ГЛАВА 3.
«НЕРАСТВОРИМЫЙ КОФЕ».
– Так и думал.
Едва переступила порог коттеджа, оказалась… перед серьёзным Стасом.
Рывком затащил в комнату и сорвал с неё одежду. Всё открылось. Сел медленно на диван, снизу вверх рассматривая синее в кровоподтёках тело.
– Не хотел унижать, выговаривать или трепать напрасно нервы, Белка, – говорил на русском, что случалось крайне редко, – но у нас нет другого выхода. Так больше продолжаться не может.
Встал, грустно осмотрел со всех сторон, обойдя пару раз вокруг. Тяжело вздохнул.
– Может, для приличия соврёшь, что на тебя напали трое и насиловали все эти десять дней? Возможно, мне от этого станет хоть немного легче?
Посмотрел прямо в расширенные синие глаза на белом напряжённом лице.
– Ладно, родная, не позорься дальше и не мучься.
Положил дрожащие руки на тонкие плечики, нежно сжал. Хрипло заговорил странным незнакомым голосом:
– Ты с первого дня нашей совместной жизни под пристальным наблюдением. Все твои «косяки», загулы, измены, адюльтеры, интрижки – на фото- аудио- и видеоматериалах. Ты же знала, что канадская семья с самого начала была под их «колпаком». Что заставило подумать, что за тобой слежки не будет? Особенная?.. Глупые надежды.
Снял руки с плеч, поднял одежду с пола и… бросил ей в лицо! Отошёл к прозрачным дверям гостиной, засунув руки в карманы, стал смотреть на гладь озера.
– После каждого твоего «косяка» у меня на столе оказывалась папка, – обернулся, заметил, что не сдвинулась с места и продолжает стоять обнажённая. – Мы – банальные марионетки в чужих руках, пойми. Пока приносим доход и обеспечиваем их стороне надёжное прикрытие и комфортное пребывание – помогают, опекают, защищают. До определённой черты. Потому твой последний «загул» взбесил их. Просто ни в какие ворота не лезет!
Подошёл к столику, выбрал несколько фото из папки и положил на край.
– Полюбуйся.
И подходить не надо: малиновые лотосы.
– Я понимаю: он тебя подловил, но «они» этого не поняли и прижали меня. Я уладил разногласия, но у них есть условия…
Шагнул к мертвенно-бледной Светке, стал помогать одеваться, говоря всё тише:
– Ни шагу в сторону – «уберут». Ни одного «загула» – «уберут». Ни одной несанкционированной поездки – «уберут». Ни одного чека или иного документа с твоей подписью – «уберут». Ни одного договора и контракта без их представителя – «уберут». Кого именно и в какой последовательности – не уточнили, прости. Может, ты это хочешь узнать?
Покачала головой, залившись ледяными безмолвными слезами.
– У меня тоже не возникло подобного желания, – обнял сильно, вжимая в себя, ласкаясь о рыже-каштановые уже волосы. – Что ты творишь, Ромашка? С Тони всё понятно, хоть больно и горько… – вздохнул тяжело, прижав к гулко стучащей груди, – но многие другие? Ты же уже не та сумасшедшая Рыжуха, что валила меня на набережной Яузы-реки в Москве, под проливным дождём!
Нервно икнула-хихикнула, сильно дёрнувшись тощим тельцем.
– Опомнись! Теперь наши и твои дети буквально под прицелом! И это уже совсем не смешно… Комедией тут и не пахнет…
Последние слова Стасика не слышала – потеряла сознание, повиснув на его руках.
…Вернулись с Каварта-Лейк вдвоём через две недели.
Спустя три недели стало понятно, что Лана беременна.
Выждав месяц, сделали УЗИ.
Молчала упорно и не отвечала на вопросы врачей. Как было объяснить Майклу Майеру, что в те дни могла забеременеть и от Энтони, и от Элиаса? Вот и молчала, мучилась, истерики стали накрывать часто и сильно, до потери сознания, до лопающихся сосудов глаз и носа…
Обколов щадящими транквилизаторами, уложили на сохранение, поселив в её бокс незнакомую, молчаливую, молодую, сероглазую сиделку славянской внешности.
