На снимке: 10 класс «Б» в выпускном 1951 году.
1-й ряд, сидят: преподаватели Александра Алексеевна Зверева (химия), Евгения Абрамовна Бескина (история), директор школы Денис Артемьевич Антошин, классный руководитель Иван Васильевич Морозкин (математика), секретарь школы Ненила Васильевна Киселёва, первая учительница класса Анна Фёдоровна Колобова, Игорь Ефименко, Станислав Иовчук.
2-й ряд: Эрик Пасютин, Герман Богданов, Владимир Трофимов, Фридрих Смехов, Анатолий Николаев, Джондо Натрадзе, Кристоф Якубсон, Зиновий Латман, Николай Барыкин, Эдвард Галынкер, Александр Саксаганский, Сергей Балатьев, Владислав Алаев.
3-й ряд: Владимир Смирнов, Геннадий Коробов, Всеволод Прокопец, Станислав Джиоев, Андрей Мальцев, Борис Мацковский, Арсан Арсанов, Алексей Трифонов, Михаил Милькес, Владимир Богорад, Виктор Гинзбург, Анатолий Вассерман.
Отсутствуют без уважительных причин трое - Владимир Иванов, Виктор Пирейко и Всеволод Репин. Снимок сделан в актовом зале школы.
МАЛЬЧИШКИ СО СТАРОКОНЮШЕННОГО, или ДЕТИ СТАРОГО АРБАТА
Документальная повесть
о жизни и судьбах выпускников 10 класса "Б" 1951 года
московской мужской средней школы № 59,
бывшей Медведниковской гимназии
2-я редакция, значительно дополненная
1-я часть
Арбат - заветный остров детства.
И от него нам никуда не деться.
Передо мной классный журнал. Он начат в далёком 1951 году. На его первой странице, как полагается, – столбиком 30 фамилий учеников. Классный руководитель – Морозкин Иван Васильевич, преподаватель математики, заслуженный учитель РСФСР.
Так обычно начинается журнал любого класса. Однако этот журнал необычный. Он начат в год, когда ученики окончили школу, и ведётся уже более шести десятилетий. Каждая страница – год. Страница за страницей, год за годом в журнале прослеживаются жизни и судьбы всех тридцати выпускников 10 класса «Б» московской мужской средней школы № 59, что в Староконюшенном переулке на Арбате.
ЛИСТАЯ СТРАНИЦЫ,
ВЗИРАЯ НА ЛИЦА
Первые страницы журнала – институты, профессии, избранные выпускниками 10 класса «Б».
Пять золотых медалистов поступили в вузы по тогдашним правилам без вступительных конкурсных экзаменов. (У меня, например, при поступлении на филфак МГУ были собеседование и формальный зачёт по иностранному, английскому языку.) Из них трое выбрали Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова: Арсан Арсанов – геологический факультет, Алексей Трифонов – физико-технический (через год преобразован в самостоятельный МФТИ), Эрик Пасютин – отделение журналистики филологического факультета. Медалист Андрей Мальцев зачислен в Московский химико-технологический институт имени Д.И. Менделеева (МХТИ), а Кристоф Якубсон – в Нефтяной институт имени академика И.М. Губкина.
Серебряный медалист Сергей Балатьев поступил в Московский инженерно-физический институт (МИФИ).
Самая большая «колония» выпускников класса оказалась в МГУ – шесть человек. Кроме названных медалистов, здесь также стали учиться Герман Богданов – на биологическом факультете, Станислав Иовчук – на историческом. Позднее к ним присоединились Владимир Богорад (истфак) и Виктор Пирейко, перешедший на факультет журналистики из пединститута.
Четверо пополнили ряды студентов Нефтяного института, помимо Якубсона это – Эдвард Галынкер, Михаил Милькес и Всеволод Репин. В лучший того времени технический вуз страны Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана (МВТУ, ныне именуется – МГТУ) приняты трое – Николай Барыкин, Геннадий Коробов и Анатолий Николаев.
Три выпускника избрали для себя химию: Всеволод Прокопец вместе с Андреем Мальцевым стал учиться в «Менделеевке», Анатолий Вассерман – в Институте тонкой химической технологии имени М.В. Ломоносова. Двое – Станислав Джиоев и Владимир Трофимов – оказались в Институте цветных металлов и золота имени М.И. Калинина.
Студентом престижного Московского авиационного института имени Серго Орджоникидзе (МАИ) стал Владимир Смирнов, Энергетического имени В.М. Молотова (МЭИ) – Владислав Алаев, 2-го медицинского имени И.В. Сталина – Джондо Натрадзе, Городского педагогического имени В.И. Ленина (физико-математический факультет) – Фридрих Смехов, Станкоинструментального (Станкин) – Борис Мацковский, Института стали имени И.В. Сталина (МИСиС) – Александр Саксаганский, Ветеринарной академии имени К.И. Скрябина – Зиновий Латман. Слушателем Академии бронетанковых войск зачислен Игорь Ефименко, в Высшую пограничную школу поступил Владимир Иванов.
Как видим, подавляющее большинство одноклассников выбрало институты с техническим уклоном. Гуманитарии в явном меньшинстве.
На следующих страницах журнала отражена защита диссертаций. Кандидатами наук стали 12(!) человек, чуть менее половины класса. И здесь большинство – «технари». Четыре кандидата технических наук: Эдвард Галынкер, Игорь Ефименко, Геннадий Коробов и Кристоф Якубсон. Еще четверо – химики: Анатолий Вассерман, Андрей Мальцев, Всеволод Прокопец и Фридрих Смехов. По одному – биолог Герман Богданов, экономист Станислав Иовчук, медик Джондо Натрадзе и лишь один «чистый» гуманитарий – историк Владимир Богорад.
Далее – служба. Научно-исследовательские институты и конструкторские бюро, заводы и министерства, далёкие стройки и экспедиции на Камчатке и Колыме, редакции газет, посольства в Риме и Пекине, корреспондентские пункты в Дели и Дакке. Где только ни были, чем ни занимались выпускники класса.
По журналу можно проследить служебный рост одноклассников, их должности, воинские звания. Так, в классе два полковника. Один – полковник Советской армии Игорь Ефименко, второй – полковник внутренней службы Геннадий Коробов. Три выпускника класса – члены Союза журналистов СССР. Один мастер спорта – ватерполист, выступавший за сборную команду СССР, Виктор Пирейко.
Награды. В классе два лауреата Государственной премии СССР: специалист по средствам автоматизации Николай Барыкин и строитель газопроводов Михаил Милькес. В 2001 году химик Андрей Мальцев был отмечен Государственной премией России посмертно. Четыре орденоносца – те же Николай Барыкин (орден Трудового Красного знамени) и Михаил Милькес (у него два ордена – Трудового Красного знамени и «Знак Почёта»), а также журналист газеты «Известия» Эдуард Пасютин, в качестве спортивного обозревателя освещавший московскую Олимпиаду-80 («Знак Почёта»), и работник оборонного МКБ «Факел» Владимир Смирнов (орден Трудового Красного знамени).
В журнале много иллюстраций. Первая групповая фотография сделана в 1951-м. Год выпуска. Светлые, наивные, мечтательные мальчишеские лица (тогда школа была мужской). Что-то их ждёт за порогом школы? Следующий снимок – в классе четверть века спустя. На доске огромная стенгазета «Четвертной» с дружескими шаржами. За партами улыбающиеся, уверенные в себе мужчины. Первые залысины и седина. Затем групповые фотографии, сделанные через 30, 35, 40, 45, 50, 55, 60 лет после окончания школы.
