Ко мне приехала в гости моя крестница Светлана. Мы с ней любим поговорить, так повелось, хотя разница в возрасте у нас большая.
На этот раз Света рассказала мне следующее.В этом году ее семья жила на даче у родственницы. А через три дома жила пожилая женщина баба Нюра. Год был урожайный на яблоки. В саду бабы Нюры было шесть яблонь, и их ветви склонились до земли под тяжестью яблок. Света хотела купить ведро яблок. Но когда она предложила деньги, то услышала: "Ух, рассмешила, я что - с соседки буду брать деньги?!" Света поблагодарила за яблоки и поспешила домой.
И вот мы с крестницей сидим на кухне, пьем чай. Стояла теплая осень, окно на балкон было открыто, и в кухне не по-городскому пахло пожухлой травой и опавшей листвой.
В какое-то время наш разговор застопорился, я посмотрела на Свету и поняла, что она находится во власти воспоминаний - такая отрешенность от сегодняшнего времени угадывалась в выражении ее лица. Потом она начала рассказывать мне:
- Как-то из Москвы приехала мама, привезла вкусненького. Я пошла к бабе Нюре и угостила ее. Она пригласила меня выпить с ней чайку, а потом стала расспрашивать - что делается в Москве, чем занимаются мои родители, где я учусь. Я, как водится, начала ей ругать нашу московскую жизнь, а вслед за этим проехалась и по всей теперешней российской жизни - как тяжело нам сейчас живется, ну и прочее.
Говорю-говорю, а потом опомнилась, баба Нюра не сказала ни слова. Я посмотрела на нее и замолчала. Она с такой доброй улыбкой смотрела на меня – как на маленького несмышленыша.
А потом начала свой рассказ.
Баба Нюра родилась в 1917 г. К началу войны ей не было и 25 лет. Мужа сразу же забрали в армию. Он был трактористом, а его посадили в танк. Танкистов не хватало. Он скоро погиб, но не в бою - его танк завяз и утонул где-то в болотах Белоруссии.
Соседка рассказывала, что поначалу на фронте была страшная неразбериха – кто отступал, кто наступал, кто потерялся, а тысячи юдей попали в плен. Она же с маленьким сыном пробиралась в наш тыл впереди немцев. "Хорошо, - вспоминает она, - я была сильная. С ребенком, с кое-каким скарбом за плечами проходила по лесам по 15-20 км день. Да не одна она. Много таких было в то время. А многие из тех, кто от усталости шел по большим дорогам или по рельсам погибали – их расстреливали немцы".
И добралась она все-таки до своей сестры, которая жила в небольшом городе на Урале. Вспоминая, как с крошкой сыном на руках баба Нюра добиралась до сестры, она часто замолкала. Так вот, сестра же не узнала ее и хотела подать хлеба – думала нищенка.
Баба Нюра вспоминала, как тяжело они работали после войны в колхозе. Дело в том, что когда муж ее сестры вернулся с фронта, то сестра не захотела, чтобы баба Нюра с ребенком оставались жить с ними в одной комнате, и та переехала к одной старушке в деревне, помогала ей, а старушка приглядывала за ее сыном. Вспоминала она, что ничего не хотела – ни есть, ни пить, ни сына приласкать – только спать.
Когда приютившая их бабушка умерла, то нашлись ее дети, которые приказали Нюре и ее сынишке уйти из их дома. Она фактически безо всяких вещей опять через полстраны добиралась до Подмосковья, где жила ее тетя. Но оказалось, что у той живут еще четыре родственника, которые за время войны потеряли жилье.
До осени жила баба Нюра в сарае. (Надо сказать, что на этом месте я увидела в ее глазах слезы).
Но как-то приходит к ним сосед – на двадцать пять лет старше бабы Нюры. Он сказал ей, что видит, как она мыкается. Пусть, мол, она выходит за него замуж – будет, где жить. Если не так, то помрет он, а родственников близких у него нет, а дальние, которые к нему за все тяжелое время не заглянули ни разу, понабегут на дармовщину.
