Хотелось понять, а не спорить с Сергеем Кургиняном. Да какая разница, кто прав: он, я, кто-то третий или никто! Это политику важно доказывать свою правоту, несмотря ни на что, а нам зачем? А вот понять, да, хочется.
Что же произошло с нами в годы Перестройки?
Стал я вспоминать, что про всё это знаю и - пошли распутываться клубочки. Доразматывались до Великой Французской революции, да я их стал сматывать обратно - такие длинные оказались концы - и сам запутался. Текст при этом развалился, но я о том не жалею. Всё равно, ни времени, ни ума, ни образования для создания систематической теории у меня нет. Поэтому я всё и оставил после сокращения кусками исключительно из уважения к тебе, читатель - сам разберёшься!
Вот и разбирайся, если любо!
Картинки, как обычно, вставлю позже, или вовсе не вставлю.
Я устал как мельничный осёл, и во всём остальном ощущаю себя этим не лишённым обаяния и голоса животным.
А куски-то вот они!
***
Вообще-то, говорить о советской интеллигенции как о чём-то монотонном и гомогенном было бы некорректно. Как ни мешали интеллигенцию, как не пытались создать новое образование в рамках новой социальной общности «советского народа», всё-таки и невооружённым глазом можно было различить слои, совершенно не слиянные и вполне осознающие себя такими вот особенными.
Ну, во-первых, была жива еще даже в конце 80-х довольно значительная группа «недобитков». Я имею в виду ту интеллигенцию, которая была сформирована в среде НЕПРЕРЫВНОЙ традиции европейской и русской культуры, берущей начало в Средние века и несущей свои ценности, идеалы и нормы через века без потерь и даже с новыми приобретениями. Это достаточно просто обнаружить при рассмотрении биографий, карьер и мемуарной литературы советских учёных-естествоиспытателей математиков. Необходимость модернизации промышленности, особенно, оборонной накладывало жёсткие рамки на «классовый подход» в этих сферах научной деятельности. «Наш» или «не наш» - учёный должен был давать результаты, которые либо соответствовали экпериментальным и теоритическим критериям валидности, либо должны были квалифицироваться как ахинея. Время от времени, кто-то из ловких академических манипуляторов получал прямой доступ к высшим эшелонам партийной бюрократии и возникало что-то вроде «лысенковщины», т.е попытки создать собственную науку, коммунистическую, а не «загнивающую»i. Но через какое-то время всё вставало на свои места, хотя и с опозданием и с тяжёлыми последствиями для человеческих судеб и общей интеллектуальной атмосферы. Отсюда — выживание интеллектуальной среды, благоприятствующей консервации таких норм существования в научном сообществе и в жизни в целом, котрые фиксировались отживающими нормами научной и человеческой порядочности, методологической преемственности и глубины, практической коррелируемости. Естетсвенно, наряду с собственно научной практикой в плановом государстве при тотальном контроле со стороны партийного аппарата, существовала еще и научная «политика», т. е. та сфера, где выбивались деньги и штат под научные исследования. Учёный должен был лавировать, искать коммпромисы и играть в чужие игры. Кто-то делал это ловчее, кто-то нет, — жизнь! - Приходилось! Но это не есть нечто исключительное: дипломатией финансирования науки учёные занимаются при любом строе и любой форме собственности в той степени, в которой они включены в глобальную систему общественного разделения труда. Всем нужен циклотрон или 300 кг. вольфрамовой проволоки, но не все получают деньги на них и в Совке, и на Западе, и в 20-ом веке, и в в 19-ом. Но на Западе или в России 19 века учёный мог держаться в стороне от политического суждения. Во всяком случае, в нетоталитарном обществе политическое суждение не-обществоведа, как правило, не сказывается на его профессиональной успешности. Другое дело Советское тоталитарное общество. Дело не в том, что оно социалистическое или коммунистическое. Дело в том, что оно...массовое.
