Поход в кино

Марина Михайлова 4
«Что такое одиночество?», - писала девушка в социальной сети. Судя по внешности вопрошающей, - если фотография была ее собственная, - она действительно плохо владела подобным вопросом. Ниже народ накидал ряд вариантов. Ни один Маше не нравился. Все ответы были скучные, банальные и, честно говоря, уже порядком осточертевшие.
Старики, к которым она была приставлена, часто говорили об одиночестве. Старики были древние, больные, беспомощные и какие-то жалкие. Маша иногда думала о том, как страшно, наверное, дожить до таких преклонных лет и не увидеть вокруг никого из тех, ради кого ты жил, кого любил и кому, как тебе казалось, был дорог. Порой ей хотелось умереть до того, как она потеряет силы, чтобы не зависеть при неблагоприятном исходе от девушки, которая может опоздать или прийти в плохом настроении и механически выполнять свою работу, не уделяя ей ни капли внимания.
Вот и сейчас у нее было плохое настроение. И она уже опаздывала. А все потому, что мама стояла в дверном проеме, глядя, как она одевается.
- Дома ни черта не делаешь, а чужим людям жопы моешь, - сообщила мама своим любимым «умирающим» тоном.
Жопы она не мыла, старики были все ходячие. Она ходила за продуктами, помогала прибирать в квартире, отводила к врачу. Иногда играла роль наперсника. Вот это было самое ужасное, потому что разговаривать она не умела. Она умела только кричать, ругаться и доказывать, что «инвалид – это тоже человек». Порой она думала, а как же справляется со стариками Костя, парень из их «команды», который даже в компании молчал, как Зоя Космодемьянская на допросах? Но старики, по отзывам, любили его больше всех.
- Лучше б на курсы английского записалась, если делать больше нечего, - заметила мама, - все прок бы был. Опять на весь вечер? В холодильнике пусто.
- Я же вчера продукты принесла, - удивилась Маша.
- Вчерашние мы съели.
- А что ж ты больше не сказала купить?
- «Не сказала»! – передразнила мама. – Сама соображать должна. Ты здесь живешь или где? Я б сама купила, не одалживалась бы, но опять всю ночь тянуло под лопаткой, спать не могла.
Маша сконфуженно молчала. Действительно, она привыкла к тому, что покупает старикам продукты по списку.
- Я пригласила тетю Зину на чай, - сказала мама. – Ты к восьми вернуться соизволишь?
В восемь они с ребятами договорились пойти в кино на новый фильм, который, по словам Димки, что-то занял, и о нем везде только и говорили. Маша подумала, а как интересно сочетается боль под лопаткой с визитом тети Зины (обычно часа на три), но вслух не сказала, она и так еле успевала к Марии Васильевне.
- Ребята, - фыркнула мама, когда она сообщила ей о своих планах, - сборище бездельников. Твой дядя в свободное время подрабатывал, а не с пенсионерками чаи гонял. Там есть хоть один серьезный мальчик?
- Дима Фридман, - неуверенно сказала Маша. – У него папа в МГУ преподает, вроде бы.
Она терпеть не могла, когда мама обсуждала ее друзей. Это были единственные люди, с которыми ей было о чем поговорить, однокашники обсуждали только, сколько зарабатывают их родители, и сколько они будут сами зарабатывать, когда родители пристроят их куда надо.
- Фридман, - произнесла мама таким тоном, словно пробовала Димкину фамилию на вкус. – Понятно.
- Что тебе понятно? – завелась Маша.
- Ничего. Тетя Зина обидится, если тебя не будет, - невзначай заметила мама, - ты же знаешь, сколько они для нас делают с дядей Сашей, могла бы перенести свой культпоход.
Когда-то мама работала корректором в газете, но потом ее уволили, чтобы «взять чью-то любовницу», и теперь она не могла найти другую работу («да и здоровье, если честно, не позволяло»), и дядя Саша с тетей Зиной помогали им, вернее, дядя Саша помогал, а его жена не возражала. «Еще б она возражала, - говорила мама подругам, когда думала, что Маша ее не слышит, - он ее с маленьким ребенком из Климовска взял».
- Я ж не знала, что она придет, - сказала Маша, застегивая сапоги, она опаздывала уже на 10 минут, - я с ребятами договорилась.
- Ничего бы с твоими ребятами не случилось. Нужна ты им очень, можно подумать они часто тебе звонят.
