Лето

            

   Дорога  всё  дальше  и  дальше  уходила  в  глубь  леса,  с  каждым  десятком  метров  становилась  всё  уже,  и  через  пару  сотен  метров  перешла  в  тропинку,   напоминая  тоннель,  заросший  густым  мелким  березняком  с  осинником,  по  которому  становилось  с  каждым  шагом  труднее  и  труднее  пробираться.
   Особые  неудобства  составлял  огромный  рюкзак,  который  давил,  не  столько  весом,  как  тем,  что  был  огромен  и  цеплял  за  кусты  и  ветки.
    До  речки  было  ещё  порядком  ходу,  и  Николай  решил  передохнуть,  дабы  не  выбиться  из  сил  окончательно.
    На  речке  предстояло  кинуть  пару  сетей,  поймать  живцов  и  расставить  до  темноты  пару  десятков  жерлиц  на  щуку,  да  и  неплохо  бы  засветло  ушицу  приготовить. 
    Негоже  на  речке  ночевать  без  ухи,   как-то даже  стыдно   ужинать  котлетами  или  хуже  того  салом  с  чесночком  да  со  свежим,  испечённым  на  кедровых  дровах  хлебом,  которому  нет    равных  на  всю  округу,  когда  рядом  речка  полна  рыбы.
     В  фонарике  батарейка  на  ладан  дышит,  а  бутылку  с  керосином  для  лампы  Николай  впопыхах  возле  мотоцикла  забыл, боясь,  что  разольётся,  не  стал  в  рюкзак  убирать,  ну и забыл  в  траве  рядом,  а  когда  вспомнил,  уже  порядком  отошёл    от мотоцикла  и  назад  возвращаться  не  стал  бы  ни  за  что.
     Свернув  самокрутку  из  своего  табачка,  прикурил  и  смачно  затянулся,  вспоминая  недалёкие  времена,  когда  можно  было  купить  любых  сигарет  на  выбор.
     Особо,  если  честно  признаться,  он  и  сейчас  не  страдал,  потому  что  раз  в  два,  три  месяца  сестра  или  мать   с  Украины обязательно  присылали  посылки  с  куревом, где  преобладали  довольно  приличные  сигареты  «Львов»,  «Орбита»,  «Верховина».
    Мягкий,  душистый  табак,  в  меру  крепкий,  нравился  Николаю, хотя  несколько  раз,  даже  несмотря  на  это,  пробовал  бросить  курить,  надеясь,  что  сумеет  пересилить  себя,  но,  поняв,  что  все  усилия  тщетны, смирился  со  своим  положением  и  продолжал  смолить  по  пачке  в  день.
    Покурив  и  заодно  немного  отдохнув,  попил  из  баклажки  воды, набранной  в  роднике  на  Антоновом  ручье.
    Вода  порядком  нагрелась,  несмотря  на  то,  что  фляжка  была  укутана  в  безрукавку,  которая  даже  в  относительно  тёплые  июльские  ночи  была  на  речке  как  нельзя  кстати.
      Под  утро  в  шалаше бывало  довольно  прохладно,  несмотря  на  тепло  от  костра,  который  приходилось  поддерживать  из-за  одного, совсем  даже  непрошенного  гостя.
      Ночевал  ли  Николай  один  или  с  кем  из  друзей  на  речке,  гость  приходил  неизменно,  и  если  были  собаки,  то  всю  ночь  дразнил  и  швырял  в  них  коряжником  да  валежником  мелким.
     Собаки  особо  не  наседали,  но  и  не  прятались,  зная  о  наличии  ружей,  хотя,  кто  будет  стрелять  в  июле  этого гостя, плешивого  и  облезлого.
     Сон  в  такие  ночи  бывал  непродолжительным  и  то  только  тогда,  когда  начинало  светать  и  собаки  выпроваживали  незваного  гостя  восвояси.       
     Мало  того,  что  этот  муравейник  не  давал  спать  всё  лето,  он  ещё  и  осенью  регулярно,  строго  раз  в  три  дня,  посещал  стан,  где  Николай  с  Василием  Петровичем  шишкарили.
     Два  дня,  пока  Мишка  гостил  у  соседей,  орешничавших  в  соседних  кварталах,  спали  спокойно,  отсыпались  одним  словом.