Приложение к журналу – справочники «Кто есть кто» за разные годы. В них отмечено семейное положение каждого. Забавная статистика – на 30 выпускников класса приходится 37 жён. Больше всего жён у Джондо Натрадзе – четыре, на одну меньше у Александра Саксаганского, Анатолий Вассерман так и остался старым холостяком. Самые популярные имена среди наших жён - Галина (их четыре) и Ирина (три). У нашего класса 39 детей – 24 девочки и 15 мальчиков. Трёх наших дочерей мы назвали Ольгами, а трёх сыновей - Алексеями. Это - самые популярные имена среди наших детей. Говорят, что когда девочек рождается больше – это к миру. Троих детей нет ни у кого. Лишь одиннадцать человек имеют по два ребёнка, так что демографическую ситуацию в стране класс явно не улучшил. Есть пара близнецов – мальчик и девочка – у Станислава Джиоева. Первым папой, уже через год после окончания школы, стал Всеволод Репин. Он же и первый дедушка, в 43 года.
Другие приложения. Театральные программки спектаклей по пьесам драматурга Виктора Гинзбурга (псевдоним – Виктор Скороходов). Газетные вырезки с публикациями о выпускниках класса. Здесь же письма и открытки из США, Италии, Китая, Индии, Бангладеш, Израиля, где работали однокашники. Пригласительные билеты на вечера встреч одноклассников. Тексты весёлых февральских «капустников». Стихи и дружеские эпиграммы.
Вот такой он, этот необычный классный журнал десятого «Б», который ведётся после окончания школы.
МЫ – РОДОМ ИЗ МЕДВЕДНИКОВСКОЙ ГИМНАЗИИ
За лаконичными записями в классном журнале – жизни и судьбы. И моя жизнь тоже. Потому что это – мой класс, мои однокашники. 59-я – это моя школа. Мы гордимся её историей. В истории отечественного образования нашей школе более 110 лет назад, в самом начале ХХ века выпала честь открыть новую страницу – стать первой в России средней общеобразовательной школой.
До октябрьского переворота 1917 года это была знаменитая, престижная, одна из лучших казённых в России Медведниковская гимназия. На старой фотографии на фасаде здания видна надпись: «Гимназiя имени Ивана и Александры Медведниковыхъ».
Великолепное здание, одно из лучших гимназических в Москве, построено по проекту архитектора-художника Ивана Сергеевича Кузнецова на участке в Староконюшенном переулке и на деньги, оставленные по духовному завещанию А. К. Медведниковой. Род купцов Медведниковых известен своими благотворительными делами.
Александра Ксенофонтовна была вдовой коммерции советника Ивана Логгиновича Медведникова. По рождению же она принадлежала к Сибиряковым, богатому и влиятельному сибирскому роду купцов, промышленников и меценатов, которые много способствовали экономическому и культурному развитию Восточной Сибири и Севера. С детства впитала традиции благотворительности. Эту замечательную женщину, получившую прекрасное образование, уважали и почитали как «человека высокой нравственности, одарённого недюжинным умом, сильной волей».
Её муж иркутский купец 1-й гильдии Иван Логгинович Медведников происходил из старообрядческого купеческого рода. Его предки Медведниковы, выходцы с Дона, из казаков, участвовали в покорении, а затем в освоении Сибири, добрались аж до Америки, были в числе первых русских поселенцев на Аляске и в Калифорнии. Иван Логгинович закупал и продавал пушнину, торговал с Китаем, откуда привозил чай и ткани, также занимался золотодобычей, стал золотопромышленником, учредил первый коммерческий заёмный банк в Иркутске, дававший населению кредиты под небольшие проценты. Согласно завещанию своей матери Елисаветы Михайловны на средства, оставленные ею, открыл сиропитательный дом (приют-школу для девочек-сирот), который содержался на доходы его банка. За это Иван Логгинович и Александра Ксенофонтовна Медведниковы были удостоены звания почётного гражданина Иркутска. Четыре года избирался городским головой Иркутска. Затем переехал, сначала в Петербург, потом в Звенигородский уезд Московской губернии. В Москве продолжал заниматься благотворительностью, жертвовал на храмы, больницы, помогал неимущим студентам и гимназистам.
Умер в 1889 году, супруга пережила его на десять лет.
В 1899 году по завещанию Александры Ксенофонтовны Медведниковой Москва получила более 5 миллионов рублей – по тому времени огромная сумма – на содержание церквей, монастырей, больниц, лазаретов и школ. Всем храмам Москвы и Иркутска единоразово было выдано по 100 рублей, монастырям – по 10 тысяч. Часть средств пошла на церковно-приходские школы. На Большой Калужской улице (ныне Ленинский проспект) был выстроен ставший её архитектурным украшением крупный благотворительный комплекс: больница для неизлечимых больных, оснащённая первоклассным медицинским оборудованием, при ней богадельня, две домовые церкви – Козельщанской иконы Божьей Матери и Тихвинской иконы Божьей Матери, а также докторский корпус, жилые квартиры для персонала, здание кухни, баня, прачечная. По сути это был один из первых хосписов в Москве, правда, тогда такого слова не знали. (После 1917 года Медведниковская больница и богадельня вошли в комплекс 5-й Градской больницы, которая с 1992 года стала называться больницей Святителя Алексия, её передали Московской Патриархии Русской Православной Церкви.)
Душеприказчик Александры Ксенофонтовны, старый друг семьи коллежский советник Николай Алексеевич Цветков решил, что лучшим способом увековечить память Медведниковых будет хорошая средняя общеобразовательная школа (гимназия), отвечающая современным передовым требованиям. По его представлениям и замыслу – это должна быть школа нового типа. Он и стал учредителем, а затем почётным попечителем такой школы.
9-я московская классическая гимназия имени Медведниковых была учреждена Высочайшим повелением Николая II 8 июня 1901 года. На торжественной церемонии при закладке здания в Староконюшенном переулке и освящении присутствовали высокие гости – московский генерал-губернатор Великий князь Сергей Александрович с супругой Елизаветой Фёдоровной (зверски убитая большевиками в 1918 году, она в конце ХХ века канонизирована и причислена к лику православных святых), митрополит Московский и Коломенский Владимир. Не знаю, есть ли в России ещё школы, в освящении которых принимали участие святые. В основание здания положили памятную доску и несколько монет.
Упомянув одну святую, не могу не сказать о другой, жизнь которой непосредственно связана с нашим Староконюшенным переулком, с Арбатом. В красивом, украшенном резьбой, старинном двухэтажном деревянном доме-особняке № 30 по Староконюшенному переулку (ныне не сохранился, но я его помню) в годы моего школьного детства и отрочества – с 1942 по 1949-й – жила знаменитая московская старица Матрона. Слепая от рождения, а в 17 лет вследствие паралича ног утратившая способность ходить, она с детства была наделена чудесным даром духовного зрения и предсказания, провидения, а также даром исцеления и помощи людям, которые приходили к ней отовсюду. И при своей земной жизни, и сейчас прославленная и почитаемая в народе святая чудотворица Матрона Московская исцеляет людей и помогает всем, кто молитвенно и с верой обращается к ней.
Первое время Медведниковская гимназия проводила занятия в доме на Поварской улице, 40, а с 1904 года – уже в своём новом здании в Староконюшенном.
Гимназия имела большой, с огромными арочными окнами, украшенный лепниной актовый зал, классные комнаты с большими окнами и высокими потолками, лучшее по тому времени оборудование в предметных кабинетах и аудиториях (устроенных как университетские - амфитеатром), прекрасную библиотеку, хорошо оснащённые мастерские. Для неё была заказана специально сконструированная школьная мебель (мы ещё застали в классах кафедры для учителей). Любопытная деталь: воздух в здании принудительно прокачивался мощными вентиляторами с пылеосадочными камерами, эффективная вентиляция позволяла за час три раза обновить воздух в классах. В ненастные дни шинели гимназистов в раздевалке просушивались и подогревались тёплым воздухом, который поступал снизу сквозь решетчатый пол.
