Если ты не военный, служащий в конфликтной зоне, где автомат единственный дипломатический язык, или если ты не патологоанатом, не раз, видевший все величье и грязь смерти, ты не обладаешь необходимой стойкостью перед этим явление. Никто не может быть готов к встрече с ней, особенно если речь идет о молодом, полном жизни и надежд, и таком близком тебе человеке. В двадцать лет твоя душа нежна, смерть любимой собаки воспринимается, как самое страшное, что может случиться с тобой. Кто бы мог подумать, что кто-то свыше, так безобразно цинично может отнестись к твоей чистой детской душе, в которой только недавно пробился робкий росток первой любви. Но он так и не смог расцвети, ведь первая любовь практически всегда обречена.
Она была солнцем, согревающим своими тоненькими невидимыми лучами всех, с кем когда-либо соприкасала ее жизнь. Жизнь, которую она так сильно и беззаветно любила. Самое светлый и позитивный человечек из всех, с кем меня когда-нибудь сближала судьба. Она не помнила ни зла, ни обид. Я вообще никогда не слышала от нее хоть одного злого слова, брошенного в чей-то адрес. Обладая внешностью кинодивы, радовала взор. Светлые роскошные волосы, чистые ясные глаза, симпатичный носенок. Длиннющие ноги, точеные кисти рук, и море оптимизма и любви. Ей даже не надо было вытирать мне сопли, по поводу разбитого сердца. Одно ее присутствие делало меня счастливой. Мой ангел, моя Наташка…
Один телефонный звонок, перевернувший и разрушивший всю мою жизнь. Он был как гром средь ясного неба. Неба, вдруг рухнувшего мне на плечи. Судьба развела нас по разным городам, но связь с ней не была потеряна, она довольно часто приезжала ко мне, и мне вновь было хорошо, ведь вместе с ней возвращалось солнце. На сей раз она слегка повздорила со своим молодым человеком. Он, прямо скажем, не был приятного нрава, и мы как раз сидели после приятно проведенного ужина в ресторане, на свежевыкрашенной лавочке у меня во дворе. Я как обычно пичкала ее поучениями по поводу отношений и излагала ей свой гениальный план, по поводу примирения. Обычные дело, сама жить не умею, поэтому всех жизни и учу. Вечер удался, часа полтора ждали заказа, но официантка метр в прыжке и интеллектом пятого размера нараспашку, с ехидной улыбкой жестко игнорировала нас. Повеселило, ибо через полчаса наш стол уже ломился от снеди и шампанского, презентованного нам от посетителей мужского пола. Довольные и полные надежд на будущее мы вернулись домой, и мама еще час оттирала нам попели ацетоном. Наташкины штаны были безнадежно испорчены.
На следующий день она отчалила в Москву. В общем-то, ничего странного, что она сразу не перезвонила, ведь она по идее должна была осуществлять наш гениальный замысел. Она позвонила чуть позже, сказала, что все прошло как по маслу и любовь восторжествовала. Все же у меня соображалка иногда работает, мысль приводит к положительным результатам. Позвонила и пропала на несколько дней. Спустя неделю, топая мимо главпочтамта, решила звякнуть нашему общему знакомому.
- Что-то Наташка не звонит.
- А, что, ты разве ничего не знаешь?
Она погибла в автокатастрофе, лобовой удар с тяжелым грузовиком. Удар пришелся на место водителя, но парень, что был за рулем и представлявший из себя кусок мяса после аварии, выжил. А она, ударившись виском о боковую стойку, вылетела через лобовое стекло. Смерть была мгновенной. У меня был шок, я не могла справиться с услышанным, все как в тумане. Мое солнце погасло. Я словно оглохла и ослепла, так что помню все смутно. На похороны я не успела, поехала на девять дней. Все еще не веря в происходящее, я была словно зомби. Смысл трагедии дошел до меня лишь тогда, когда на заснеженном кладбище, на замерзший прямоугольник земли, был поставлен стакан с водкой и сверху лежал кусок черного хлеба. Наташка так любила поесть… кусок черного засохшего хлеба…
И тогда я заплакала. Вообще, я стойкий оловянный солдатик, и не привыкла делиться болью с публикой. Но тогда мне было все равно. Я не чувствовала ни лютого холода, ни боли, лишь одно одиночество. Огромное как небесный океан вселенское одиночество. Оно было хуже и злее боли, а в голове пульсировала лишь одна предательская мысль, лучше бы я. Лучше бы я погибла в этой жуткой катастрофе, лишь бы сейчас ничего не чувствовать. Не видеть глаз ее матери, не видеть этот жалкий кусок хлеба на ее могиле. Мне тогда повезло, я простыла. Приехала домой невменяемая с температурой под сорок и неделю пролежала в коматозе.