     Муравейник,  видя,  что  никто  его  не  обижает,  ни  разу  за  все  годы не  напакостил,  ничего  не  порвал  и  не  побил,  не  покарёжил  ни  из  посуды,  ни  из  инструмента  и  приспособлений для  заготовки  ореха.
    Ему  было  не  до  погромов,  так  как  он  и  сам  интенсивно  орешничал,  набирая  жир  для  спячки  и  весны,  когда  можно  будет что-то  добыть.
     Большой  бурый  интеллигент  в  галстуке  обычно  на  зиму  набирал  шестьдесят- семьдесят  килограммов  сала,  а  если  по  какой-то  причине Мишка  не  справлялся  с  заданием,  то  он  и  не  ложился  вовсе,
а  ходил  всю  зиму  шатуном.
     А  голодный  медведь  становился  опасным  для  всех,  в  первую  очередь  для  охотников,  которые  предпочитали его  убрать,  или,  в  лучшем  случае,  он  сам  уходил  подальше  в  глухую  тайгу.
      Муравейнику  хватало  запасу  и  поменьше,  хотя  килограммов  тридцать  должно  быть  обязательно,  иначе  вполне  может  не  хватить  до  конца  отдыха.
      Медведь,  вообще,  одно  из  животных,  что  подкралось  вплотную  к  человеку  в  области  ума  и  хитрости.
      Иначе,  как  можно  объяснить  те  обстоятельства,  при  которых  происходит  заселение  зимней  квартиры,  то есть  берлоги.
     Ложится  всегда  в  ночь,  когда  идёт  обильный  снегопад  и  утром  никаких  следов  не  остаётся,  не говоря  уже  о  том,  как  запутывает  следы,  петляя  и  делая  огромные  прыжки,  как  идёт  к  берлоге,  включая  задний  ход,  указывая,  что  он  ушёл  отсюда  давно  и  насовсем.
     Берлог  же  обычно  бывает  несколько,  и  если  по  какой- то  причине  одну  из  них  кто- то  потревожит,  то  всегда  остаётся  одна  запасная,  а  то  и  несколько.
     Дверь  в  берлогу  всегда  на  север,  где  весной  дольше  всего  задерживается  снег,  что  даёт  возможность  подольше  поспать,  тем  самым  отодвинув  на  какой- то  срок  думы  о  весеннем  пропитании.
      А  как  он  протискивался  в  узкий  лаз  берлоги  только  ему  одному  известно,  но  если  учесть, что  даже  эта  узкая  дверь  закрывалась  на  зиму  пробкой  из  сухой  травы,  то  зверю  там  было  весьма  комфортно,  по  крайней  мере,  не  холодно.
      Там  же,  в  берлоге,  у  мамаш,  что  ложатся  обязательно   отдельно,  ближе  к  весне  рождаются  медвежата,  в  основном  два  медвежонка,  реже  один,  ещё  реже  три.   
     Бывает,  что  медведица  ложится  и  не  одна,  а  с  весенним  приплодом,  в  случае  если  те  не  сумели  по  каким- то  причинам  приобрести   самостоятельность  и  отделиться.
      Подтверждением   этому стал   один  известный  случай  в  леспромхозе.  Недалеко  от  стоянки  в  марте  обнаружили  берлогу,  где  хозяйка  спокойно  спала,  пока  её  не  подтопило.
     Какое  было  удивление  полутора  десятка  мужиков,  когда многодетная  мамаша  в  сопровождении  четверых  медвежат  покидала  зимнюю  квартиру1  Кроме  двух  маленьких,  что  родились в  январе,   с  медведицей  зимовали   ещё  и  два  прошлогодних,  так  называемых  пестуна.
      Один  раз  в  леспромхозе,  где  работал  Николай,  в  одной  бригаде  вальщик  провалился  с  пилой  в  берлогу.   
       Медведица  от  неожиданности  вынесла  его  на  себе  из  оттуда, после  чего  тот  орал  диким  голосом  несколько  минут.
    Находившийся  рядом  помощник  с перепугу  огрел  несколько  раз  медведицу  совковой  лопатой,  предназначенной для  огрёбки  снега.