Младшие классы занимались отдельно от старших в примыкающем к основному зданию двухэтажном флигеле. В 4-м классе мы тоже учились в этом флигеле.
На верхнем, четвёртом этаже на средства иркутского земляка Медведниковых, купца, крупнейшего промышленника, владельца многих заводов, а позднее и банкира, владельца Московского Промышленного банка Николая Александровича Второва был устроен большой, хорошо оборудованный гимнастический зал. В этом великолепном спортивном зале проходили и наши уроки физкультуры и проводились баскетбольные и даже волейбольные соревнования на первенство города, такой там высоченный потолок.
Кстати, неподалёку, по другую сторону Арбата, в Спасопесковском переулке, Второв, обладатель самого большого состояния в России начала ХХ века, за деловую хватку прозванный «русским Морганом», в 1913-1915 годах построил для себя парадный дом. Этот роскошный особняк с полуротондой входа и парными античными ионическими колоннами считается выдающимся памятником неоклассического стиля. При советской власти второвский особняк отдали под резиденцию американского посла – ныне это известный «Спасо-Хаус».
В мае 1918 года 52-летний Николай Александрович трагически и загадочно погиб - по слухам, его застрелил побочный сын. На его похоронах рабочие несли венок с надписью: «Великому организатору промышленности». Сейчас в подмосковном городе Электросталь, название которому дал металлургический завод «Электросталь», построенный Второвым, одна из улиц носит его имя и поставлен памятник основателю города и выдающемуся русскому промышленнику.
Медведниковской гимназии было суждено явить собой новый тип отечественного образования – она стала первой в России средней общеобразовательной школой. Это заслуга учредителя Н.А. Цветкова и первого директора В.П. Недачина, которые мечтали, что по их образцу будет перестроена вся школьная образовательная система России. Они предложили свой образец.
В отличие от других классических гимназий в Медведниковской могли учиться дети разных сословий. Учредитель добился, чтобы гимназия была устроена «на особых началах». У неё был собственный устав, который значительно отличался от типового гимназического устава, своя учебная программа и даже свой особый штат. В учебной программе Медведниковской гимназии было сокращено преподавание древних языков, латыни и греческого, зато более широко вводились современные – французский, немецкий, английский, расширено изучение мироведения, естественной истории, физической географии, анатомии и гигиены. В её штат входили, в частности, преподаватели гимнастики, танцмейстер, а также врачи – педиатр, отоларинголог, окулист и дантист. (Кстати, зубной врач гимназии Лидия Александровна Тамбурер была близким другом семьи поэта Марины Цветаевой, жившей неподалёку – на Собачьей площадке. Юная Марина прозвала её Драконной, а много позже благодарно вспоминала о ней: «...друг каждого из нас в отдельности и всей семьи в целом, та, в чью дружбу мы укрылись, когда не стало нашей матери...») Интересно, что в педагогический совет гимназии входили и принимали в нём активное участие также родители.
При Медведниковской гимназии была создана подготовительная школа, в которую принимали детей 7–8 лет. Здесь их учили чтению, письму, иностранным языкам, Закону Божьему. Расписание было составлено так, чтобы уроки чередовались с часом подвижных игр. После подготовительного класса ученики поступали в первый гимназический класс. При этом все обязательно сдавали вступительные экзамены, потому что в гимназию поступали также дети с домашним обучением. В гимназических классах в середине дня вместо игр проводились уроки гимнастики или пения. В здании также были предусмотрены специальные залы для отдыха учеников в ненастную погоду.
Обучение в гимназии было платным, но часть учеников от платы освобождалась. Одно из главных условий, поставленных учредителем Н. А. Цветковым, – бесплатное обучение бедных детей в память благотворителей Медведниковых. По Высочайше утверждённому Положению о гимназии было установлено 30 стипендий имени Медведниковых. При этом гимназия, как и другие казённые учебные заведения, освобождала от платы за обучение детей преподавателей средних учебных заведений, а также 10 процентов «достойных из беднейших учеников». Общее число освобождённых от платы доходило до 120 человек, около 30 процентов от всех учащихся. Кроме того, гимназия выделяла из своих средств до тысячи рублей в год на пособия ученикам и предоставляла бесплатно горячие завтраки 40 гимназистам.
Великий русский певец Леонид Собинов, два сына которого – Борис и Юрий – учились в Медведниковской гимназии, давал благотворительные концерты в пользу её учащихся.
Первым директором Медведниковской гимназии стал статский советник Василий Павлович Недачин, человек с университетским образованием, широкого кругозора и либеральных взглядов. Вместе с попечителем Цветковым он заложил дух гимназии, демократический и либеральный. Медведниковская гимназия считалась передовой, одной из лучших в России, славилась своими преподавателями, среди которых были университетские профессора. Недачин был членом комиссии при Министерстве народного просвещения по разработке реформы средней школы. Василия Павловича уволили из директоров за слишком либеральные взгляды в 1912 году.
Весной 1918 года Медведниковская, как и другие гимназии в стране, была ликвидирована советской властью. Пришли другие времена, в которые история школы испытывала крутые повороты. Школа в Староконюшенном переулке неоднократно меняла свои названия и номера, а также методы обучения. 21-я советская трудовая школа (с гуманитарным циклом предметов); 106-я Объединённая школа; 9-я опытная школа МОНО; 20-я опытно-показательная школа имени Томаса Эдисона (?!); в 1925-1930 годах школа была фабрично-заводской семилеткой с химическим и административно-советским (?) уклоном. Образовательная вакханалия продолжалась до 1932-1934 годов, уровень школьного образования в стране упал. Тогда опомнились, вернулись к основам старой школы, предметному преподаванию, была восстановлена система классных уроков, главной фигурой в школьном образовании снова стал учитель. В 1933 году наша школа получила номер 59, который носит до сих пор. Одиннадцать лет – с 1943 по 1954, когда в городах проводилось раздельное обучение мальчиков и девочек, школа была мужской.
Такой была наша школа, предмет нашей любви и гордости, и её история. В 1952 году, когда отмечалось столетие со дня смерти великого писателя, непонятно почему школе присвоили имя Н.В. Гоголя. Могу предположить, как юмористически, а то и саркастически отнёсся к этой странной затее сам Николай Васильевич, кстати, один из моих самых любимых писателей.
В 2001 году наша школа отпраздновала своё столетие. К юбилею был выпущен нагрудный значок с изображением школы. Я бережно храню его.
У профессора МГУ Алексея Александровича Померанцева мне довелось увидеть и ознакомиться с удивительным фотоальбомом, изданным во Франции, в Париже. А рассказывал французский альбом, как это ни покажется странным, о нашей школе.
Оказалось, что первый директор Медведниковской гимназии В.П. Недачин и часть преподавателей не приняли советской власти и эмигрировали во Францию. Успели эмигрировать. Родной брат Недачина Николай Павлович, священник в Смоленской губернии, в 1918 году был расстрелян красными латышскими стрелками. В 1920-х годах в Париже Василий Павлович создал и стал директором известной Русской гимназии. Он собрал лучших русских педагогов-эмигрантов, привлёк бывших профессоров Московского университета и на французской земле возродил славные традиции Медведниковской гимназии. В этой парижской Русской гимназии учились дети многих известных эмигрантов. В 1926 году Недачин был избран председателем Союза русских преподавателей во Франции.
Тяжек и горек был хлеб русских учителей на чужбине. Всё же им удалось собрать средства и издать фотоальбом о Медведниковской гимназии как память об оставленной далёкой России, Москве, Арбате. Каким-то образом экземпляр уникального парижского издания оказался у московского профессора, выпускника Медведниковской гимназии Померанцева.
В.П. Недачин скончался в Париже в 1936 году, был похоронен на кладбище в Бийанкуре, впоследствии его прах перезахоронили в Ницце на русском кладбище Кокад.
