Периодически на мою бабку находило желание лечиться.
Желание это находило на нее обычно после того, как она ходила в гости к своей младшей сестре бабНине. У бабНины был диабет, что, кстати, являлось предметом непрестанной зависти соседок, потому что ее на талоны отоваривали в магазине дефицитной гречневой крупой. Диабета у бабки не было, но она регулярно проводила конфискацию половины крупы, взамен оделяя бабНину грибами и лесными ягодами. БабНина была среди сестер младшей, изнеженной и слишком городской, леса не любила и в лес не ходила - так что подобный обмен был выгоден обеим сторонам.
Произведя столь выгодный обмен, сестры садились рядышком на диван и начинали чесать языками, постепенно перескакивая с общих тем на темы семейные, а затем личного благополучия и самочувствия.
- Лонись в груди-то так и пекло, так и пекло.
- Головушка так вот и шумит, и свербит, как паровоз в ей.
- Ноженьки-то не ходят, все косточки ноют.
- А семейные-то несколь не сочувствуют. Вот нынче пирог ела и без всякого удовольствия. И лихо после пирога-то, лихо.
Так они могли беседовать часами. Разговор обычно заканчивался тем, что бабНина начинала хвастать, как она в семьдесят седьмом году лежала в пятой больнице, где хирург Галина Францевна Никкель вырезала ей желчный пузырь с камнями. Высказывания и шутки хирурга, ее костюм, больничная еда и шприцы с капельницами - все было на сто раз рассказано во всех подробностях, и сто раз был показан большой, во весь живот, шрам после операции, и были до дыр затерты рецепты с назначениями и бумажка с написанной диетой - а бабНина не унималась.
Бабке было нечем крыть. В больнице она сроду не лежала, шрамов после операции не имела и испытывала из-за этого чувство глубочайшей острой зависти.
Поджав тонкие губы, она прощалась с сестрой и уходила домой. Дома через какое-то время начиналась вакханалия.
Это было страшно.
Доставались из ситцевых мешочков какие-то травы, цветочки и корешки. Добывался у соседа-охотника отвратительный барсучий жир. На кухне что-то варилось, булькало, кипело. Пару раз приходила старая, сморщенная, как сухофрукт, местная целительница - баба Клепа. Она брала специальную дощечку с сучком посередине, водила по сучку пальцем, потом этим же пальцем описывала круги на бабкиной голове, ноге или животе - в зависимости от того, что на сей раз болело. Все это продолжалось дня три. К счастью, потом нормальные, обычные жизненные дела брали верх, хворобы забывались, снадобья выливались в "уборну", а уважаемая баба Клепа становилась мошенницей и банной затычкой - все затихало до следующего визита к бабНине.
Один раз бабка решила-таки переплюнуть бабНину и отправилась на прием к участковому врачу в районную поликлинику. Неизвестно, о чем они там говорили и на что бабка жаловалась - но две недели она ходила гордая, как индейский петух, и всем рассказывала, как ей помогло. Уж таки таблетки, таки таблетки! Маленьки, а одну примешь - все боли в ногах как рукой снимет. Две недели не болят ноги! Ну, потом, вестимо, надо новую принимать. А как называются? Бабка многозначительно поднимала палец. Не просто они называются. Так называются, чтоб сразу всем понятно было - лучше для ног ничего нет. "Пять ног" они называются! И рецепт есть. И бабка с гордостью доставала рецепт, обернутый для сохранности в прозрачный полиэтиленовый специальный мешочек. Вот оно, сокровище. Никакой бабНине сроду такого не прописывали. "Пять ног". По названию понятно - от ног-то лучшего еще не придумали.
Много-много лет спустя, когда я уже училась в медучилище, я нашла этот рецепт, по-прежнему завернутый в полиэтиленовый мешочек и бережно сохраняемый на дне коробки из-под конфет "Ассорти". Это был рецепт на препарат под названием 5-НОК. Препарат для лечения цистита.
А теперь можно и открыть вот эту, последнюю, самую толстую тетрадь. Сезам!
Да. Чего только не найдешь в этих старых тетрадях. Пожалуй, это даже очень серьезная вещь - и кто ее написал, хотелось бы знать. Пели ее? Читали, как стихи? Чего не знаю, того не знаю.
Молодые девушки немцам улыбаются,
Позабыли девушки о своих друзьях -
Только вот родителям горя прибавляется,
Плачут они, бедные, о своих сынах.
Там, в боях за Родину, за широкой Волгою,
Был убит в сражении парень молодой.
Спит он, ветер волосы развевает русые -
Будто бы любимая шевелит рукой.
Лейтенантов-летчиков вы любили, девушки,
Со слезами в голосе в верности клялись,
Но в года тяжелые их забыли девушки
И за банку с пудрою немцам продались.
Под немецких девушек вы прически строите,
Красками вы краситесь, вьетесь вы юлой -
Но противны, девушки, ваши губы алые,
И пройдет с презрением парень молодой...