Это был удар ниже пояса, Машины друзья действительно звонили не часто, но она объясняла это тем, что у всех свои дела, которые нужно решать в первую очередь. У Кости, например, была маленькая сестренка при отсутствии родителей, но, положа руку на сердце, Костиного звонка она особо и не ждала.
Мария Васильевна сидела в кресле и рассматривала старые альбомы.
- Посмотри, Машенька, - сказала она, когда та поставила пакеты с кефиром в холодильник, - вот это я в твоем возрасте. Как я тебе?
- Платья чудные были, - выдавила из себя Маша.
У Марии Васильевны было что-то с ногами (Маша училась в техническом вузе и плохо владела медицинскими терминами), отчего они страшно болели, и ей приходилось колоть обезболивающее. Еще у нее было очень больное сердце, однажды приступ случился на Машиных глазах, и после она со стыдом вспоминала, как забыла телефон скорой помощи, а потом, вспомнив, долго не могла попасть пальцем в прорези дремучего аппарата. А Мария Васильевна лежала на полу на подушке, которую она под нее подложила, и губы у нее наливались синевой. После этого случая Машин мозг отказывался понимать, как у мамы может все время тянуть под лопаткой при идеальных результатах обследования. Врач говорил, что маме нужно лечить нервы, на что та возражала, что это невозможно по причине того, что ей их постоянно выматывают. Имя не называлась, но всем участникам пьесы оно было прекрасно известно.
- Мария Васильевна, - вдруг спросила Маша, - а что, по-Вашему, такое одиночество?
Та задумалась:
- Одиночество – это, когда тебе некого любить. Ты уже настолько никчемный, что никто не нуждается в твоей любви. А, значит, и в тебе самом.
После фильма они шли по улицам и разговаривали. Вернее, Димка разговаривал с Верой и Аллой, а Маша шла рядом с Костей, который по своему обыкновению разглядывал шнурки на ботинках. Иногда ей хотелось пихнуть его, чтобы он проявил хоть каплю интереса к окружающей реальности. Только она боялась, что и в этом случае он удивленно поднимет на нее глаза и промолчит.
- Ребята, - громко сказала она, привлекая их внимание, - вот что, по-вашему, такое одиночество?
- Социологический опрос? – усмехнулся Димка.
- Нет, просто.
- Одиночество, - сказала Алла, - это когда у тебя никого нет, когда тебе некому помочь. Как вот нашим бабулькам.
- Когда тебе не с кем поговорить, - тихо добавила Вера, у нее погода назад случилась несчастная любовь, она накладывала на себя руки, выжила и теперь помогала выжить другим.
Все это было известно. Маша ждала, что скажет Димка. Дома у нее лежал Кортасар, купленный по случаю (ну, на самом деле, не по случаю, а потому что он сказал, что хотел бы почитать), и она думала, в какой бы момент лучше ввернуть, что вот она читала и могла бы дать. И даже можно зайти, тут недалеко. А мама, скорее всего, была бы занята с тетей Зиной, и они могли бы остаться ненадолго наедине.
- Одиночество – это, когда тебе нужно включать свет, когда ты вернулся домой, - наконец, сказал он.
- А если остальные позже приходят? – возразила Алла.
- Это уже второй вопрос, - усмехнулся он.
- А у меня Кортасар есть, - сказала Маша, когда они попрощались с девушками, - ничего так. Могу дать. Зайдешь?
На самом деле она не читала книжку, стиль автора сразу затуманил даже ее привыкший к интегралам мозг.
- Зайдем, Костя, - не спросил, а констатировал факт Димка, - а потом я к тебе заверну, программку скачать.
Тети Зины не присутствовало, а мама была одета в уличную кофту, видимо, собиралась сама идти за продуктами.
- Мы на минутку, - сказала Маша, но мама возразила, что надо позвать гостей в дом, налить им чаю, пять минут никому погоды не сделают.
- А чем вы занимаетесь? - спросила мама за чаем.
- Учусь в «Строгановке», - сказал Димка. Костя промолчал, хотя вопрос касался обоих.
Мама свела брови домиком, как всегда, когда выражала свое презрение по какому-либо поводу. Маша заерзала на стуле, надеясь, что он этого не поймет.
- И на кого же?
- На дизайнера, - пояснил Димка, отхлебывая чай. Костя, чья чашка так и стояла нетронутой, выразительно смотрел на часы.
- А, это сейчас модно! – с усмешкой произнесла мама. – И где же вы собираетесь потом работать?
- Еще не решил, - пожал плечами Димка.
- А Вы, - мама повернулась к Косте, - тоже на дизайнера учитесь?