Кстати, именем выпускника Медведниковской гимназии Алексея Александровича Померанцева в 1922 году, когда отмечалась 5-я годовщина Октября, был назван один из московских переулков между Пречистенкой и Остоженкой. Прапорщика Померанцева, избранного солдатами председателем полкового военно-революционного комитета, посчитали геройски погибшим во время октябрьских уличных боёв 1917 года в Москве. О бравом «красном» офицере в лайковых перчатках, который на виду и под пулями юнкеров раскрывал серебряный портсигар и закуривал папиросу, рассказывали легенды – об этом я читал в сборнике «Октябрь в Замоскворечье», издания 1957 года. В действительности он был тяжело ранен случайной пулей, его, потерявшего сознание, солдат на спине дотащил до госпиталя. Долго лечился, в полк уже не вернулся. На костылях пошёл в университет, очень хотел учиться. Когда через годы узнал о Померанцевом переулке, высовываться не стал, мол, вот он я – живой, сделал вид, что они – однофамильцы. Возможно, это спасло ему жизнь, воскресшие герои революции советской власти были не нужны. Революция, как это уже не раз бывало в истории, пожирала своих детей.
Алексей Александрович выучился, стал учёным-теплофизиком с международным авторитетом, крупным специалистом в области молекулярной физики, доктором физико-математических наук, профессором МГУ, был награждён орденом Ленина.
О том, что «прапорщик революции» и нынешний видный учёный – это один и тот же человек, выяснилось спустя несколько десятилетий. Но это уже совсем другая увлекательная история, которая и привела меня, журналиста «Известий», в квартиру старого профессора. Здесь неожиданно встретились два выпускника разных лет одной гимназии. Это сблизило нас, сделало «своими». Тогда-то Алексей Александрович вынес из соседней комнаты и доверительно показал мне парижский альбом, который открывался поразившей меня фотографией актового зала нашей школы с портретом в полный рост царя Николая II над сценой. Когда мы учились, этого портрета не было, а на сцене стояла грязная гипсовая статуя усатого истукана.
Кстати, раз заговорили об эмиграции, не могу не назвать одного знаменитого эмигранта. Это советский диссидент, политик и писатель Владимир Буковский, выброшенный из СССР и сейчас живущий в Англии. Во второй половине 1970 годов популярной в народе была ехидная частушка:
«Обменяли хулигана
на Луиса Корвалана.
Где б найти такую б...,
чтоб на Брежнева сменять?»
Поясню: в центральной партийной газете «Правда» Буковского обозвали «злостным хулиганом, занимающимся антисоветской деятельностью». Л.И. Брежнев – партийный и советский лидер того времени, его правление охарактеризовано выразительным и точным словом «застой», который приблизил неизбежный крах прогнившей советской политической и неэффективной плановой экономической системы, произошедший в начале 1990 годов. «Хулиган» же Буковский, которого обменяли на лидера чилийских коммунистов, учился в нашей 59-й школе. Он – тоже наш мальчишка со Староконюшенного!
Мы – дети Арбата. Мы росли в духовной ауре Арбата, которая создавалась многими поколениями самых образованных, интеллектуальных и творческих людей России, её духовной элиты. Эта незримая аура влияла на нас.
ИВАН ВАСИЛЬИЧ НАС НАСТАВИЛ
И В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ БЛАГОСЛОВИЛ
Днём рождения нашего класса можно считать 1 сентября 1948 года, когда мы впервые собрались в этом составе. До этого мы учились в двух разных классах – «Б» и «В». После 7-го класса кто-то из учеников ушёл в техникум, кто-то перевёлся в другую школу, кто куда. Оставшихся объединили в один 8-й класс «Б». С тех пор мы вместе более шестидесяти лет.
Ой, ты, гой еси, наш Иван Васильевич!
Про тебя нашу песню сложили мы,
Про твово любимого отличника,
Да про злостного лентяя-прогульщика.
Мы сложили её на старинный лад,
Мы певали её под гуслярный звон,
И причитывали, и присказывали.
Православный народ ею тешился.
А директор Денис Артемьевич
Нам чарку поднёс мёду пенного,
Мёду пенного, да душистого.
Угощали нас три дни, три ночи,
И все слушали - не наслушались.
(Из школьной "Песни про Ивана Васильевича, молодого отличника и удалого лентяя-прогульщика".)
У нас был выдающийся Учитель – ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ МОРОЗКИН. Наш классный руководитель и преподаватель математики. Иван Грозный и Иван Великий. Наш диктатор и наш бог.
Он был на войне, фронтовик, это для мальчишек того времени значило многое.
В тёмно-синих гимнастерке и галифе, в начищенных до блеска сапогах со скрипом, коренастый, крепкий, с высоким лысеющим лбом – таким на пороге класса появлялся Он. И не дай Бог, если кто-то из нас не успевал к этому моменту занять своё место или крышки наших парт стучали вразброд. Он поворачивался, молча выходил из класса, а потом заходил снова. Он муштровал нас, как строгий старшина муштрует солдат-новобранцев. «Лодыри!» и «Хамы!» – эти его излюбленные словечки в адрес нерадивых учеников стали нашей классикой. Такой же классикой в нашей памяти осталось его бессмертное изречение: «Сотри с доски эту свою гадость и напиши другую.»
В девятом классе нашим классным руководителем почему-то назначили географичку. Она была хорошей учительницей и милой, интеллигентной женщиной, что оказалось губительным и для неё, и для нас. Первый месяц мы наслаждались свободой. Потом свобода перешла в беспредел. Наша классная дама не могла с ним справиться. Поведение класса стало неуправляемым, что привело в ужас нас самих. Мы провели чрезвычайное классное собрание. Исполняя его решение, делегация во главе со старостой Сергеем Балатьевым отправилась к директору школы Давиду Натановичу Розенбауму с настоятельной просьбой от всего класса – вернуть нам нашего Ивана Васильевича. Наши родители нас поддержали. С той же просьбой обратились и к самому Ивану. Мудрый Давид Натанович разобрался в ситуации и вместе с педагогическим советом школы принял беспрецедентное решение: в середине года нам сменили классного руководителя. Нам вернули нашего диктатора, и мы были счастливы.
Математике Иван Васильевич учил нас по своей, особой системе. Нам не разрешалось пользоваться учебниками, даже такими, как знаменитые учебники законодателя школьной математики в нашей стране А.П. Киселёва, по которым училось несколько поколений. «Это – для младшего школьного возраста», – пренебрежительно ронял Он и ставил за ответ по учебнику… двойку. Теоремы, их доказательства, упражнения, домашние задания – всё это Он нам диктовал, а мы записывали в свои тетради, которые становились нашими учебниками. На его уроках была абсолютная тишина. Провинившийся немедленно удалялся из класса, что гарантировало ему двойку на следующем уроке математики. Получить у Ивана пятёрку было неимоверно трудно. Я, например, ежедневно занимался математикой от трёх и более часов, забросив другие предметы, которые мне при моей отличной памяти давались легко. Зато его четвёрочник не уступал пятёрочнику по математике из другой школы, а то и превосходил того.
На вступительном экзамене по математике в Автодорожном институте у Эдика Галынкера вышел небольшой спор с экзаменатором. «Кто вас учил математике?» – вдруг неожиданно спросил тот. «Иван Васильевич Морозкин в 59-й школе.» «Что ж вы сразу-то об этом не сказали? А я тут на вас время трачу.» Больше вопросов Эдику не задавали. «Математическая школа Морозкина» была известна в Москве.
Кстати сказать, среди учеников Ивана Васильевича, которым он особо гордился, – выпускник нашей школы, учёный с мировым именем, один из самых выдающихся математиков современности, Моцарт в математике ХХ века, как называли его, академик АН СССР Владимир Арнольд. (Он также: иностранный член Национальной академии наук США, Французской академии наук, Лондонского королевского общества, почётный член Лондонского математического общества, иностранный член Американского философского общества, а также Американской академии искусств и наук.)