     От  такой  наглости  та  поспешила  спросонья  убраться  восвояси,  бросив  двух  маленьких  медвежат на  произвол  судьбы.
      Один  из  медвежат  остался  в  лесном  посёлке,  а  второй  стал  знаменитостью,  поступив  на  службу  в  цирк.
      Впереди  залаяли  собаки,  но  не  на  зверя,  а  как-то,  вяло  с  неохотой,  даже  через  силу  как  бы.   Через  некоторое  время
лай  затих,  по  всей  видимости,  объект  не  составлял  для  собак  особого  внимания.
      Влезши в  лямки  рюкзака,  Николай   поднялся  и  продолжил  путь  к  цели,  то  есть  к  речке. 
      Минут  через  двадцать  он  вышел  на  край  вырубки,  ещё  не  заросшей  кустарником,  и  идти  стало  веселей,  и  что  немаловажно,  гораздо  легче.
      Подгоняли  слепни  да  оводы,  коих  было  здесь  неимоверное  количество,  и  никакая  мазь   уже  не  помогала.
     Стоило  нанести  мазь на  лицо,  как  она  сразу  сходила  с  обильным  потом,  вызывая  нестерпимое  жжение.
      Поминутно  вытирая  пот  рукавом,  что  мало  спасало,  Николай  вспомнил  путь  до  перекура,  там  хоть  и  труднее  было  продираться,  зато  от  кустов  и  веток  шарахалась  вся  кусающая  живность,  и  хоть  на  некоторое  время  от  этой  заразы  можно  было  избавиться.
     Выйдя  к  берегу  реки,  Николай  воспрял  духом,  что  путь  скоро  будет  закончен  и  можно  будет  отдохнуть,  обсохнуть  и  попить  воды  холодной  в  роднике  возле   шалаша.
      Пройдя  немного  по  берегу, Николай  вплотную  подошёл  к  шалашу и  с  удовольствием  для  себя  отметил,  что  ночевать  будет  не  один.
     Хотя  самого  соседа  и  не  было,  к  стати  тоже  Николая,  Николай  сразу  определил,  кто   его  опередил  и  прибыл  сюда,  по  всей  видимости,  вчера,  если  не  раньше.
    Два  Николая  да  Василий  Петрович,  что  был  немного  старше  их,  много  лет  рыбачили,  охотились вместе,  ходили  за  грибами  и  ягодой.
     Втроём  они  составляли   весёлую  компанию  никогда   не  унывающих,   жизнерадостных  рыбаков.
     Николай,  и  сам  будучи  весёлым  и  жизнерадостным  человеком,  всегда  удивлялся,  как  на  протяжении  многих  лет  они  ни  разу  даже  не  поспорили,  все  дела  с  шутками  да  прибаутками.
     Особо  выделялся  Василий  Петрович,  а  если  он  ещё  пропускал  стопку,  вторую,  то  рот  у  него  не  закрывался  до  утра.
    Как  умещалось  столько  всего  в  голове,  просто  диву  даёшься.
По  любому  поводу  готовая  притча или  анекдот,  или  же  стих  народный  рассказывался  без  заминки,  как  будто только  тем  и  занимался,  что  заучивал  всё  наизусть.
     Коля  работал  киномехаником  в  клубе,  Василь  Петрович  в  школе  трудовиком,  а  Николай  трактористом  в  леспромхозе.
    Не  всегда  выпадало  свободное  время  у  всех  вместе,  ну,  а  когда  это  случалось,  то  ходили  на  охоту,  рыбалку,  за  ягодой  или  грибами  с превеликим  удовольствием.
   На  речке  было  три  лодки,  одна  надувная  резиновая  и  две  деревянных  самодельных.
    С  резиновой  лодки  очень  тяжело  было  ставить  сети  одному,  потому  что  крутилась  она,  как  юла.   Зато  с  деревянной  благодать: разложил  сеть  на  сиденье  и  потихоньку  поплыл  к  противоположному  берегу,  а  сеть  сама,  поплавок  за  поплавком,  не  путаясь, сползала  в  воду.
     Оставалось только  у  того  берега её к  чему- нибудь  привязать.
