С недавнего времени я стал снимать мультфильмы. Параллельно в нашей студии шло знакомство с историей этого искусства. Когда «проходили» фильмы советского режиссера-мультипликатора Михаила Цехановского («Сказка о глупом мышонке», «Царевна-Лягушка», «Дикие лебеди» и др.), одной из интересных страниц его творчества был мультфильм «Сказка о попе и работнике его Балде» по А.С.Пушкину. Фильм начал создаваться в 1932 году. Музыку к фильму написал Дмитрий Шостакович.
А нас «юных и пытливых» мультипликаторов заинтересовало, кто для фильма написал тексты к песням-ариям? Уж, явно, что – не Пушкин. Интернет на этот счет молчал. Разгадать это, я ринулся по музыкальным библиотекам, спрашивал у режиссера театра «Зазеркалье» Александра Петрова, который в 80-х прошлого века поставил оперу на музыку из этого мультфильма. Выяснял у родственников Софьи Хентовой, биографа Дмитрия Шостаковича. Никто из них не мог утверждать точно, чьи это стихи. Я отправился в Дом-Музей Дмитрия Шостаковича, что в Москве. Уж там-то все знают. В Доме-Музее оказалось полнейшее собрание сочинений Шостаковича издательства DSCH. В 126-м томе были заветные ноты. Но автор стихов указан не был. Спросил у хранителей музея и специалистов по наследию творчества, кто? Через неделю мне дали ответ: написал сам режиссер. На том я и успокоился, вняв авторитетному источнику. И вместе с тем я был разочарован самим собой, что подозревал кого-то другого. Значит, режиссер был талантлив во всём, решил я, усыпляя своё сомнение. Но через три месяца – Интернет за это время набух новой информацией – после очередных запросов о Цехановском истина открылась. Автором стихов значился, вот неожиданность, Александр Введенский*. Ура! Все встало на свои места. Конечно, этой всемирно известной новостью я с радостью поделился с Ольгой Викторовной Драгунской – музыковедом и хранителем Дома-Музея Дмитрия Шостаковича в Москве, любезно во всем меня консультировавшей.
Михаил Цехановский – художник и режиссер-мультипликатор к 1932 году снял несколько короткометражных мультфильмов. И теперь он задумал снять полнометражный музыкальный мультфильм, что в мире до него никто не делал. Фильм он затеял по мотивам «Сказки о попе и работнике его Балде» А.С. Пушкина
Композитора к Пушкину он приглядел быстро. Шостакович был не новичок в киномузыке и уже гремел своей песней «Нас утро встречает прохладой». Оставалось найти поэта, кто написал бы либретто для задуманного фильма-оперы.
Не могу сослаться на документы или воспоминания о том, как впервые встретились режиссер Цехановский и поэт Введенский. Может, это было в какой-нибудь столовке одного из Домов Творчества, может, на одном из поэтических концертов. Вполне могло случиться это в редакции «Чижа» и «Ежа» на пятом этаже «Дома книги» на Невском проспекте, дом 28, где располагался «Детгиз». И смею предположить, что там «между ними произошел следующий разговор».
– Саша! – позвала Нина Гернет, писатель и главный редактор «Чижа». – Тебя тут ищут.
– Кто меня ищет? Я – не сыроежка? – вышел Введенский.
– Вот знакомься – режиссер. Кино будет снимать.
– Я хочу снять рисованную фильму «Сказка о попе и работнике его Балде», – сказал Цехановский. – Нужно написать стихи для музыки.
– А разве в сказке мало стихов?
– Нужно, чтоб запели и второстепенные персонажи, слов у которых нет в сказке.
Надо сказать, в то время театр был популярней, чем кино, и Введенский чуть подосадовал, что предстоит работа не над спектаклем. И все же согласился.
– Напишу, – заверил он. – Пушкин позавидует.
На том и расстались…
Нет.
Конечно же, все было совершенно по-другому. Не так выглядела их встреча.
