Увертюра для Хана
Ты тревожишь меня, как засохшая корочка на губах. Забываешь о ней, перестаёшь осторожничать, улыбаешься не краешком рта, а во все тридцать два голливудских, и она лопается, причиняя резкую боль, и сочится из-под неё сукровица, напоминая о том, что я живая и совсем непрочная. Ты напоминаешь мне о том, что моё сердце может биться в другом режиме, холодея от радости и горя от нетерпения, может, но уже почему-то не бьётся.
Стоит холодный май. Холодный не то слово, то четыре градуса тепла, то дождь на неделю, то очень короткое тепло на один день. Народ пустился в философские рассуждения на тему: какой организм способен выдержать подобные перепады температуры? И все с нетерпением дожидаются установленного ответа: конечно, никакой. И с удовольствием добавляют: даже самый здоровый. Каждый в глубине души надеется – сам-то и есть этот самый здоровый организм, и уж кто-кто, а он переживёт погодный катаклизм. Словом, всё как всегда у нас: знаю правду, но никому не скажу. Самое время подумать о загадочной славянской душе.
А она, столь притягательная для многочисленных народов, претерпевает колоссальные изменения. Нет, молодечество, лихость, бесцеремонность, напряжённые поиски рожна, на который надо лезть, – остались. Появилось желание предусмотреть своё личное светлое будущее и реализовать мечту, потому как мечты сбываются. Сей постулат денно и нощно твердят с экрана телевизора и излагают на семинарах, обучающих маркетингу.
Маркетингу по-русски, разумеется. Вряд ли западный человек может разобраться и понять, что это такое. Взять хотя бы Дэйла Карнеги с его неумеренной вежливостью. Да если с нашим родненьким бизнесменом начать вести супервежливое общение, он немедленно свернётся в клубок и выпустит все иголки, соображая: и что за гадость они мне хотят подсунуть?!
Возле метро пасутся горгульи бизнеса. Почему-то отечественный мозг усматривает в таком выражении принадлежность к женскому полу. На самом деле бумажки с коммерческой информацией и – обязательно – личным телефоном вполне успешно суют в руки прохожих разномастные мужеска пола особи, разного вида, характера и лет. Тут и энергичные «юноши с взором горящим», в драненьких джинсах и ковбоечках, тощие, вечно голодные и целеустремленные, и подчёркнуто дорого одетые, респектабельные мужчины, занятые тем же делом, но с какими лениво-небрежными движениями, с какими томными взглядами на ухоженных дам среднего возраста! Заранее могу сказать, интересы какой компании они представляют. А впрочем, это неважно, они похожи друг на друга, как горошины одного стручка. Сознание не фиксируется на них, подобно тому, как не обращаешь внимания на пузыри дождя на лужах. Меня тревожишь 'ты', не похожий ни на кого человек, ничего не смыслящий в бизнесе.
В школе тебя звали Ханом. За обволакивающе нежное отношение ко всем без исключения девчонкам, за царственную резкость с любыми ребятами, за жестокость в проделках с учителями. Ты мог заявить на уроке литературы, глядя в глаза молоденькой и робкой учительнице: «А знаете, мне стало неинтересно, я эту книгу прочитал ещё в третьем классе», – и спокойно пойти к двери, небрежно волоча за лямку модную сумку. Но при этом не забывал улыбнуться Наташке Зуевой, самой некрасивой из девочек. И Алла, красавица Алла, возмущённо морщила безупречный носик. А в стычке с верзилой Слоником, которому ты не доставал до плеча, кто ещё мог, с такой отвагой и так смешно подпрыгивая, расквасить школьному бандюгану нос и не отступить ни за что, так что этот чудовищной силы детина, недоуменно глядя на ладонь-лопату в крови из разбитого собственного носа, поворачивался и уходил, опасаясь повредить настырного мелкого.
Мне казалось, что и с жизнью ты будешь обращаться, как со школьными девочками, – нежно и повелительно. Но лихие девяностые ввергли тебя в растерянность. Деньги плыли в руки к тем, кто хотя бы минимально планировал доход. Думать о накоплении денег ты не смог в силу характера.
Я заметила тебя на центральной улице, бросилась навстречу с неловким «Привет, Хан», – и только когда увидела, с какой неохотой ты ответил, поняла: что-то с тобой не так. Ты нравился мне всегда, нравился и теперь, со смущённым и не слишком довольным видом. В очень коротком разговоре я уяснила себе, что тебе каким-то образом надо помочь. Но как заставить гордеца Хана принять помощь?
Мы обменялись телефонами, и я стала изредка тебе позванивать. Ты залез в свою раковину и никак не хотел оттуда выбираться. Однажды я вместо внятного голоса услышала сиплый хрип. Ты лежал в своей двушке с температурой под сорок. И был вынужден подчиниться моим указаниям по лечению ангины. Поварчивая, пил чай из запаренных малиновых веток, – мол, какой-то веник заварила, – съел, давясь, творог с мёдом, вытерпел водочный компресс и наконец, доверившись мне полностью, стал принимать по расписанию целебные БАДы. А когда ангине пришел конец, посчитал себя обязанным мне. И принял приглашение пообщаться с моими знакомыми – в качестве расчёта за оказанную помощь. В глубине души я надеялась увлечь тебя маркетинговым делом.
