38. Педагогика - это не хухры-мухры!

Сергей Маслобоев
38.ПЕДАГОГИКА  -  ЭТО  НЕ  ХУХРЫ-МУХРЫ!

     Зима, продолжавшая донимать своими морозами, уже готовилась уступить права весне. Жизнь в казарме первого подразделения давила своей солдатской обыденностью. Наряды сменялись караулами, полит занятия – вспышками дедовщины. Старики понемногу начали готовиться к дембилю. Погоны, привезённые мной из госпиталя, стали теперь не нужны, и я подарил их Андрюхе. Тот обрадовался невероятно и сразу же пришил шедевры бывшего однопропеллерного вертолётчика на свой парадный мундир.
     Раз в неделю в клубе крутили кино, что, пожалуй, было, единственным развлечением.
   -Проскурин! Командуй. Чего ждём?-
выкрикивали из строя старики, притопывая на месте от холода. Подразделение в три шеренги стояло перед казармой, поджидая отставших, чтобы идти в клуб на просмотр кинофильма. Когда солдаты всем скопом направляются на какое-нибудь мероприятие, то строй обычно ведёт самый молодой сержант. Это – тоже своеобразное проявление дедовщины. Случись повстречать начальство, и, если что-нибудь не так, ему и отвечать за всё. Вот, наконец, все в сборе. Но тут из-за угла казармы появился Татеев.
   -Смирно! Равнение направо!-
увидел его Проскурин:
   -Товарищ майор! Первое подразделение направляется в клуб.               
   -Вольно,-
выслушал майор рапорт:
   -Рядовой Саидов!
   -Я!-
откликнулся голос.
   -Выйти из строя.
Все замерли, не понимая, чем всё закончится. Перед строем появился худенький союзник из последнего призыва.
   -Расскажи нам зенитчик, на какой минуте после подъёма удаётся тебе на свет божий выползти?-
повернулся к нему командир подразделения. Солдат молчал, тупо опустив голову.
   -Чей воин?-
повысил голос майор:
   -Чей воин? Спрашиваю.
   -Мой,-
из второй шеренги обречённо выдохнул Андрюха.
   -Баранов! Вот и объясни бойцу его права и обязанности. А мы пойдем, кино посмотрим. Командуй, Проскурин,-
Татеев повернулся и пошёл к клубу. Строй зашагал следом, оставив у казармы двух человек.
     После кино покричали немного на вечерней поверке и, умывшись, полегли спать. Утром рядовой Саидов одним из первых по подъёму встал в строй.
   -Ну, ты даёшь!-
стоя в шеренге, повернул я голову к Андрюхе.
   -Педагогика – это тебе не хухры-мухры,-
презрительно отмахнулся тот.
     День тянулся, раздражая своей обычной, заранее известной закономерностью. Вечером всё подразделение набилось в ленинскую комнату на полит занятия. Замполит, вызывая солдат по одному, устраивал им допрос, чтобы убедиться. Что не зря он два раза в неделю мучает нас. Мы с Андрюхой, ожидая, когда он закончит заниматься глупостями и перейдёт к обсуждению женского вопроса, на последней парте резались в морской бой.
   -Саидов. Кто у нас в стране – министр обороны?
Продолжал майор издеваться над очередной жертвой. Но солдат стойко молчал, низко опустив голову.
   -Кто в СССР – министр обороны?-
начинал терять терпение замполит. Андрюха, отложив ручку, показал кулак с последней парты своему малообразованному соратнику по оружию.
   -Ну, кто – в армии самый главный?-
раздражённо повысил голос майор.
   -Сержант Баранов,-
вжав голову в плечи, вибрирующим тенорком пролопотал несчастный рядовой Саидов.
   -Ну, гад!-
под общий хохот вскочил Андрюха.
   -Баранов! Сядь на место! Я ещё с тобой разберусь, Макаренко хренов,-
засмеялся вместе со всеми замполит.
