Двадцать второго июня, в тот день, когда много лет назад случилась война, в пятый “А” неожиданно вошел директор. В классе был урок истории. Учительница Марья Викторовна побледнела, как будто это был не Юрий Иннокентьевич, а штандарт фюрер СС. Дети тоже притихли. Директор грозный был, учительнице мог запросто выговор влепить, а двоечникам выписать по ушам, а то и по шее!
- Вы тут что проходите? - спросил директор и по классу глазами пробежался.
- Первобытнообщинное общество, - сказала Марья Викторовна. - По плану!
Директор мрачным был. Марье Викторовне это сразу в глаза бросилось.. Она в этом классе классной была. А тут ученички все, как на подбор, тот еще контингент! Например, школу могли запросто заминировать, а-то и вообще забеременеть!
- Дети, Вы, конечно, знаете, что такое война! - сказал директор. - Ведь у нас в каждой семье кто-то погиб! А что Вы знаете о героях? Об их подвигах? Вот ты! - директор хлопнул по спине двоечника Петьку Люкина.
Класс заржал, Марья Викторовна шикнула на них, Люкин с трудом поднялся, точно тяжелым недугом был прикован к парте и глаза к потолку закатил.
- Ну! - сказала Марья Викторовна. - Назови какого-нибудь героя Великой Отечественной войны!
Петька тяжело вздохнул и приготовился идти за родителями. Потом изловчился и Настю Прохорову ногой пнул, чтоб подсказала. Настя голову опустила и прошептала еле слышно, буквально одними губами:
- Ма-тро-сов!
Люкин плечами пожал удивленно и на Марью Викторовну уставился. То, что он расслышал, привело его в полное изумление. А Марья Викторовна незаметно, буквально одними глазами, кивнула ему, чтобы немного подбодрить. И тогда Петька набрал полные легкие воздуха и гаркнул на весь класс:
- Ма-троскин!
- Какой еще Матросскин?! - не понял директор. - И где же он воевал???
- Под Простаквашиным! - рявкнул Люкин. - В окопах! Он своим телом немецкий танк закрыл!
- Ты что, очумел, Люкин?! - схватилась за голову Марья Викторовна.
- Так, хорошо! - грозно сказал директор. - А теперь ты!
Миша Соломоник поднимался труднее и дольше Люкина, ему еще по дороге дневник нужно было успеть запрятать за батарею.
- Давай, Соломонник! - бодро сказала учительница. - Называй героев!
- Ну, этот, как его... Морозов! - выдавил из себя Миша.
- Кто?!! - озверел директор.
- П-павлик. Он отца вынес... Из огня!..
- Кого?! - ужаснулась Марья Викторовна и плечом к плечу встала с директором, как бы подчеркивая, что они с директором из одного карательного отряда.
- И еще мать тоже вынес! - добавил Соломонник, потому что молчать было еще хуже.
- А кто еще знает что-нибудь о войне? - директор был чернее тучи. - Тут хотя бы отличники есть?
- Конечно! - бодро сказала Марья Викторовна. - У нас в классе двенадцать процентов отличников и еще шесть процентов “хорошистов”. Вот, Леночка Королькова, например. Вставай, Королькова, называй героев, ты их много знаешь!
- Мюллер, да? - с надеждой спросила Королькова.
- Что еще за Мюллер? - повернулся к Марье Викторовне директор. - Футболист, что ли?
- Наверное, из кинофильма “Семнадцать мгновений весны”? - предположила учительница.
- Интересно! - сказал директор.
- Он Героем Советского Союза был! - вдохновленная интересом директора, выпалила Леночка Королькова.
Учительница истории от досады чуть не рухнула на пол. Она столько вкладывала в детей, она вкалывала, как лошадь, она вечерами рисовала таблицы и диаграммы!..
На большой перемене в учительской был переполох! Учителя сидели по углам, а директор говорил куда-то в трехмерное пространство!
- Это уму не постижимо! - хватался он за голову. - Они понятия не имеют, что их деды гибли в той войне, как герои!
Директор уставился на учительницу зоологии.
