Ети. Шестая повесть Белкина

               
Вслед за Михаилом Михайловичем,  Зощенко разумеется , решился я записать слогом Пушкина, современный анекдот, старательно пряча в стилистике позапрошлого века  нынешние  грубые   реалии;  изначально перечтя Александра Сергеевича  и умыкнув   малость от его щедрот, писал, ужасаясь своей тупой гордыне  - в  столь жалкой попытке приблизиться к гению. Прости меня, благосклонный читатель.
2009 год.

Полюбуйтесь же вы дети,
Как в сердечной простоте
Длинный Фирс  играет  в  эти,
Те, те, те и те, те, те.

Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те.

О, какие же здесь сети
Рок нам стелет в темноте:
Рифмы, деньги, дамы эти,
Те, те, те и те, те, те.

                А.С. Пушкин

Е Т И

                I

В перипетиях драматических армейских реформ девяностых годов, в эпоху нам достопамятную, с небольшим чином отправлен я был в отставку, как говорилось, «с мундиром, но без штанов» и поселился , в сельском доме покойных родителей моих.
Не имея другого способа к обеспечению своего состояния, кроме выгод от посильных трудов, занялся я различными  незамысловатыми промыслами,  заготовкой грибов, брусники и орехов, продаваемых на ярмарке, в недалеко отстоящем уездном городе. 
               
Ограниченная узким кругом знакомств, деревенская жизнь вновь свела меня с NN - товарищем детских игр моих.  От остальных соседей отличался он образованностью и манерами, выдающими человека знавшего жизнь лучшую.            
Некогда он служил  и по службе преуспевал  весьма, но склонность к чувственному наслаждению пиянства вернула его на родину в ветхий домишко, после многочисленных разводов и разделов имущества, оставшийся от некогда обширного имения, где и жил он бедно и расточительно: ходил вечно пешком, в изношенном чёрном сертуке.

Со времен юности нашей славился он добрым и весёлым нравом,  читаемом в карих глазах его. Был  крепок, высок и строен и в окружении нас, малых товарищей своих, часто принимаем  был за классного наставника. Дамы и девицы заглядывались на  него с чувством более лестным, нежели простое любопытство.
В школу нашу была выписана из института молодая учительница,  назовём её Мария Кирилловна. Она была настоящая красавица. По приезду, окруженная многими  искателями, томилась она в одиночестве, ни кому не подавая и малейшей надежды , отбивала  амурные атаки соседей помещиков, людей недостойных,  грубых и похотливых.               

Во время классов она отметила тонкий природный ум моего друга. Разговор его был прост. Стыдливость истинно девическая; он понравился учительнице, которой надоели вечные шутки и тонкие намёки французского остроумия учителя гимнастики .
Её глаза выражали такое  милое добродушие, ёе обхождение с ним было так просто, так непринуждённо, что невозможно было подозревать и тени кокетства.
Любовь не приходила ему на ум, - а уж видеть учительницу каждый день было для него необходимо. Мария Кирилловна, прежде чем он сам, угадала его чувства. Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает женское сердце вернее всех расчётов обольщения. Возможность обладать любимой женщиной доселе не представлялась его воображению; надежда вдруг озарила его душу; он влюбился без памяти. Напрасно учительница, испуганная исступлению его страсти, хотела противуставить ей увещания дружбы и советы благоразумия, она сама ослабевала. И, наконец, увлечённая силой страсти, ею же внушенной, изнемогая под её влиянием, с энтузиазмом  отдалась восхищенному  NN.

Ничего не скрывается от глаз наблюдательной юности . Неожиданно расцветшая красота Марии Кирилловны, и замеченная у моего друга татуировка, на которой изображены были два пылающих сердца , взволновали неокрепшие умы, давая пищу любопытству и толкам, заставляя несчастных любовников,  преодолевая сердечные муки, скрывать свои отношения. На свидания в маленький флигелек при школе, где назначена была Марии Кирилловне квартира , NN приходилось пробираться    ,по-разбойничьи тайно ,в сумерках лесом обходя  школьную дорогу.
Роман закончился скоро и печально. Обстоятельства дела неожиданно вскрылись. Прибывшее начальство провело дознание и бедную Марию Кирилловну тихо выслали к родителям, запретив всякую переписку, под страхом лишения диплома.
NN, придя в класс и не застав любимой, школу оставил и весной, призванный в армию, уехал служить на Кавказ.

