Кибитки уезжали под негромкий перезвон бубенчиков, звучавших траурно… Под вечер уехали и горинцы. И стало тихо.
Надо бы поминки организовать, подумалось Араксину. Однако эта мысль показалась несвоевременной – хотя молния редко бьёт дважды в одно и то же место, но всё-таки массовые сборища сейчас ни к чему…
Не сновало поредевшее воинство Лютого, давно рассредоточенное по постам, те, кто уцелел в ночной бойне, разошлись по домам – глушить горе всеми способами.
Становилось неуютнее оттого, что потери обошли его стороной – словно он был среди ночных убийц. Потому Араксин решил заняться домашними делами... А их было немного – проверить, чтобы беличьи шкурки не зачервивели, посмотреть запасы вяленины, солонины, а то давно не заглядывал.
Простые хлопоты позволяли отвлечься от откровенно тяжёлых мыслей и видений прошлой ночи. Но память всё равно подсовывала время от времени кровавые детали… Особенно остро впечатался в память взгляд мёртвых глаз Ольги Векшиной, по-звериному бессильное отчаяние Инги и её отца…
Проверив всё, Андрей занялся арсеналом, резко пополнившимся. Надо будет перетащить домой припрятанные трофеи.
Особое внимание привлекал «Скорпион» с глушителем – довольно качественная переделка под патрон ТТ калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. В подсумке обнаружилось ещё с десяток двадцатизарядных магазинов – три из которых были уже пусты. Но самое интересное оказалось не это, а крестообразные насечки на пулях. Такая пуля, попадая в тело, превращалась в жакан, раскрываясь ромашкой и буквально разрывая мягкие ткани, проделывая солидную дыру.
Оружием пользовались уже давно – о том говорили многочисленные царапины на воронении, малость разболтанный спуск, чуточку раздутый срез ствола. Значит, уже не впервой делать вот такие вылазки – потому что для серьёзного наступательного боя скорострельный коротышка с глушителем был не очень удобен. А вот для молниеносных ночных налётов, в обороне, в перестрелке накоротке, например, в доме – самое то. Ну, или садить веерными очередями по беспокойно мечущимся… Знать бы только, где это огнестрельное членистоногое умудрилось повоевать ещё…
Дверь открылась плавно, громко скрипнув давно немазаными петлями. Андрей обернулся, отметив про себя, что рука с оружием дёрнулась гораздо быстрее…
Инга медленно вошла. Её вид Андрею не понравился сразу – бледное лицо, заострившиеся скулы, взгляд рысьих, желтовато-карих глаз равнодушно скользил по маленькой комнате. Так же равнодушно она взглянула на Араксина, на оружие, разложенное на кровати.
- Выспалась? – спросил Андрей. Просто так спросил, чтобы не молчать.
- Да… Михалыч какой-то дрянью напоил… горькая, зараза, но снотворная… - голос Векши звучал невыразительно, на одной ноте.
- Это хорошо, - Андрей подвинулся. – Садись…
Инга подбрела к кровати, неслышно села. Глаза невидяще уставились в стену.
- А где дядь Витя? – спросил Андрей. Слушать такую тишину не было ни малейшего желания. Он чувствовал исходящую от Инги холодную пустоту – словно сидел рядом с куском льда. Крайняя степень опустошённости…
- На посту, - почти не разлепляя губ, ответила Инга. Медленно повернула голову к Андрею.
- Зажги свечи… Темно очень.
- Сейчас… - Араксин несколько поспешно поднялся. Свечи лежали на полке над кроватью…
Три неярких языка пламени озарили единственную комнату дома.
- Так лучше, - равнодушно сказала Инга. Расставив свечи на столе, Андрей обернулся к ней – Инга сидела, ссутулившись, едва ли не в три погибели согнувшись, став совсем маленькой и жалкой. Волосы скрыли лицо, из спутанных прядей почти безжизненно поблескивали глаза. На какой-то миг даже стало неуютно, жутковато - словно не Векша, а какое-то иное существо было перед ним.
Дабы развеять это ощущение, Андрей спешно вернулся, обнял Ингу, с силой, но осторожно прижав к груди. Инга не сопротивлялась, ни звука не проронила, даже не шевельнулась. Он погладил её по спине, явственно ощущая под ладонями тонкие рёбра. Хотелось что-нибудь сказать, шептать ей на ухо что-то утешительное, ласковое… Однако Андрей осознавал, что никакие слова сейчас тут не помогут. Он внезапно понял, что выхолостило Векшу, её рассудок. Испытав ярость берсеркера, Инга отдала слишком много сил – душевных и физических. Явное тому свидетельство – пара разрубленных автоматов, видимо, выставленных в тщетной попытке защититься.
А потом истощённой душе нечем оказалось защититься от нового удара – смерти матери…
- Представляешь, эта старая ворона сказала, что если до двадцати двух не рожу – то незачем и пытаться дальше… Мужская у меня судьба, оказывается, - медленно произнесла Векша.
- Какая ворона? – машинально спросил Араксин.