***
Лавинообразный охлогенез, порождённый развалом фронтов 1-ой Мировой войны и разрушением монархического и — в целом — традиционного уклада российской жизни — предоставил большевикам «МАССЫ», ожидающие харизматических лидеров и готовых к революционному перевороту. Большевики полагали, что совершив революцию, они «оседлали» трудящиеся массы и поведут их к строительству земного рая. Ошибка! Большевистская власть из диктатуры разночинной революционной интеллигенции с марксистской подкладкой, быстро трансформируется в охлократию, как только вовлекает в историческое действие толпы маргиналов. Охлогенез действует без вычетов! Строится массовое общество с госудрственной формой собственностью. А в других местах - на Западе -массовое общество с частной собственностью. Но это была Россия, и это было время всемирной модернизации, когда именно пролетарские массы поражали воображение интеллигенции, это было время моды на социализм и марксизм, - в России строили нечто с общественной, т. е. с государственной собственностью на средства производства, а не что-то другое. Государственное строительство вынуждает снова обуздать массы и направить их энергию соответственно «задаче момента». Это делает новое поколение вождей. Выходцы из разночинской эпохи, «старые революционеры», - теперь и они становятся слишком интеллигентными. Власть берут вожди охлоса, т. е. те, кто вовремя понял, что управляет массами лишь правильное чередование и сочетание страха, ненависти, экзальтации, и...голода. Сталин, окружённый Шариковыми и Швондерами, образовали новую властную элиту. Шариковы и Швондеры были управляемы с помощью тех же средств, как и «широкие народные массы» - страх, экзальтация, ненавись и...голод, как постоянно маячившая перед глазами реальная угроза утраты относительного благополучия, за которым следовал голод не символический, а реальный — голод ГУЛАГа. Обрати внимание читатель на удивительную вещь: все от Ленина до Гитлера и Рузвельта читали и изучали классический труд Лебона "Психология народов и масс", в котором были заложены основы концепции манипуляции массами. Однако, это обстоятельство, как и сама концепция толпы, массы, - старательно обходят вниманием все, кому следовало бы об этом говорить... И хрен с ними! - Я уже ругался по этому поводу.
***
Массовое общество и есть общество тоталитарного сознания, оно просто не может сознавать себя в иных формах. Для такого сознания двух автономных истин Маймонида — знания (наука и опыт) и веры (религия и мистический, сверхчувственный опыт), - для массового сознания этого слишком много, это слишком практично, это предполагает корреляцию знания с практикой, верификации и фальсификации суждений — невыносимо для фанатика! Нет, для массовго сознания ВСЁ ЕСТЬ СФЕРА ВЕРЫ. Но как же быть, если наука нужна, чтобы производить еду и оружие? И слово «наука» на слуху и её, науки, достижения на глазах!.. «Пролетарская наука», построенная на формулах грубо абсорбированной марксистской веры, - она не годиться ни к чёрту там, где нужен практический и предсказуемый результат — этот урок был извлечён уже в первые послереволюционные годы! Что делать? - Всё просто! - Надо обмануться и обмануть! Скажем тогда, что советский учёный естественник и математик познают природу вещей благодаря именно новой вере. Чтобы ни у кого не было сомнений в этом, заставим учёного ссылаться на классиков марксизма-ленинизма — это уже необходимый ритуал — не обойти, чтобы не прослыть опасным еретиком. Поскольку научная методология восходит к вещам совершенно древним и предшествующим марксизму-ленинизму-сталинизму, введём понятие «стихийного материализма», как бы прозревающего в примитивной форме будущий свет истинной веры. Что-то вроде Иоанна Крестителя. Что на самом деле делает учёный — этого мы не понимаем, этого мы знать не хотим, тут мы отворачиваемся и произносим формулу отречения от Сатаны! С точки зрения правоверного совка — творчество высоколобых интеллектуалов осуществляется во мраке и слегка попахивает серой. И это «подземный» мир, о котором днём не говорят — это мир умолчания. Здесь царствует 1-й отдел, оборонный заказ и призрак — спаси и сохрани! - разглашённой государственной тайны!.. В мифологическом собрании Совка много обывательских легенд о невообразимых размеров подземных сооружениях, находящихся на невообразимой глубине, - там, где делают ракеты и водородные бомбы.
Дневной мир — мир коммунистической (научной!???) веры — матери всех военных, производственных, социальных и научных побед.
Эта мистерия тьмы и света — контекст, в котором имела место быть советская наука.
***
Ха! Забавно и поучительно, что и для Сталина было отведено место в подземном мире. Обыватель испытывал эффект «дежавю», узнавая, что Сталин спал днём, а работал и принимал ночью. Ночью! Во тьме! Существовавший реально подземный бункер, связанный с Московским метро, был еще и общезначимой метафорой массового мистического сознаия. Образ Сталина ассоциируется с тёмной, подземной, «нижней силой», которая, как секретное оружие, оберегает и защищает обывателя, является тайным источником явных — при дневном свете — побед. Массовые репрессии во времена Сталина по многим причинам не вызывали протестов. Но, как представляется автору этих не слишком лаконичных заметок, главная — это то, что подземному божеству пристали человеческие жертвы. Выходит, что советский обыватель невольно становился адептом языческого культа подземного божества?