- У меня дед калекой остался после той войны. - сказала учительница зоологии. - А потом умер от ран.
Она молоденькой была, через много лет после войны родилась.
- Как его звали? Его имя не должны забыть, понимаете?! Ничто не забыто, никто не забыт! - директор журналом успеваемости по столу хлопнул.
- Его звали...отца зовут Леонид Григорьевич, а дедушку звали Григорием...Гришей.
- Попрошу всех встать и почтить память героя войны Григория...
- Ухватова! - подсказала зоологичка.
Все встали, помолчали, сели.
- Надо начинать что-то делать, не дожидаясь круглых дат! - мрачно сказал директор. - Я смотрю на старых людей, они воевали буквально на смерть, а их забыли уже при жизни!
- Давайте пригласим в школу ветерана, он интересно расскажет про грозные годы войны! - предложила зоологичка. - Подобные мероприятия всегда вызывают живой интерес!
- Нет, дети не слушают! - вздохнула учительница по домоводству. - Их другое интересует. Вы, наверное, забыли, что в седьмом “А” у троих в портфеле нашли презервативы?!
- Это как раз хорошо! - сказала анатомичка.
- Что хорошо?!! - окрысились на нее историчка, зоологичка и “домоводство”.
- Тихо! - потребовал директор. - У кого есть конструктивные предложения?
- Детей надо заставить слушать! - предложил учитель труда. Он продолжал искренне верить, что именно труд превратил обезьяну в человека. - От рыбьего жира они тоже нос воротят, а заставишь выпить и здоровьем пышут!
- Нет, надо, чтобы им было интересно! Мы многое делаем с холодным сердцем! - сказал директор.
- Давайте пригласим в школу Горбунова. Он кавалер трех орденов Славы!
- Нет, от него может пахнуть спиртным.
-тогда давайте Когана. У него есть медали за героизм!
- От него тоже может пахнуть спиртным, они с Горбуновым друзья.
- Но у Когана зычный голос, а у нас как раз школьный микрофон не работает. Так что он нам по всем пунктам подходит.
- Не по всем! - сказал учитель труда. - Совсем не по всем! Получится, что Коганы воевали, а Горбуновы нет! Хотя я не антисемит! И потому не утверждаю, что все Коганы воевали в Ташкенте, я только говорю, что процент воюющих Горбуновых был выше, ор и мы это должны учитывать и соблюдать некие пропорции, иначе мы исказим историю.
- И история попадет в историю! - пошутил физкультурник. Физкультурники вообще редко шутят удачно, поэтому все на него зашикали, вопрос-то серьезный!
- Сейчас другое время и другая история! - сказала историчка.
- В общем, ведите сюда Когана! - постановил директор. - А когда микрофон починим, пригласим и Горбунова!
...Делегация из школы пришла к Когану в этот же день. Ему долго жали руку, благодарили “за ту победу”.
- Понимаете, - сказала ему Марья Викторовна, - мы хотим, чтобы Вы с ними еще до каникул встретились, чтобы им было летом над чем поразмыслить. Они не по годам взрослые! К ним подход нужен. Вы им что-нибудь душевное расскажите, жизненное. Про разведчиков, может быть, или как языка брали!
- Я языка только в гастрономе брал, - усмехнулся Коган, - говяжьего! А на войне я шофером был, на ЗИСке, полуторка такая! Снаряды подкидывал на передовую. А иногда и на лошади подкидывал. И на своем горбу тоже, там не всегда проехать можно было. Три раза в госпитале лежал, на мине подорвался, - Коган рубаху на спине задрал, ранения показывать начал, много у него было осколочных ранений.
- Вот Вы и расскажите детям какую-нибудь неформальную историю, не так, как в учебниках написано, чтобы у детей сердце защемило, - попросила она Когана. - А про гастроном не нужно, не так понять могут, хорошо? И не забудьте - они совсем взрослые!
