Озерное
Третий день стоит пасмурная, тихая погода, и лишь изредка, перед вечером, выпадает мелкий, сыпкий дождичек. После него еще острее пахнет опавшими листьями тополей и мокрой травой, подвядшей и жесткой. Осень, как и всякое время года, начинается с запахов. Все наполняя, они привносят предчувствие погодных перемен. Конец августа, и по мановению свыше в воздухе проступают полузабытые за год запахи, предвещающие осень. Как у Пушкина, они указывают на явление листопадной поры и возвышенных дум. Похоже на один из дней маклаковской осени, когда, надев ватники и сапоги, мы отправились за терном в поредевший, вымокший лесок. С его опушки, за лощиной, заросшей дубняком, и дальше, за жнивьем, виднелась колокольня старой церквушки. Было во всем что-то от русской старины. Казалось, стоит перейти на ту сторону лощины и увидишь остатки засечного рва, за которым когда-то предки наши стояли насмерть против крымских татар… Помнится, я импровизировал что-то в этом духе и читал Есенина:
«Опять я легкой грустью болен
От овсяного ветерка,
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
О, Русь, малиновое поле!
И синь, упавшая в реку
Люблю до радости, до боли
Твою озерную тоску…»
На голову ты повязала мамин платок. Глаза от этого сделались еще больше, и вся ты смотрелась по-деревенски милой. Переходя от куста к кусту в густом и колком терновнике, мы обирали с мокрых веток синевато-сизые ягоды. Ссыпая их в корзину, неспешно, умиротворенно говорили о будущем. Обратно возвращались через лес, засыпанный влажной листвой, и ты все пыталась найти грибы. Грибов как не бывало, зато наткнулись на куст шиповника с остатками алых, сладких ягод.
Боже, каким чудным видится мне все это теперь, а ведь вроде бы в те недели, проведенные в Маклаково, мы иногда хандрили, на что-то недовольствовали, скучали по Рязани. Вот уж воистину, прав был Пушкин: «Всё мгновенно, всё пройдет; что пройдет, то будет мило». Время то для меня навсегда незабвенно. И наш облетающий сад, моя раскладушка в сенях, где пахло яблоками и тулупом, Аленкины ползунки, развешанные в палисаднике… И неизменно ты: в своем голубом халатике, вечно кое-как причесанная, занятая, но такая близкая, моя.
Когда приедешь ко мне в ссылку, мы будем уходить в тайгу, по-осеннему многоцветную. Ожившая и помолодевшая от моих поцелуев, ты снова повяжешь платок «матрешкой», и мы отправимся блуждать по сентябрьскому лесу.
…Сегодня 25-е. Год назад в этот день прошло наше первое после ареста свидание. Вспоминаю, как все происходило…
Где-то в 2 часа дня меня из тюрьмы привезли в управление КГБ. Допрос проводился в кабинете, окна которого выходили на «Подбелку». С разрешения следователя придвинул стул ближе к окну, чтобы видеть улицу. Жаркий август, люди, лица. Для кого-то всего лишь обыденная повседневность, а мне, просидевшему три недели в камере под замком, предстала моя прежняя, недосягаемо счастливая жизнь. Сживаясь с миром, человек пребывает в убеждении, что без него жизнь немыслима. Растроганно разглядывая из окна с решеткой уголок любимого города, и больше всего на свете хотел бы оказаться там!.. При этом я знал, что она, Рита моя, где-то неподалеку, рядом, и сегодня мы наконец-то увидимся!.. Как обещал следователь, это произойдет в конце допроса, но уже сейчас меня трясет от нетерпения: поскорее бы!..
Вдруг с удивлением вижу на противоположной стороне улицы сестру Галину: с озабоченным видом она прохаживается по тротуару, то и дело поглядывая в сторону серого дома. На лице растерянность и плохо скрытый, внутренний испуг. Виновато сознаю, что творится с ней. Да разве только с ней одной? Как переживают сейчас все, кто остался там без меня. К горлу подступает слезное удушье… Вижу ее какие-то секунды: скоро она уходит по тротуару в сторону почтамта и больше не появляется.