- Почему на дизайнера? Я в МАИ.
- Вы с Машей вместе учитесь? – уточнила мама.
- Ну, да, - Костя снова некультурно поглядел на циферблат.
- Вы торопитесь? – догадалась мама.
- Мне нужно сестру в «художку» отвести, она далеко, - пояснил Костя.
- А почему Вы не стали пить чай? – спросила мама, когда они одевались в прихожей.
- Меня бабулька чаем поила, которую я на УВЧ отводил, - сказал Костя.
- Бабульки его обожают, - подтвердил Димка, стоя с Кортасаром в дверях. – Отдам не скоро, - он показал на книгу, - времени сейчас нет читать.
Маша кивнула. Дима сердечно попрощался с мамой, отчего та расплылась в улыбке, Костя рассеянно наклонил голову, и они ушли.
- Странные ребята, - сказала мама, - особенно этот, который с тобой учится. Весь в себе. Правда, из таких мальчиков получаются отличные мужья. Он хорошо учится?
- Понятия не имею, - сказала Маша, - он на параллельном потоке. Ей было досадно от того, что им не удалось побыть вместе, и Димку это явно совсем не расстроило. «В конце концов, что ты хотела, - подумала она, - ты предложила книжку, он и взял. А все остальное романтические бредни». Ей хотелось плакать.
- А ты вообще уже, - продолжала мама, - хоть бы предупредила. Это я собралась к тете Зине сама, а так бы я могла в старом халате оказаться, чтобы твои друзья подумали.
Маша подумала, что ее друзья видели столько бабок в еще более старых халатах, чем у нее, и даже иногда дранных и в пятнах, что с очень большой дозой вероятности не подумали бы ничего.
- Кстати, вот. Ходишь с мальчиками, а одеваешься, как чучело, - напустилась на нее мама, - что это за юбка, ты ей полы подметаешь?
- Это мне тетя Зина подарила, - огрызнулась Маша.
- Тетя Зина пусть в своем Климовске такие юбки носит.
Маша ушла к себе в комнату и раскрыла учебник. Видимо, она ему вообще неинтересна, раз он потащил с собой Костю. А Костя тоже еще, сидел и смотрел на часы, словно, делал одолжение, что пришел к ней. Никому она не нужна. Слезы потекли у нее по щекам, и она вытерла их рукавом блузки, купленной мамой еще, когда она училась в школе (Алла такие не носит и вообще их уже никто не носит, только маме она нравится).
- Мам, - крикнула она через стенку, - что такое одиночество, по твоему мнению?
Мама немедленно открыла дверь, словно она под ней стояла.
- Это с чего у тебя такие мысли?
- Да, так. Девочка в «В контакте» статус такой поставила.
- «В контакте»! – возмутилась мама, явно успокаиваясь. – Только в сетях своих и общаетесь, вообще уже разговаривать разучились.
- Ну, что?
Мама потерла переносицу:
- Я тебе что, философ, на такие вопросы отвечать?
- Ну, вот как ты считаешь?
- Одиночество – это, когда никому до тебя нет дела, - сформулировала мама и, естественно, добавила. – Вот как до меня.
Перед сном Маша вспомнила, что не узнала, будет ли завтра физик, и стоит ли идти на первую пару. Подумав, кому можно позвонить в 12 часов ночи, она вспомнила о Косте, как-то он говорил, что он очень поздно ложится спать, а родителей, которым она могла помешать, у него не было. Она набрала номер. Костя долго не снимал трубку, потом довольно сонно сказал: «Алло».
- Не разбудила? – бодро спросила Маша.
Он буркнул что-то невнятное.
Маша узнала о физике, пора было прощаться, но ей почему-то казалось, что он ждет продолжения разговора, а она не знала, о чем говорить. С Костей она всегда чувствовала себя так же, как с Анатолием Семеновичем, фронтовиком-инвалидом, который любил рассказывать ей о своей жизни, причем он всегда забывал, что конкретно рассказывал, и делал это по многу раз, а ей было неудобно поправить, хоть и слушать одно и то же по пятому кругу было невыносимо.
- Костя, - спросила Маша, чтобы не молчать, - а по-твоему что такое одиночество?
Ее бесило, что все от нее, словно, хотят чего-то, она же, по какой-то неведомой ей самой причине, считает, что у нее это есть. И она просто обязана этим поделиться.
- Одиночество – это когда тебе нужен один-единственный человек на свете, а он даже не замечает этого, - ответил он и повесил трубку.