...Коган к детям пришел в четверг. Их согнали в большой класс, они по трое сидели за партой. Коган поставил свою палочку к стене, потом сел на стул, поправил борта коричневого в полоску пиджака, рукой придержал медали, чтобы они перестали позванивать и сказал на глубоком выдохе:
- Да-а-а!
За этим “да”, конечно же, стояла целая жизнь! А у ребят была своя жизнь, интересная очень. А чужая их мало интересовала. Поэтому самые мирные в носу ковыряли, рожи в тетрадке рисовали. А Люкин тяжело вздохнул и тоже сказал:
- Да-а-а!
Класс лег! Директор сразу троим по щелбану дал, а классная, как дружинник между рядами ходить начала.
- Дети! - сказала директор. - Яков Соломонович Коган - герой войны с немецко-фашистскими захватчиками! Послушайте его интересный рассказ о тех горячих днях, опаленных войной! А кто не будет слушать, того мы беспощадно вычеркнем из списка на поездку в Городской Луна-парк!
Директор достал из кармана шариковую ручку и многозначительно посмотрел на класс.
- Мне сказали, что Вы уже совсем большие, поэтому я Вам хочу рассказать, ребята, взрослую историю! - Коган расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и посмотрел через окно куда-то вдаль. - Мы на войне молодыми были! В двадцать два у человека уже должна быть невеста, но откуда ей взяться, если с восемнадцати ты на фронте?! А невест на войне не много. У нас была одна медсестра Катя, но она полюбила Костю Коржакова из города Кривой Рог! А он погиб через три месяца. А она его все равно любила, как будто он живой был. Мы ей все сахар свой отдавали. Вам сейчас смешно, а тогда сахар кое-что значил!
Директор одобрительно закивал, ему нравился рассказ Когана, да и дети притихли, может интересно было, а может в Луна-парк хотели?
- А в сорок четвертом мы в Польшу вошли, в город Гданьск! Мы уже запах победы почувствовали, о доме мечтали. И о любви...Мне сказали Вам откровенно рассказывать, все как было...А было это вот как: прибегает как-то вечером Генка, фамилия у него еще такая смешная была...то ли Бабаконев, то ли Конебабов, не помню, и кричит: “Хлопцы! Тут на соседней улице заведение есть...”
Старый Коган запнулся, слова правильные хотел подобрать.
- Ну, в общем дом там был...увеселительный как бы!
- Это называется публичный! - подсказал Юрик Летописцев.
- Да! - обрадовался Коган. Ему очень не хотелось при детях это слово произносить.
Директор насторожился, а историчка напряглась вся, точно на Когана готовилась наброситься, рот ему закрыть, если он еще что-нибудь сморозит, а Юрику пальцем погрозила, сказала:
- Ты что такое несешь, Летописцев!
- Нет, он прав! - вступился за Летописцева Коган. - Там действительно был этот дом!.. А у нас в карманах ветер гулял, только махорка валялась, да и той кот наплакал. Так хлопцы вокруг этого дома потом кругами ходили, только нервы себе трепали!
- А как Вы, товарищ Коган, в разведку ходили? Или боевого товарища из огня выносили? Вы об этом лучше расскажите, дети очень интересуются! - громко сказала историчка.
Директор одобрительно закивал.
- Нет! - загалдели дети. - Нет, Вы про это расскажите! Дальше!
Коган растерянно на директора посмотрел, а директор крупными шагами вышел к столу, поднял руку вверх и сказал:
- Дети, я хочу Вам сообщить, что с завтрашнего дня в нашей школе проводится поголовная вакцинация от гриппа! Методом укола в..., - директор на секунду задумался, подбирая слово, - в общем, методом укола!
- А я вакцинацию решил не делать, - вдруг сказал старый Коган, - будь что будет! Помру, так помру!
- Вот и хорошо! - обрадовался директор.
На самом деле он обрадовался не тому, что Коган помирать собрался, а тому, что тот от скользкой темы ушел. Но тут Алик Изобов сказал гордо:
- А у нас в доме тоже живет одна проститутка! На третьем этаже, во втором подъезде!
- Изобов! Нас ее подробный адрес абсолютно не интересует! - гневно сказал директор. - Я тебе приказываю вычеркнуть эту информацию из памяти!