Разгрузив  рюкзак,  Николай  выстрелил  из  ружья,  дав  знать  соседу,  что  пора  идти  к  шалашу и  рассказать, в  какой  стороне  и  где  что  расставлено,  чтобы  принять какое- то  совместное  решение  о  дальнейших  действиях.
     Одной  длинной  сетью  следовало  перекрыть  залив  за  шалашом,  который  был  в  диаметре  не  менее  ста  метров.
     Сорокаметровой   сети  с  избытком  хватало  перекрыть  заход  с  речки  в  плёс,  куда  за  ночь  набивалось  несколько  вёдер  отборной  рыбки грамм  по  пятьсот.
     Ни  один  улов  не  обходился  без  щук,  кроме  того,  их  можно  было  ещё  и  настрелять  в  самом  заливе  из  ружья  в  жаркий  солнечный  день,  когда  те  выходили  погреться  на  отмель.
     Николай  бы  и  сам  поставил  сеть,  что  делал  не  раз,  но  здесь  осталась  ненакачанная  резинка,  а  в  какой  стороне  те  две  лодки,  оставалось  только  гадать.
    Через  несколько  минут  прибежали  собаки,  которые  не  лаяли  только  на  своих.  На  чужих  же  поднимали  такой  хай,  что  требовалось  определённое  время,  чтоб  их  утихомирить.
     Следом  подплыл  и  сам  Коля,  сопровождаемый  целым  роем  оводов  и  слепней,  облепивших  его  с  ног  до  головы.
      Угораздило  ж  его  в  такую  жару  надеть  чёрную  спецовку  и  такие  же  чёрные  брюки.
    В  лодке  в   у  Коли  было  изрядное  количество  рыбы,  в  основном  щуки.
    Приехав  на  речку  ещё  вчера,  Коля  попал  на  такой  щучий  жор,  что  на  каждую из жерлиц,  расставленных  вчера,  сегодня  пришлось  по  щуке.
    Крупной,  правда,  не  попалось  ни  одной,   но  двух    килограммовых  прилично,  что  было  неплохим  показателем  качества  Колиного  улова.
    Такого  веса  щука  была  хороша  во  всём,  будь  то  в  ухе  или в  жарёнке,  не  говоря  уже  о  копчении  или  вялении.
     Наскоро  поев  холодной  ухи  да  котлет  с  салом,  рыбаки  уплыли  расставлять  жерлицы,  оставив  длинную  сеть  на  потом,
её  можно  будет  и   при  свете  от  костра  поставить.
     Управившись  до  темноты,  успели  сварить  свежую  уху,  нажарить  сковородку  пескарей  с  чесночком,  от  которой  разошёлся  по  речке  такой  аромат,  что  аж  дух  захватывало.
    Поужинав  под  стопку  первача,  рыбаки  стали  укладываться  на  ночлег.
   Наевшись,  тут  же  в  траве  развалились  собаки,  время  от  времени  повизгивая  от  укусов  комарья.
    Мазь,  смешанная  с  дёгтем,  довольно  надёжно  защищала от  гнуса,  если,  конечно,  не  потеть.
     С  годами  привыкнув  к  комариному  гулу,  временами  его  даже  и  не  замечаешь,  но  только  на  время,  забывшись  или  занявшись  чем-нибудь  серьёзным.
     Но  как  только  с  мыслями  возвращаешься  в  реальность,  так  снова,  до  дрожи  по  всему  телу,  окунаешься  в  этот  разноголосый  невыносимый  гул,  который  не  даёт  ни  расслабиться,  ни,   тем  более,  уснуть.
      И  только  бешеная  усталость,  накопившаяся  в  теле  за  прошедший  день,  заставляет отключиться  от  всего  и  дать  телу  отдохнуть,  хотя  бы  ненадолго.
     Долго  эти  гады  поспать  всё  равно  не  дадут,  через  пару  часов  выветрится,  выдохнется  мазь,  и  комарьё  с  новой  силой  и  аппетитом  насядут  на  деликатес  и  будут  пить  так,  что  от  боли  не  то,  что  спящий,  мёртвый  поднимется.