Вышла баба Нюра за него, соседи сначала косились, но потом увидели, что всем стало жить лучше, стали привечать ее, как она говорила.
Ушла я от тети Нюры, а когда пришла к себе, вдруг поняла, что баба Нюра была моего возраста в то время. И я постаралась представить себя на ее месте. Похолодело на сердце. Что я могу? Мне на электричке доехать до бабушки трудно. Мне вскопать грядочку под укроп трудно. Мне сходить на речку белье пополоскать трудно. А ведь я знаю, что меня ждет чистая постель и сытый ужин.
Следующий раз, когда мы после чая снова стали разговаривать, я пожалела ее. Сколько ей пришлось пережить. Меня удивил ее ответ. "Нет, никогда не жалей никого. Каждому Господь дает испытаний по его силе. Мы ведь жизнь свою проживаем день за днем. А на один день у каждого хватит силы. Читай в библии -"Не думай о завтрашнем дне. Сегодняшний день требует твоих многих забот". И ты так живи.
И если я понимала бабу Нюру, когда она говорила про свою жизнь, то мне было трудно понять ее, когда она рассказывала о своем отношении к жизни вообще, о своем понимании предназначения человека. Я никогда и не задумывалась об этом.
А баба Нюра учила меня. Ты, говорит, не сердись ни на кого. Злоба тебя ничему не научит, ни в чем не поможет, а сил заберет много. Пусть каждый живет, как понимает. Главное – ты смотри за собой. Не давай себе спуску. Тело оно, что - оно хочет полежать, поесть, попить. Пойдешь у него на поводу, и не поймешь для чего жила.
Она говорила, что русские люди всегда жили по законам соборности. А многие наши теперешние беды и от того также, что мы стали жить по законам толпы.
Я не поняла, и баба Нюра мне разъяснила. "Принцип толпы – это "я – как все", а принцип соборности "все – как я". Человек в толпе говорит – "все воруют, и я сворую, все врут, и я совру". А тот, кто живет по законам соборности, знает, что если я совру, то и каждый может соврать, если я украду, то и всякий может украсть. Это хорошо видно из жизни прочной семьи, где глава семьи в ответе за всех. А толпа – она толпа и есть. Спросить не с кого".
Я не совсем поняла, и не совсем согласилась и ответила – "Но ведь сколько, все-таки, несправедливого кругом". Она ответила: "Вот ведь как трудно принять простые вещи. Мы говорили "не суди", и ты согласно кивала, а через малое время опять осудила. Вот посмотри, если мы миримся с самой большой несправедливостью, то почему не мириться с меньшими. Потом разъяснила. "Пойди на кладбище и посмотри. Разве это справедливо, что один дожил до глубокой старости, а рядом могилка невинного дитя, который совсем не пожил. Кто-то умный, справедливый, добрый умер в рассвете сил, а человек недостойный дожил до 90 лет."
Я несколько снисходительно улыбнулась и ответила, что никто не выбирает день своей смерти, а умирает тогда, когда приходит его время. Баба Нюра легко согласилась. "Конечно, не только смерть, но и все другое происходит в нашей жизни тогда, когда этому придет время. Мы раньше это очень хорошо знали. "Чему быть, того не миновать".
Баба Нюра была прекрасной рассказчицей, я слушала ее с удовольствием. Когда же я, после первого такого разговора пришла домой и пыталась рассказать своим домашним о том, что баба Нюра говорила мне, то меня, можно сказать, слушали невнимательно. По телевизору шел интересный фильм. Но и я скоро занялась какими-то делами, и стала думать о другом. Поэтому дома мы на эту тему не разговаривали, а скоро уехали в Москву.
Однако в Москве я скучала по бабе Нюре и по нашим разговорам.
Как-то я спросила маму, как она думает, хорошо ли мы живем.
Она задумалась. Потом ответила, что сейчас мы живем трудно. Потом я спросила ее, а как она жила, когда была моих лет. Она ответила, что очень хорошо. После института они часто ходили в кино, где можно было не только посмотреть интересный фильм за копейки, но и посидеть в буфете, выпить лимонаду, съесть мороженное, послушать музыку. Поступила она в институт сама, без всяких репетиторов. Школа давала хорошие и достаточные знания для этого.