Наивная, я была уверенна, что справилась с горем. Нет, дальше было хуже. Дальше была жизнь, но она вдруг стала мне чужой. Словно сквозь слезы, вила я этот мир без моего солнца. Шли дни, месяцы. Несколько раз приезжали наши общие знакомые, пытаясь поддержать меня. У нас было много знакомых музыкантов. Да в общем-то, почти весь круг знакомых из музыкальной и артистической среды. Они спецом изменили график гастролей, я приходила на их концерты, но как-то странно отрешенно наблюдала их выступление из-за кулис. Даже любимый рок не мог расшевелить меня. Мне было пусто и невыносимо больно одновременно. А потом случилось это…
Конец девяностых, тогда еще не было таких фильмов как сейчас, я ничего не знала о том, как вести себя в подобной ситуации. Я все время думала о ней, я не могла смириться с ее смертью. Господи, двадцать лет, девчонка. И вот как-то раз, выключаю свет, ложусь спать. Родители уже давно сопят в своей уютной спаленке. Слышу тихие шаги по коридору. Думаю, наверное, мама идет проверить, не рыдаю ли я опять, на ночь глядя. Это стало обычным моционом, в последние несколько месяцев. Шаги все ближе, и вдруг я вижу, в комнату заходит Наташка! Нет, я не сплю. Я абсолютно четко вижу, как она заходит, присаживается в кресло, напротив моего дивана. Она абсолютно нагая, только на левой стороне лица, которая сильно пострадала от удара о стойку, поблескивала переливающаяся ртутью маска. Я заорала так, что перебудила весь дом. Прибежала мама, включила свет. Наташка не исчезла, она была такой же плотной и осязаемой, как весь этот материальный мир. Я не знаю, что почувствовала мама, видя, как я разговариваю с пустотой.
- С кем ты разговариваешь?
- Да вот же, Наташа в кресле сидит. Разве ты ее не видишь?!!! – закричала я в ответ.
И в голосе моем было только отчаянье и ужас.
- Она меня не видит, - посмотрев на маму, сказала Наташа.
- Наташка, уйди! Я боюсь тебя! – взмолилась я.
- Я не могу уйти. Ты меня не отпускаешь. Твоя душа так кричит, что я не могу уйти. Ты должна меня отпустить. Я должна двигаться дальше.
Я не помню, чем это закончилось. Наверное, это называется состояние аффекта. Да в общем-то, какая разница как это называется. Только следующей ночью, выключив свет и едва коснувшись подушки, я вновь услышала эти тихие шаги по коридору. Все, я сорвалась и запаниковала. Я понимала, что схожу с ума и умоляла родителей сдать меня в дурку. Но получила от них отрицательный ответ, и наставления, типа держи себя в руках. Отец тогда занимал довольно высокий пост, они не хотели афишировать мое ненормальное поведение. Их можно понять, они нормальные люди, во весь этот бред не верят, а мое сумасшествие очевидно. Не знаю, как я тогда справилась с этой ситуацией. Может, я действительно обладаю хоть какой-то силой воли, надеюсь, что так. Я прислушалась к словам Наташки и поняла, что жизнь после смерти не кончается. И еще я поняла, что как бы безнадежно плохо тебе не было, надо найти в себе силы и отпустить любимого человека, что бы он продолжал свой путь, уже там, за чертой. Когда умирает любимый человек, мы не понимаем этого, нам кажется, что он нас бросил. Потому на похоронах и причитаем, на кого же ты нас оставил. Раздираемые собственным эгоизмом, мы жалеем себя больше, чем его.