Так и выносила это дитя под пристальным и неусыпным надзором, не спрашивала даже, чьих служб: постоянным, недремлющим и безжалостным.
В 2011-м году, в знаменательный и памятный для каждого русского день, 9-го мая, миссис Лана Вайт родила очень крупного мальчика.
Боясь за пошатнувшееся здоровье знаменитости, сделали кесарево сечение, удалив всё, что могло впоследствии спровоцировать неизлечимые заболевания по женской линии. Больше уж точно не родит. Конец.
Месяц погодя, когда краснота и отёчность с младенца стала сходить, а на голове отчётливо проступили волосики, Стас и Света облегчённо выдохнули: «Тёмно-русые волосы и серо-золотистые глаза! Сын итальянца!»
Обняв сильно и надёжно, супруг глубоко заглянул ей в глаза.
– Теперь он не отвертится и станет-таки членом нашей семьи, в интересах её безопасности.
Взяв телефон, набрал номер, с улыбкой смотря в смущённые глаза пунцовой Белки.
– Энтони? … Стас говорит. Поздравляю тебя с рождением сына! … Твоего, Тони! Тво-е-го! … Приезжай, мы тебя ждём! Срочно! Есть разговор, родной! – отрубился, не дав и слова сказать в ответ.
Довольно улыбнулся, сел на край постели жены, где ещё подолгу находилась после непростой операции.
– Наконец-то перестанешь к нему сбегать – будет рядом. А с другими «леваками» придётся «завязать»… – поцеловал руки, прижал к своему побледневшему лицу.
Погладила большими пальцами его губы, прижавшись своими, тёплыми и нежными.
Задохнулся от набежавших слёз.
– …если хочешь жить, моя любимая бунтарка, – прошептал совсем тихо на русском.
– Их не будет. Клянусь.
Смотрела спокойно в любимые глаза, гладя пальцами щёки и подбородок, лаская волосы с первыми сединками.
– Повтори… – охрип.
Замер, выпрямившись, снял её руки со своего лица, сжал надёжно и трепетно.
– Их просто не будет. На этом конец. Я получила от жизни всё, о чём когда-то мечтала. Новых устремлений и несбывшихся желаний нет. Остались только семья, работа и творчество. Простая жизнь, – говорила спокойно и твёрдо, прямо смотря в лицо, проникая синим взором в душу, касаясь её, любя и лаская. – Чистая, земная, привычная; русская.
– Не будет даже «растворимого кофе»?.. – грустно улыбнулся, почему-то не справляясь с эмоциями и слезами: нервы сдали окончательно.
– Нет. Перехожу на чай. Травяной, цветочный.
Притянула, обхватила голову тонкими ручками, целуя седеющие виски, чистый лоб, красивые брови; шептала извечное, сердечное, личное.
– Ромашковый для Ромашки.
Заплакали оба, целуясь.
Энтони Мэнниген усыновил сына, дав ему, наконец, свои имя и фамилию: Манфредо-Роберто-Антонио Мэнниген-Скончерти-Монтанари. Манфред. Мэнни. Ману. Сын. Такой долгожданный!..
…Тогда между мужчинами состоялся нелёгкий разговор.
Увезя Тони подальше от «прослушки» на острова, Стас постепенно рассказал всю историю семьи, с самого начала, с Софи и Макса. Долго рассказывал, терпеливо и открыто отвечал на многочисленные вопросы пытливого, дотошного и наблюдательного взрослого друга, старался доходчиво объяснить историю, поведать о государстве и времени, когда события происходили.
Трудно было и итальянцу – чужая страна, традиции и менталитет, и самому Стасику – больно пережить всё вновь, но ради новой счастливой жизни пришлось вспомнить минувшую: трагическую и трудную.
Выслушав, убедившись, что понял факты правильно, собеседник попросил пару дней на размышления, поселившись на этот срок отдельно.
Вернулся спокойным и решительным: согласился. Страх за жизнь любимых всё решил за него.