- Да не волнуйтесь, она валютная! - махнул рукой Алик Изобов. - Она на всех соседей смотрит, как старый матрос на ...
- Изобов, не сметь! - как бешенная закричала историчка. Наверное, она знала, как именно смотрит старый матрос и что конкретно сейчас ляпнет Изобов.
- А дальше там вот какая петрушка случилась, - опять вернулся к теме Коган.
- Ну что ж, - бодро сказал директор, - разрешите от Вашего имени поблагодарить героя войны Якова Соломоновича Когана за интересный рассказ о тех опаленных войной героических днях и подарить сделанное вашими руками на уроке труда точное чучело.., - директор запнулся, - ...точную копию вечного огня в масштабе один к ста двадцати!
Домой Коган шел понуро. Зачем он послушал эту истеричку...историчку, ведь много раз выступал, про боевые действия рассказывал, про взятие Сталинграда...дернул его черт! На перекрестке он остановился на красный свет, поправил газету, в которую был завернут “Вечный огонь” и перешел дорогу. Потом он немного постоял рядом с газетным киоском, отдышался и решил пойти в парк. Было тепло, летний ветерок трепал седые волосы Когана, светило солнышко. Старый Коган сел на деревянную скамейку, поставил рядом “Вечный огонь” и зажмурил глаза...
...Он ехал на своей ЗИСке по Гданьску, вез на кухню капусту, мешок моркови и ящик макарон. Улица была незнакомой, кривой, лобовое стекло все замусолено, поэтому Коган часто высовывался в боковое окно, резко тормозил, прыгал на колдобинах. А по улице впереди шла девушка, тоненькая, в сатиновом платьице, белом с синими цветами. Коган не видел ее лица. Он нажал на газ, пролетел мимо девушки и затормозил. ЗИСка запищала и стала, как вкопанная. Лицо у девушки было очень красивое, у Когана сердце заколотилось очень сильно. Не то, чтобы он за каждой юбкой бегал, война была - какие там юбки! Просто она ему очень понравилась, ослепила даже. Причем настолько, что Яшка Коган сразу и не заметил, что девушка тащит ведро с черным, крупным углем.. А когда сообразил, что ей тяжело, выскочил из машины, резво выскочил, даже напугал ее, она шарахнулась от него и смотрела испуганно. А он улыбался на все лицо, ведро у нее хотел выхватить, сказал:
- Пани тяжело, я помогу!
- Дзякую, пан, я тут проживаю, в том доме!
И быстро пошла к тяжелым чугунным воротам. У ворот она остановилась, посмотрела на Яшку. Она не улыбнулась ему в ответ, но и глаза в сторону не отвела, только ведро из руки в руку переложила и пошла. Яшка еще постоял минуту, вздохнул. Потом специально мимо этого дома проезжал много раз. Он вообще по городу много мотался на своей ЗИСке, то туда пошлют, то сюда.. Старшина у них придурочный был, у него все в роте волчком крутились! А когда минута спокойная у Когана выдавалась, он голову на баранку ронял, руки себе стелил и сразу засыпал. Как убитый. Ему даже дом родной теперь редко снился, чаще эта девушка. Во сне он ее Катей называл, а на самом деле он и не знал, носят ли польские девушки такое имя, Катя.
...А тут как-то прибегает в столовую Генка со смешной фамилией, то ли Конебабов, то ли Бабаконев и орет:
- Хлопцы, тут на соседней улице интересный дом есть! Публичным звать! А якие там барышни! Я туда в разведку ходил, так там они и тушенкой берут!
А у Яшки в сухом пайке еще целых две банки были. В общем , они в ЗИСку попрыгали и поехали. А Генка Когану орал все время:
- Налево мотай! А счас направо! Направо, говорю, балда!
Они быстро неслись, так им с тушенкой хотелось поскорее расстаться! А тут Генка кричит:
- Стой, балда! Проскочили вже! Вон он, той дом, с чугунными воротами!
