штука интеллигентская, инфантильная и тупо религиозная. Ни буржуа, ни пролетарий, ни крестьянин, ни свободный гражданин греческого полиса, несущие заботу о реальной жизни и высоком Поэтическом проекте  - никому из них не пришло бы в голову, что обобществление собственности и жизнь, в которой общественное доминирует над частным, - что всё это хорошо и богоугодно.
     Видится несколько причин, почему можно полюбить коммунистическую идею.
Во-первых, из презрения или даже из ненависти к миру материальному, «падшему», как это было у ессеев и ранних христиан в древности, да и теперь — у экзальтированных религиозных сектантов. Таким надо освободиться от пут собственности и личности, чтобы достичь искомого состояния богоугодности.
  Можно так же прийти к коммунизму исключительно из инфантилизма. Западный интеллигент-гуманитарий, находящийся на солидном госудрственном пансионе, нуждается только в возрастании индекса цитируемости его сочинений. Средства к существованию — так начинает очень быстро казаться — достаются ему по неотъемлимому праву человека и гражданина. Отсюда совсем легко прийти к полной левизне, надо только предположить, что опыт интеллигента-гуманитария универсален, а опровержений этого опыта не может быть уже потому, что в социальной сфере нет объективных критериев различения истинного от неистинного. Такое предположение приходит в голову сразу и не покидает её уже никогда. Отчего? От того, что деятели political sciences ничего, как правило, делать не умеют, а из математики учили толком одну лишь прикладную статистику, да и то, «чтобы приложить!». Об инфантильном коммунизме я как-то мылился написать в связи с хиппи, опираясь на книгу Роззака «Зеленеющая Америка». Ну, мылился, но до конца не довёл. Если кратко, то Роззак объясняет общинный идеализм, пацифизм и прочее из идейного арсенала хиппи ни чем другим, как тем, что средний класс в США разжирел настолько, что дети его стали расти, не зная, что есть забота о жизни, да и что такое жизнь как она есть — тоже.
    Интеллигентский коммунизм 19 столетия происходит из причудливой смеси ингридиентов самого разного происхождения. Во-первых, из...аристократического, с одной стороны и христианского, с другой стороны, презрения к буржуазному корыстолюбию и прагматизму.
    Из христианского же возвеличивания убогих, т. е. лишённых, т. е. бедных, но "онаученного" диалектикой Гегеля или еще кого, например, того же Шеллинга.
Но и без религии философский идеализм тоже приводит к чему-то вроде коммунизма, поскольку рассматривает историю как историю Духа, Идеи, а естественное бытие идеи не приватизированное, а национализированное, а, еще лучше, - вочеловеченное во всемирном братсве народов Земли и — а чего мелочиться! - других разных обитаемых планет. Понятное дело!
   Успехи науки в 19 веке так впечатляющи, что коммунизм надо обязательно натянуть на наукообразную колодку. Появляется Марксизм. Потом и Марксизм-Ленинизм. Ну, и поехало!
     Коммунистические верования кажутся естественными у Бакунина, Маркса и еще даже у Ленина. Но Сталин, Брежнев вся КПСС уже никак не могли быть коммунистами по естеству,  - они были людьми с раздвоенным шизоидным сознанием, поскольку принадлежали уже к совершенно другой культуре, из которой коммунистический комплекс веро-переживания никак не вытекал.
Наступило время социальной шизофрении. Об этом позже.
Однако, ясно, к чему я клоню, вернее, склоняюсь под дуновением лёгкого ветерка истории.

И пока!