По возвращении, сразу купили ему дом неподалёку, на той же улице, и стали появляться втроём на всех встречах, праздниках, мероприятиях и презентациях.
Отныне, Энтони Мэнниген стал официальным членом семьи миссис Ланы Вайт.
Пресса «стояла на ушах» месяц!
Вспомнили историю любви «BiTi» и Ланы с самого начала, раскопали старые газетёнки всех мастей, разыскали свидетелей, очевидцев, сотрудников, соседей и однокурсников, обывателей района, владельцев ресторанов и баров, кто хоть однажды встречался с виновниками бума.
Дома, клиника и студия-мастерская опять оказались в настоящей осаде!
Полиция района взвыла и… обратилась с пылким воззванием к жителям:
– Выявляйте, сигнализируйте, нещадно гоняйте папарацци с улиц района! Спасайте сами себя!
Закончилась вся эта вакханалия весьма неожиданным образом.
…Однажды утром в особняке Вайтов появился представитель по связям с общественностью, импозантный седеющий красавец Джек Виннер, и представил виновникам шумихи девушку-агента, сценариста и режиссёра с… национального телевидения.
Медийщики и заявили хозяевам, попивая под надзором важного дворецкого, Стэма Уилкса, превосходный кофе, что по их истории любви пишется… сценарий сериала! Сказали практически в ультимативной форме:
– Лучше сами всё расскажите, чем мы будем выковыривать сомнительные факты из жёлтых газетёнок тех лет, да записывать откровенные бредни и сплетни выживших из ума старух и похотливых стариков – весьма двусмысленные свидетельства, сами же понимаете.
Посоветовавшись с вызванными юристами, именитая семья согласилась, поставив условие:
– Сценарий напишем сами. Что-то дополнять, менять факты, места, имена, запрещаем категорически! Предупреждаем сразу!
Помолчав недовольно, телевизионщики согласились, переглянувшись. «На безрыбье… Куда кривая выведет… Время покажет…» – так и читалось на прожжённых в интригах и лжи лицах.
Собравшись втроём на Каварта-Лейк, сели писать: Тони и Света рассказывали, а Стас пытался придать повествованию стройность и романтичность.
Трудно было, ведь многие темы нельзя было вообще озвучивать категорически! Поэтому о Джордже Коуллзе, Гоше Тихоновском, в рассказе не было ни слова.
Света расплакалась: «Прости, Гошка!»
Долго мучились и ломали головы:
– Как свести сюжет без американских родичей? Как обойтись с мексиканской линией?
Расстроившись, повздыхав виновато, решили о них вовсе умолчать.
– Разглашение невозможно, слишком много чужих интересов и судеб затронет! Живите спокойно, Санчесы-Мартинесы.
Придя к такому выводу, выдохнули с облегчением, обрадовались:
– Зато, можно полнее рассказать о других знакомых и интересных встречах, а их так много было!..
Пусть в «кастрированном» виде, история получилась настолько интересная, увлекательная и душещипательная, что телевидение вцепилось мёртвой хваткой, проглотив наживку разом!
На все предложения расширить повествование, дополнить подробностями, фактами и именами, авторы ответили категорическим отказом, напомнив о предупреждении на начальном этапе переговоров.
Вздохнув, что большого сериала не выжать, медийщики сняли небольшой многосерийный художественный фильм с популярными молодыми красавцами-актёрами в главных ролях, дополнив романтичную, красивую, классическую love story* великолепной музыкой супермодного композитора-гения.
Фильм имел оглушительный успех в кинопрокате!
На премьеру прототипы бестселлера приехать отказались, как и участвовать в любых рекламных и промоутерских кампаниях по фильму и книге, тут же изданной по сценарию к фильму с чудесными фотографиями из киношедевра. Сама же книга стала самой желанной для аудитории 12+.
Саундтрек фильма мгновенно занял самые высокие строчки рейтингов музыкальных чартов Америк и Европы! Всё артисты-певцы, что поучаствовали в плейлисте к сериалу, стали звёздами!
Успех и доходы всех и вся превзошли все даже самые оптимистические прогнозы!