В журнале "Квант" № 7 за 1990 год опубликовано интервью с академиком Владимиром Игоревичем Арнольдом. Академик вспоминает своего школьного учителя математики: "Первое математическое потрясение – когда появился настоящий учитель математики, Иван Васильевич Морозкин. Я помню задачу о двух старушках, вышедших одновременно навстречу друг другу, встретившихся в полдень и достигших чужого города – одна в 4 часа пополудни, а другая – в 9. Требовалось узнать, когда они вышли. Алгебру тогда не учили. Придумав "арифметическое" решение (основанное на соображениях размерности или подобия), я впервые испытал ту радость открытия, стремление к которой и сделало меня математиком."
Об Иване Васильевиче и его методе обучения вспоминает знаменитый советский диссидент, эмигрант и писатель Владимир Буковский, правда, вывод его несколько неожиданный:
- В школе в Староконюшенном переулке у нас был замечательный математик Иван Васильевич Морозкин, заставлявший нас по-своему доказывать теоремы, несмотря на то, что их уже давно Евклид доказал. «Найдите другой способ!» - призывал он. И мы страшно увлекались, не понимая, что он нас так приучал критически мыслить. Это сказалось: мы все выросли совершенными антисоветчиками!
Математика предмет особенный. Не зря говорят, что математика ум в порядок приводит. Вот и Иван Васильевич наши юные мозги приводил в порядок. Главное, что он учил нас не только математике – но жизни. Он ставил перед своими учениками высокую планку и учил её преодолевать. Мы прошли его суровую школу. С его наукой, с его выучкой мы вышли в жизнь и до сих пор благодарны нашему Ивану.
В послевоенные годы наша 59-я школа в Киевском районе Москвы считалась образцово-показательной. Директор с 1943 года Давид Натанович Розенбаум подобрал сильный педагогический состав. Ученики школы блистали на городских, и не только городских, олимпиадах. Выпускники успешно поступали в самые престижные вузы страны.
У нас были замечательные учителя. Через много лет с благодарностью называю их: Это Сергей Макарович Алексеев (физика), Евгения Абрамовна Бескина (история), Евгения Николаевна Жудро (биология), Александра Алексеевна Зверева (химия), Екатерина Николаевна Курило (английский язык), Анатолий Дмитриевич Маричев (черчение), Дмитрий Николаевич Никифоров (Его, профессора МГУ, маленького, седовласого, лысого, в чёрной академической шапочке, в школе прозвали Геродотом, а его яркие уроки по истории Древнего мира помнятся до сих пор.), Вера Владимировна Сказкина (Жена известного академика-историка сама была блистательным преподавателем истории.), Лия Александровна Ханина (русский язык и литература), Мария Александровна Шильникова (литература), первая учительница нашего класса Анна Фёдоровна Колобова.
Преподавательница начальных классов Анна Фёдоровна дополнительно, факультативно учила желающих второму иностранному языку – французскому. Она была у нас классным руководителем до седьмого класса включительно, а за нашими успехами следила вплоть до окончания школы. Как вторая мать. И не случайно на нашей выпускной фотографии 1951 года вместе с нами – первая учительница класса, которую ребята уважали и любили. Кстати, связь с Анной Фёдоровной некоторые ребята поддерживали много лет и после окончания школы, вплоть до её кончины.
Через много лет, уже став взрослыми, мы в полной мере осознали, какой хороший и прочный фундамент знаний заложила в нас наша школа, наши действительно замечательные педагоги. Низкий поклон им и наша благодарная память.
А теперь я расскажу о том, что стоит за краткими, сухими записями в нашем необычном классном журнале, который ведётся уже шесть десятилетий. Я представлю читателям своих товарищей-однокашников.
ЕМУ МЫ ЖЕЛАЛИ НЕМНОГОГО:
СХОДИ, ПОСМОТРИ ТОВСТОНОГОВА.
Староста класса и мой сосед по второй парте в среднем ряду в 10-м классе СЕРГЕЙ БАЛАТЬЕВ был щедро одарён от природы. И умом, и способностями, и внешними данными. Даже в нашем богатом на личности классе он был заметной фигурой. К тому же он был честолюбив, всегда и везде хотел быть на первых ролях. Это было его движущей силой.
С детства мечтавший о сцене, об искусстве, непременный участник школьных спектаклей (играл подпольщика-молодогвардейца Олега Кошевого, выразительно читал стихи любимого Маяковского), серебряный медалист Сергей после школы неожиданно для нас поступил в Московский инженерно-физический институт. Объяснил это так: «Лучше быть хорошим инженером, чем средним актёром».
Окончив МИФИ, получил назначение в академический Физический институт имени П.Н. Лебедева. Его считали перспективным молодым физиком, прочили хорошее будущее. А Сергей вдруг… снова подался в студенты – в Щепкинское театральное училище. («Хочу быть режиссёром, а для этого нужно знать актёра изнутри».)
У меня сохранилась программка дипломного спектакля их курса «Вишнёвый сад», на который он пригласил меня и Креста Якубсона. В знаменитой чеховской пьесе Сергей играл помещика Симеонова-Пищика. Получил второй диплом – актёрский. Снялся в кино - в фильме "Лебедев против Лебедева" (1965) сыграл коллегу главного героя. Затем третья учёба – на Высших режиссёрских курсах при Гостелерадио СССР и третий диплом – режиссёра телевидения. А потом три десятилетия успешной работы в литературно-драматической редакции телевизионного «Останкино». Такова внешняя канва его биографии. Но что стоит за всем этим?
Известно, что способности Балатьева ещё в студенческие годы заметил выдающийся кинорежиссёр Михаил Ромм. Его Сергей считал своим учителем и даже снялся у него в эпизодической роли в знаменитом фильме «Девять дней одного года».
В любом деле Сергей ставил себе высокую планку. Он стал одним из лучших режиссёров советского телевидения. Ставил телевизионные спектакли. К юбилею великого писателя ездил к Михаилу Шолохову в донскую станицу Вёшенскую, на террасе большого шолоховского дома записал беседу с Нобелевским лауреатом, сделал о нём телевизионный фильм. Конечно, не случайно эта ответственная и престижная работа о классике советской литературы была поручена Сергею.
Несколько ранее он создал телефильм об Алексее Суркове. Литературном «генерале» и официозном посредственном поэте, который в то же время написал одну из лучших лирических песен военных лет – «Землянку», звёздную песню сердца на большой войне. Этот телефильм получил высшую категорию, а Сергей стал ведущим режиссёром литературно-драматической редакции.
Сергей делал телепередачи о выдающихся писателях – Василе Быкове, Василии Белове, Валентине Распутине, театральном и кинорежиссёре Марке Захарове. Его телефильмы получили хорошую прессу, о них были публикации в центральных изданиях – «Известиях» (признаюсь в грехе – моя), «Литературной газете», популярном журнале «Огонёк» (Ещё один мой грех - журнал-то был софроновский, но Сергей сам договорился и сам отвёз туда мой материал о Шолохове.)
Был и забавный случай. Однажды сценарий, который получил Сергей для работы, был им забракован, и тогда он сам написал новый. Однако получить за него гонорар Сергей, как штатный телережиссёр, не мог. Тогда Сергей придумал небольшую аферу – записал фиктивным сценаристом меня. Как журналист «Известий», я был вполне подходящей кандидатурой, не вызывавшей у телевизионного начальства каких-либо сомнений. За сценарий я получил приличные деньги, которые, едва отойдя от кассы, тихонько опустил в карман Сергея. И все остались довольны.
Мечтой Сергея было снять не телевизионный, а кинофильм и поставить театральный спектакль. Увы, эта его мечта осталась нереализованной. Он стал заложником своего диплома телевизионного режиссёра.