Встреча была обставлена торжественно. На столе благоухала сирень, на кухне турочка с кофе дразнила воображение не хуже, чем в рекламном ролике. Пришли мои милейшие дамы, я их познакомила с тобой, и начался неспешный разговор о новинках ассортимента, о построении веток, обучении новичков. Поражаясь твоему терпению, я плавно подвела встречу к завершению и проводила свою группу до лифта. Вернувшись, обнаружила злого Хана на кухне. Ты нервно крутил кухонное полотенце.
– Нет, я всё понимаю, ты здесь зарабатываешь, и польза от твоих добавок несомненная, но как ты можешь с ними такими общаться?
– С какими «такими»? – обозлилась уже я.
– Да ведь твоя эффектная блондинка неграм в Африке крем для загара продаст! А та, поперёк себя толще, у которой сын в Австралии, уж такая экономная, так и вижу, как она босоножки на меху ищет, чтобы всепогодными были.
– А твои бюджетники! Начальник скажет: «Бурундук – птичка», – не думая согласятся: птичка. А чтобы бурундук не летал, для этого начальником нужно быть!
– Ты права… – опустив голову, согласился неподатливый Хан.
На какое-то время ты исчез. Телефон прочно молчал, звонить в двери тоже было бесполезно. Стали доходить глухие слухи о том, что Хан организовал какой-то непонятного направления кооператив, потом занялся инкассаторским делом. А когда наш общий знакомый с упоением стал рассказывать, как он покушал в Хановой ресторации, я не выдержала и отправилась туда же. Оказалось, что я опоздала, ресторан уже не существовал, а на его бывшей площади успел открыть офис пронырливый сетевик. О местонахождении Хана он ничего не знал.
Больше искать я не стала. Дни загрузились разными мелочами, требующими сердобольного участия. Варвары-соседи выбросили на лестничную клетку юную голосистую кошечку, и я каждое утро отпаивала её молочком. Старые розетки на стенах дышали на ладан, обои уже давно не радовали глаз. Огромный розовый круглый дом, этакая бонбоньерка, набитая скругленными квартирами с конфетными человечками… Только у конфеток этих вполне волчьи зубки. Заглянула соседка-дворничиха, поплакалась мне в жилетку: проработала в ЖЭСе двадцать пять лет, а её сократили без разговоров. Начальник ЖЭСа тоже живёт в моем подъезде, всегда вежливо здоровается и улыбается со значением, хоть и в курсе, что дворничиха ко мне часто заходит. И кого ни копни – зазеваешься, и снямкают в одно мгновение. Тревога о судьбе Хана подспудно тлела в подсознании.
Как всегда бывает, в один прекрасный день зазвонил телефон. Старый наш с Ханом общий знакомый, захлёбываясь, выкладывал новости. И среди прочего:
– А ты знаешь, Хан в больнице.
– ?
– Он ведь начальник охранников крупного бизнесмена. Вот его охранники в прошлый раз повезли своего босса на какую-то важную встречу. Довольно опасную, поэтому и Хан с ними поехал. Вышла разборка со стрельбой, и наш «последний романтик» закрыл собой молоденького парнишку из охраны. Получил пулю в плечо.
Я узнала, в какой больнице лежит Хан. Набила авоську фруктами и через час имела удовольствие созерцать твою похудевшую физиономию. Левый глаз окружал огромный багровый синяк, но правый смотрел на меня победоносно и с удовлетворением.
– А бурундук – птичка. Я сказал!
Ответа у меня не было. Я чувствовала, как вращается в моей голове беспорядочное колесо мыслей, то об оставленной под дверями голодной кошке, то о бригаде рабочих, которые должны были прийти сегодня начать у меня ремонт – а где мне их взять завтра? – то о том, что надо будет почаще приносить Хану вкусную и здоровую пищу, и вообще долго придётся ездить к нему в больницу, потому что плечо разворочено конкретно, а надо, чтобы оно зажило до конца.
И наконец оформилась главная мысль – воистину в мире нашем всему находится место: и рэперу в канареечных незнайкиных штанишках, который замечательно смотрелся на сцене Юрмалы (шел повтор, когда у меня зазвонил телефон), и беспардонному начальнику ЖЭСа, зубами держащемуся за доходное кресло, и пресловутому Слонику работа нашлась наверняка, да и сокращённая бабуля в конечном итоге куда-нибудь приделается…
Ты тоже перестал меня тревожить, Хан.
Иллюстрация - бурундук. Из Инета.
Номинация Тематического Конкурса «Ветер перемен». МФ ВСМ.