     Смех смехом, но угроза оказалась не пустым звуком. После занятий майор, побеседовав с Саидовым, вызвал к себе Андрюху. Тот что-то очень долго не возвращался.
   -Ну, как?-
бросились мы с Мишей к нему, когда он вышел из ленинской комнаты.
   -Говорит, что я – плохой сержант,-
отдуваясь, расстегнул воротник хэбешки наш друг.
   -Это ещё почему?-
удивился Миша.
   -Говорит, что подчинёнными нужно заниматься так, чтобы у них не оставалось сил жаловаться,-
посмотрел на нас Андрюха.
     Но неприятности с личным составом были не только у моего кореша. На следующий день меня подозвал командир группы:
   -Вот что, товарищ старший сержант, рядовой Катадзе назначен в нашу группу.
   -Товарищ капитан!-
у меня опустились руки:
   -Он же ни читать, ни писать не умеет. Гуталин гуталином.
   -Нам вентиляторщик нужен? Через месяц должен сдать допуск,-
командир группы даже не обратил внимания на мои слова.
   -Да на него смотреть страшно. Видно ещё в карантине в узел завязали, так до сих пор развязаться не может,-
продолжал возражать я.
   -Лёша!-
Зеленин взял меня за пуговицу:
   -Если человеку всю жизнь говорить, что он – верблюд, у него точно горб вырастет. Подумай над этим.
   -Подумаю,-
думать совершенно было бесполезно.
   -Вопросы есть?
   -Никак нет.
   -Прекрасно! Выполняйте,-
отпустил меня командир группы.
     Почесав затылок, пошёл я разыскивать свою новую головную боль. Обнаружился Катадзе в курилке среди таких же салабонов, как и сам. Увидев меня, солдаты замолчали и, раздвинулись, уступив мне место.
   -Катадзе, как тебя зовут?
Достал я из кармана пачку Беломора.
   -Махмуд,-
вздохнул он, глядя на папиросы.
   -Ты – кто по национальности?
   -Не знаю.
   -Как это?-
я чуть не выронил из рук спичечный коробок.
   -Папа – узбек, мама – армян,-
коверкая русские слова, потупился он.
   -Да! Полный интернационал,-
мне стало весело:
   -А в армию как попал? С гор за солью спустился, тут и повязали?
Стоящие вокруг солдаты засмеялись.
   -Ты что? Не куришь? Тебе, наверное, Коран запрещает?
   -Курю,-
он опять жадно взглянул на мою папиросу.
   -А почему у тебя сигарет нет? Старшина же только вчера получку выдал.
Махмуд молчал, уставившись в пол.
   -Товарищ старший сержант, у него Хочко деньги отобрал,-
сказал кто-то из стоящих за спиной.
   -Почему замполиту не доложил? Сколько у тебя было?
Он молчал, сжав зубы. По щекам ходили желваки.
   -Сколько?!-
заорал я.
   -Три рубля,-
вздрогнул он от неожиданности.
   -Сиди здесь!-
я резко поднялся.
     Сдвинув табуретки, деды плотной кучей сидели в казарме у телевизора.
   -Хочко! Ты деньги у Катадзе брал?-
подошёл я к ним.
   -А тебе какое дело?-
он даже не повернул головы.
   -Дай сюда!-
я сапогом выбил из-под него табуретку. Он вскочил и, сняв ремень, резко намотал его на руку. Но, вдруг, сник и, как-то засуетившись, полез в карман, протягивая мятую трёшку. Деды, было, обернувшись на происходящее, равнодушно уставились в телевизор.
   -Ещё раз сунешься к этому чурбану, башню снесу. Понял?!-
взял я деньги.
   -Да нужен он мне,-
Хочко поднял табуретку и уселся на своё место. По правде говоря, такой оборот событий меня удивил. Хочко был здоровее и на полголовы выше меня. Но не успел я повернуться, как сразу всё выяснилось. За моей спиной стояли Андрюха с Мишей.