Забегая вперед, скажу, что судьба будущего фильма сложилась весьма драматично. От этой картины сохранился лишь фрагмент в две с половиной минуты (ленту сохранила и в последствие передала в Музей Кино жена режиссера – Вера Цехановская). Организационные неувязки не позволили довести до конца работу над фильмом. Вдобавок, «всё случилось из-за композитора». В 1936 году после публикации в газете «Правда» статьи «Сумбур вместо музыки», все, что связывалось с композитором, было запрещено. Шостакович над картиной не мог дальше работать. И все же фильм был скомпанован, смонтирован и завершен на основе отснятых эпизодов. Но в прокат, к сожалению, не вышел. Лежал «на полке» – на складе Ленфильма. А в 1941 году в начале Великой Отечественной Войны при авиа налете от фашистской бомбы здесь вспыхнул пожар. Все материалы, пленки, рисунки погибли в беспощадном пламени, в том числе и мультфильм «Балда».
4 января 1933 года, встретившись с Шостаковичем, Цехановский получил окончательное от него согласие работать над «Балдой». Композитору понравилось, что перед ним простирается невозделанное поле в искусстве, где возможны новые музыкальные поиски и открытия. После встречи Цехановский сразу взялся за сценарии будущего фильма.
…А было тому полтора месяца, как вернулся из ссылки Даниил Хармс. Михаил просто по-человечески был рад его возвращению. Пять лет тому назад, будучи режиссером, он работал с ним над первым своим мультфильмом «Почта» (1929 г.) по стихотворению С.Маршака, где закадровый текст как раз и читал Хармс. И сейчас по старой дружбе он предложил написать ему стихи.
Вероятно, Хармс в тот момент увлеченно писал что-то свое, другое и не принял предложение, переадресовав Цехановского своему другу и соратнику по Объединению Реального Искусства, а теперь еще и другу по ссылке в Курске – Александру Введенскому (они оба были осуждены за контрреволюционную деятельность по статье 58–10, в частности, «за вредительство в области детской литературы»). Введенский был как раз «только что с поезда». Маршрут его возвращения, растянувшийся на полгода, был таков: Курск – Вологда – Борисоглебск – Ленинград. В те далекие 20-е – 30-е годы прошлого века в Городе на Неве все творческие работники знали друг друга. По причине, что в сравнение с сегодняшним днем, их было просто невеликое число, и Цехановский с Введенским были ранее тоже знакомы (хотя я и не приведу документального тому подтверждения). При встрече режиссер объяснил задачу.
– Только напиши так, чтоб композитору понравилось, – попросил он.
Речи о том, чтобы понравилось товарищу Сталину, не шло. И хотя над страною сильнее сгущались энкавэдэшные тучи, и творить становилось небезопасно, но профессия и образ жизни поэта требовали легкомыслия, безоглядности, юмора и жизнелюбия. Введенский вернулся работать в детский журнал «Чиж», в издательство «Детгиз». В следующем, 1934-м году стал членом Союза Писателей.
Что было вначале? Музыка или слово? Встречались ли для обсуждения либретто Введенский и Шостакович? Возможно, что на протяжении года композитор писал партитуру, а поэт на музыку писал текст. Такой неторопливый ход событий вполне допустим, так как у режиссера в свете грандиозного новаторства была медленно разгребаемая каша в голове, состоящая из сомнений, идей и вопросов: кукольный фильм делать или рисованный? сначала рисовать? или на готовую музыку? хорошо ли это – дописывать и подправлять строчки классика русской литературы?...?...?
Но скорей всего, с текстами вышло проще простого. У Введенского стихи «под Пушкина» в феврале были готовы. А 10 марта 1933 года, включив в свои сценарии, Цехановский уже показывал их Шостаковичу. И в мае тот приступил к работе.
