Бабушка готовит завтрак, а я смотрю в окно. За окном лето и жужжат пчелы, кружа над старой яблоней. Когда-нибудь мы все состаримся и умрем, а яблоня останется. Мама говорила, что ее посадили, когда мы только въехали в этот дом, мне тогда было…
- Оля, - спрашивает бабушка, - на стекле что-нибудь написано?
Инка прыскает в кулак. У нее накрашены глаза, и я удивляюсь, как бабушка этого не замечает. Вот, если бы я накрасилась…
- Я к тебе обращаюсь, - продолжает бабушка, - ты зайдешь вечером к Валентину Сергеевичу?
Валентин Сергеевич – бабушкин друг, он держит голубятню. Когда я захожу к нему, то птицы вспархивают и кружат вокруг наших голов. Я морщусь, а Валентин Сергеевич говорит, что в Риме есть площадь, где их полным-полно…
- Занесешь ему пирог, - говорит бабушка, - я тебе отложу кусочек.
Бабушка работает на телефонном узле. Инка говорит, что, если она захочет, то может прослушать все-все наши разговоры. «Мои разговоры, - добавляет сестра, - тебе же мальчики не звонят…»
Мы завтракаем. Бабушка собирается и уходит. Инка толкает меня локтем: зайди к маме.
«Ей сегодня явно лучше, - говорит она громким шепотом, - может…»
Я, не дослушав, выхожу. Мама лежит без движения, взгляд ее светел и кроток. Я сжимаю ее руку, она чуть заметно шевелит пальцами.
- Сейчас лето, - говорю я, - скоро экзамены, а я так и не выучила геометрию…
Мама улыбается, глядя сквозь меня.
У постели стоят алые розы.
- Откуда? – спрашиваю я Инку.
Она заплетает косу.
- Этот приходил…
- И ты пустила? – возмущаюсь я.
- А что мне? – огрызается она. – Пусть таскает, если денег не жалко…
- Лучше бы он ей врача нашел…
- Найдет он. Самому бы кто подал… - она явно повторяет бабушкины слова.
Я иду в школу. Поравнявшись со мной, Ванька Козлов из соседнего подъезда вдруг резко толкает меня в спину. Я падаю на колено. Сумка с учебниками раскрывается, тетради планируют в грязь.
- Это тебе, сука, за то, что списать вчера не дала, - орет Ванька над ухом.
Время сжимается, как пружина, потом разжимается. Я представляю Ваньку толстым и обрюзгшим, как его отец, забивающим козла с соседями-пенсионерами. Это зрелище меня радует, и я улыбаюсь.
- Еще ржет… Ненормальная… - комментирует Ванька, выглядывая из-за угла школы.
Колено болит, и я с трудом дохожу до класса. На последнем уроке я подхожу к физруку.
- Ногу подвернула, отпустите домой.
Физрук глядит с недоверием.
- Справка есть?
- Нет, конечно. Сейчас в поликлинику пойду… - я вру вдохновенно.
- А где подвернула-то? – в его лице появляется участие.
- На лестнице, поскользнулась…
- И что, так болит?..
- Ужасно…
- А почему терпела?..
- Думала, пройдет…
- Ладно, иди…
Я победно смотрю на класс, им предстоит кросс 2 километра. Они хмуро таращатся в ответ. Смирнова наклоняется к Давыдовой и что-то шепчет ей на ухо. Я улыбаюсь. Я всегда улыбаюсь, когда мне кого-нибудь хочется пристрелить.
Я действительно иду в поликлинику, мне нужно пройти диспансеризацию. В очереди передо мной мальчик. Я гадаю, зачем ему невропатолог, на всякий случай отсев подальше.
Мальчик читает книжку. Я кошусь на обложку: «Английский язык».
- Ты Валентина Сергеевича внучка? – неожиданно говорит он.
- С чего ты взял?.. – оторопело отвечаю я.
- Ну, ты ходишь к нему все время…
- А тебе-то что?..
- Да ничего… Просто он… Короче, ты не ходи к нему больше…
- Он умер? – холодею я.
- Да нет… Короче, он с ума сошел, его вчера в «Кащенко» забрали… Машина приезжала…
- А как же голуби?.. – недоумеваю я.
Мальчик даже закрывает книжку от возмущения.
- Я тебе говорю, что твой знакомый в «Кащенко», а ты голуби… Чудная…
- А сам-то. Забыл, куда лечиться пришел?.. – парирую я.
- Да я диспансеризацию с классом не прошел, теперь приходится… - неохотно оправдывается он.
- А, - говорю я, - понятно.
Я думаю о белых птицах, взрывающих воздух хлопаньем крыльев в Риме. О солнце, ласкающем древние камни на площади. О санитарах, ведущим под руки сухонького старичка…
- Тебя как зовут? – продолжает мальчик.
