Руки старика, хоть и были покрыты кожей цвета испорченного лимона, ветхими не выглядели - напротив, в их движениях можно было увидеть изящество и силу, они уверенно планировали над круглым обеденным столом, решительно взмахивая цепкими, когтистыми пальцами.
Трапеза была уже готова: поджаренные на открытом огне сердца с треснувшей кожицей - их потребно было накалывать вилочкой в виде стрелы; предварительно замаринованные в вине мозги, вкус коих был несравненно изысканен; молодая поросль в качестве гарнира - ароматнейшая, свежайшая - не молодая даже, юная.
Но самое изысканное кушанье было до поры до времени спрятано в невысоком холодильнике, ссутулившемся от праведных трудов, с накопившемся, тем не менее, небольшим животиком. Приоткрыв чрево своего старого бледнолицего прислужника, старик извлек небольшую, уже початую консервную банку - с наклеенной неброской этикеткой. На бумагу красной краской были нанесены четыре буквы: "ДУША". Чуть пониже значилось незамысловатое: "Консервированные продукты". Аккуратно, дабы не обронить ни капли содержимого, старик поставил сей несравненный деликатес на стол, отогнул слегка топорщившийся круглый пласт жести, заглянул внутрь - не испортилось ли кушанье?.. Уколол кусочек старинной серебряной вилкой.
- Что-то сердце покалывает, - Анна Владимировна коснулась рукой груди - сердце билось медленно, почти не ощутимо, лишь изредка напоминая о себе и своих тревогах всплесками острой мучительной боли. Она взглянула на своего мужа, который всё также не поднимал головы - читал распластавшуюся пред ним книгу. – Кирилл, посмотри, что я нашла... Это твоё письмо мне. Не всё – осталась почему-то только одна страничка. Когда же ты написал мне его?.. Это было так давно... Мне тогда пришлось уехать в командировку... Кирилл! Кирилл, ты меня совсем не слушаешь... Я хочу серьёзно с тобой поговорить. Кирилл, послушай... – похоже было, что Анна Владимировна решила высказать - то, что давно собиралась проговорить, то, что озвучить для неё было просто необходимо. - Дело не только в том, что я чувствую... Во мне многое, почти всё исчерпывается, заканчивается - желания, идеи, силы... Я ощущаю - во мне что-то начинает словно... портиться, приходить в негодность. Я забываю то, что помнила всегда, раздумываю часами над тем, что решала раньше в течение минут... А тело?! Господи, это вдруг полюбившее неприятные сюрпризы тело! Оно становится всё некрасивее, всё нездоровее, всё... отвратительнее. Всё испорченнее. И даже наши с тобой отношения...
- Анюта... – Кирилл Игнатьевич, наконец, оторвал взгляд от строк книги.
- Подожди, мне просто необходимо выговориться...
- Анюта, ты уже говорила всё это...
- Нет, Кирилл, ты должен меня выслушать. Ты должен!..
- Аня...
- Так вот... Даже наши с тобой отношения... Словно их кто-то выедает, пожирает. Ты вспомни, как мы любили друг друга когда-то... Потом начались какие-то ссоры, выяснения отношений... "Милые бранятся, только..." Как там?.. потешаются? Да ну! Какой там!.. Милые только расходятся - в разные стороны... И чем дальше, тем больше... Точнее, меньше... между ними... между нами любви. Ужасно, ужасно!.. Мне кажется, что не только наши отношения, меня саму изнутри кто-то выедает. Невесть как проникающий внутрь меня колдун, какой-то мерзостный старик... Он мне не раз уже снился...