Сергей был личностью яркой. Человек неординарного мышления, разносторонне образованный, с широким кругом интересов. Эрудит. С ним можно было поговорить о самом разном – от театральных премьер и новинок литературы до тактики футбола (он страстно, как и я, болел за «Спартак») и способов приготовления салатов и закусок, которыми он радушно угощал своих друзей, и физиков, и лириков. На всё у него был свой взгляд, своё мнение, зачастую оригинальное. Общение с таким человеком обогащает и развивает.
Сам он считал себя человеком творческим и служил искусству. А ещё Сергей не представлял своей жизни без друзей, без общения, которое было его образом жизни. Он искал общение. Светловское определение дружбы как понятия круглосуточного было и его понятием. Его телефонный звонок мог раздаться совсем не во-время – утром, когда я спешил на редакционную планёрку в «Известия», или в час ночи, когда в нашем доме все уже спали. («Как сыграл наш «Спартачок»?») Я чертыхался.
Наши с ним телефонные разговоры часто переходили в эмоциональные дискуссии, которые продолжались час – полтора. В конце концов, обессиленный, я клал трубку. А через неделю снова раздавался звонок Сергея и – новая дискуссия. Так было много лет и не только со мной.
Сергей относился к тем немногим людям, которые живут не по общепринятым, а по своим правилам жизни и поведения. Это иногда приводило к непониманию его окружающими, обидам на него. У него был, что называется, трудный характер. Возможно, всё это стало причиной и его несложившейся семейной жизни, двух неудачных браков. Кстати, первой женой Сергея была известная актриса театра и кино Светлана Харитонова, снимавшаяся в таких очень популярных в то время фильмах, ныне советской классике, как "Летят журавли", "Неподдающиеся", "Солдат Иван Бровкин", "Белый Бим Чёрное Ухо" (для неё брак с Сергеем был третьим, фамилию она носила своего первого знаменитого мужа - актёра и режиссёра Леонида Харитонова). Постоянными были его конфликты с телевизионным начальством.
Я не помню ни одного нашего разговора с Сергеем без мата с его стороны. Ни по телефону, ни очного. Даже самого короткого, даже если он хотел просто спросить, который час, он не мог обойтись без мата. Для него это не было какой-то бравадой, его мат не был изысканным или искусным, тем более – грубостью, в его речи мат был таким же естественным, как артикли в английском языке. Я его мат просто не замечал. Хотя меня, признаюсь, очень раздражают вводные междометия и другие слова-паразиты, такие, например, как "э-э-э...", "так сказать" или "вы знаете", которые я нередко слышу в речи своих знакомых. Кстати, Сергей не обходился без мата в мужских компаниях и только в них, при женщинах он не позволял себе ни мата, ни пошлых анекдотов, в общении и разговоре с женщинами он всегда был джентльменом и рыцарем. Дай Бог всем, кто в своей речи не использует матерных слов, с женщинами быть таким джентльменом и рыцарем, каким был Сергей Балатьев.
Что касается моего отношения к мату, то с детства слыша его вокруг повсеместно в любой среде, я не заразился этой всеобщей заразой. В своей речи и бытовом общении я не использую матерных слов и выражений, и мне неприятно слышать их в речи других, я считаю это обыкновенной распущенностью. Другое дело - поэзия и анекдот. Тут они не только на месте и оправданы - тут они просто незаменимы. Точное, ёмкое, выразительное, экспрессивное матерное слово или выражение в поэзии и анекдоте невозможно без ущерба для качества текста заменить - пропадёт цимис и сила эмоционального воздействия. Это понимали Пушкин и Маяковский. Столпы, один - русской классической, другой - современной поэзии. (Мат в речи литературных героев и героев пьес - тут всё понятно.)
Тяжело писать о последних годах жизни Сергея. После ликвидации весной 1995 года государственной телевизионной компании «Останкино» Сергей остался без дела, которое было смыслом его жизни, с маленькой пенсией и больной матерью на руках. Ему было уже 62. На только что созданное Общественное Российское телевидение (ОРТ) его не взяли, никуда больше устроиться телережиссёром он тоже не мог, а об иной работе не хотел и думать. Он плохо принимал происходящее в стране, смотрел на всё пессимистично, стал раздражённым.
Пока была жива Ольга Владимировна, уход за ней оправдывал его существование. После её смерти летом 98-го года Сергей жил замкнуто, много болел. При двух детях, дочери Ольге и сыне Павле от двух несложившихся браков, чувствовал себя заброшенным и никому не нужным. Старый, больной, одинокий, обиженный человек. Общение с друзьями, родными, знакомыми резко сократилось. 1 июня, в свой последний, 69-й день рождения, весь день он не поднимал телефонной трубки. Ему звонили многие, несколько раз звонил и я. Ответом были длинные гудки. Вскоре его положили в больницу, врачей вызвали соседи, внимание которых привлекло его неадекватное поведение. А через три месяца, в конце августа 2002 года его не стало.
Я принимал и принимаю Сергея Балатьева таким, каким он был. Я не прокурор и не судья. Каждый человек выбирает свой путь в жизни и живёт так, как считает нужным. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне дружбу с Сергеем. Эта дружба и общение с ним сделали мою жизнь интереснее и богаче. Прости нас, Сергей, что мы тебя не всегда понимали. Прости меня, Серёжа, что я тебя не всегда понимал.
И ВСПОМНИЛ Я БОРЬКУ И СЛАВКУ,
ДРУЗЕЙ ИЗ ДЕСЯТОГО "Б",
И ТУ БАКАЛЕЙНУЮ ЛАВКУ,
ЧТО СНИТСЯ НОЧАМИ ТЕБЕ.
Наши ежегодные февральские встречи уже много лет начинаются с минуты молчания. Мы встаём и выпиваем, не чокаясь. Поимённо называются все однокашники, которых нет с нами по самой уважительной из причин. Первым, по алфавиту, в списке нашего класса значится ВЛАДИСЛАВ АЛАЕВ. Он же, увы, открывает и классный мартиролог.
Кстати сказать, одна из наших ранних февральских встреч в 50-е годы прошла на квартире у Славы Алаева. Жил он тогда в старом, ещё дореволюционном доме в начале Большого Афанасьевского переулка. Недавно Сева Прокопец рассказал мне любопытный факт: из телевизионной передачи он узнал, что, оказывается, по московским преданиям в подвалах того старого «алаевского» дома до сих пор водятся привидения. Тогда же ни Слава, ни мы об этих привидениях и слыхом не слыхивали.
Слава Алаев окончил Московский энергетический институт (МЭИ). После этого несколько лет трудился на авиационном предприятии у прославленного авиаконструктора Туполева, где занимался электрооборудованием самолётов. Одно время был инструктором отдела промышленности в Кировском райкоме партии.
Пожалуй, самым ярким впечатлением о Славе в моей памяти осталась наша встреча, относящаяся именно к этому времени. Слава приехал ко мне в редакцию газеты «Известия». Был он оживлённый, энергичный. Увлечённо рассказывал о своей новой работе в райкоме, о посещении предприятий района, которые он курировал, о том, как ему это интересно, как расширился его кругозор. При этом его скуластое, монголоидного типа, бледное лицо с тонкой полупрозрачной кожей даже слегка порозовело. Помню, как я тогда порадовался за Славу, порадовался его увлечённости своим делом.
Последнее место работы Славы Алаева – Московский завод киноаппаратуры «Кинап», где он стал главным метрологом.
Ему был всего 41 год, жить да жить, когда на подмосковной отцовской даче у него случился сердечный приступ. Лежащего без сознания на участке Славу обнаружил отец, который не дождался сына к завтраку и отправился на его поиск. Каким-то образом (тогда на дачах не было не только мобильных, но даже обыкновенных телефонов) отцу удалось вызвать скорую помощь. Скорая приехала только через два часа, до больницы в Загорске Славу не довезли…
Это случилось в начале сентября 1973 года. Вторая, после Бориса Шумилова, потеря нашего класса. В одном из моих стихотворений появились горькие строчки:
Нет больше ни Борьки, ни Славки,
Лишь острая боль у виска.