Прошло уже почти полжизни, совсем не малый срок. Я пыталась отпустить ее совсем, не думать о ней каждый день. Иногда она мне снилась. Однажды она приходила во сне на эту суетную землю за белыми туфельками. Сказала, что выходит замуж. Как впоследствии оказалось, рядом с ней похоронили молодого парня, тоже погиб в автокатастрофе. Она назвала мне его имя и фамилию, впоследствии факты подтвердились. Но незадолго до этого мне приснился сон, что я прихожу к ней в гости. Разговариваю с ее молодым человеком, и тут в комнату заходит она. Так обрадовалась, что я заглянула на огонек. Говорит, как хорошо, а я тебе подарок приготовила! Даже во сне я была в ужасе, настолько было реально все происходящее.
- Она же умерла. Умерла…
- Ксюша, не говори это при ней, она очень расстраивается, - попросил ее друг.
Наташка вернулась с большой коробкой. Достала из нее свадебное платье и туфельки. И вот я уже вижу себя, стоящей перед большим зеркалом, в этом самом платье и она надевает на меня фату. Тут и провидцем не надо быть, что бы понять – этот сон к смерти. Предательский страх за свою жизнь. Я столько просила всевышнего, что бы он забрал меня к себе, освободил от этой мучительной боли, и вот он, момент истины. Я испугалась, честно признаюсь. Понимая, что все уже предрешено, сняла фату. Жалкий жест. Так и хочется поставить здесь скобочки, типа смеюсь над собой.
Да, прошло уже пол жизни. Дурацкой, неприкаянной жизни, в которой одни сомнения и разочарования. Все же я стойкий оловянный солдатик. Не потому что оловянный, а потому что стойкий. Смерть близкого человека оставила неизгладимый след в моей душе, я так и не оправилась до конца от этого удара. Я просто жила с этим и все, но жила. Хотя не скрою, иногда мне так хотелось пустить себе пулю в висок, ощутить успокаивающий холод стали на горящей коже. Но этот последний патрон до сих пор в стволе. Убить боль это свято, но у меня была мечта, а мечту убить я не посмела. Черный обугленный след, перечеркнувший мою судьбу, разделивший мой мир на до и после. Теперь-то я уже знаю, что это нормальное явление, видела в фильмах, читала литературу. Занимаясь медитативными техниками, я решила избавиться от многого негатива, накопленного в лабиринтах моей памяти, а его там, ох, как немало. Созрела наконец, и до этого ржавого клинка в моем сердце. Я выдрала его из старой прогнившей раны, и довольная своим мужественным поступком пошла спать. Ткнула в кнопку на телевизионном пульте, хотела поставить будильник. Три часа ночи, по телеку идет фильм. Единственный фильм, в котором снялась моя Наташка. Короткая сцена, и я включила телек как раз на ней…
Опустившись на диван, я разразилась гомерическим хохотом. Что это, ирония судьбы?
Ветрам судьбы не дотянуть,
До вечного покоя, на вершине мира,
У ног моих раскрылась бездна,
И время отступило,
И ослепив на миг
Зияющую пустоту, над черной далью,
Сверкнул, в раскрывшейся ладони,
Хрустальный ангел.
Заложник памяти,
Время раны не лечит,
Нереально отчетливым станет день
и рухнет небо на плечи,
Оглянусь,
И словно отдаленный шум дождя,
Ворвался в окна,
Твой голос звал меня из пустоты,
……Но я не понял…
Я бы смог научиться любить,
Но любовь не хотела ждать,
Слишком медленно учится сердце,
Кому-то вновь доверять,
Одиночество - божий дар,
Но нет в нем дыхания ветра,
На взлете о воздух сломать крыло,
Это пиррова, знаешь, победа,
Я пытался тебя удержать,
И на сделку со смертью решиться,
Но кроме тебя, о моей душе,
Похоже, никто не молился,
И в воздухе морозном
Качнутся звезды,
Все проходит…
Лети мой ангел,
Ты свободен.