Циолковский думал, что материя стремится к состоянию лучистой энергии посредством эволюции человечества.
Дикость - ликость - лучистость! Всё видно, чёрное свято, Солнце было, и осталось, только другое какое-то стало. Цыганской иглой укол в кожу. Какого теперь Солнце цвета? Похоже на дырку где то, из которой льётся небо, заполняя глазницы - влагалища, уши и рты. После, рождаются самые красивые дети и самые сладкие языки. Море? - быть может, Солнце оставляет следы, перед спуском в котёл, где нет воды. Перья грязных голубей и шкуры склизлых змей в этом котле. Эти котлы наполнены кровью до края. Налитые кровью глаза Эхнатона следят за каждым движением Солнца, это гроза, свёрнутая в кокон, вывернутая наизнанку, слёза вытекшая, не высохшая, ставшая на ноги, выросшая в женщину, между ног сжавшую мёртвую лошадь. Когда то белую? Кажется, белую.
Солнце падает. Для замороченных, это красный диск, медная тарелка, ржавое лезвие, атон, селёдочная чешуя, какая то чепуха, не стоящая внимания. Или – выеденного яйца. Солнце выливается до конца. Спящие не поднимают голов. Бой быков. Гибкие боги летают, цепляясь за кончики бычьих рогов. Всходит Солнце, меняя цвета на света, ныряя в карие лужи, выныривая через снега, в лице, в каждом слове, в любом яйце. Верчение Её, танец Сарасвати. Облака в ночном небе улыбкой Нут, Луна вытекает из солнца, над головой плывут миллионы будд в ореоле молочных медуз и в серебре подковы края мира разлита алая весомость ликости лучей. Позже, всё, что видится нам позже, не заканчиваясь в точке, переходит границу сна. Кто помнит, шары прилетели или кольца, целое или полое, налитое или багровое, память намекает на жизнь, каким ни будь хилым сюжетом, прячась за гранью ресниц, хотя кто это точно знает? Точка, где кончается жизнь. Может же быть виден один только пик, сочетание всех рек и оврагов. Бегущими, резкими строчками врывается в череп метель, глаза ищут отдыха в пальцах… , между пальцев – полость разных пространств, пальцы не спицы колеса вечно беременной и вечно рождающей пустоты. Слышно, как она поёт! И сердце поёт, ему не хочется больше покоя! Сильнее, сильнее, сильнее! Несись дикий ветер, холодной прозрачностью радости, каждую встречную душу печатая. И теперь этим душам здесь больше не тяжко сидеть в белых клетках, где пахнет моргом! Им больше не душно, душа не бежит в кончики пальцев, волос и пяток! Солнце всходит! Звук колокола замирает в лесной стране. Теперь – тишине.
Странность вещи в отсутствии собственного места, в беспрерывном её путешествии, от рождения к рассыпанию на другие целые вещи. Сама не знает, что у неё нет места, она целая – ей всё равно. Огонь появляется сразу, как только лопата заносит хлеб в печку, и запах обоняют звуки, радуясь чистому духу. На теле звёздного неба так много чёрного места, нас не слепят звёзды, мы на них любим смотреть.