Апология Совка

       
Продолжаю перетаскивать из блога с небольшой попутной редакцией.

                ***

        Я жалею о Совке. И вот точно не потому, что был тогда молод. Молодость моя была дурацкой и безответственной, - чёрт бы с ней, и не вспоминал бы даже!
Однако, ушедший навсегда Союз жалко.  Свобода снимать фильм под названием «Бабло» или пересказывать с университетской кафедры не предназначенного к пересказу Жиля Делёза, на мой взгляд, куда менее дорогая свобода, нежели не-свободно сидеть на кухне друга-художника в Киеве с другом-философом из Тбилиси и другом-философом из Ленинакана, - сидеть, толковать о неокантианстве и ругать  партийные власти за косность и отсутствие свобод. Умное сидение перемежалось хорошими, ненатужными анекдотами о Брежневе, Сталине и Ленине, - в самом деле смешными анекдотами, каких теперь не сочинить: для анекдота должна быть стихия комического в жизни, т. е. должен быть возвышенный верх, должен быть низменный низ, из которых — при встрече где-то посередине между ангелами и бесами - рождается смех.  Какой же смех, если теперь вся жизнь ниже пояса? Разве что при слове «писька» публика может заржать, потому что «писька» уже слишком возвышенно звучит, а в обиходе используются другие, низовые слова. Ну, и опять же - «писька», она маленькая, а маленькая писька предицируется общественным мнением неудаче, а неудачники смешны, потому что больше не над чем смеяться.
Была в благословенные Советские времена еще одна развлекаловка: обсуждать неизданные книги и не снятые фильмы. Была горечь, что не издали, что не дали бюджет на съёмки, потому что и книга, и фильм оказались дряблой партии коммунистов не в масть. Однако, за этой горечью была Книга, и был Фильм. Они всё равно были! Как же их не было, если мы их обсуждали? Значит, культура была сильнее немощной политики? - Именно так! Но мы этого еще не понимали.
Мы многого не понимали. Проклинали войну в Афганистане, допроклинались до того, что ветераны этой войны при первых конвульсиях Перестройки, подались в бандиты. И что? Там, в Афганистане, снова война, которую теперь ведут не какие-нибудь монстры из Империи Зла, но белые ангелы Свободного мира. Кто противник Белых ангелов? Да, всё те же, кто воевал против Советских монстров...
Я не говорю ничего нового, вернее, новизна есть только в моём способе речи — я говорю спокойно, потому что обличительный пафос неуместен — вляпались, и надо как-то выбираться. Последнее дело признавать поражение из-за того, что на тебе груз вины и неловко теперь трепыхаться. Любимый приём у бандитов, когда они выбивают реальные или мнимые долги: надо убедить человека, что он виноват, что он поэтому — ничтожество, - тогда из жертвы можно верёвки вить, можно даже толкнуть такого виноватого человека на предательство, на подлость. Жизнь часто являет нам своё бандитское рыло, но рыло — не единственный и не главный образ жизни. Есть ради чего не сокрушаться даже под гнётом собственный вины.
Мы не понимали многого, думаю, не понимали главного. Частью, это потому, что мы были просто малограмотны в том, что относится к философии истории.
Историю КПСС и Научный коммунизм никто не принимал всерьез, было зазорно получать на экзамене высший бал по этим дисциплинам. Специализировались в этих науках и преподавали их обычно люди или весьма посредственного ума, или откровенные карьеристы с умом сметливым, но мелким. Не то, что бы в учении Маркса, Энгельса, Ленина не было ничего, достойного нашего внимания. Было, конечно, и многое. Так ведь никто не изучал и этих авторов как подобает — спокойно, в историческом и культурном контексте, в ретроспективе и перспективе в постоянной корреляции с опытом, т. е. с живой жизнью. Всё, что было не совместимо с учением классиков марксизма-ленинизма (вернее даже, с их официальными примитивными интерпретациями) из публичного обращения изгонялось.
Мы старались мыслить независимо, мы смеялись над официальной философией, но были мало образованы и слишком закрепощены, чтобы судить об обществе свободно и здраво. Худо ли, бедно ли, Западная философская литература была нам, несмотря на все ограничения и запреты, доступна, когда в пересказе, а когда и в подлиннике. Но это не решало проблемы, потому что и на Западе немного можно было встретить в ту пору образцов свободного и научного мышления в обществоведении. Как раз в 60-е там попёрла мода на совершенную философическую левоту. Одни пустые идеологемы вместо других. Разве что «оттуда», а потому привлекательнее.
Запад действительно, представлялся неким идеалом жизненного устройства. Говорили, что там свобода мнений, слова, совести и, вообще, демократия. Оттого, жизнь там обеспеченнее и лучше. Отчего же никому не приходило в голову задаться простыми вопросами, на которые уже были довольно нетривиальные ответы. Какие же вопросы? Да, вот!