Ну, да! - Разве не похоже? В монотеистических религиях жертва должна быть чиста и физически, и нравственно. Второе означает, что Всевышний не принимает безнравственной, негуманной жертвы, потому что нравственные ценности являются производными всё той же воли Единого Бога. И Всевышний не может быть злым так же, как не может быть ограничен в силе чем-то внешним. В конце-концов, монотеизм доходит до идеи жертвы духовной, «сердечной», «любовной» жертвы, до аскетического подвига во имя Всевышнего - Тут начинается такая диалектика, что лучше на этом остановиться — так и сделаем!
Языческая жертва — всегда сделка, в ходе которой жертвующий что-то платит и с некоторой вероятностью за это получит что-то желаемое. Плата может быть любой: один бог требует сожжения младенцев для пролития дождя, и он и получает, то, что требует, другой даёт урожай в обмен на кровь и семя свежеоскоплённого жреца — ну, как же без урожая! — Вот кровь и семя этому богу!.. Читая «Иллиаду» и «Одиссею» я всегда валяюсь, впечатлённый взаимоотношениями греков с их богами.
Для язычника жертвоприношение вне добра и зла. Есть расчёт или так легли «карты» прорицателя. Главное, чтобы жертва была достойной, и чтобы она была принята.
Массовое общество в конце концов полностью освобождается от нравственного содержания сознания, от рационального, от реального. Идеология по инерции еще производит лозунги со словами, выходящими из употребления «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи!» Но это уже слова-вырожденцы, у них нет ни значения, ни смысла. Начинается то, что получило название «эпохи застоя».
***
История последнего цикла омассовления в России довольно коротка, но очень впечатляет: она начинается со второй четверти 19 века и продолжается до сегодняшнего дня. И лет-то всего ничего, а как много пройдено! Интересно проследить, что и как.
Сущность омассовления общества ( о чём автор много раз в этом блоге что-то пытался сказать) как раз и состоит в разрушении связей между людьми, - связей, опосредованных культурой. На смену сложным и ёмким — лаконичным или не слишком — метафорам общения, наполненных культурно-историческим содержанием, приходят архаические примитивные ритуалы, окликающие иррациональные мистические мировоззренческие конструкты. Символика кровавой жертвы, символика всепожирающего очищающего пламени, дуальное позиционирование мира, в котором сложность реальной живой жизни снимается противостоянием «своего» и «чужого» (пролетарского, например, и не-пролетарского, арийского и не-арийского, демократического и не-демократического, гомосексуального и гомофобного...), - этим наполняется сознание общества в период охлогенеза, и это содержание сознания делает общество массовым, превращая разнообразие сознаний в гомогенное тотальное образование.
И вот какие чудеса!
Ф.М. Достоевский, автор «Бесов» - этого всемирного бестселлера контрреволюции — совершил до сих пор мало оценённый подвиг во имя...торжества русской революции и охлогенеза!. Можно сказать, что в некотором смысле Достоевский сам пригласил в Санкт-Петербург бесов... Он сделал это вслед за Н.В. Гоголем, человеком в высшей степени религиозным, находящимся в непрестанных нравственных исканиях и терзаниях. Как отмечает Соломон Волков в «Культуре Санкт-Петербурга» Н.В. Гоголь создал образ русской столицы фантастической, призрачной, зловещей, исполненной зла, уничтожающего маленького человека. Само величие Северной Пальмиры — сказать, кстати, столицы Третьего Рима, воспреемницы истины Византийского христианства, - само это величие выступает у Гоголя сущностью враждебной человеческому началу.
Мир, созданные Ф.М. Достоевским лишает город даже величия. Петербургские городские ландшафты Достоевского — собрание трущоб, грязных увесилительных заведений и бастионов купечества, ростовщиков и околоточных. Русское общество рисуется не просто больным, но метафизически больным — потоки больного сознания, обретающего себя в речи и поступках насилия и самоистязания, - этот образ возвышается над всем. Нравственный — религиозный и потусторонний по своей сути - подвиг осуществляется проституткой или душевнобольным незаконнорожденным князем, т. е. людьми «не от мира сего», униженными ниже человеческих границ унижения, следовательно — тем уже возвышенными.
Этот мир Достоевского стоит того, чтобы его уничтожили во имя праведников, устремлённых в «тот» мир. Как бы не воевал Достоевский с нигилистами, как бы не зарывал, убеждённый своим автором-родителем, студент Родион Раскольников топор войны с ничтожными старухамику -процентщицами, - человеку практическому, человеку этого мира старуху хочется убить еще сильнее, но не одну — от одной старухи польза только себе самому, а нужно принести общую пользу, - надо убить много старух, всех старух, прислужницу Лизавету тоже можно, потому что...так случается, когда осуществляется жертвоприношения во имя высшей цели!