- Всё! Остановись! – в намерения Кирилла Игнатьевича явно не входило спокойное
выслушивание произнесённых Анной Владимировной странных фраз - нет, молчать он не собирался. - Когда ты первый раз заговорила о своих потерях, о том, что внутри тебя многое «исчерпывается», я был по-настоящему расстроен. Тебе плохо – не хорошо и мне. Когда ты стала рассуждать об этом слишком часто, я, не скрою, был уже не на шутку встревожен. Ты, я уверен, излишне концентрировала своё внимание на потерях - то ли
действительных, то ли мнимых... Но лишь когда ты впервые рассказала о злом старике, который якобы поселился внутри тебя, о своих видениях, также далёких от действительности, как... бредовые строки никчемного писателя, я понял, что надо действовать. Ибо, Анюта, всё это... Истинное безумие!.. Су-мас-шест-вие!.. Действовать-то надо, но как? Обращаться к умным книгам? Но каждый случай болезни разума
индивидуален. Начать посещать с тобой врачей? Но лозунг многих из них "не навреди своему кошельку", и только. Единственное, что мне приходило и приходит в голову - это сила убеждения, сила доброго слова. Потому я не устану уговаривать, успокаивать тебя,
подбирая всё новые и новые аргументы, используя самые яркие сравнения, может быть, повторяясь, может быть, даже надоедая тебе порой... Я не устану, я не прекращу бороться за тебя, за твоё душевное равновесие, за твой разум, и я уверен, что добьюсь успеха... мы добьёмся успеха. Мы справимся, Анюта, мы справимся!..
- Я... Ну что ты, Кирилл... - было похоже, что слова Кирилла Игнатьевича нежданно произвели на Анну Владимировну сильное впечатление. - Я, наверное... действительно чуть нездорова. Понимаешь... - она была смущена и растеряна, слова подбирались с трудом, мысли складывались отвратительно. - Невыносимо тяжело противостоять лживости... - наверное, ты прав - именно лживости видений, если в тот момент, когда они к тебе приходят, ты убеждена - они сама реальность... Ладно, Кирилл, не будем больше сегодня об этом... Ты поужинал? Что поел?.. Я вижу, опять какими-то консервами питаешься?
- Да... Консервами... Но, ты знаешь, очень вкусными. Вот, рекомендую, - Кирилл Игнатьевич протянул Анне приоткрытую консервную банку, стоявшую дотоле рядом с открытой книгой.
- Что это? - Анна Владимировна осторожно, двумя пальцами взяла жестяную банку, ощетинившуюся заусенцами приподнятой крышки. - "ДУША ОБЕДА. Консервированные продукты для благородных дам и господ". Какое нелепое сочетание! Вычурное название и незатейливость самих консервов... Ладно, кушай, не буду тебе мешать.
Когда Анна Владимировна уже собиралась уходить в спальню, она ещё раз взглянула в сторону Кирилла. Издали ей почудилось, что на консервной банке, которая по-прежнему стояла пред Кириллом Игнатьевичем, написано не "для", а "из".
"Прочь, прочь, видения!" - хоть и про себя, но, тем не менее, весьма решительно произнесла она.
«...и я уверен, что когда ты окажешься на берегу моря, обязательно вспомнишь, как мы летом вместе ходили в кино и смотрели комедию «Бескрайнее море людей». Помнишь, мы тогда ещё купили землянику, и лакомились ею в кинотеатре? Осенью земляники не сыскать, так что тебе придётся купить фейхоа. Её, я знаю, там, куда ты уехала, сейчас продают на каждом углу. Зачем её надо купить? Для того, чтобы эффект возвращения в наше с тобой прошлое был бы абсолютным! Ведь вкус фейхоа и земляники почти одинаков!
Вот что еще я хотел тебе написать. Я долго думал о нашем с тобой разговоре. Ну, о
том, что состоялся перед твоим отъездом в командировку. Ты абсолютно права. Тысячу раз права! Просто ничего, вот абсолютно ничего нет хорошего в моём увлечении мистикой. Да, теперь я это понимаю, я это чувствую. Правда, как оказалось, не так уж и просто избавиться от моего нехорошего увлечения. Словно это дурная привычка какая-то - так и тянет ещё разок открыть "Книгу мёртвых имён". Но я уверен, что справлюсь. Мы справимся.
Жду тебя. Думаю о тебе.
Твой Кирилл.
P.S. Надеюсь, в войне с тёмными силами никто из бойцов нашей небольшой, но отважной армии не пострадает!»