- Да эта… цыганка… старая, как жертвенный пень… Сказала, что горя много мне будет, горечь утраты… Что слишком огня в сердце много…
- Эта старуха себя от пули не уберегла, - наугад сказал Андрей, не спеша разжимать объятий. Кажется, Инга начала оживать потихонечку.
- Ага, - кивнула она. – Двое её как раз и несли на костёр…
- Так что не бери в голову, - сказал Андрей. – Будь она по-настоящему знаткая – они бы к нам вчера и не заехали. А наговорить и Михалыч может, сама знаешь… Горечь утраты? Все мы тут что-нибудь да утрачиваем, кому и гильзу потерять – уже мандраж… А насчёт мужской судьбы… Она тебе по руке гадала?
- Да.
- Тогда немудрено, - он разжал руки, взял безвольную ладошку. – Рука у тебя твёрдая, жилистая, не как у других девок. Тут и я могу нагадать, - Андрей засмеялся, потрепав её по голове. И понял, что рано обрадовался – голова Инги безвольно мотнулась, взгляд вновь устремился в одну точку.
- Я сейчас, - он решительно поднялся, успев увидеть, как Векша равнодушно кивнула.
Баню Андрей затопил быстро, даже пожалев, что вечер. Осталось подождать, пока протопится, раскалится… Потрогал воду в деревянной бочке в предбаннике… Степлилась порядком, но ладно, сойдёт. Так, веники, щёлок… Сойдёт.
Инга сидела в прежней позе, когда Араксин вернулся. Даже голову не повернула.
Он молча достал из-под кровати сундучок, окованный железом. Там хранилась чистая одежда.
- Травами перекладываешь? – всё тем же равнодушным тоном спросила Инга, когда Андрей откинул крышку сундучка.
- Почти, - он вытащил чистую белую рубаху, убрав веточки полыни. – От затхлости да моли… Это для тебя.
- Зачем?
- Узнаешь, - отмахнулся Андрей. – Ничего страшного.
- Забавно… - сказала Инга. – Полынь… Я вот недавно родителям сказала, что я не цветочек, а полынь…
Это уже начинало походить на бред. Андрей решительно не узнавал сидящее на кровати существо. Он ни разу не видел, чтобы люди ломались вот так, резко и стремительно. Особенно те, которых к слабакам и соплякам не отнесёшь…
Он присел перед ней, откинул волосы с лица, заглянул в безжизненно поблёскивавшие глаза Инги, легонько вздёрнул ей подбородок, надеясь вызвать хоть какое-то сопротивление. Бледную маску лица исказила слабая тень недоумения, но и она исчезла под гнётом смертного равнодушия.
Эдак, чего доброго, ещё пойдёт и вскроется, промелькнула почти паническая мысль. И я, дурак, пушку прямо рядом оставил.
Андрей спешно выпрямился, подхватил оружие и подсумки с магазинами. В сарае, пожалуй, спрятать надо…
… Когда в бане уже нечем было дышать от влажного жара, Андрей вернулся в дом за Ингой. Та неподвижно стояла у стола, глядя на пламя свечей, и её взгляд можно было назвать зачарованным. Губы чуть растянулись в улыбке, но нормальной эту улыбку Андрей бы не назвал. Это добавило решимости…
Конечно, отводить от грани безумия ему ещё не доводилось, но попробовать стоило… Тем более что способ был. Не бог весть какой надёжный, но всё же…
Андрей взял Ингу под локоть и непреклонно повёл, даже поволок за собой.
Инга не сопротивлялась, жалко ссутулившись, уронив голову ему на плечо.
Когда он завёл её в темноту предбанника, Инга равнодушно сказала:
- Темно тут…
Андрей промолчал, мысленно сосредотачиваясь на предстоящем. Открыв дверь, из проёма которой на них дохнуло жаром, он буквально втолкнул Векшу, шагнул следом, придерживая за плечо, чтобы не поскользнулась…
- Жарко…
- Раздевайся, - металлическим голосом произнёс Араксин. – Или я тебе помогу.
Он старательно будил в себе жестокость – иначе никак. Отрешиться от её потери, отрешиться от собственных воспоминаний – вот что требовалось сейчас. Иначе с гарантией не получится…
Не дожидаясь, пока Инга разденется, Андрей принялся за дело сам – буквально содрав с неё рубашку (кажется, порвал – послышался треск), стащив штаны, ухватил за голые плечи, неожиданно твёрдые, и почти на ощупь подвёл к нижнему полку, куда заставил улечься на живот. Достал заблаговременно распаренные еловые веники из тазика с горячей водой, помахал ими, обдавая жаром распростёртое на полке тело, едва видимое, чуть светящееся во мраке. И врезал по спине от души. И ещё раз. И ещё…
- Лежать! – рявкнул он, не увидев, а скорее почувствовав, как Инга напряглась в попытке вскочить с полка. Резкий окрик подействовал – Андрей ощутил, что она сдалась, обмякла… И принялся хлестать – часто, дробно, накрывая Ингу ударами от плеч до пят. Время от времени раздавались её негромкие стоны, она вздрагивала под ударами, но покорно лежала… Хороший знак.