Я знала, что в пятидесятых годах мамина семья жила в коммунальной квартире, как и большинство московских семей. Я спросила ее об этом. Как, мол, ей, ребенку, жилось в таких условиях. "Жили, как жили, - ответила мама. - Народу было в квартире много. Мало того, что четыре семьи в одной квартире, еще ко всем приезжали и гостили родственники".
А потом мама улыбнулась и продолжила: "Знаешь, конечно, абсолютного мира в нашей квартире никогда не было, но и не враждовали особенно. А если кто заболел, то обязательно помогут и присмотрят – вызовут врача, сходят в аптеку, сварят чего-нибудь горяченького". Мама рассказала, что ее соседка - еврейка тетя Женя - научила ее готовить, а сосед помогал с задачками по физике.
Я спросила маму, а она хорошо училась? Она ответила, что у нее были очень хорошие учителя. Они не позволяли своим ученикам учиться плохо. Оставляли дополнительно после уроков. "Мы хорошо знали русский язык, правильно говорили и действительно очень уважали наших учителей", - сказала она.
Потом добавила огорченно. "Школа сейчас очень изменилась. Я часто хожу мимо школы и слышу, как дети разговаривают. В наше время и взрослые таких слов не употребляли. Неужели ни родители, ни учителя не слышат, какую ругань эти детишки произносят".
И еще мама рассказала, что и она сама, и ее друзья много читали. Все читали "Литературку", "Новый Мир" и другие журналы. У нас до сих пор хранятся старые журналы "Техника молодежи", "Наука и жизнь", "Вокруг света" и другие. Кинофильмы были наивнее и добрее. Никто тогда и представить себе не мог, что можно в открытую говорить по телевизору о нетрадиционной сексуальной ориентации и прочей ерунде вслух. Такие разговоры велись, когда для это был повод, среди своих на кухне. А про педофилию и слыхом не слыхивали. "В какой голове, - возмущалась мама, - могла возникнуть мысль по закону определить возраст сексуальной зрелости в 14 лет, а на работу разрешить устраиваться только с 16, да и то только на неполный рабочий день. Значит – женись и иди милостыню просить или за счет родители веди свою "взрослую сексуальную жизнь".
После такого разговора со мной мама долго не могла успокоиться. А вечером как бы поставила точку. "Да, мы жили гораздо лучше вас".
Что касается меня, то я учусь и подрабатываю; я устаю и очень занята. И, хотя разговоры с бабой Нюрой и мамой и их мнения были очень интересны для меня, но в памяти они всплывали не очень часто.
Не так давно у нас в доме появилась новая соседа Любовь Александровна. Я встретила ее в лифте, она тепло со мной поздоровалась, хотя мы не были знакомы. И потом, когда я ее встречала, я сама с удовольствием здоровалась с ней. У нее такое доброе и привлекательное лицо.
Однажды я была дома, когда в дверь позвонили. Открыв дверь, на площадке я увидела Любовь Александровну, она извинились, сказала, что потеряла ключи, просила меня разрешить ей позвонить из нашей квартиры сыну, чтобы он привез ей ключи. Я, конечно, разрешила ей и предложила у меня дождаться его. Она сказала, "Я останусь только, если ты предложишь мне стакан чая". Мы засмеялись. Чай пили на кухне, по телевизору шли последние известия. Я на какое-то очередное страшное сообщение отозвалась "какой ужас".
Любовь Александровна, не сразу, но спросила. "Какой "Какой ужас"". Я ответила – "Ну вот по телевизору показали". Она переспросила "А что показали?". Мне было стыдно, но я уже забыла. Любовь Александровна заметила – "Ты назвала ужасом то, что через минуту забыла. Значит или это был не ужас, или ты, как оказывается, такая равнодушная к настоящему ужасу".