А вместо той маленькой лавки -
Встал дом для чинов из ЦК.
Друзья-однокашники помогали славиному сыну Сергею, тогда только что окончившему школу, в подготовке к поступлению в МВТУ. Сергей поступил, а затем с отличием окончил Бауманку. Род Алаевых продолжается.
ХОТЬ ДЛЯ НАШЕГО АРСАНА
НЕТУ ЛУЧШЕ МАГАДАНА,
ОН ХОЛОДНЫЙ МАГАДАН
ПРОМЕНЯЛ НА ТЁПЛЫЙ СТАН.
Тысячи трудных километров исходил с партиями по Камчатке и Колыме наш блистательный золотой медалист, затем выпускник Московского университета, геолог АРСАН АРСАНОВ. Влюбился в своеобразную, удивительную дальневосточную природу, где дышалось широко и свободно. Увлечённо рассказывал о тех краях.
– И как вы только живёте в вашей Москве? – удивлённо спросил он нас во время одного из приездов. Мы сидели на открытой летней веранде какого-то захудалого ресторанчика, потягивая из больших кружек тепловатое пиво. Так и сказал: в ВАШЕЙ Москве, что обратило на себя внимание. Был он загорелый и обветренный, полон ярких камчатских впечатлений. В многолюдной, скученной, суетливой Москве, напоминающей огромный кишащий улей, ему не хватало широты и свободы, которые он познал на Дальнем Востоке.
Арсан узнал, что первая учительница нашего класса Анна Фёдоровна Колобова получает ничтожно маленькую пенсию и живёт с престарелым и больным мужем в крайней нужде, практически в нищете. Это взволновало его. Кстати, его мать Зоя Викторовна тоже была бывшей учительницей и бедной пенсионеркой. По предложению Арсана мы несколько раз собирали деньги, которые он затем передавал нашей старой учительнице.
В последние годы своей жизни по состоянию здоровья Арсан уже не мог работать в северных геологических экспедициях, вообще оставил профессию геолога. Жил в Москве, в Тёплом стане, занимался техническими переводами, в том числе с японского языка.
Запомнилось, что на своей последней февральской встрече с нами Арсан был мрачным, неразговорчивым. В классе молча сел за свою первую парту в первом ряду у окна (таким мрачным запечатлён и на фотографии). Затем так же молча и отрешённо просидел весь вечер за нашим шумным и весёлым праздничным столом в доме у Креста Якубсона. Не сказал ни слова, ни разу не улыбнулся. Ушёл в себя. Как будто его что-то тяготило или он что-то предчувствовал.
Через несколько месяцев, в июле 1981 года его не стало. Погиб Арсан недалеко от своего дома на глазах матери трагически и нелепо – был сбит автоприцепом, который сильно занесло. Урну с его прахом захоронили на Николо-Хованском кладбище, проститься с Арсаном приехал весь класс. Поставили на его могиле памятную доску из цветного металла, которую выполнили сами одноклассники.
Судя по фамилии и имени, Арсан Арсанов был чеченцем. Я никогда его об этом не спрашивал. Мы дружили в классе, совершенно не задумываясь о том, кто из нас какой национальности. Нам это было ни к чему. Был чеченец Арсан нашим хорошим товарищем, очень одарённым человеком, интересной личностью, и, конечно же, именно это для нас было главным.
Осталась общая тетрадь, из которой мы узнали, что, оказывается, наш Арсан писал замечательные стихи, стихи-раздумья о жизни и лирику, стихи, вполне заслуживающие того, чтобы быть опубликованными. А ещё московский геолог-чеченец с есенинской голубизной глаз и байроновским свободолюбием писал рассказы и переводил стихи английского поэта-лорда.
Наши развлечения и игры, которым мы предавались в школе на переменах, а то и на уроках, были очень часто дурацкими, нередко не безвредными, а иногда и просто опасными. Так, одним из развлечений было вывинтить лампочки из ламп, висящих в классе под потолком, в патроны вложить кусочки промокашки, смоченные чернилами, и вкрутить лампочки снова. Они продолжали гореть. К проводам, на которых висели лампы, привязывали длинные чёрные нитки. Во время урока ребята, сидевшие на самых больших партах сзади (эти места называли «камчаткой»), дёргали за невидимые со стороны нитки, и лампы ни с того, ни с сего, к недоумению учительницы, вдруг начинали сначала потихоньку, а потом всё сильнее и сильнее раскачиваться. По мере того, как промокашки высыхали, лампочки одна за другой гасли, и класс, к нашей дикарской радости, погружался в темь. А мы начинали дружно и противно толи жужжать, толи выть. Так продолжалось до тех пор, пока не приходил завхоз с большой лестницей-стремянкой, менял лампочки, и в классе вновь воцарялся свет. Однако урок был сорван, а мы, молодые дикари, радовались своей дурацкой забаве.
На переменах устраивались имевшие успех конные скачки и бои, На плечи рослого и сильного парня-коня садился всадник, паренёк более лёгкий. Всадник обеими ногами обжимал шею коня, конь руками крепко держал своего всадника за ноги. Левой рукой всадник обхватывал шею коня, в правую брал шашку – большую линейку. С гиканьем конники лихо носились по классу, конями грудь в грудь сшибались в ближнем бою, пытались сбить противника...
Была небезопасная шутка с перьями. Тогда школьники писали простыми перьевыми ручками – в торец деревянной круглой палочки было вставлено металлическое, стальное или бронзовое перо. Его макали в чернильницу с чернилами, как правило, фиолетовыми, чернильницы были вделаны в каждую парту. (Автоматическими перьевыми ручками или самописками, как их называли, с резиновой пипеткой или стеклянной колбочкой внутри для специальных очищенных чернил синего цвета разрешалось пользоваться только в старших классах, начиная с 8-го, – считалось, что самописки портят почерк: они были довольно толстыми, кроме того, ими невозможно писать с нажимом.) Самыми популярными и ходовыми у школьников были перья № 86 и № 5 из бронзового сплава – не жёсткие, при мягком нажиме давали линию средней толщины. Шутка же состояла в следующем. Почти вплотную к щеке сидящего впереди или рядом ученика тихонько приставлялась ручка остриём пера. Потом его нужно окликнуть, он вздрагивал, резко оборачивался, поворачивал голову и натыкался щекой на перо, нередко получая весьма болезненный укол. Эта забава чревата опасностью травмы глаза или заражения. У нас, к счастью, такого не произошло, в других школах случалось.
Почему я здесь вспомнил о наших бесшабашных школьных играх и забавах? Потому что одна из них привела к печальному результату. Именно с Арсаном.
Однажды на перемене в игре ребята уронили Арсана с кафедры. Арсан грохнулся, сильно ударившись головой об угол кафедры, и на несколько секунд потерял сознание. Увидев белого Арсана, неподвижно лежащего на полу, мы порядком струхнули. Тогда Арсан получил сотрясение мозга.
Боюсь, и для моих опасений есть некоторые основания, что этим дело не ограничилось, а имело более отдалённые по времени и более серьёзные негативные последствия, Через много лет у Арсана начались головные боли и некоторые другие мозговые неприятности, он был вынужден сначала отказаться от экспедиций, а потом и вообще не смог работать по своей профессии геолога, ему установили инвалидность. Оговариваюсь, что это лишь моё предположение, но оно появилось, и я хочу им поделиться. Сильный удар головой мог вызвать или спровоцировать в дальнейшем возникновение в мозге опухоли (пусть даже доброкачественной), которая со временем стала медленно расти, увеличиваться и привела Арсана к инвалидности.