     И  даже,  несмотря на  это  комарьё,  что  может  быть  в  этой  жизни,  с  её сложностями  и  бедами,  лучше  ночи,  проведённой  у  костра  наедине  с  природой.    Наблюдать  за  её  величием  и  силой,  заключающейся  буквально  во  всём:  будь то  речка  с  её  берегами  и  плёсами,  будь то  тайга,  ночная,  тёмная  и  пугающая, будь то  небо  с  плывущими  по нему  тучами,  будь то  предутренний  туман,  который,  кажется,  можно  взять  в  руки,  так  низко  он  стелется  над  водной  гладью.
     И,  глядя  на  окружение  этих  неизведанных  тайн вселенной, хочется  жить и  творить,  надеясь  оставить  после  себя  что- то  хорошее,  что- то  нужное  для  близких  и  далёких,  чтобы  это  делало  их  добрее  и  терпимее  друг  к  другу.
      Долго  ещё  Николаи  беседовали,  и  только когда  сон окончательно  начал  одолевать,  решили его  уважить  и  принять  все  его  условия.
      Спать  можно  было  смело;   имея  такую  охрану,  можно  ночевать даже  без  ружей,  ну,  а  с  четырьмя  стволами,  тем  более. 
       Собаки,  особенно  ночью,  ни  в  жизнь  не  подпустят  никого  чужого,  а  тем  паче  зверя  какого  непрошенного,  и  через  некоторое  время  рыбаки  мирно  сопели,  прислонив  на  всякий  случай  к  стенке  шалаша  ружья.
       Шалаш  строили  на  троих,  поэтому  двоим  места  хватало  с  избытком,  и  никто  друг  другу  не  мешал,  тем  более,  что  каждый  спал  на  своей  стороне  под  отдельным  одеялом.
      Так  сложилось,  что  посредине  как  раз  и  было  место  для  третьего  рыбака.
      Но  сегодня,    Николаям  повезло,  это  по  поводу  спанья,  потому,  что  в  другой  раз  можно  было  поспать  только  тогда,  когда  Василий  Петрович  не  спал,  но  когда  он  засыпал,  не  важно  на  каком  боку,  выдавал  такой  храп,  что  не  нужны  были  для  охраны  ни  собаки,  ни  ружья.
     Вся  живность  уходила  как  можно  дальше  от  того  места,  даже  рыба  в  этом  месте  ни  в  сеть  не  шла,  ни  тем более  клевать  не  хотела.
     Только  одни  ерши  принимали  такой  оборот,  как  должное,  клевали  и  цеплялись  всю  ночь.
     Сколько  раз  приходилось  утром  или  отрезать  крючок,  или   разделывать  колючего  красавца,  чтобы   вызволить  крючок.
     Но  зато,  какой  навар для  ухи  получался,  несравнимый  ни  с  чем,  если  только  что  с  бычками  речными  можно  было  сравнить.
     Когда- то  в  детстве  Николай  в  речке  под  камнями  ловил  их  десятками,  сотнями. 
      Нет,  в  Тисе  водилась  и  более  крупная  рыба,  но  по  вкусовым  качествам  бычки  были  на  первом  месте.
      Не  зря  многие  с  удовольствием  покупали  у  пацанов  бычков  поштучно  по  десять  копеек  за  бычка,  независимо  от  размера, и  за  день  заработать  несколько  рублей  для  пацанов  было  делом  обычным,  тем  более,  что  орудий  лова никаких  и  не  требовалось,  только  две  руки  да  какая- нибудь  посуда  под  добычу.
       А  сколько  когда-то  в  Тисе  было  рака,  уму  не  постижимо.
Выпросив  на  бойне  куски  какой-то  обрези,  нанизываешь  на  метровую  проволоку  и  засовываешь  под  берег в  норы,  вымытые  водой.
    Через  полчаса  штук  десять,  а  то  и  более  раков  твои,  потому  что  ни  один  из  них  не  пожелал  ни  разу  отпустить дармовое  угощение.
     Ну,  а  дальше  наступала  для  кого-то  неприятная  процедура, а для  кого-то  приятная,  с  ведром,  костром,  где  от  ведра  исходил  такой  аромат,  что  часто  недоваренные раки  уминались  с  огромным  аппетитом,  хотя  удовольствие, с  которым  поглощались  они,  не  ослабевало,  а  наоборот  возрастало,  так  как  каждый  последующий  рак  был  на  порядок  вкусней,  потому  что   варился  гораздо  дольше.