Когда фильм прокатали по телевидению в прайм-тайм, рейтинги канала взлетели до небес! По закону медиа – напрашивалось продолжение: сиквел, приквел, интерквел, но…
Загрустили медийщики, вздохнули тяжело, услышав отказ от продолжения, смирились:
– Право авторов. Нам остаётся лишь надеяться, что их история не закончена и может принести немало неожиданностей, как самим героям, так и их детям. Мы умеем ждать. Время терпит…
Для виновников целого года шумихи, сплетен, слухов, «сливов информации» из редакторского и режиссёрского отделов, скандалов с выкраденными материалами с только что отснятыми сценами фильма и прочее, оставалась простая семейная жизнь с радостями и огорчениями, семейными праздниками и хлопотами, счастливыми и трагическими историями, их последствиями.
Жизнь не остановилась, пришпорила время, вбивая новые происшествия и потрясения. Они будут иметь такие непредсказуемые концовки, что акулам пера и камеры и не снилось! Этот сценарий писала сама Её Величество Жизнь.
…В Ричмонд Хилл всё тоже стремительно менялось.
Дети семьи Вайт-Мэнниген росли, оканчивали школу, поступали в колледжи и университеты.
Одновременно с Вероникой Вайт, вышел в большую взрослую жизнь и старший сын Тони, Энтони Эме, которого Николь родила через донорство. Энтони-младший был так похож на отца, что умалчивать об их родстве не имело смысла – жили через дом.
Матери пришлось рассказать сыну о тонкостях его рождения и свести с отцом.
Когда шок прошёл, они сдружились, часто стали встречаться и появляться на людях.
Постепенно Энтони-старший собрал всех детей – пятерых! Многодетный отец! И все они стали родными для семьи Вайт, пополнив ряды радушного и чадолюбивого a mia famiglia**, как гордо именовал её Тони.
Лана и Стас, хохоча, весь клан называли мафией, Каморрой, «Спрутом».
Друг криво улыбался, но был не против прозвища: как ни назови, лишь бы шло на пользу. Терпеливо знакомился с детьми, учил итальянскому, рассказывал о своих корнях.
Друзья тоже стали с годами только ближе.
Сын Сержа Бейлис-Вайт, Серж Майер, которого Кэрис родила тайком, в один год с Никой вылетел из родительского гнезда.
Майкл Майер, вырастивший его, был до слёз рад и горд, когда парень – копия биологический отец, поступил в медицинский колледж.
Серж Майер по наитию последовал по стезе своего настоящего отца, став со временем прекрасным врачом.
Следом за всеми, упорхнули из дома двойняшки Стивена и Элен Оуэн, Эллис и Дэвис, поступив на один и тот же факультет знаменитого колледжа, чем порадовали родителей и знакомых – можно одновременно навещать!
Эли и Дэви выросли красавицами – копия мама. Дэви так и осталась очень сложной девочкой.
На следующий год, 2011-й, и второй сын Тони от Николь Эме, Адриано, уехал из дома, решив стать режиссёром и приобщиться к бесшабашной жизни богемы.
В 2012-м году из района и дома проводили Женевьеву Вайт-Менье, в Париж.
Баронесса Катрин де Лё Фруа и Филипп Менье позаботились о девочке, обеспечив её и средствами, и связями, и титулами.
Поступив в именитый, престижный, гуманитарный колледж в Старом Свете, Ева стала вхожа в общество и дома высшей европейской знати, заняв подобающее ей место по рождению и происхождению. Появлялась везде в сопровождении патронессы, виконтессы Кристин Ля Патьянт, ближайшей подруги и наперсницы покойной баронессы.
Наставница вводила девушку в курс и привычки бомонд – Noblesse oblige***, представляла и окружала достойным окружением юную красавицу, которая выросла копией своего настоящего отца – графа Филиппа де Менье.
Смотря на неё, люди тяжело вздыхали, жалея беднягу-аристократа, так рано и загадочно ушедшего из жизни.
Действительность не стояла на месте.
Дома в Торонто, в особняке, в переулке неподалёку от Кентербери Корт, продолжались своя жизнь и радости.
