Когда это у неё началось?
В шестнадцать? Нет, конечно, нет, гораздо раньше. Ещё в детском саду, кроме маленького чудесного игрушечного пианино, которым ни разу так и не удалось поиграть по причине скромного и уступчивого характера, ей начал сниться один мальчик, из той же группы, того же детского сада. Как, интересно, его звали? Максим? Вадик? Саша? Нет, конечно, нет. Она не помнила. Но она помнила, как впервые, утро, в котором она проснулась, стало каким-то другим. И комната, и улица, и всё вокруг стало не таким, каким было ещё вчера. А самое главное, мальчик, этот прекрасный, созданный, оказывается, для её сна, мальчик! Который в одно мгновение превратил её день в маленький, но самый главный праздник. Как, по-новому, было для неё, находится рядом с ним, на игровом коврике их маленькой группы. Казалось, он тоже всё знает о её сне. И это их общая большая и самая главная тайна. Рядом с ним, и даже только с мыслью о нём, всё начинало как-то подсвечиваться, переливаться, перетекать из одних красок в другие, ну конечно, самые яркие, самые живые, самые нежные. Она в первый раз, по-настоящему, оказалась принцессой. Не той наигранной принцесской, что каждый день во дворе дома - с девчонками вместо принцев. Здесь, рядом с ним, волосы у неё, конечно, длинные и гладкие. Платье – голубое, с розовой атласной ленточкой на маленькой талии, и конечно, с большим бантом за спиной. И туфельки, да, туфельки – на каблучке! И конечно, это уже не тот каблучок, как до сна, из кубика от мозаики, засунутый в детсадовский тапочек под пятку, этот - настоящий, вместе с настоящей прозрачной, маленькой, изящной туфелькой, точнее - двумя туфельками, для самых настоящих маленьких принцесс. И вот когда она начала понимать, для чего она родилась, и подрастала, и приводилась ежедневно в садик папой. Папой, потому что мамы не было давно. Точнее, никогда не было. На её памяти – не было. От этого память чаще была какая-то грустная.
Но вот теперь, печальные будни наполнились смыслом, хотя, тогда она ещё так не могла думать, о смысле, и обо всём таком. Тогда она просто искренне радовалась, что куда-то подевалось её почти ежедневное щемящее чувство одиночества, стало легко, красиво и интересно вокруг, и где-то внутри, и, пожалуй, она знала точно где - где-то в животе.
Но оказалось, что праздник не дают надолго, даже сильно-сильно желающим принцесскам. Мальчик так доблестно хранил тайну сна, и ни разу, ни одним глазком так и не показал, что она для него самая красивая принцесса из всех существующих на свете, да так и ушёл в историю самых больших и сокровенных несбыточных желаний вместе с игрушечным пианино.
И как-то нехорошо это было для маленькой нежной души, то, что вот так… дали это красивое и радостное, и тут же забрали. Зачем?
Зачем, с тех пор, как-то незаметно для неё, она начала искать… Кого-то искать… Нет, девочка не знала, она забыла и детский сад, и тот сон, и того мальчика.
Она росла, и превращалась в прекрасное женственное создание. Жизнь не была весёлой. Папа к тому времени не выдержал тягот мужской холостяцкой жизни, и тихая уютная семья увеличилась на мачеху и двух её старших громких дочерей. И вместе с этим стало нарастать чувство одиночества.
Как вдруг, снова сон.
Сон, после которого утром она снова просыпалась другой. Что-то менялось, и знакомое ощущение поселялось в её животе. Большое и горячее. Только теперь оно делало её болезненно слабой, беспомощной и уязвимой. Это было странное, и непонятно для чего возникающее чувство, но оно взывало к поиску – ЕГО.
И с этого момента она становилась безропотно послушной, и она искала ЕГО. Она искала его всюду. Она искала его всегда, ведомая представлениями о том, как она будет дарить ЕМУ её накопившуюся нежность - чистую, наполняющую и прекрасную во всех своих проявлениях.
Дни, бесцветным затяжным дождём, стекали - по улицам, по которым она ходила, делая вид, что ходит исключительно по делам, а на самом деле, она искала ЕГО, - по стёклам больших и маленьких пластмассовых окон, в которые она смотрела, будто наблюдая за прохожими, а на самом деле, она прятала за ними свои мечты, мысли, и глаза, которые от долгих и тщетных поисков ЕГО уже так походили на большие, грустные - собачьи, привыкшие заглядывать во все человечьи, как бы снизу - в поисках приюта, ласки и еды. Но никто-никто почему-то не хотел делиться с ней едой.
И, вдруг! Это случилось каким-то тихим вечером. Когда она нехотя, а оттого неспешно, брела вдоль дороги домой, где её совсем не ждали уют и тепло общей семьи. И ветерок небрежно вскидывал лёгкие пряди её вьющихся волос, упражняясь в разнообразии причёсок, а заодно отвлекая взгляды прохожих от печальной задумчивости её красивых глаз.
ОН остановился. Точнее, рядом с ней остановился Land Cruiser, и эффектный брюнет, с выразительными глазами в тон своей блистательной чёрной кареты, юрко соскользнув с водительского кресла, в одно мгновение уже протягивал ей руку. В сочетании с решительно-заинтересованным взглядом это был жест - любезности, знакомства и приглашения - не допускающий отказа. Приглашение в мир, где, наконец, сбываются самые заветные мечты… о встрече с НИМ… о прекрасном постепенном знакомстве друг с другом... о нежности… о чувствах.
Чтобы не так ощущалась боль, он дал ей стакан водки, без закуски. Их было трое. Больше она ничего не помнила. Под утро, так же, по-деловому, он заказал для неё такси к тому месту, где её высадил.