Телефонный звонок. Виктор Константинович снимает трубку. Из разговора заключаю, что подошла ты. «Пусть подождет…», - слышу я. Значит, так и есть. Волнуюсь, не могу усидеть на месте. С разрешения следователя встаю и начинаю ходить по кабинету. Наконец, допрос закончился. «Боже, совсем скоро я увижу ее, дотронусь до нее…» И сразу неуемная дрожь радости и нетерпения. По коридору стук твоих каблучков. Ближе, ближе… Встаю, поворачиваюсь к двери и… я уже обнимаю тебя. Забыв обо всем, целую в губы. Оторвавшись, слышу твой шепот: «Алька, ты?..» «Рит, чудная моя»… Через минуту сидим лицом к лицу. Не выпуская прохладной руки, неотрывно смотрю на тебя. Похудела… Глаза как у больной... Навертываются слезы, вижу, что и ты готова расплакаться… «Сенин, глупый мой, что ты наделал…» Невнятно отвечаю, утешаю, пытаюсь ободрить. На тебе летний приталенный костюмчик, колени касаются моих. Сжимаю их ладонями и чувствую твое тело, тело моей любимой. Тревожным озарением прожигает мысль: «Страшно не то, что ожидает меня за приговором, а разлука с ней, утрата ее…» Находит жуть и страх сомнения: «Будем ли мы когда-нибудь вместе?»
Говорю, что прочитал повесть Тургенева «Накануне», нашел много общего с нами. Напомнил слова из твоего письма в то первое наше лето: «Я буду любить тебя, как Елена… Я способна на это» И тут же привожу признания Елены: «Я пойду за тобой, это мой долг. Я люблю тебя… Иного долга я не знаю»
Растроганно улыбаясь, ты рассказываешь, что Алёна до сих пор показывает, как папа уехал на «жи-жи». Признаюсь, что невозможно соскучился по ней, прошу обязательно взять ее с собой на следующее свидание.
Как одно мгновение пролетели полчаса. И самое мучительное – прощание…
В камере не нахожу себе места от нечеловеческой боли. Вовек не забыть тот день – 25 августа.
…Сообщаю тебе, Ритэт, позавчера с друзьями за чаем отметил первую годовщину лагерного срока. По утрам делаю зарядку и обливаюсь. После смены (работаю теперь в швейном цеху) снова обливаюсь. Приспособил для этого дела кусок шланга и прямо в умывальнике, раздевшись по пояс, приступаю к водным процедурам. Снова, как в студенческие годы, занимаюсь закаливанием.
Надеюсь, время отсидки не пройдет даром. Тут есть все необходимое, чтобы основательно повысить уровень общей эрудиции. Уже немало перелопатил из истории религии и православия. Досадую, что не прочитал в свое время «книгу книг» – Библию. Благодаря дедушке кое-что помню из Евангелия.
Занятия историей идут своим чередом. Единственно, недостает времени и нужной литературы. В этой связи положил первый камень в дело обзаведения собственной библиотечкой, «книга-почтой» заказал:
1. «Литература и общественная мысль Древней Руси» под ред. Д.С. Лихачева.
2. Жан-Поль Сартр «Слова».
3. «История средних веков», учебник для вузов.
4. «Очерки русской культуры XIII – XV вв.» ч.2 Духовная культура. Под ред. Арциховского.
5.Словарь по этике.
Проработал подшивку журнала «Вопросы истории» за 1970. Рекомендую посмотреть некоторые статьи. В №2 и №3 – Артемьев «Следствие и суд над декабристами». Составишь себе представление о поведении заговорщиков из дворян на следствии. Откровенно говоря, наши первые революционеры оказались жидки на расправу. Но Пестель не сломился, он да еще несколько бунтовщиков достойны подражания.
Во 2-м номере просмотри статью Назарова «В диком поле». Она содержит очерк набегов на Русь отрядов Крымского и Хазарского ханств в 16 веке. Оказывается, берег Оки городами Коломна и Рязань в 15-16 вв. являлся защитным рубежом против частых разорительных набегов беспокойных южных соседей. Представь себе, наш маленький Пронск в 1541 году выдержал 3-дневную осаду многочисленного войска Сагиб-Гирея, который так ни с чем и убрался от его стен.
Рит, к тебе просьба: при возможности набросай характеристику Ключевского как личности и историка.
Пиши. Рекомендуй, наставляй. Я жду. Со временем, когда немного обживешься, стану докучать вопросами.