Он подарил дочке двухметровую живую плюшевую игрушку-медведя, но при этом 2-3 раза в неделю ходил в ближайший сумасшедший дом, чтобы насиловать самую красивую из пациенток. Пациентка была самодостаточной сумасшедшей. У неё были прекрасные ноги – это было для него важно. Занимаясь с ней сексом, он, таким образом, «уходил» от смерти жены, произошедшей месяц назад. Во время занятий сексом с психбольной, он сжимал в руках клок волос жены. К сожалению, при оргазме, он «прозревал» ту, кого сношал – видел все её внутренности. А она боялась, что её же волосы убьют её и ходила во сне.
На 18 лет он собирался подарить дочке – лучшей копии себя, способность летать, однако по вечерам ради забавы убивал нищих и солдат, выискивая тех и других на улицах городов мира в образе коршуна.
Шабаш сломал глиняную печать, которую держал в руках, прочитал заклинание и перед ним возник паук – сперва в виде сонма мелких паучков, чуть позже собравшихся в одного. Всё тело паука было покрыто какой-то губкообразной жёлтой мокрой массой.
Паук в одной из ног держал пачку фотографий умерших – они нравились Шабашу, а паук исправно радовал хозяина – приносил фотографии из собственного мира.
Любимым карандашом на каждой фотографии Шабаш поставил оценку, после чего достал из-за пазухи баночку с кровью, обмакнул карандаш туда и обвёл кровью ранее написанное карандашом на фото. Эти фотографии умерших с того света Шабаш планировал присовокупить к коллекции фотографий трупов света этого (умерших насильственной смертью), которую он собирал, систематизируя фотки по принципу: «фотография трупа на «этом» свете к фотографии человекодушесущества на «том».
Во вчерашнем желе сна Шабаш увидел план самого сильной сущности их мира – Шамана. Шаман решил подчинить себе Природу, однако Шабаш, как Жрец Увядания, не мог позволить такому случиться хотя бы потому, что было неизвестно – сохранится ли баланс между Природой и Увяданием или нарушится силами Шамана, в случае, если его план воплотится в жизнь.
Был день, но Шабаш достал из кармана свечи и зажёг их. Свечи днём – атрибут увядания. Шабаша постоянно терзала внутренняя боль от ощущения, что в организме всё рвалось, он привык к существованию боли, но не к самому её процессу и ощущениям, вызываемым ею. А вытравить боль из организма он не мог, подобная боль – бич Жреца Увядания.
Шабашу пришло время совершить жертвоприношение Увяданию – всё для того, чтобы путь оказался лёгким, а цель – простодостижимой. Заодно из процесса жертвоприношения можно будет сделать вывод об угрозе пути Шабаша к цели, угрозе для Увядания. Шабаш уже давно выбрал подходящую для жертвоприношения, для «смерти» музыку, ведь музыка сопровождает человека всю жизнь, почему бы ей не сопровождать его и «всю» смерть?
Помощники (младшие жрецы) доставили Шабашу какого-то грязного человечишку. Окна подвала замка Шабаша были покрыты грязной пылью, хотя и выглядели как запотевшие, но такую пыль, в отличие от водного налёта, со стекла окон просто рукой не стереть.
Губы человечишки блестели, как будто человечишка болел чумой. А может это был просто пот на губах. Шабаш прошептал пару заклинаний и слова обратились в плоть, запродав себя аду, а человек почувствовал, как в его голове, во всём теле зашевелились, заползали какие-то словно бы жуки, сперва ощущение было похоже на то, которое возникает в голове перед тем, как человек засыпает, но потом «жуки» в теле человека стали приносить ему страдания, прорастать волосами на черепе и подбородке, заклинание «жуки сна» работало, постепенно сворачивая органические процессы внутри «живой коробки» тела.
Шабаш улыбнулся человечишке, а тот ему нет, Шабашу стало печально, ведь всегда печально, когда улыбка пропадает зря. Шабаш не думал, что совершает что-то плохое. Ничего страшного – смерть излечит болезнь и печаль навсегда. «Убивать до смерти» - при этом, заодно, также до смерти интересно. А умрут вообще все те, кто смотрят ночами на звезды. Все те, у кого в домах предметы, приносящие и притягивающие удачу, чередуются с предметами, ее забирающими, тем самым создавая баланс. Да и не есть, по сути, Увядание и Смерть – тождественные понятия; ритуал Увядания лишь для удобства и из-за привычки можно именовать подобным термином – «Смерть», ведь после Смерти ещё можно жить – вернуться в мир вампиром, призраком, духом, можно даже после смерти и воскреснуть, ничего из вышеперечисленного нереально проделать после процесса Увядания – ведь в этом случае вся суть человека становится частью Увядания, частью, которая уже не вернётся обратно.