Собираясь обогатить сказку Пушкина своими стихами, новоиспеченный либреттист вспомнил свое обэриутство золотое. Как известно, «младое племя» обэриутов хлебом не корми, а дай потоптаться над застывшими формами. Пример тому, выразительные рассказы Хармса про «наше всё». И Введенский начал с самого легкого и близкого – со сцены «Шумный базар», (в подлиннике «Сказки…» – всего лишь несколько строк про то, как Поп ищет работника). Фильм был по жанру сатирический, и режиссура требовала ярморочно-площадного поведения персонажей и звона частушек. Введенский развернулся и живо воспользовался случаем дружески поддеть, перекликнуться со своим соратником поэтом Николаем Заболоцким, написавшим стихотворение «На рынке» (1927 г.).
Я приведу лишь его кусочек, оно-то и подвигло меня на поиски истины.
На рынке
В уборе из цветов и крынок
Открыл ворота старый рынок.
Здесь бабы толсты, словно кадки,
Их шаль невиданной красы,
И огурцы, как великаны,
Прилежно плавают в воде.
Сверкают саблями селедки,
Их глазки маленькие кротки,
Но вот, разрезаны ножом,
Они свиваются ужом.
И мясо, властью топора,
Лежит, как красная дыра…
А вот тексты Александра Введенского
(без купюр)
«Шумный базар»
(Частушки за базарными лавками)
– Горячие пироги
Сегодня не дороги!
– Кресты золоченые,
– Яблоки моченые.
– Господь Бог Саваоф!
– Бочонок огурцов.
– Квасу, кому квасу
– Мяса, кому мяса.
– Ерши, окуни, караси.
– Ха-ха!
– Только у нас! Только у нас!
Зайдешь на минутку
Уйдешь через час.
– Как мужу жена,
Каждому нужна
Венера без рубашки –
Толстые ляжки!
Грудь открыта.
– А вот продам митрополита!
Митрополит святой
С бородой завитой!
– Ребята и старушки,
Покупайте игрушки:
Медведь ворчит,
Барышня пищит:
– О, келькшоз!
Генерал ругается,
Солдат сражается!
Генерал-игрушка:
– Ах, мать твою!
А вот, а вот
Кому нужен кот!?
Ловит мышей,
Клопов, тараканов, вшей!
Не смотря на абсолютное, колоссальное различие в строчках, эти два стиха несли одинаковое настроение и дух одной и той же эпохи. И для меня они выглядели, как состоящие в совершенном и таинственном родстве. Что и вызвало интерес, и что, в конце концов, подтвердилось.
У создателей мультфильма «Сказка о попе и работнике его Балде» в свое приснопамятное время известность уже была, но масштаб и величие всех трёх мастеров будут видны и понятны только из далекого будущего. А тогда в тридцатых годах Шостакович, Цехановский, Введенский делали свое дело и по-рыцарски служили своим музам, никто из них величайшим не был.
«Боже мой, как всё легко,
если где-то далеко
слава, смерть, бессмертье...» ****,
согласно этим строчкам мы сегодня продолжаем слушать музыку – одного, смотреть мультфильмы – другого и перечитывать стихи – третьего.
Сохранилось меньше половины из литературного наследия Александра Введенского. Но пусть будет чуть шире известен и такой эпизод из его жизни, как работа над мультфильмом в соавторстве с Пушкиным.
Вот еще три стиха Александра Введенского из фильма «Балда»
Песенка Балды
Богат мой поп – толоконный лоб.
Дом, сад, огород
Полюбуйся народ
Куры, утки, индюки,
И коровы, и быки.
Адриану и Степану,
Акулине говорю,
Марье, Дарье, Мартимьяну
И Анфисе говорю.
Не тужи, бедняк, о том,
Что сосед тебя богаче,
Будешь ты в раю потом,
Там от радости заплачешь.
Ай, поп! Щелкну в лоб – пропадешь!
Щелкну в лоб – пропадешь!
Ай, поп!
Диалог Балды с Попом
(А.Введенский вперемежку с великими)
Поп
А где найти мне такого
Служителя не слишком дорогого?
Балда
Буду служить тебе славно
Усердно и очень исправно
В год за три щелчка тебе по лбу,
Есть же давай мне вареную полбу. (А.Пушкин)
Хор
За три щелчка. (10 раз) (М.Цехановский – Д.Шостакович)
Диктор
Призадумался поп,
Стал почесывать лоб.