Собственно, Гоголь и Достоевский вполне могут сойти то ли за «очернителей» (диссидентов), то ли за буревестников свободы (тоже диссидентов), - как на чей вкус.
Куда же делся тот, другой Петербург, - прекрасный, поэтический, волшебный, - средоточие рафинированной русской культуры? Всемирный город литераторов, музыкантов, художников, актёров, учёных? Всё там же, на том же месте и в то же время! Но в Петербург приходит и разрастается новый «этнос» - разночинцы - для которых аккумулированная дворянством культура чужда, враждебна и даже неузнаваема как культура.
Практически никто из разночинных властителей умов 19 века не получил систематического образования, не прошёл дрессуры Аристотелем. Разночинный интеллигент-гуманитарий — как правило студент-недоучка, штудирующий созвучных его внутреннему потоку образов Гегеля и Шеллинга в шумной и не слишком усидчивой и трезвой компании себе подобных. Проникнувшись, они восклицали — им иногда казалось - цитировали что-нибудь, вроде «всё действительное разумно» или же переиначивали на что-то такое: «дело прочно, когда под ним струится кровь». Что-нибудь такое или эдакое. Разночинцы, отвергнув дворянскую культуру, отрываются и от мировой. Начинается становление «массовой интеллигенции». Она уже мыслит бинарными оппозициями, не сильно печалится о нравственной цене жертвы, - она организует загонную охоту на «царя-осободителя» Александра II, то взрывая заодно солдат, прислугу и так, мимо идущихii... Абсолютное добро — народ, абсолютное зло — самодержавие. Ироническая социология Салтыкова-Щедрина и рассудительная философия истории Герцена кажуться слишком умеренными, барскими — хоса маловато! Что же до Лескова, потрясающего стилиста и замечательного вдумчивого наблюдателя жизни, то он вообще оказался где-то на самой дальней периферии внимания русской интеллигенции, пока какие-то идиоты не решили объявить его знаменем консерватизма, национализма и православия. Вот бред-то! - Это Лескова!.. Вот же, пигмеи! Это каким же местом надо было читать!
***
Всё же, это первая волна омассовления интеллигенции, а инерция культуры велика и её укоренённость в сознании глубока даже у тех, кто верхами пробежал по Гегелю и преклонялся перед Гоголем-стилистом не меньше, чем перед Гоголем-обличителем. Разночинная гуманитарная интеллигенция для пролетарской революции не годилась, и она в самом деле отшатнулась от революции, когда увидела это грозное, безжалостное и грязное божество в его «действительном и реальном бытии». Революционный хаос был страшен, но и обуздание этого хаоса коммунистической диктатурой — как бы ни ещё страшнее!
Аристотель: охлократия сменяется деспотией вождей!
***
Да, так вот - продолжение следует.
iРусскую науку в противовес жидовствующей пытаются создать и пропагандировать до сих пор. В этом деле успехи могли бы быть не столь скромными, если бы самолёты не должны были летать, а трансплантированные сфинктеры открываться и закрываться вовремя и стабильно. В будущем, в виду того, что искусственный интеллект занимает в науке всё большее место и скоро его роль станет и вовсе определяющей при получении научного знания, - методологическое мышление перестанет быть практически восстребованным, и тогда русская наука (или чукотская, или еврейская) сможет на самом деле восторжествовать над наукой враждебной, чей тотем слабее.
ii"Конь бледный» Бориса Савинкова (Ропшина), замечательного эссера-террориста, свидетельствует нам о том, что интеллигент-народник еще не вполне освободился от «тотальности» нравственного сознания, и кровь невинных, и само убийство во имя любви к народу являются источником внутреннего разлада вплоть до распада сознания. Но всё впереди! «Нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики!». В «Разгроме» Фадеева комиссар отнимает у бедного корейца последнюю свинью во имя победы революции. Фадеев еще понимает, что тут нравственная коллизия. Но эта коллизия уже не становится поводом для трагедии. Так, эпизод... Через некоторое время деятельность продотрядов, изымающих у крестьян средства к существованию, вообще не будут интересовать литературу с нравственной точки зрения. Для этого крестьянин станет кулаком в тот самый момент, как у него во имя победы коммунизма изымут хлеб. Кулак чужой — нет проблемы!
Да, так вот я не к тому, что всякое насилие зло, а только к тому, что всякое насилие или воздержание от него есть СТРАШНАЯ ПРОБЛЕМА! И этой проблемы нет у толпы. Никаких проблем!