В апреле 2012-го года в особняке Вайтов шумно отметили 16-тилетие Стэфана, собрав всех друзей и их оставшихся детей.
Николь и Мари-Роуз пришли с забавной болонкой Черри и весь вечер рассказывали о сыновьях, Энтони и Адриано.
Кэрис и Майк привели дочь Селин, справившую своё шестнадцатилетие ещё в январе.
Стэфан, смущаясь, принимал гостью и бурно краснел, дрожа руками, на что родители переглянулись: «Они достойная пара!»
Элен и Стивен пришли с дочерью Гленн, копией папы. Ей исполнилось тринадцать, но уже начинала строить глазки парням! Стив любовался озорницей и млел.
Джорджу Вайту было почти пятнадцать, и Света с болью замечала всё большую грусть в глазах сына: то ли возраст переломный, то ли первая безответная любовь.
Аннушка не отходила от Тони, сияя такими же глазами, радуя и грея душу отца. Ей в феврале исполнилось двенадцать, но уже было понятно – растёт красавица. Он прижимал любимицу к широкой груди, шепча на итальянском что-то нежное в чудесные волосы и алые ушки.
Между гостями бегали младшие Вайты, восьмилетние Алекс и Дэни, и, теребя то Стаса, то Энтони, то Лану, висли на них и всех остальных гостях, целовали, радовались. Оставив родных и знакомых, стали возиться со щенками левретки Долли, пытаясь их сдружить с Черри, на что она недовольно тявкала и порывалась от озорников удрать прочь!
Только самому маленькому члену семьи, Мэнни Мэннигену одиннадцати месяцев отроду, было хорошо в своём просторном манеже. Его уже все перетискали, перецеловали, перекормили и перелюбили. Золотая пора – младенчество!
Старшие члены семьи, Филиппа и Максим Бейлис, заехали днём на несколько минут – поздравить именинника и подарить новенький планшет.
Им было по двадцать шесть лет, и оба имели семьи, живя отдельно от Вайтов своими домами. Отделившись, вернули свою фамилию.
– …Как мы редко стали видеться, родные!
Лана поцеловала сестру Пиппу и брата Макса, обняв, прижавшись к их сердцам.
– Так скучаю по вас! И живём рядом, и телефоны в карманах у всех, и скайпы, а видимся редко и мало! Эх… мамы-папы на вас нет!
– Мы стараемся…
Сестра сияла личиком мамы Сони – выросла её точной копией.
– Но эта работа, дом, дети… Не удаётся вырваться чаще никак, простите. Мы ведь со всеми делами управляемся сами, нянь и мажордомов не имеем, – рассмеялась озорно, вскинув ручки. – Не обвиняю и не упрекаю! Каждому своё. У нас в семье Джон любит справляться с заботами самостоятельно, без посторонних.
– Как у него дела, родная?
Стас помог Пиппе сесть за стол, налил вина, заглянув с любовью в серые глаза любимицы, поцеловав мимоходом в голову тёплыми губами, задержавшись на миг.
Ахнула: «Как папа! Как Серж!» Даже дёрнулась от его ласки, едва сдержав слёзы – дико скучала по покойному отцу до сего дня.
Стасик этого даже не заметил – привык: стал им обоим отцом, как и завещал тесть, полностью вжился в роль. В беседах так и говорил: «Мои старшенькие…»
– Давно не звонил, попеняй от меня, милая.
– Да… Скажу… Всё хорошо, – голосок задрожал, но смогла справиться с волнением. – Фирма живёт, заказы есть – держатся на плаву. Ремонтируют с братьями и отцом по-прежнему, строят, перевозят, ломают…
Рассмеялись все!
– Судьба.
– Да уж… Не урони он тогда твою коробку – не нашла б себе такого замечательного мужа!
Лана, потянувшись, обняла сестру с любовью и обожанием, протяжно погладив вдоль всей спинки до самого копчика.
Девушка опять безмолвно вскрикнула: «Как мама Софи!»
– Это редкая удача. Неловкость свела вас.
– Точно, расплатилась за своё счастье разбитыми дисками, – покраснела, сияя радостью и затрепетав душой: «Счастлива и любима».