Чему Запад обязан своим экономическим процветанием, и насколько этот самый залог его, Запада, благополучия сохранился во всей своей животворящей силе до нашего времени?
Как связана демократическая форма власти с другими сферами жизни общества, как она влияет на культуру, на образование, на науку, на общественную мораль? Нет ли тут тенденции к вырождению именно в силу специфики действия электоральных процедур и демократических свобод?
Существуют ли иные, лучшие, возможности обеспечения максимальной свободы гражданам общества и обществу в целом как только посредством стандартов Западной демократии?
Вопросы этого рода можно множить, но главные я привёл. Мы не задавались этими вопросами. Я — точно не делал этого до 1991 года. Интуиции мои были вернее моих умствований. Мне казалось, что не стоит добивать коммунистов, но, напротив, имеет смысл «прижаться» к ним, чтобы нельзя было ударить друг друга, но можно было бы услышать. В самом деле, у них, у партийных чиновников, был уже накоплен огромный опыт управления и сформировалась какая-то, пусть с гнильцой, но этика политической деятельности. Коммунистам, как и нам, не хватало элементарной культуры мышления и обществоведческой компетенции. Нам не хватало того, что я теперь назвал бы «породой», которая — порода - нетерпима к поспешному, вкусовому и необоснованному суждению. Но я не понимал, что «порода» не приобретается в одночасье, если приобретается вообще из одного только понимания, что «иметь бы не худо».... Моим друзьям в то время, знавших меня как существо радикальное, эта новая позиция показалась нерешительной и несуразной. Куда «прижиматься», если пришло время брать власть, а так хотелось!.. Впрочем, я не умел тогда внятно объяснить, отчего мне расхотелось воевать... Mea culpa! Впрочем, одно соображение приходило мне в голову, и я им делился. Вот что я тогда подумал.
Демократия в её Западном облике времён расцвета предполагает принятие законодательных решений посредством речи. На то и парламент, чтобы делать там «парле». Но польза от публичной речи бывает только тогда, когда есть единое для всех говорящих речевое поле с едиными законами принятия и отвержения суждений. Таким полем является логика. Логика груба, логика рождает бюрократию и власть циркуляра, но без неё любой демократический институт — фикция. Есть в обществе демократия или её нет, - об этом нужно судить не по формальным институтам власти, а по тому, режет ли законодательной, судебной и исполнительной власти, - режет ли им ухо алогизм. Первый Съезд Советов нашей Перестройки убедил меня в том, что никакая демократия в такой речевой среде невозможна. И дело не в коммунистах или демократах, а в том, что труп Аристотеля болтается на верёвке при входе во Дворец Съездов. Я поделился этим соображением с доступной мне в то время общественностью, но не был услышан НИКАК. По прошествии времён, очутившись в Израиле и тесно прижавшись к Западу во всех смыслах, включая возможность быть там и смотреть, я увидел, что речевого поля в упомянутом выше смысле нет и тут, причём, риторический беспредел на Западе ничуть не меньше, чем в России или в других осколках Союза. Причина этого лежала на поверхности: чтобы манипулировать массами, не надо ни доказывать, ни опровергать. Тут действуют другие законы речи, и вся постмодернистская общественная наука только тем, по сути, и занята, что создаёт и тиражирует манипулятивные клише.
И я подумал, что всё дело в МАССАХ. Что есть народ, и что есть масса, и что это не одно и то же.
И что ответ на вопросы нашего времени лежат в области теории массовых процессов, - теории, которой нет, потому что её никто не хочет.
Но мне не по силам создать такую теорию. Есть люди поумнее меня и куда лучше образованные, но им чего-то не хватает. Бог знает, чего им не хватает. Иногда мне кажется, что просто-напросто элементарной порядочности — научной и человеческой. Но так мне кажется, когда хорошее настроение и оптимизма вдоволь. В других случаях, я просто меняю тему: а не подумать ли о чём-нибудь другом!..

Да, но сожалея о Совке, я должен со всей определённость, на какую в другое время и по другому поводу не способен, - должен сказать, что Союз не мог не пасть, и что утверждение Сергея Кургиняна о том, что падение Колосса последовало в результате отравления неким ядом диссиденства, - что это утверждение ложно.

Колосс упал, потому что очень быстро деградировал. Он деградировал так быстро, потому что это было заложено в его природе. Были ли заложены в этой природе возможности развития, можно ли было направить историю по другому пути — на этот вопрос у меня пока нет ответа. Я не знаю! Но попробую узнать.
Обо всём этом в следующем посте. Я написал бы об этом тут, да бес попутал написать о грузинском полицейском. А потом бес попутал написать о времени, как оно мне явилось. И написал, поскольку ночь и пока никто не мешает.
Но близится утро, за ним придёт день, которого я...да, именно, - которого я не хочу.