Когда упали первые бомбы уже и не вспомнить. Знаю только, что это было очень давно. Мне тогда было лет шесть или семь. В то время осень потихонечку вступала в свои права и первые листья, пожелтев, оставляли свои уютные пристанища, отправляясь в полёт, какие в небытие, а какие в гербарии юных натуралистов.
Однако, было ещё довольно тепло, а Последний день так и вовсе выдался солнечным, что вне всякого сомнения радовало всех, после недели нескончаемых дождей. И вот, когда первые солнечные лучи начали пробиваться сквозь плотно задёрнутые шторы, в комнату вошла мама. Сейчас, спустя столько бесконечно долгих лет, сложно применять это слово к той женщине, полузабытой Богине, чьего лица уже не помню и от которой остались только образы и воспоминания о ласке и заботе.
- А ну просыпайся, соня! - строго сказала она. - В школу опоздаешь!
Да, я тогда уже пошёл в первый класс одной из школ Города Смертников, в те далёкие времена гордо именовавшегося Москвой.
- Вставай! - настойчиво попросила мама и распахнула занавески, пустив солнце в дом.
Мне же осталось только подчиниться и нехотя подняться с кровати.
- Вот молодец! - улыбнулась тогда она. - Собирайся, завтрак на столе.
На кухне всё ещё правило царство теней. Солнце вставало со стороны комнат и на кухню перебиралось уже после полудня. На завтрак была какая-то каша, то ли манка, то ли перловка. Ни ту, ни другую дико не любил, как и многие дети в том возрасте и потому некоторое время сидел тупо вперившись в неё взглядом и потихоньку возя в ней ложку.
- Ты чего не ешь? - спросила мама.
- Не хочу, - промямлил я.
- А вырасти и стать сильным хочешь?
- Хочу!
- Вот тогда ешь! - нарочито строго сказала она и отправилась собираться на работу.
Посидев ещё немного, болтая ложкой в тарелке, я всё же решился съесть ложку-другую, но дурацкая каша мне категорически не нравилась и была смыта в раковину, а матери радостно доложено:
- Мама, я съел!
- Ну вот, а говорил: «Не хочу»! - засияла она улыбкой. - Беги одевайся — пора выходить.
Путь до школы занимал, наверное, минут двадцать. Нужно было преодолеть несколько остановок в переполненном до отказа автобусе. Помню меня здорово укачивало, особенно если на дороге собирались пробки, но не помню, как было в тот раз, вроде бы обошлось без эксцессов, но с уверенностью утверждать не могу.
Школа была старенькая трёхэтажная с обшарпанной облицовкой на стенах. Её внутреннее убранство запомнилось хуже, хотя по моему изнутри было значительно лучше. Мама, как обычно, попрощалась со мной на пороге, не заходя внутрь.
- После уроков буду ждать тебя здесь, - сказала она.
- Хорошо, мама. Пока.
- Пока, - попрощалась она.
Оставив куртку с ботинками в раздевалке, по первости нас всегда сопровождал кто-то из взрослых — в переплетении вешалок можно было легко запутаться, но к тому моменту мы уже освоились и делали всё сами, я пошёл в класс.
Наша классная комната располагалась на третьем этаже. До звонка на первый урок оставалось ещё минут двадцать. Однако, точно помню, что был не первым пришедшим — меня опередили то ли четыре, то ли пять человек.
А вот кто чем занимался уже забыл. Да и чем, собственно, могли заниматься дети того времени перед уроком? Кто-то игрался со смартфоном, кто-то кто попроще игрался с машинками или просто обсуждал что-нибудь безумно важное с одноклассниками.
Я же, разбросав по парте тетрадки с ручками, уселся читать «Волшебника Изумрудного города». Эта книга из давно утерянного мира до сих пор мною хранится, как одно из самых добрых о нём воспоминаний, но не как самое яркое, к сожалению...
За чтением я не заметил, как время змеёй подползло к звонку и недолго даже противился начавшемуся уроку, пытаясь дочитать до конца страницу. Под напором учительницы книгу всё же пришлось отложить.
Пытаясь придти в себя после умопомрачительных приключений Элли и её спутников, я огляделся по сторонам и только тогда заметил, что моей соседки по парте нет рядом. Она появилась буквально через секунду вместе со своей мамой, которая что-то сказала учительнице, вероятно извинилась за опоздание. Виолетта же тихо прошла на своё привычное место.
- Привет, - прошептал я.
- Привет, - улыбнулась она и обернулась в след, покидающей класс, матери.