- Тебе какая разница?
- Да так, просто… Меня – Андрей…
- Ну, Оля…
- Я тебя часто с балкона видел, когда ты к Валентину Сергеевичу приходила. Он же больше ни с кем не общался…
- А что ты на балконе делал? – недовольно спрашиваю я.
- На звезды смотрел…
- На что?!
- На звезды. Мне отец телескоп подарил на день рождения. А тебе Валентин Сергеевич кто?.. – переводит он разговор.
- Никто. Он бабушкин одноклассник. Только ей некогда к нему ходить. А я все равно ничего не делаю… - после этих слов я надеюсь, что он заткнется, но куда там.
- А что ты должна делать?..
- Готовить обед. Перешивать старые вещи.
- А почему…
- Потому что бабушке уже тяжело, мама все время лежит, а папа нас бросил…
На двери загорается красная лампочка. Очередь вопросительно смотрит на него.
- Какой у тебя телефон? – говорит Андрей. – Я тебе позвоню…
- Зачем?
- Просто так… Ты прикольная…
- Смотри лучше в телескоп, - отвечаю я.
- А Сергеевича в «дурку» забрали, - говорят мне мужики с пивом, сидящие на лавочке.
- А как же…
- Квартира-то? Государству отойдет…
- Нет, голуби…
- А что им? – пожимают плечами мужики. – Птица Божья…
Я стою перед голубятней. Глаза у меня накрашены Инкиной тушью. Все балконы пусты.
- А знал, что ты придешь, - говорит он у меня за спиной.
- Тебе звезды об этом сказали? – усмехаюсь я.
- Почему звезды?.. Я догадался…
- Ты умный?
- Не жалуюсь…
Мы сидим на лавочке, мужики ушли смотреть футбол.
- Давай в субботу куда-нибудь сходим? – говорит он.
- Давай…
- Куда?
- В зоопарк, - говорю я.
- Куда?!
- В зоопарк. А куда, по-твоему, ходят с девчонкой? – я усмехаюсь.
- Не знаю. В планетарий. Или в кафе, - быстро добавляет он.
- На кафе у тебя денег нет… - я представляю, как Валентин Сергеевич ест в «дурке» жидкую кашу…
- Я откладывал. Мне бабушка с дедушкой каждый день рождения дают.
- Не разорись… - советую я.
- Оль, - он встает с лавочки, - я, короче, домой пойду…
- Попутного ветра…
Он доходит до крыльца.
- Так что насчет зоопарка?
Я накрываю маму пледом и включаю телевизор. Она может часами следить за движущимися фигурами.
- У меня есть мальчик, - говорю я. – Мы с ним встречаемся.
Я с удовольствием произношу это слово. Мама, улыбаясь, смотрит на меня.
В зоопарке я была один раз, в шесть лет. Мама заболталась с тем, кто приносит розы, и потеряла меня. Помню, как я сидела на краю фонтана и ела мороженое, которое она купила на радостях, что ей удалось меня разыскать.
Тот, кто приносит розы, потерянно топтался рядом.
Мы с Андреем идем вдоль вольеров. Я протягиваю руку через загородку и глажу лошадь Пржевальского.
- Укусит, - говорит он.
Я качаю головой. Мы движемся дальше.
- Я был здесь в детстве с бабушкой и дедушкой, - усмехается он. – Они очень боялись меня потерять и держали за руки с двух сторон.
- А родители? – спрашиваю я.
- Что родители?
- Они с тобой не ходили?
- Мои родители живут отдельно.
- Как это? – удивляюсь я.
- Да вот так. Они были очень молодыми, когда я родился. Отдали меня старикам, потом привыкли…
- Как можно к такому привыкнуть! – вырывается у меня.
- Да, наверное, ко всему можно привыкнуть, - он берет меня под руку. Я не сопротивляюсь.
Я думаю о звездах, мерцающих в темном небе. Об ярко-красных цветах у него в палисаднике. О новом платье, которое бабушка перешила из Инкиного старого….
Он совсем не умеет целоваться.
- Ты была у Валентина Сергеевича? – спрашивает бабушка, наливая компот.
- Его забрали в больницу, - я щажу ее нервы.
Бабушка взмахивает половником.
- Когда?!
- В пятницу.
- И ты молчала?!
- У нее теперь парень, ей не до этого, - ехидно говорит Инка, подпиливая ногти. Я толкаю ее ногой под столом.
- Какой парень? – настораживается бабушка.
- Просто парень, - говорю я, выковыривая из компота грушу. – Две руки, две ноги, голова…
Инка прыскает в кулак.
- Где ты с ним познакомилась? – продолжает расспрашивать бабушка. – В школе? Сколько ему лет?
