Что будет Петька Сонюшкин писателем, я знал ещё в пятом классе. Он в ту пору влюбился в Леночку, и поэтому завалил её записками, в которых требовал от неё взаимности. Она же, само очарование, поглядывала в мою сторону. Ну, а я же, бредил десятиклассницей Олей. Её развитые половые признаки просто сводили меня с ума и мешали получать пятёрки. Леночке, в конце – концов, надоело надевать очки, получая очередную Петькину записку, и она, отшила Сонюшкина, со словами: «достал ты меня, писатель!»
Петруха, однако, ни капельки не растроился, наоборот, непонятная нам радость, как лампочка вспыхнула на его лице. - Писатель! А почему бы нет?
- Вот возьму, и напишу книжку, - заявил он нам. – О том, как один мальчик влюбился в одну девочку. А та сказала ему: «пошёл вон!». Он пошёл и написал книжку, и стал знаменитым. А девочка пожалела, что сказала: «пошёл вон» и стала курить. А её за это выгнали из школы. Так ей и надо, будет знать, как мои записки рвать.
Пролетело бабочкой детство. Закончили мы школу. И лет на десять исчез из моего поля зрения Сонюшкин. Наверное, из – за того, что глазки мои, сосредоточились на квадрате: работа, дом, кухня, туалет. Но вот этим летом приспичило мне менять в комнате пол. Дело серьёзное, думаю, надо посоветоваться со специалистами. Пошёл на ближайшую стройку плотников искать. Остановил работягу, так, мол, и так, кто бы мог мне в этом деле помочь. Тому, видимо, не в радость со мною общаться. – К графу подойди – поможет, - и указал на мужичка, мечтающего о чём – то у окна.
Подхожу, - мать моя женщина! Петруха! Ты ли, чёли!
Обнялись, расцеловались. Вот это встреча!
- С каких пор графом заделался? А.. понимаю, народ намекает на то, что Толстой? Увлечение детства.
- Да нет, мастер обозвал меня графоманом. Я ему свой роман дал почитать. Он за это меня этим словцом, и пометил. Но мужики – молодцы, в обиду не дали: графом стали величать.
- Значит, ваше благородие, плотником работает, - вспомнил я о своём деле.
- Какой плотник, так, неприятная материальная необходимость. Слышал ведь: роман пишу, писатель я.
-Во как! Не больше, не меньше, молодец! Ленке спасибо надо сказать: кем окрестила тебя, тем ты и стал. – Порадовался я за товарища. Вообще – то, мне бы, пол перестелить, надо бы. Поможешь?
- Какой пол, у меня у самого под ногами дома всё згнило - кто бы помог. Но ты не расстраивайся. Я тебе свой романчик дам. Называется: «привыкли руки к топорам», про нашего брата – плотника, про жизнь нашу деревянную. Почитай, там у меня где – то о полах упоминается.
- Давай, - говорю, свой роман сюда, раз там описано, как полы перестилать, почитаю.
Сёмушкин извлёк из плотницкой сумки, рукопись: листов на двести, формат «А – 4». – Читай, брат, читай, запихивай в себя нужное, доброе, вечное. Правда, это только начало, предисловие, так сказать. Но разочаровывать тебя не буду, годика через два, первым, кто прочтёт весь роман, будешь ты.
Тем же вечером, уютно, устроившись на диванчике, я попытался углубиться в увлекательную жизнь плотника. Автор повествует, как он проснулся, но уж очень подробно: открыл глаза, поцарапал пуп, зевнул, и так далее и тому подобное. Пятнадцать листов отводилось процедуре пробуждения. Мне, конечно, Петя – друг, но сон, однако же, дороже. Посмотрю ка я, что у него там в конце. Пишет: «открыл дверь, вышел на улицу и пошёл на работу». Интересненько, а, что в середине, на двухстах тридцати листах? Не фига себе! В них он проснулся, помылся, оделся, да покушал. И всё!!! А где тут про мои полы?! До них, наверняка, не меньше пятисот страничек, которые будут написаны Петей. Извините граф, мне стало скучно, глаза наливаются свинцом, тело расслаблено, я погружаюсь в спокойный, глубокий сон.
Прошло полгода после нашей с графом встречи. Ни адреском не обменялись, ни телефончиком. Где его сейчас искать? С какими собаками?
Рукопись у меня, писатель неизвестно где. Был на то же стройке. Сказали, что уволили, мол, людям такого сословия, как он, нужно в другое место. Какое – держат в секрете.
И опять же случай, как говориться: «на ловца и зверь бежит. Унитаз у меня новёхонек, а вот, соединительные шланги подкачали – текут. Жена ворчит: -«нет толку от мужика ни ночью, ни днём». Я говорю, - ночкой можешь попрекать, ваше право, а за день – цыц! Взял ключи, давай вертеть, что можно и нельзя. Шланг, зараза, вообще оборвался: вода, как Ниагарский водопад. Что делать, перекрыл воду, да сантехника вызывать.
Ждал недолго – часа четыре. Приходит водопроводчик с очень знакомой моему глазу мордой. – Вызывали?
- Здорово Петюня! Ты за рукописью, или сан - тех – услуги оказывать?
Сонюшкин, аж, подпрыгнул от радости. – Прочитал?! Понравилось?!
- Да не шибко, - говорю. – Вот я раньше, журнал «Мурзилка» читал, такое удовольствие имел, вспомнить приятно, от твоего произведения, извини, такого нет.
- Правильно, так и должно быть. Это всё потому, что я писал про плотников. Разве это профессия? Ширпотреб. Вот сантехник, это да. Я скажу больше, это ого – го! Вот о таких людях я начал свой новый роман. Кстати он у меня с собой.
- Граф Сонюшкин, умоляю, потом о высоком, давайте займёмся прозой жизни. У меня не работает унитаз: шланг лопнул.
- Ну, и чёрт с ним, я тоже хожу к соседям. Хватит думать о заднем месте, есть места по важнее.- Пётр вытащил из чемодана сантехника рукопись.
- Старая знакомая, на двести страниц: с новым содержанием, с прежним изложением. – Загрустил я. Зря перед женой харахорился, днём в этом доме мужиков тоже нет.