                II

Вспомнил я об этом  , когда тихим летним вечером сидели мы на берегу озера, с постаревшим и сильно изменившимся NN. Озеро казалось спящим, и только легкий ветерок, нагоняя волну,  раздувал подернутые пеплом угли костра,  навевая  сладостные  воспоминания о днях минувших .
Поставив сети и разложив у костра небогатую снедь, собрались мы отужинать. Как вдруг мохнатая собачонка залаяла на нас, и охотник показался из-за кустарника. Маленький человечек, оказавшийся  сыном  соседа-однодворца , подошел, смущаясь, провертел ногой в песке небольшую яму и сначала, для приличия отказавшись, присоединился к нам.

Завязалась беседа, и, когда фляжка на половину опустела, от разговоров обыденных перешли к рассказам о непонятном и необъяснимом. NN вспомнил удивительные предсказания девицы Ленорман. Я же - конногвардейца Нарумова, утром вышедшего из своего дома в Эртелевом переулке в Петербурге и обнаруженного только через три года на рынке в Казани, торгующим тюбетейками, не знавшим кто он и ничего не помнящим о времени предшествующем.

Охотник, до того молчавший, спросил  обращаясь к NN :
- Вы же  помните  мою сестру Веру ?
NN промолчал. Я попытался вспомнить, но не смог.
Рассказчик продолжил.
- На сестрицу мою, девицу красивую и ладную, с возрастом  нашла странная дурь – боязнь людей и желание поскорее от них укрыться. Любой посторонний человек вызывал в ней столбняк. Ни наставления бедной матери, ни отцовская секуция ничто не смогло переменить её дурного нрава. В школу она ходила, нещадно понуждаема суровым батюшкой нашим, посулившим ей расправу решительную и окончательную. Училась плохо, на уроках томилась, норовя спрятаться и незамеченной убежать домой,  а чтоб не встретиться с кем -либо в пути, до школы добиралась она не как все - по дороге, а в обход, лесом по проторенной ею тропинке.
Но однажды, домой она вернулась очень рано, сильно напуганная . Скинув  сшитые мехом наружу огромную шубу и шапку, тут, же слегла. Послали за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел больную в бреду.  В школу она не пошла ни на следующий день, ни через неделю, в конце концов, бросила её, а через год сбежала из родительского дома  с  проходившим мимо драгунским полком.
- Как  прикажете   понять  и объяснить  сей  метаморфоз ?
 
 NN слушал с глубоким вниманием, нашел всё это очень странным, и какая-то печальная мысль пронеслась перед ним, отразившись судорогой на лице.
Короткая летняя ночь кончалась. Заря сияла на востоке, золотые ряды облаков встречали солнце . Ясное небо, утренняя свежесть и пение птиц наполняли сердце младенческой весёлостью.

                III

Прошло несколько времени, домашние обстоятельства  повлекли меня в город на ярмарку. Утро было холодным. Во всём чувствовалось дыхание рано наступившей осени .
В центре города, в торговых рядах, под зелёными деревянными навесами маялись сидельцы и одиноко бродили  покупатели. Рядом  продавала  крупные  астры  женщина в облике своём сохранившая черты былой миловидности.
К концу дня  к нам подошел  NN. Ласково поздоровался с женщиной, обнял меня и, выяснив, что за мной из деревни приедут, сетуя на досуг, напросился в попутчики.
NN  продолжил беседу  с соседкой, был по обыкновению любезен и, как говорили у нас в полку «делал стойку на женский пол».
Из их разговора я понял, что это есть та самая mademoiselle Вера ,некогда сбежавшая из дому и теперь вернувшаяся . Однако, поведение её и спокойствие в её печальных  глазах  не обнаруживали ни малейших  признаков мизантропии .