- Не знаю, где-то как мне, - я пропускаю первую половину вопроса.
- Оля! – бабушка возвышает голос. – Ты еще даже не получила паспорт!
Инка сосредоточено подрезает заусенец.
- Если Вы так любите маму, - говоря я ему, - почему Вы не сделаете так, чтобы она поправилась?
Он растеряно смотрит на меня:
- Я же не волшебник. Я даже не врач…
- Говорят, что, если заплатить много денег, она может прийти в себя…
- У меня нет денег, - у него судорожно ходит кадык.
- Это я знаю.
- Тогда что ты от меня хочешь?..
- Чтобы Вы больше не приходили. Никогда. Это из-за Вас мама такая, как сейчас. Это из-за Вас папа ушел к другой женщине. Вы – виновник всех наших проблем, - я повторяю фразу, услышанную в каком-то фильме.
Он делает шаг к порогу, потом останавливается.
- Ты слишком жестока, девочка. Жизнь не так проста, как тебе кажется. Когда-нибудь ты поймешь…
Я думаю о розах, стоящих у маминой кровати. Когда мне было 10, а Инке 11, мама повела нас в оранжерею. Пока мы разглядывали диковинные растения, мама куда-то ушла. Когда она вернулась, то в ее глазах стояли слезы…
- Это моя мама, - я подвожу Андрея к кровати.
Он здоровается.
Мама смотрит на него радужным взором.
- Она хотя бы видит нас? – спрашивает он.
- Видит. И слышит. Врач в «Склифе» сказал, что она даже что-то понимает. Это Андрей, - говорю я маме, - он очень хороший…
- А почему она такая? – перебивает Андрей.
- Она попала в аварию. С любовником. Только ему хоть бы хрен. А папа узнал, сказал, что она его предала, и ушел. А потом женился на маминой подруге тете Наташе и уехал с ней во Владивосток…
- Он помогает вам?..
- Сначала помогал…
Андрей внимательно смотрит на меня.
- Ты всегда говоришь правду?
- Так проще. Сразу ставишь точки над «ё».
- Над «i», -поправляет он.
- Как говорит наш сосед дядя Миша, «однохерственно»…
- Оля, - говорит Инка, заходя в комнату, - куда ты… - она натыкается взглядом на Андрея. – А ты что здесь делаешь?!..
Он широко раскрывает глаза.
- Вы что, сестры?!
- Я же тебя ясно сказала, что меня не интересует малышня! – гремит Инка. – И нечего за мной больше таскаться!..
Я перевожу взгляд с одной на другого.
Я плачу, и Инка гладит меня по голове.
- Да он вообще дурак! Ни разу ничего хорошего не подарил. Только звезды в трубу показывал… И приставучий, как банный лист… Ему, по-моему, все равно, с кем…
- Да пошла ты!.. – пытаюсь отодвинуться я. Она обижается.
- Сама иди!..
Я плачу весь вечер, и у меня поднимается температура. Бабушка на кухне заваривает липовый чай. Инка долдонит ей в ухо:
- Ты не представляешь, что у него за семья! Его мать весь район знает: она утром с одним, вечером с другим. А отца вообще никогда не было. Я, как узнала…
Я вскакиваю с постели и рывком открываю к ним дверь:
- Это неправда! Он с дедушкой и бабушкой живет! А отец ему телескоп подарил! И вообще он хорошо учится!..
- Это он тебе так сказал! – усмехается Инка. – А ты, наивная, и поверила. Учится-то он, может, и хорошо, только его за «дурь» хотели из школы исключить…
- За какую еще дурь? – всплескивает руками бабушка.
- Это неправда! – ору я. – Ты все врешь, потому что он с тобой не захотел!..
- Да я сама его послала! – кричит в ответ Инка.
- Девочки… - доносится из маминой комнаты.
Мы вбегаем к маме, она тянет к нам руки. Инка целует ей пальцы. Я слышу, как бабушка плачет на кухне.
- Это правда? – говорю я Андрею.
Он кивает.
- Я не такой честный, как ты. Но я, правда, не знал…
- А наркотики?
Он надолго задумывается.
- Я думал, может быть, хоть так она вспомнит, что у нее есть сын…
- Ты не знаешь, как узнать телефон?.. – спрашиваю я.
- Чей телефон? – он смотрит на меня в недоумении.
- Одного человека. Ему обязательно нужно знать, что мама пришла в себя…
- Я попробую. Давай, завтра сходим куда-нибудь? – он улыбается. – Только не в зоопарк…
Я думаю о городе, омываемом штормовым морем. О единственной открытке от тети Наташи, которую мама гладит рукой. Об аромате южных цветов, приносимом с собой человеком, чей телефон я не знаю…
- В планетарий? – усмехаюсь я. – На кафе же ты явно не накопил…