Виолетта была моей лучшей подругой. Познакомились мы с ней года за три до Последнего дня, попав в одну группу в детском саду. Она была коротко стриженная, не по-мальчишески, но для девочки всё-таки коротко. Кожа была светлая, даже бледная, но щёчки в моменты звонкого смеха или смущения всегда покрывались румянцем. А курносый носик придавал ей какую-то особенную изюминку, как и имя донельзя красивое, но в то же время редкое, во всяком случае за всю свою дальнейшую жизнь мне более ни одной девушки с этим именем не повстречалось.
Первые два урока прошли своим чередом, ничем примечательным не отметившись, и потому слабо запомнились. Третий же поставил жирную точку всему, что было до, не продлившись и десяти минут.
- Итак, дети, сегодня мы с вами продолжим изучать сложение и вычитание. Для этого решим несколько... - на этой фразе учительницу оборвал вошедший в класс мужчина. Он был бледен и весь трясся. Нервное хихиканье пронеслось по классу.
Мужчина что-то нашёптывал учительнице. Прекрасно помню смену выражения её лица от любопытно заинтересованного до бесповоротно растерянного с безумно бегающими из одного края в другой зрачками глаз, а дальше, сквозь два глубоких вдоха, путь к полному, пускай и показному, спокойствию.
Вообще надо отдать должное той женщине, ведь теперь уже зная, то о чём ей тогда говорили, понимаешь — многие не смогли бы совладать с самими собой, а о двадцати с лишним первоклашек лучше совсем умолчать. Она же начала действовать незамедлительно.
- Дети... - с лёгким скрипом в голосе начала она. - Сейчас мы с вами пойдём на прогулку. Вещи собирать не нужно. Просто стройтесь. Сначала выходит первый ряд, давайте-давайте по-быстрее, теперь второй... и третий. Молодцы! - она прихватила сумку и двинулась следом
Внизу, возле раздевалок, было настоящее столпотворение, узкие двери не позволяли быстро вывести всех на улицу. В связи с этим было принято решение часть потока отправить к другому выходу, что был в физкультурном зале. В этой части оказались и мы.
В ожидании своей очереди можно было разглядеть много растерянных лиц. За исключением учителей мало кто понимал, что на самом деле происходит. Да наверное никто не понимал. Некоторые, кто постарше, разве что только догадывались.
На улице начинала зарождаться паника. Автомобили летали по дороге не обращая внимания на знаки и светофоры, чем только ухудшали ситуацию, создавая множество аварий. Какая-то шпана залезла в продуктовый ларёк, никто не возражал — продавца оттуда уже смыло. Девушка лет двадцати, больше похожая на зомби, чем на человека, стонами выкликала чьё-то имя. Мужчина, уже немолодой, рыдал, сидя посреди тротуара, руки его были окровавлены. Или мне тогда так показалось?
Страшно поверить, что среди всей этой вакханалии наименее потерявшимися были мы, первоклашки, ведомые своей молодой учительницей. Передвигались мы всё больше дворами — подальше от лихачей, и вскоре вышли к бомбоубежищу. Там нас уже встречали люди в форме с логотипами МЧС. Один из них двинулся в нашу сторону. После короткого разговора с учительницей нас повели внутрь. Она стояла возле входа в бункер и пересчитывала — все ли на месте, никто ли не отстал и не потерялся?
Пройдя чередой потрескавшихся лестниц и мрачных полутёмных коридоров, мы оказались в главном помещении бункера. Вид встреченных там людей не внушал ни доверия, ни надежды. Все были напуганы, нервны, у парня оказавшегося рядом с нами случился нервный тик — дёргался левый глаз. Младенец в дальнем углу зала плакал на руках у матери, не пытавшейся его успокоить — сама находилась в прострации.
Пожухлые стены убежища, покрытые плесенью и паутиной, тоже устойчиво напоминали о грядущей опасности. По толпе детей прошёл лихорадочный шёпот — учительница пропала. Кто-то из класса спросил, дежурившего в зале мчсника:
- А где наша учительница?
- Скоро придёт, не бойтесь, - улыбнулся тот в ответ.
Но она не пришла, не со следующей группой людей, не с пришедшими следом за ними. В зале стало тесновато. Младенец продолжал плакать. Мужчина в изрядно потрёпанном костюме закричал:
- Угомоните уже этого проклятого ребёнка!
Отчего ребёнок заревел ещё громче и назойливее. К нему присоединилось всхлипывание наших девчонок. Даже Виолетта, до этого державшаяся молодцом, крепко прижалась ко мне. Вряд ли я мог ей тогда как-то помочь, ибо сам еле сдерживался, чтобы не забиться в истерике, но обняв её почувствовал себя лучше.