 Торговля шла вяло, и разговор приятно заполнял наше безделье. NN развернул на прилавке чистый платок, разрезал крупное яблоко, достал серебряную стопку, налил её и, передав её женщине, предложил отметить удачно совершенную им сделку. Она не отказалась, умело и аккуратно выпила. Потом выпили и мы.
Разговор  оживился на обсуждении напечатанного в « Губернских ведомостях» сообщения о снежном человеке, объявившемся в окрестностях столицы, и якобы снявшем в Сертоловской дивизии караул из кавказских уроженцев, и следовавшего  за ним просторного  разъяснения, наводившего на мысль, что кавказцы  дезертировали с оружием.
- Это ети земляков увёл. На Кавказе  ети  много,   – заметил NN, употребив туземное название снежного человека, и после паузы добавил
-  Да и здесь я  ети  встречал – сказал он и надолго замолчал.

 Любопытство начало меня одолевать.
- Расскажи.
- Ах, не рассказывайте, ради бога, – вмешалась женщина – мне страшно будет слушать.
- Полноте, ma chere, – сказал NN, снова заботливо налил ей и полуобернувшись в мою сторону продолжил.
- Первая несчастная любовь моя, как ты знаешь, была тщательно от людей скрываема. Постоянно приходилось таиться. Так было и на этот раз , в роковой день нашей последней встречи.

 Наступало утро. Объятия дорогой подруги разомкнулись и она, улыбаясь и позёвывая, выставила меня за дверь. Дверь закрылась. Погас освещённый квадрат на снегу, и я очутился в темноте, которая  в привыкающих глазах становилась предутренними сумерками. Ветер, усиливаясь, выл в невидимых верхушках старых елей. Дорогу занесло; окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой, сквозь которую летели хлопья снега; небо слилось с землёй.

Показалось, что ветер доносит  голоса детей идущих в школу, я, опасаясь ненужной встречи, свернул с дороги и пошел наудачу. В двух шагах от себя нельзя было ничего видеть, сучья поминутно задевали и царапали меня, ноги вязли в снегу, пот крапал застилая глаза. Через некоторое время, увидев собственные занесённые снегом следы, понял, что заблудился и иду по кругу. Взял вправо и вскоре почувствовал под ногами занесённую тропу. Стараясь не сбиться, остановился и присел отдышаться под густой ёлкой. На часах было уже девять.
 
Стало светлее.
Вдруг заметил я, что-то движется мне навстречу. Лось? Волк? Очертания постепенно прояснялись , обрисовывая нечто человекоподобное. За несколько шагов существо остановилось, и я рассмотрел его: ростом с обычного человека, но намного шире в плечах и талии, покрытое рыжей шерстью, с которой стекала вода от таявшего снега; monstre повернул в мою сторону голову, взгляды встретились, и я увидел   его  глаза,горящие неугасимым огнём.

 Ети! Я почувствовал, как волосы стали вдруг на мне дыбом .
 Лицо NN горело, как огонь; Вера была бледнее своего платка; я не мог удержаться от невольного восклицания.
- Мысль, судорожно ищущая пути к спасению, осенила меня – атаковать неожиданно и быстро , иначе конец. Превозмогая тяжесть налитых свинцом ног, бешено замахав руками, как крыльями, и почти взлетая, с криком противуестественно диким и громким, вскочил я из снега и кинулся вперёд на чудовище  .
Долю секунды ети оставался на месте, потом раскинувши руки ,  оборотился несколько раз вокруг себя как волчок, поднимая клубы снега и унося их  за собой кисейным шлейфом , ломая сучья и падая, кинулся  напропалую и исчез.

- Боже мой! – сказала женщина.
- И ты не знаешь, что было дальше с этой бедной  la femme  Kavkaz  – спросил я после долгой  паузы.
- Нет. Не знаю, – ответил рассказчик.
- Боже мой ! – повторила Вера, -  схватив его за руку. - Так это вы были тогда зимой  в лесу ?
  И  выпадая  из пушкинского стиля , перейдя  на энергичный драгунский слог, добавила
- Ети …  его … мать !

  NN побледнел и бросился к  ногам её подбирать оброненные  цветы .