   -А вам чего здесь надо?-
набросился я на них.
   -Телик пришли посмотреть,-
равнодушно пожал плечами Андрюха.
   -После обеда отпросишься у старшины, сходишь в ларёк, купишь сигарет,-
уже в курилке бросил я мятую трёшку на колени Катадзе. Солдаты вокруг стояли не шелохнувшись. Махмуд часто-часто заморгал глазами.
   -Чего вылупился, балбес?-
закричал я на него:
   -Завтра пойдёшь со мной на станцию.
   -Зачем?-
он продолжал моргать.
   -Небом в алмазах любоваться!
     Должность вентиляторщика в дизельной была, пожалуй, самая простая. Если в каком-нибудь отсеке или зале станции уровень углекислого газа превышал норму, на щите загоралась лампочка с номером этого помещения. Работа состояла в том, чтобы включить вентилятор под тем же номером.
     Но в этом и заключалась вся закавыка. Цифру пять отличить от цифры восемь Катадзе категорически не мог. Все мои объяснения бесследно тонули в его широко раскрытых глазах. День шёл за днём, не давая никаких результатов. Имелась ещё одна особенность. Лоб у Махмуда был бронированный. Даже каратист Курбанов, отбив об него свои железные пальцы, решительно заявил, что в данном случае штрехи не действуют.
   -Чего вы тут мучаетесь?-
как-то зашёл к нам в дизельную стрельнуть покурить Андрюха.
   -Высшую математику изучаем,-
сидел я за столом, обхватив голову руками.
   -Красиво-то как. Прямо цветомузыка,-
подошёл он к щиту.
   -Ещё бы цифр на этой музыке не было…,-
вздохнул Миша.
     Андрюха долго нас расспрашивал о сути проблемы, потом, хлопнув себя по лбу, повернулся к Катадзе:
   -Махмуд, ты кем на гражданке был?
   -Овец пас,-
промямлил тот.
   -А как же ты их считал? А как ты деньги считаешь?
   -деньги и овцы – это просто,-
заморгал глазами Катадзе. Андрюха взял со стола лист бумаги и стал рисовать овец разной величины, некоторых заштриховывая.
   -Вот эта маленькая стоит сто рублей. Вот эта большая – двести,-
показывал он Махмуду:
   -Понял?
   -Нет,-
замотал тот головой:
   -Вот этот двести, а этот – сто.
   -Почему?-
мы все трое уставились на Катадзе.
   -Чёрный стоит дороже,-
серьёзно объяснил он. Вдоволь насмеявшись, опять собрались у щита. Нам с Мишей пока было самим непонятно, к чему клонит наш друг. Но того это нисколько не смущало. Вырезав ножницами нарисованных овец и прилепив их на щит рядом с лампочками, Андрюха уже с усердием рисовал деньги, приклеивая их на пусковые пакетники вентиляторов. Деньги у него получались лучше. Даже кремль на них разобрать можно было.
   -Тебе бы фальшивомонетчиком работать!-
восхищённо покачал я головой.
   -Всему своё время,-
отмахнулся он.
     Удивительно, но Катадзе понял всё сразу. Он безошибочно включал нужный вентилятор. Попробовали на работающей технике. Ни одной ошибки!
   -Педагогика – это тебе не хухры-мухры,-
потряс поднятым вверх пальцем Андрюха.
   -Гони полпачки Беломора за идею,-
повернулся он ко мне.
   -Это, что у вас тут за зоопарк?-
за спиной стоял командир группы. Когда мы всё рассказали, смеялся он до слёз, но мысль ему понравилась.
     И вдвойне удивительно, что через неделю не понадобились ни овцы, ни деньги. Рядовой Катадзе, не зная цифр, в уме держал расположение всех лампочек, прекрасно помня, какой вентилятор следует включать. А было их больше сорока!