В какой-то момент я понял, что плачь сменился вибрацией. Все шумы сменились вибрацией. Она возрастала. С каждой секундой всё отчётливей становился слышен скрежет опорных конструкций. Одна за другой вдребезги разлетались лампочки. Мир вокруг нас погружался во тьму. Слева раздался оглушающий звон, а за ним следом треск и грохот — стены рушились. Бункер предназначенный укрывать людей от опасности не справился со своей обязанностью, сам превратившись в неё.
Над ухом, прорвавшись сквозь груду других звуков, послышался визг Виолетты. Глухой удар по голове оборвал всё...
* * *
Кругом разливалась тишина, изредка прерываемая чьим-то сопением. Я подтянулся поближе к сопевшему. Сопевшей. Виолетта. На все попытки растрясти её, она отвечала лишь тихим стоном. Я попытался подняться, но ударился головой. Мы были замурованы в упавшем на нас неизвестно откуда шкафчике. Не зная, что делать, я расплакался и стал, что было мочи, звать на помощь. Не скажу как долго это продолжалось, но для меня прошла целая вечность, прежде чем с внешней стороны послышалось движение. Один рывок, другой, шкафчик начал двигаться, дикий нечеловеческий рёв, ещё рывок. Появился просвет. Не слишком большой, но достаточный, чтобы вылезти. Следом за собой вытянул Виолетту.
Мужчина. Спасатель, тот самый, что лгал про учительницу, отпустил рычаг, державший шкафчик на весу, и от усталости повалился на пол. Чуть отдышавшись, он спросил:
- Ты как, малец?
- Голова болит, - пожаловался я.
- Дай посмотрю, - не надеясь что-либо рассмотреть в царившем полумраке, спасатель ощупал мою голову. - Ничего страшного. Просто шишка. Скоро пройдёт, - сказав это, он переключился на Виолетту. - Вот чёрт! - он крепко и громко выругался. Затем добавил. - Как ты жива-то ещё?! - оказалось, что шкафчик упал на нас так, что перерубил Виоле правую ногу чуть выше колена. - Сиди здесь с ней! - приказал мчсник. - Я скоро вернусь, - окончил он и перебрался через остатки обрушившейся стены, растворившись в темноте.
Мгновения спустя он объявился с длинным бинтом, пыльным, как и всё вокруг. Кое-как отряхнув его, спасатель замотал обрубок ноги Виолетты и только тогда мы двинулись на поверхность, в расщелину дарившую, превратившемуся в склеп, бункеру немного света.
Наверху оказалось немногим лучше, чем внизу, разве что светлее. В остальном: разрушенные и полуразрушенные дома, смятые автомобили, девушка с обугленным лицом, совсем чуть-чуть не успела добежать до убежища, трое путников — мужчина в изодранной форме МЧС, весь в ссадинах и кровоподтёках, приправленных грязью, несущий на руках одноногую девочку, и мальчонка, с ног до головы грязный, постоянно держащийся за голову. Но самое главное — пепел мерно опускающийся с небес на землю, подражая снегу. Он покрывал абсолютно всё видимое пространство. Даже трава, выстланная вдоль тротуаров, стала серой под его натиском.
Спасатель торопился, спешил выйти из под пепла. Страшного, радиоактивного пепла. Каждая снежинка которого несла скрытую, незаметную глазу угрозу. Всё время поторапливал меня, но я и так почти бежал, чтобы успеть за его быстрым шагом. Совсем скоро мчсник и сам выбился из сил, по счастью, мы тогда уже покинули чертоги города, а вместе с тем и пепел стал много слабее.
Часа через три нашего путешествия встретили первых живых людей. Полицейских. Они помогли нам добраться до спасательной станции. Там нас помыли, переодели, перевязали раны, накормили, в конце концов, а утром следующего дня всех эвакуировали. Перевозили в самую глушь, подальше от больших городов, да и от городов вообще. Впрочем, вам не понять, вы тогдашних городов и не видели, на картинках только если, но оно может даже и к лучшему.
А тогда мы не понимали, даже взрослые, что это было началом нового мира. Мира который нельзя было строить на осколках старого и не по какой-то там поэтической причине. Всё как раз вышло очень прозаически. Радиация, как вы знаете, до сих пор на планете зашкаливает. Только на маленьких «островках» вроде нашего жить ещё можно.
Та война вообще всё переменила. 12 лет длилась, а потом просто воевать стало некому и нечем... Ладно, пойду я, а то уже утомил вас своим рассказом, наверное, - старик поднялся с валуна, который всё время рассказа использовал вместо стула, напоследок ещё раз оглядел детей рассевшихся вокруг него на поляне и не спеша, чуть заметно прихрамывая, пошёл к себе домой, к девочке, теперь уже бабушке, вместе с которой чудом выжил в том самом склепе-бункере.