– Как малыши? – Стас тепло улыбался.
Не мог удержаться, всё заглядывал и заглядывал в её глаза. Как у мамы. Родной. Вздохнул горестно, потерянно: «Как мне тебя не хватает, Соня! Ты мне нужна, Сонечка. Обними меня. Поцелуй… Мама… Приди, приснись, люби…» Передёрнулся телом, опомнился, стал слушать.
– Растут, как положено детям, – распахнула глаза, загорелась. – Папочка их просто обожает! С плеч не слезают, стоит вернуться с работы. Сам больше и возится с ребятнёй. Хорошо, маленькие ещё – можно в комнате удержать. Мэгги – четыре, Шону – два. Пока на руках умещаются. Дед тоже балует безмерно…
Посмеялись, переглядываясь:
– Дик Ривер ещё тот дедушка! Спасать надо детей от его безграничной любви – утопит в ней!
Заалела лицом.
– Я слабо могу влиять на ситуацию, только и отрываюсь, когда все Риверы заняты новым заказом. Но не сейчас. С радостью от меня избавились – благовидный предлог.
– А ты как, Макс?
Лана мягко улыбнулась навстречу тёмно-серым глазам, вздохнув тяжело, протяжно, печально: «Бог мой… Как же он похож на Максима! Клон, да и только! Даже поворот головы тот же. Бедная Соня! Видеть каждый день в сыне отца, любимого, единственного – мука. Вот и ушла из жизни так рано – стаяла. Спасибо шведу, продлил ей жизнь… И укоротил. Чёрт, как же всё сложно, всё-таки». Встряхнулась, заставила себя стать радушной хозяйкой и любящей сестрой.
– Как там Шерил? Справилась?
– Да, спасибо. Супруга в порядке. Смогла взять себя в руки после несчастья. Её брат, Бенни, до сих пор рядом, поддерживает. Без него она не выжила бы. Он сам видел, как её сбила машина… – грусть прорвалась в голосе, понизив тон, заставив задрожать. – Хорошо, что смог в жуткий момент отодвинуть эмоции, хоть был юн, вовремя вызвать медиков. Он же её удерживал от попыток суицида после выкидыша. Истерила страшно! Бен принял мужественное решение и отложил на год поступление в колледж, остался с сестрой рядом.
Все опечалились, вспомнив страшное событие два года назад. Тогда пришлось нелегко – незадолго до этого умерла Соня, мать, душа семьи.
– Теперь Шер ходит с загадочным видом, шепчется с ним по углам, – закатил глаза, покраснев, улыбнулся ясно и светло. – Явно беременна. Делаю вид, что не догадываюсь…
– Слава богу! Поздравляем тебя, Максик! – соскочили, ринулись обнимать, целовать. – Какая хорошая новость!..
– Рано! Сглазите! – захохотал, «большими» глазами остудив родню.
Рассмеялись, дружно постучали по дереву и поплевали через левое плечо.
– Да… Лана… – Пиппа, сев на место, подняла глаза на сестру, как-то странно посмотрев. – Я, когда секретер мамы к себе в дом перевозила, что-то нечаянно зацепила, не знаю, что именно, – обведя глазами замерших родных, покраснела. – Сначала было некогда ремонтом заниматься: Мэг маленькая, да родился Шон – не до того было. А мама, когда в ноябре его отдавала, промолчала или забыла… – смутилась, видя нетерпение всех. – Не знаю, как и сказать… В общем, там… Сама ещё не всё поняла… Боюсь, что ли? Даже стороной обхожу… А вдруг там плохое…
– Пиппа, да не тяни же ты кота за хвост! – Света возопила на русском, родном.
Насмешила до икоты всех! Долго смеялись, утирая слёзы.
– Там Джон нашёл… тайник. Потайное отделение на боковой панели, – сестра побледнела почему-то, порывисто вздохнула, – а в нём увесистый пакет из тёмной плотной бумаги. Запечатан сургучом. Вот я и решила, что это имеет отношение к семейным тайнам. Коль так, нам нужно выбрать время и посмотреть, что там. Вскроем и все вместе ознакомимся с содержимым.