     Прервал  сон  рыбаков  громкий  и  неожиданный  лай  собак,  которые  кинулись  все  как  одна  куда- то  по  траве,  продолжая  лаять  на  того,  кто  их  потревожил  в  ночи,  и  через  минуту-  другую  послышался громкий  всплеск  воды  и  пронзительный  удар  бобра  хвостом  о  воду.
     По  всей  видимости,  собаки  поймали  на  переходе  из  речки  к  озеру бобра,  судя  по  всплеску,  не  маленького,  который,  удирая  от  собак,  с  разгону  и  бултыхнулся  с  берега  в  озеро.
      
            Собаки,  поняв,  что  дичь  утеряна,  ещё  немного  повизжали  и  с  виноватым  видом  возвратились  к  шалашу,  притянув  за  собой  целую  тучу  комарья.
       Дым  от  костра  понемногу  разогнал  непрошенных  гостей,  но  не  окончательно,  и  пришлось  подкинуть  в  костёр  охапку   травы,  чтобы  защититься  от  варваров.
        Сизый,  едкий  и  вонючий  от  травы  дым  помог  справиться  с  гнусом,  и  стало  возможным  хоть  спокойно  и  обстоятельно  это  дело  обкурить.
        Выкурив  по  сигарете,  рыбаки  стали  заново  готовиться  к  отдыху,  чтобы,   намазавшись  мазью  от  комаров  и  подправив  костёр,  быстро  уснуть,  укрывшись  с  головой  одеялом.
       Даже  в  относительно  тёплые  июльские  ночи   бывало  всё- таки  зябко:   от  речки  и  озера  тянуло  по  берегу   сыростью  и  прохладой.
      Проснувшись,  рыбаки  на  скорую  руку  погрели  вчерашнюю  уху,  вскипятили  свежий  чай,  также  наскоро  позавтракали  и  уплыли  на  утренний  клёв,  который  пропустить было  бы  большой  утратой,  потому  что  по  утрам  частенько  попадались  такие  экземпляры,  что   леска  звенела  от  натуги,  а  зачастую  даже  не  выдерживала.
      Что  может  быть  приятнее  тех  минут,  когда  с  замиранием  сердца  выуживаешь  килограммового  окуня,  который  сдаваться  никак  не  хочет  и  старается  уйти  в  глубину?!  И  ты  осознаёшь,  что  минуты  эти  нельзя  сравнить  ни  с  чем,  что  это  вершина  какого- то  детского  восторга,   неописуемого  и  необъяснимого,  который  подарен  тебе  и  только  тебе  как  награда  за  труды  твои,  за  терпение  и  ожидание.
      В  сети  попало  довольно  прилично  рыбки,  и  через  некоторое  время  пришлось  заняться  чисткой  и  засолкой. 
    Днём,  немного  поспав,  занялись  копченьем  просоленной  уже  рыбы,  благо  коптильня  сооружена  рядом  с  шалашом.
     Однажды,  притащив  корпус  от  когда-то  стиральной  машинки,  под  берегом  была  сделана  довольно  приличная  коптильня,  на  десять-  пятнадцать  килограммов  рыбы,  конечно,  горячего  копчения.  Кто  станет  коптить  холодным  способом  в  комарах  несколько  дней  к  ряду?
   Дома  и  то  долго  и  муторно,  хотя  по  вкусу  она  была  гораздо  лучше,  да  и  хранилась  намного  дольше.
     Оторвал  от  занятий  неожиданно  прилетевший  с  вырубов  и  севший  на  берёзу  глухарь,  на  которого,  соскучившись,  набросились  ночные  охранники,  облаивая  на  разные  голоса  красавца.
     Тот  с  невозмутимым  спокойствием  поглядывал  вниз на  лаек,  как  бы  зная,  что  они- то  ему  ничего  не  сделают,  и,  наоборот,  ещё  сам  пощёлкивал  клювом,  дразня  и  приводя   
в  бешенство  собак,  которые  то  и  дело  подбегали  к  рыбакам, как бы  давая  понять,  что стрелять  давно  уже  пора,  а  вы сидите  здесь  со  своим  дымом.      