И, правда, подумала я. Нам так много чего говорят, показывают, сообщают по телевизору, по радио, в газетах, журналах, в очередях о страшных вещах, что мы к ним стали почти равнодушны.
"Странно, - ответила я, - я действительно стала равнодушной ко всей этой крови, убийствам, насилиям. Ужас какой-то". Она улыбнулась - "Ты не стала равнодушной, просто твой организм должен защищать себя, вот он и вырабатывает иммунитет на всякие безмерные страшилки, чтобы у него хватило сил жить".
Я обеспокоено сказала – "Но я не хочу быть равнодушной". Любовь Александровна успокоила меня – "Не волнуйся. Ты совсем не равнодушна. Ведь в жизни у каждого из нас или у наших близких, к сожалению, возникают трудности. И тогда мы не равнодушны, а сострадательны, внимательны и заботливы. Мы не жалеем сил, денег и времени на борьбу с этими трудностями. А если через тебя просто как через мусоропровод выбрасывают потоки негатива, будь для него просто мусоропроводом и ничем большим".
Любовь Александровна, видя, что я задумалась, сказала. "Поверь, нам в жизни на все про все дана одна канистра с топливом. Мы должны быть рачительными хозяевами, чтобы не растратить его попусту. А то, когда придет настоящая необходимость, бак-то может оказаться пустым. Тратить легче, чем накопить. Это касается всего. Поэтому храни дружбу, любовь, верность, хорошее к тебе отношение".
Я не поняла. Любовь Александровна посоветовала "Дай всем жить так, как они хотят. И не суди никого. Ты в ответе только за себя. Ведь в библии говорится "Спасись сам, и многие спасутся вокруг тебя". И, кроме того, если ты будешь жить достойно, то людям приятно будет жить рядом с тобой.
Что значит "жить правильно?" – спросила я. Любовь Александровна охотно разъяснила. Есть заповеди – это правила, которые мы должны соблюдать в нашей жизни. Нарушишь их, нарушишь закон и накажешь себя.
"Кругом законы, никакой свободы" – возразила я. В ответ она сказала. "Вот смотри. Один хозяин выводит гулять старую собаку на поводке. Она спокойно идет рядом с хозяином. Она знает, что он любит его, а она ее. Она знает, что он вышел гулять ради нее. Они оба довольны прогулкой. А вот другой хозяин выводит на поводке гулять молодого пса. Он тянет за собой хозяина, ошейник впивается в его шею, он тянет влево, вправо, хрипит, хозяин с трудом удерживает его. И видно, кто свободен, а кто нет. Свобода действительно есть "осознанная необходимость". Знаешь это - и ты свободен, ты знаешь это, не будешь задыхаться и увидишь, куда идешь.
А я подумала, что у бабы Нюры, которая всю жизнь прожила в деревне, и у Любови Александровны, стопроцентной горожанки, так много общего в рассуждениях. А потом решила - это потому, что они обе добрые и умные женщины.
Я попробовала начать разговор на эту тему со своей лучшей подружкой. Но она, послушав меня две минуты, спросила. "Ты, что, с Сергеем поссорилась". "Почему?" – удивилась я.
О она в ответ:
- "А что тогда ты о такой ерунде заговорила?"
- "Ты что, почему ерунда!? Разве тебе не интересно понять, кто мы здесь на земле, что для нас должно быть главным".
Она сказала – "Главное для нас сейчас не завалить сессию".
Я еще раз попыталась заговорить на серьезную тему, а она – "Да брось ты. У тебя есть кофе? Давай по чашечке. А то, что-то сил мало, да и тебе не помешает".
Я сначала рассердилась было на подругу. В кои веки решила поговорить с ней на серьезную тему, а она просто дразнит меня.
А потом я подумала, а, действительно, как живут мои знакомые, которым примерно столько же лет и они имеют такие же возможности в жизни, как и я. А живем мы все, по-моему, как надо – работаем, учимся, отдыхаем, строим планы. Да… Молодым -время копить знания, умения, друзей, впечатления. А потом, когда мы повзрослеем, тогда и придет неизбежная пора анализа, рассуждения, понимания.