– Что в нём? – Стас привстал, почти догадавшись.
– На ощупь – тетрадь. Очень большая и толстая.
– Дневник мамы! – Лана замерла, резко побледнела, посмотрев на Макса расширенными потемневшими глазами. – История твоего отца.
– Сержа? – недоумевал.
– Максима, – прошептала неслышно.
– Что?!
– Ты должен это прочитать сам, – откашлялась, решительно повернулась к Пиппе. – Он у тебя с собой?
Она отрицательно покачала головой, мгновенно лишившись голоса.
– Договоритесь, и ты передашь ему дневник. Это история его мамы и отца. Настоящего.
– Да о чём речь идёт? – брат совсем растерялся.
– Как только прочтёшь – сам поймёшь… – выдавила со слезами.
Стас обнял, поддерживая жену в трудную минуту.
– Только не спеши… осуждать. Захочешь, обсудим позже… – прошептала через силу.
– Нет. Мама у нас одна – это семейное дело, – Макс встал, напряжёнными глазами обвёл притихших родичей. – Будем читать вместе.
– Я неродная вам, приёмная… – Света едва прошелестела.
– Ты для неё была такой же дочерью, как все мы. Родная и для нас. Читаем вместе. Точка.
– Тогда, и Стас будет с нами, – встревожено вскинулась. – Он знал эту историю и Максима.
– Согласен.
– Спасибо, братик, – обняла его.
Вскоре в объятиях стояли четыре сердца вместе. Родные.
Через месяц, на Каварта-Лейк съехались все, собрались в гостиной у камина.
Рассевшись неспешно на диванах и креслах, доверили Максиму вскрыть заветный пакет коричневой бумаги.
Рассмотрев печать, он удивлённо вскинул брови.
– Ничего вам не напоминает?..
Света взяла пакет и присмотрелась к толстому сургучу: посередине, выдавленная по горячему, виднелась неширокая ровная полоска, вдоль которой виднелось что-то тонкое и до боли знакомое! Медленно повернула, присмотрелась и поражённо вскрикнула, распахнув глаза:
– Колокольня в Калязине! Кольцо мамы… Помните? Золотое, похожее на обручальное, а на нём – гравировка Калязинского собора, стоящего наполовину в воде!
– Значит, мы оказались правы, – голос Стасика был тих и печален. – Это – история Максима и Софии, – поднял глаза на парня. – Ты готов узнать правду? – увидев молчаливый кивок, тяжело вздохнул. – Сочувствую. Будет трудно. Если не сможешь принять этого – скажи. Мы перестанем читать. Пусть история так и останется тайной мамы: о любви к Максиму.
Подумав несколько мгновений, Макс решительно обвёл глазами родню, глубоко вздохнул и, вскрыв, взломав с хрустом коричневую печать, перевернул пакет, выложив на столик четыре небольших тетради. Выдохнув нервно, взял ту, на которой была написана цифра «1». Подержав, раскрыл: рукопись. Почерк матери. Исповедь Софии.
– Готовы? – голос осип, задрожал, лицо побледнело.
– Давайте, мы со Стасом вам расскажем сначала историю вашего старшего брата, Филиппа. В его честь и назвали тебя, Пиппа, – Лана ласково погладила руку сестре. – Историю «иного» мальчика и его единственной любви – Марины. Она является предысторией всем последующим событиям в судьбе Софи, Сержа, Макса и… нас всех, в сущности.
– Согласны, – ответили двойняшки хором, переглянувшись.
…Два вечера они слушали непростую давнюю историю, случившуюся в далёких 84-м и 85-м годах прошлого столетия, в Союзе, в далёкой Москве, за океаном, там, где остались лишь следы и могилы тех, о ком вёлся рассказ.
* …love story (англ.) – историю любви.
** …a mia famiglia (итал.) – семейства.
*** …Noblesse oblige (фр.) – французский фразеологизм, означающий «благородное (дворянское) происхождение обязывает». Переносный смысл – «честь обязывает» или «положение обязывает» – власть и престиж накладывают известную ответственность.
Ноябрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/11/16/241