А страх? Пусть Шабаша – того, кто худее неба, боятся – он не против. Пусть в глазах некоторых он пахнет темнотой и раненной кровью землей.
Человек выпростал от груди руки и в финальный момент до смерти метнул в Шабаша сгусток чёрного огня – тщетная попытка последней надежды выжить, но что мог сделать очередной никчёмный адепт Увядания против Жреца Увядания? Все эти люди почти ежедневно, отчаявшись в каких-то иных землях, приходили на территорию культа Увядания, надеясь стать его адептами, получить силу, получить власть – так было и будет с людьми всегда.
Тело же конкретно этого человечишки скуклилось и стало похоже на какой-то сгнивший фрукт – маленький и покрытый чёрным мхом и пятнами, без признаков пусть вяло протекающей, но жизни. Отчего-то до заключительного момента процесса смерти человек улыбнулся чему-то своему.
Склонившись над останками безымянной жертвы, Шабаш в линиях увядшей материи читал предзнаменования собственного грядущего пути.
Шабаш вспомнил о дочке – ей не стоило знать об особенностях занятий отца, при дочери Шабаш старался изображать весёлость, дочь итак была излишне впечатлительна – ей частенько грезилось, что кто-то снаружи, извне стучит в стены её комнаты, на окраине взгляда она видела тени, дочь не знала, чем отец занимается в подвале, в комнату дочери все эти ритуалы не доходили ни в каком виде – не в зрительном, ни в звуковом, ни запахами, никак иначе. Впрочем, иногда дочь говорила, что слышит голоса…
Дочь была хозяйственна – норовила руками, без магии и слуг убрать посуду и разный сор в замке отца, так она чувствовала себя хозяйкой в отсутствие матери, ибо убирает за другими в доме всегда его хозяин (если хочет и не имеет слуг).
Шабаш не отпускал дочь далеко вне поля своего зрения, осознавал, что таким образом запирает её в клетку, из которой она с грустью взирает на свободный мир, но после смерти жены по-другому он не мог.
Как Жрец Увядания Шабаш не хотел бы, чтобы у него был кто-то близкий, ведь отсутствие близких заставляет отсутствовать необходимость волноваться о ком-то, но как состоявшийся отец он радовался наличию дочери.
В сухом остатке он имел просто то, что имел – бытиё жрецом и бытиё отцом.
Шабаш вышел во двор замка, узрел темноту и дождь, принесённый ею. Он не боялся смерти – умереть можно каждый день, но это смерти своей ему было не боязно, он надеялся на то, что в последний момент сможет стать частью Увядания, а смерти дочери – её он боялся очень, да и «отдавать» её Увяданию ему тоже как-то не хотелось.
Вчера Шабаш видел сон – было темно, но в темноте на его дочь падали снежно-белые перья, падали на плечи, волосы, Шабаш проснулся в испуге и усилил охранные заклятья замка.
Големы с лицами, на которых глаза были затянуты кожаной плёнкой, дабы не отвлекать внимание големов на окружающий мир, после этого сна дежурили в стенах рядом со входом в спальню дочери – невидимые ей, но успокаивающие Шабаша.
«Самое печальное – думал Шабаш – что она уже созрела для любви и бороться с этим чувством, заставляющим пойти против отца очень многих дочерей, крайне тяжело».
И тем не менее, несмотря ни на что, Шабашу необходимо было отлучиться, оставив дочь одну – иначе никак. Шабаш совсем не боялся боя, Шамана, он всегда помнил, что смерть - лишь Увядание, у него не было близких, которые бы оплакивали его, которых бы он оплакивал и переживал, случись с ними что. Никого, кроме…кроме дочери – её смерть для него – табу, запретная тема даже и для мыслей, поэтому иногда он завидовал тем, кто были одиноки – им не надо переживать… завидовал иногда, потому что большую часть времени дочь была его радостью…
Подумать только, как рядом в мире уживаются абсолютно различные вещи – пока отец приносит кого-то в жертву, убивает кого-то, дочь практически находясь рядом, в том же здании, не ведая деяний отца, складывает фигурки из бумаги и картона, существуя в каких-то своих мечтах девичьей комнаты.
Но всё, что должно было быть сделано, сделано уже было, Увядание благоволило своему жрецу и ритуал жертвоприношения Увяданию не предупредил о каких-то грозящих неудачах, интересы Увядания не будут не соблюдены. Шабаш был в этом уверен.
За стенами замка звучала протаивающая в уши, обволакивающая грустная мелодия дудука…