- Именем Света, именем Рода, именем силы его! – зашептал он негромко после третьего круга ударов. - Перун насылает благость на призывавших её. Силу и славу, твердость и ярость даждь нам Перун в бою. Громом явленный, будь вдохновенным, волю яви свою. Именем Бога Седого Сварога воину силу даждь. Сыну и брату, другу и вою волю свою яви. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!
Заговор, рассчитанный на воинов, вряд ли годился для девчонки, только недавно пережившей взрыв боевой ярости, но сейчас ей предстоял ещё один бой – за собственную душу. Да и ему благоволение бога воинов понадобится.
Трижды прочтя заговор, он скомандовал:
- Переворачивайся! Живо!
Жалости в душе не осталось ни капли, вместо неё пришла причудливая смесь жестокости и даже отвращения. Отвращения к чужой слабости, жалкости.
Постанывая при каждом движении, даже кряхтя, Инга беспомощно заелозила на полке. Андрей помог – грубо, жёстко схватив её за плечи, перевернул, почти впечатав в доски.
- Больно… - выдохнула Инга.
- Терпи! – Андрей вновь принялся хлестать её, чувствуя в себе нестерпимое желание ударить как можно сильнее. Однако приходилось сдерживаться…
- Именем Света, именем Рода, именем силы его! Перун насылает благость на призывавших её…
Отбросив веники в стороны, он потянулся к ведру с щёлоком, что стояло у стенки.
Не переставая читать заговор, Андрей жёстко втирал щёлок в кожу, зачерпывая мылистую гущу из ведра вместе с зольной пастой, совершенно забыв, что тело, распростёртое, безвольное под его руками и оттого мягкое, горячее, как гранит в каменке, влажное, принадлежит девушке. Не возникло ни малейшего позыва плотской страсти, слишком прочно укрепилась мысль, что перед ним – человек, которому нужна помощь.
Инга, кажется, была на грани беспамятства, беспомощно раскинув руки, даже не пытаясь прикрыться…
- Именем Света, именем Рода, именем силы его! Перун насылает благость на призывавших её…
Андрей перевернул её на живот, продолжая натирать безвольное, почти бесчувственное тело щёлоком вперемешку с пастой. Получался жёсткий, болезненный массаж, особенно когда он начал прихватывать тонкую кожу пальцами, стремясь ущипнуть как можно больнее, будто пытаясь оторвать от рёбер…
- Именем Света, именем Рода, именем силы его…
От новой боли Инга, кажется, начала оживать – судорожные движения становились резче, крики громче и короче.
- Именем Света, именем Рода…
Жар уже не чувствовался, хотя одежда, которую Андрей так и не снял, вымокла насквозь.
Подхватив таз, в котором распаривал веники, он размашисто окатил Ингу поостывшей водой, смывая щёлок и золу.
- Будешь у меня как новенькая… - зло пропыхтел он, стаскивая её с полка и подхватывая на руки. Собственное тело, охваченное странным приливом сил, не ощущало взятого веса. Открыв дверь пинком, Араксин вынес Векшу в предбанник и наладил ногами вперёд в бочку с холодной водой, окуная с головой. Инга взвизгнула, рванулась было к нему, однако он с силой придавил плечи, почти топя. И так – несколько раз, с каждым разом всё дольше и дольше удерживая под водой.
На пятый раз он рывком вытащил её из бочки, прижав к груди, слушая её бурное дыхание…
- Садист… - выдохнула Инга, и голос её наполнился жизнью. Андрей понёс её домой, где заготовил полотенце и чистую рубаху. Инга висела на нём, слабо шевелясь, всё пытаясь отдышаться, покашливая, и Андрей чувствовал, как бурно бьётся её сердце.
Свечи догорели, лишь слабый огонёк дотлевал на остатках фитилька одной из них.
Андрей уложил Ингу на кровать, в темноте найдя полотенце, растёр насухо – опять же стремясь делать это как можно больнее. Инга вырывалась и сопротивлялась с заметным ожесточением.
Потом он впихнул её в чистую, пахнущую полынью рубаху и сидел рядом с ней, поглаживая по волосам.
- Заря-Зареница, красная девица, сама мати и царица. Светел месяц, ясны звезды – возьмите у Инги бессонницу, бесдремотницу, полуношницу. Заря-Зареница, среди ночи приди к Инге хоть красной девицей, хоть матерью царицей и сложи с Инги и отведи от неё окаянную силу, все хвори невзгоды. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!
- Ты как Михалыч прямо… - тихо сказала она. – Тот тоже про что-то такое мне говорил… Не у него набрался?
- Да нет, - вздохнул Андрей, вдруг почувствовав себя опустошённым. – Как ты?
- Мне хорошо… - её ладонь, непривычно мягкая, нежная, слабая коснулась его щеки. – Колючий… А мне и впрямь хорошо! Кровь по телу бежит, как иголочки колют… И голова пустая, не звенит только…
- Это хорошо, - сказал он. – Так и надо. Спи, Векшуня, спи.
- Ладно, волхв, - Инга тихо засмеялась. – Только бате не говори, что за сиськи меня лапал.