- Ты знаешь, а все могло быть иначе. - Она повернулась ко мне, и я снова удивился, как страшно, порой, смотреть на это всегда милое, радостное и безмятежное лицо.
Она только что, в очередной раз, вспомнила мой экзамен, после которого меня пустили сюда. За прошедший месяц она вспоминала ту историю, наверное, сотню раз, и всегда заканчивала свои нотации цитатой: "Мужчина в пальто оглянулся, отряхнулся, плотнее закутался в свое одеяние и с еще более угрюмым выражением лица пошел дальше..."
- Да. Это я знаю. Наверное, единственное, что я знаю об этом мире... - Мы сидели на облаке, свесив ноги вниз, и баламутили ими разреженный воздух верхних слоев атмосферы.
Я совсем недавно научился ходить по облакам, не проваливаясь сквозь них на каждом шагу, и сейчас с интересом оценивал то ощущение, которое вызывало прикосновение к ним.
- Тебе стоило вмешаться. - В ее голосе звучал укор. - Ты же знал, чем это кончится, если пустить все на самотек!
- Наверное... - Я неуверенно пожал плечами и отвернулся. Это был мой первый опыт, и тогда я с трудом сдержался, и не оживил свой клочок реальности. Далеко впереди кто-то невидимый для меня играл с облаками, придавая им удивительные формы. - Но, ты знаешь, это было бы не интересно...
Она всплеснула руками и легким движением поднялась над облаком, балансируя в воздухе, легонько трепеща крыльями. - Как ты можешь! Вот никогда не пойму тебя. Мало кого сюда пускают. А вмешиваться разрешают кому-то еще реже. Даже мне нельзя, а ты нос воротишь!
Я прикрыл глаза. Мне не очень нравилось видеть ее крылья. Я не любил чувствовать зависть, а именно это чувство вызывал во мне их вид.
- Вот поэтому тебе и нельзя, - сказал я, еще раз пожав плечами.
Небо потихоньку бледнело. Ночь брала свое.
Она успокоилась, опять опустилась рядом со мной и сложила крылья.
- Конечно. Мне говорили. А как ты это делаешь? Я еще никогда не видела вмешательства. - Она снова повернулась ко мне, и на этот раз мне доставил удовольствие ее вид. В глазах плескалось любопытство, крылья мелко подрагивали, и она с трудом удерживалась от того, что бы опять не взлететь.
Я поднял руку. Направив ее перед собой, я прикрыл глаза и представил лист бумаги и ручку. Кончики пальцев засветились, линии на ладони тоже наполнились золотистым свечением. Передо мной закружились символы, складываясь в слова. Каллиграфией и не пахло - мой ужасный почерк сохранился и здесь.
- В безумной сутолоке слов бездомных,
Уюта ищущих у моего огня...
- забормотал я. Слова выстроились относительно стройными рядами, перестали двигаться. Внезапно яркий свет словно разорвал их изнутри, и я еще плотнее сжал веки, предвидя это.
Она легонько вскрикнула и тоже зажмурилась, прикрыв глаза еще и ладонями.
Когда свечение погасло, я открыл глаза и безразлично наблюдал за тем, как материализуется миниатюрная объемная картинка: домик, окруженный забором. Рядом с ним - крупный сарай. Вокруг - несколько цветущих деревьев. Преклонных лет мужчина орудует тяпкой на заметно уменьшившимся, за многие годы, огороде. Внезапно в бесцветную почти картинку добавились краски. Старик исчез, плавно растворившись в воздухе, вместо него появился юноша лет двадцати-двадцати пяти. Огород вернулся к первым своим границам. У крыльца обнаружилась старушка с мягким выражением лица, а сквозь большие окна был виден знакомый уже старичок, свободно развалившийся в кресле-качалке.
...Картинка закружилась, взлетая над расправленной светящейся ладонью, но в самый последний момент, когда миниатюра готова была уже раствориться в воздухе и воплотиться в жизнь - я ухватил ее пальцами, смял и закопал в пух облака.
Она опять вскрикнула и кинулась, было, на меня с кулаками, но наткнулась на спокойный и все такой же безразличный взгляд, как на стену, и осела. Всхлипнув, она спросила с обидой в голосе, - зачем! Почему ты не отпустил их?
- У каждого все происходит по-своему. Я воплощаю так. Не отпустил потому, что страшно. Так много менять нельзя сразу. Слишком много последствий... Хотя, тебе это не интересно.
Она кивнула. - Тебя проводить?
- Да. Пора, пожалуй. Не зови в следующий раз. Не хочу привыкать. Я тебя найду, если что...
Она грустно кивнула. Хотя лицо всегда хранило одинаковое выражение, глаза ее говорили очень о многом.
Облако немного вытянулось, клочок, на котором сидели мы, отделился ото всей громады и направился к земле.
Утром будет сильный туман, подумал я, опускаясь на остывающий асфальт, и почувствовал ее ледяную ладонь на плече. Мы обменялись взглядами, и она растворилась в воздухе.
Я еще успел подумать, что никогда к этому не привыкну, когда вставлял ключ в замочную скважину, что мне, вопреки всем ожиданиям, не так уж и нравится наверху, когда закрывал дверь за собой, и что надо бы написать что-нибудь живое, когда укладывался спать. Ночь обещала быть бессонной...
&