Такими печальными оказались отдалённые последствия нашего легкомысленного поступка в юности.
БАРЫКИН, ТЫ НАМ ВСЕМ НЕОБХОДИМ.
НЕ ЗНАЕМ, ГЕНИЙ ТЫ ИЛИ НЕ ГЕНИЙ,
ПЕРЕД МОГУЧИМ РАЗУМОМ ТВОИМ
ПОЗВОЛЬ СМИРЕННО ПРЕКЛОНИТЬ КОЛЕНИ.
Один из организаторов наших февральских встреч и член нашего классного оргкомитета – НИКОЛАЙ БАРЫКИН.
Николай окончил факультет приборостроения Московского высшего технического училища имени Н.Э. Баумана (МВТУ), после чего вся его трудовая жизнь прошла в Научно-исследовательском институте теплоэнергетического приборостроения (НИИ Теплоприбор). Здесь он показал себя хорошим специалистом и организатором и два десятилетия заведовал крупным, более ста человек, отделом. Входил в состав научно-технического Совета НИИ. О его авторитете среди коллег говорит такой факт: избирался председателем Совета трудового коллектива института.
Главное дело его жизни – разработка средств автоматизации и измерительной техники, создававшихся на основе пневмоавтоматики и электроники, а затем внедрение этих разработок на предприятиях в серийное производство. За ряд важных изобретений отмечен почётным знаком «Изобретатель СССР», который выдавался нечасто. В качестве технического соруководителя был привлечён к международному – совместному советско-болгарскому проекту.
У Николая замечательная «техническая» голова. Технарь, как говорится, от Бога. Это подтверждают его высокие награды – Государственная премия СССР и орден Трудового Красного знамени. Да и наша вынесенная в заголовок дружеская эпиграмма тоже.
Николай принципиально не вступал в КПСС. Это, однако, не помешало ему, беспартийному, да ещё не кандидату наук, стать руководителем крупного отдела. Таким он был высококлассным специалистом. Не знаю, по какой причине, но кандидатом наук он не стал, что, возможно, помешало его дальнейшему служебному росту.
В отпусках Николай любил путешествовать на байдарке по быстрым северным рекам, в частности, по рекам полярного Урала и Кольского полуострова. Однажды, совершая речной поход к Баренцовому морю, их группа неожиданно вышла прямо к базе советских атомных подводных лодок, где была принята за шпионов и задержана. В походы брал с собой узкоплёночный киноаппарат и снимал всё интересное, что видел, на киноплёнку, на память.
С Николаем можно посоветоваться практически по любой технической проблеме. Его познания здесь обширные, а советы толковые и аргументированные. Впрочем, ребята с ним советуются не только по техническим вопросам. У него житейская, я бы сказал, «мужицкая» мудрость, что многое значит в обыденной жизни.
Бар, барство, бардак - слова эти выкинем
И все, как один, пойдём за Барыкиным!
Сын мастеровитого механика, Николай многое умеет и любит делать сам, своими руками. Руки у него тоже мужицкие, крепкие и тоже мастеровитые. Своими руками на шести сотках садового товарищества выстроил себе дачу, которая поднялась на целых три этажа. Ездил на дачу к однокласснику Джондо Натрадзе, советом и делом помог в строительстве и ему.
После выхода в 1994 году на пенсию Николай Барыкин отпустил бороду и стал похож на Льва Толстого. Иногда я их даже путаю.
Последние годы, после кончины жены Светланы, он живёт в Южном Бутове, отдалённом районе за Московской кольцевой автодорогой, в однокомнатной квартире. Квартирами поменялся с дочерью Машей. Кстати, Маша – программист, продолжая семейную традицию, трудится в том же институте, где работали и оба её родителя, и даже дед.
Отдалённость района, к сожалению, сделала редкими встречи Николая с друзьями. Умный пёс-дворняга Май исправно, три раза в день выгуливает хозяина в зелёном дворе. Вернувшись с прогулки домой, Николай садится за телефон, – он нужен друзьям-однокашникам, они нужны ему. В частности, много лет практически ежедневно он разговаривал по телефону с Эдвардом Галынкером. Друзья много спорили, ссорились, обижались друг на друга, но не могли один без другого, и назавтра снова набирали знакомый номер.
ДЛЯ НАС ПРИМЕРОМ
БОГДАНОВ ГЕРА.
СЕЛЬДЬ И СЕВРЮГА
В НЁМ ВИДЯТ ДРУГА.
И ОН С СЕВРЮЖИНОЙ
ДРУЖИТ. ЗА УЖИНОМ.
Просторы суровых дальневосточных морей вдоль и поперёк неоднократно избороздил за много лет в многочисленных экспедициях на научно-исследовательских судах ихтиолог, кандидат биологических наук ГЕРМАН БОГДАНОВ.
Биологический факультет МГУ Герман, по его признанию, выбрал благодаря бабушке и дедушке, которые с раннего детства приучали его видеть, понимать и любить природу, да своему с детских лет увлечению рыбной ловлей. Дед-врач был неплохим художником-любителем, писал подмосковные пейзажи и брал с собой на этюды внука, давая ему уроки рисования и любви к природе. Ещё маленький Гера охотно занимался музыкой. Художником или музыкантом он не стал, однако одно из детских пристрастий определило его профессию в жизни. На факультете специализировался по ихтиологии.
После университета Герман около трёх лет трудился в Восточном Казахстане, в Усть-Каменогорске, на опытной базе Алтайского отделения Казахского института рыбного хозяйства. От того времени остались яркие впечатления.
– От четырёх до шести месяцев в году, – рассказывает он, – мы проводили на полевых работах. Работы вели на Иртыше, а это великая река, и на очень живописном озере Зайсан. Вообще природа там просто потрясающая. Величественные горы Алтая, хребет Тарбагатай, чаши горных озёр с чистой, словно хрустальной водой, горные пихтовые леса, ярко цветущая весной степь. Всё это надо видеть. А ещё у нас была охота. Такая, каких теперь, наверное, и не бывает. Представь – многотысячные стаи уток и других водоплавающих на старицах Иртыша. Незабываемое зрелище!
Вернувшись в Москву, Герман поступил в аспирантуру академического Института морфологии животных и в 1962 году защитил кандидатскую. После чего много лет работал научным сотрудником ЦНИИ информации и технико-экономических исследований рыбного хозяйства. Заведовал сектором. Потом перешёл в другой институт. Занимался и занимается изучением биологии сельдей, трески и других рыб дальневосточных морей, прогнозированием запасов и уловов промысловых рыб этого бассейна. Одна из задач ученых – дать правильные рекомендации тем, кто ловит рыбу для нашего стола.
Герман увлечён своим делом. Охотно ездил в тихоокеанские экспедиции, которые были нелёгким, прежде всего физически, испытанием, но там была настоящая работа, приносившая профессиональное удовлетворение. Богданов стал авторитетным специалистом. Правда, с возрастом ему стало уже трудно выходить в море.
Как-то несколько лет назад Герман приехал ко мне со своей подмосковной дачи и протянул исписанные листки бумаги – посмотри на досуге. Оказалось, это были его даже не рассказы, а рассказики, зарисовки о природе. Читал я эти рассказики и наслаждался. Языком, которым они написаны, – выразительным, сочным. А какой наблюдательный и острый взгляд у автора! Видит в окружающей нас природе то, мимо чего мы проходим, просто не замечая. Мой старый товарищ вдруг открылся мне с неожиданной стороны. Ай, да Герман! Ай, да сукин сын!
В 2008 году Герману Богданову удалось издать сборник своих замечательных зарисовок о природе. «Дорога» (Рассказы и байки) – назвал его автор. Хорошая бумага, красочная, многоцветная обложка. Теперь круг читателей и почитателей творчества Германа расширился. С чем я искренно поздравил своего товарища.
2-я часть. http://www.proza.ru/2012/09/10/1622