Щелчок щелчку рознь, (М.Ц. – Д.Ш., у Пушкина – «Щелк щелку ведь розь»)
Да понадеялся на русское «авось». (А.П.)
Диктор
Нанял поп дешево
Работника хорошего
Три щелчка, три щелчка –
Цена не высока.
Эй, поп, погляди на кулаки,
От Балды не сладки щелчки.
Эй, поп, береги лоб. (А.Веденский)
Колыбельная
Балда
Спи, спи, спи, попенок,
Ты покуда мал и тонок.
А потом, а потом
Станешь толстым попом.
Поповна
Спи, попеночек,
Беленький теленочек.
Я не ем, не пью, не сплю,
Потому что я люблю.
Птичка, моя пташечка,
Дорогой Балдашечка
Голубой мотылек
Полевой василек.
Балда и Попадья
Спи, спи, спи, попенок
Ты покуда мал и тонок.
А потом, а потом.
Станешь толстым попом.
Попадья
Уж поп стал стар,
У попа борода
Ты в груди зажег пожар,
Дорогой мой Балда.
Ты, Балда, хорош,
Ты, Балда. пригож.
Ты в груди зажег пожар,
Дорогой мой Балда.
Балда, Поповна
и Попадья
Спи, спи, спи, попенок
Ты покуда мал и тонок.
А потом, а потом.
Станешь толстым попом.
КОНЕЦ
Приложение.
)****
«Боже мой, как всё легко,
если где-то далеко
слава, смерть, бессмертье...»
("Галстук-бабочка", Евг.Евтушенко)
Николай Заболоцкий
На рынке
В уборе из цветов и крынок
Открыл ворота старый рынок.
Здесь бабы толсты, словно кадки,
Их шаль невиданной красы,
И огурцы, как великаны,
Прилежно плавают в воде.
Сверкают саблями селедки,
Их глазки маленькие кротки,
Но вот, разрезаны ножом,
Они свиваются ужом.
И мясо, властью топора,
Лежит, как красная дыра…
И колбаса кишкой кровавой
В жаровне плавает корявой,
И вслед за ней кудрявый пес
Несет на воздух постный нос,
И пасть открыта, словно дверь,
И голова, как блюдо,
И ноги точные идут,
Сгибаясь медленно посередине.
Но что это? Он с видом сожаленья
Остановился наугад,
И слезы, точно виноград,
Из глаз по воздуху летят.
Калеки выстроились в ряд.
Один играет на гитаре.
Ноги обрубок, брат утрат,
Его кормилец на базаре.
А на обрубке том костыль,
Как деревянная бутыль.
Росток руки другой нам кажет,
Он ею хвастается, машет,
Он палец вывихнул, урод,
И визгнул палец, словно крот,
И хрустнул кости перекресток,
И сдвинулось лицо в наперсток.
А третий, закрутив усы,
Глядит воинственным героем.
Над ним в базарные часы
Мясные мухи вьются роем.
Он в банке едет на колесах,
Во рту запрятан крепкий руль,
В могилке где-то руки сохнут,
В какой-то речке ноги спят.
На долю этому герою
Осталось брюхо с головою
Да рот, большой, как рукоять,
Рулем веселым управлять.
Вон бабка с неподвижным оком
Сидит на стуле одиноком,
И книжка в дырочках волшебных
(Для пальцев милая сестра)
Поет чиновников служебных,
И бабка пальцами быстра.
А вкруг – весы, как магелланы,
Отрепья масла, жир любви,
Уроды, словно истуканы,
В густой расчетливой крови,
И визг молитвенной гитары,
И шапки полны, как тиары,
Блестящей медью. Недалек
Тот миг, когда в норе опасной
Он и она – он пьяный, красный
От стужи, пенья и вина,
Безрукий, пухлый, и она -
Слепая ведьма – спляшут мило
Прекрасный танец-козерог,
Да так, что затрещат стропила
И брызнут искры из-под ног!
И лампа взвоет, как сурок.
1927