      Глухарю  быстро  надоел  лай  поднятый собаками,  и  он,  сорвавшись  с  сука,  улетел  далеко  по  вырубу,  откуда  недавно  прилетел.
      Собаки  сначала  было  кинулись  за  ним  вдогонку,  но,  увидев,  что  тот  и  не  думает  нигде  приземляться,  вскоре  успокоились   и  возвратились  назад.
       Закончив  с  копчением  и  убрав  рыбу  в  ящик,  плотно  закрыв  её  мешковиной  от  мух,  рыбаки  уплыли  заготовить  немного  к  завтрашнему  дню  брусники.
      Она  была  ещё  не  совсем  спелая,  но  уже  выборочно  можно  было  хотя  бы  немного  собрать.
      Набрав  к  вечеру  почти  по  ведру  брусники  и  почти  столько  же  чёрной  смородины,  ещё  успели  сети  проверить,  чем  задали  себе  приличный  объём  работы  по  чистке  и  засолке  рыбы.
      Уже  по  темноте  сварили  ужин  и,  поев  и  покормив  собак,  усталые,  но  довольные  прошедшим  днём,  уснули,  как  убитые.
       Завтра  предстояло  много  дел  переделать:  и  сети  снять,  и  рыбу  почистить,  вынести  к  мотоциклам,  да  ещё,  пожалуй,  за  раз  не  получится,  придётся  два  раза   возвращаться.
       Недели  две  здесь  никого  не  будет:  дело  идёт  к  покосу,  если,  конечно,  погода  позволит.
       Можно  было  и  раньше  начать,  но  частые  дожди  не  давали  вплотную   заняться  заготовкой  сена  на  зиму.
       А  косить  надо  обязательно:    у  всех  по  две  коровы,  так  что  по  сорок- пятьдесят  копён  придётся  ставить  каждому.
       Его  мало  заготовить,  важно  ещё  его  домой  доставить  по  первому  морозцу  в  целости  и  сохранности.
     Работа  тяжёлая,  но  приятная.    Когда  погода  давала  без  дождей  убрать  сено,     это  вселяло  уверенность,  что  зиму  семья  будет  с  молоком.
     Проснувшись  утром  позже  обычного,  не  сильно  спешили  с  завтраком,  не  особо  рвались  на  утренний  клёв,  потому  что  рыбы  поймали  и  так  прилично,  а  лишняя  она  была  как  бы  и  ни к  чему,  тем  более,  что  её  предстояло  ещё  на  себе  до  мотоциклов  выносить.
     По  ходу,  снимая  сети,   немного  порыбачили  на  удочки, просто  для  души,  отказать  ей  нельзя  было  никак.
     К  обеду  была  приготовлена  вся  добыча,  вчерашний  и  свежий  улов,  очищенный,  чтоб  меньше  нести.
      Николай  на  «Минске»  заехал  на  целых  три  километра  ближе  к  стану,  и  до  его  мотоцикла  оставалось   ещё  столько  же,  если  не  больше.
      Переносив  и  перевозив  всю  поклажу  до  Колиного  мотоцикла,  убрали  всё  в  коляску  и  через  часок  были  уже  дома,  где  топились  бани,  поджидая  потных  и  уставших  рыбаков.
     Напарившись  и  намывшись,  освободившись   от  бешенной  усталости,   рыбаки  сидели  на  крыльце,   попивая  холодное  домашнее  пиво  с  копчёной  сохатиной,  испытывая  блаженство   несравнимое  ни  с  чем,  напоминающее  что- то  неземное,  сказочное,   недостижимое.   
    А  завтра  опять  наступит  день  с  его  делами  и  заботами,  которые  никогда  не  покидают,  ни  на  минуту,  ни  на  час  не  давая  расслабиться,  отойти,  отречься  от  всего,   заставляют   помнить  всегда  и  везде,  что  тебя  любят  и  ждут  изо  дня  в  день,  из  года  в  год,  ждут,    как  близкого  и  нужного  им  человека,  зная,  что  ты  их  опора  и  защита,  что  ты  никогда  не  оставишь  их  в  беде  в  трудный  час,  что  ты  готов  отдать  всё,  чтобы  им    хорошо  жилось  в  этом  сложном  мире.

                Н.Ткач2005г.