- Не может быть! Ты что, сдурел?!! - говорит Коган растерянно. - Не может быть...
- Да ты чего?! Не бойся, там барышни смирные! Не кусаются! Проверенно, мин нет!
- Трепло ты, понял! - разозлился Коган.
- Я трепло?.. А ну, вылезай с машины!.. Где тут она, тушеночка?!
Генка чугунные ворота ногой открыл, дескать мы тут свои люди, знай наших! Потом они по винтовой лестнице вверх лезли, потом Генка кулаком в дверь постучал. К ним мужик вышел невысокий, лоснящийся весь, с приторным запахом одеколона. Одет он был по богатому: в белую шелковую рубашку, в черную жилетку и такие же брюки, а туфли хоть и потертые были слегка, но зато лаковые, кремового цвета. Выглядел он бодренько. А чего не выглядеть, место хорошее, не работа, а удовольствие!
- Чево паны хочут? - спросил он, расплываясь в улыбке.
- Паны хочут.., - Генка слова подбирал. - Паны просто хочут! - добавил Генка и пышещему подмигнул.
- Это, пожалуйста! Сколько хочете! На всех хватит!
- На сколько хочем, у нас денег нет! - засмеялся Генка и Когана локтем чуть стукнул. Разговор ему нравился! Деловой был разговор!
- Хорошо, а насколько у панов есть?
- У нас тушенка говяжья, две банки! - сказал Генка, причем весомо сказал, чтоб показать, что две банки - это не мало!
- Нет! - мягко сказал пышещий здоровьем. - За две банки паны могут только в сторонке постоять и помечтать! Паны не должны обижаться, потому что девушке надо раздеться, потом одеться, потом еще душ принять! У нас заведение порядочное! Одеколоны всякие, на кроватях перина!
- А в долг нельзя? - напирал Генка. - У нас послезавтра говяжьей тушенки целый вещь - мешок будет, скажи, Яшка?
Коган закивал, но вяло, настроение у него дрянь было. Он когда знакомый дом увидел, вообще сюда идти не хотел. А сейчас все надеялся, что его Катя...его девушка в другой подъезд вошла. Только другого подъезда в этом доме не было.
- Вот послезавтра и приходите, паны! До послезавтра рукой подать! Вы мне послезавтра еще благодарности скажете, что сегодня не истратили всё! А так бы Вы послезавтра пришли, отдали бы долг и домой ушли! Одни разочарования!..
- А Вам колесо не нужно? - вдруг спросил Генка.
- Какое еще колесо?
- Для грузовика! Хорошее колесо! Новое, почти! Не лысое! От полуторки!
- А у пана есть колесо?
- Не было, не предлагали бы, скажи, Яшка! - Генка зевнул и спину себе почесал.
- Колесо, это хорошо, пан! - согласился пышущий здоровьем. - Это как восемь банок тушенки!
Яшка Коган вниз полетел через четыре ступеньки, в его настроении перемены произошли. Злость какая-то появилась! А на кого и на что он не знал!
- Э, ты сразу два бери! - зажегся Генка
- Очумел, да?! - огрызнулся Яшка. - У меня ж всего одна запаска!
- Да мы потом обратно сменяем, на тушенку! Скажи, дядя?!
Пышущий здоровьем как-то неопределенно кивнул и Генку внутрь заведения впустил....Потом он долго колесо проверял, прыгать его заставлял, ногтем резину ковырял и, наконец, согласился взять. А Яшка Коган, как внутрь вошел, глаза сразу опустил, боялся увидеть там свою мечту. А она сидела на высоком диване в том же белом с васильками платье и смотрела на Яшу. Хороша мечта, в публичном доме, правда? Только, когда она Яшиной мечтой стала, он еще не знал, что здесь ее увидит. Там, на улице он боялся к ней подойти, а здесь? Разве здесь что-то изменилось? Многое здесь изменилось! Здесь она будет любить Когана, если он захочет. Любить будет, пока не зазвенит колокольчик...Может быть у Яшки Когана в тот миг другие мысли были, а может эти или похожие. Кто может сказать, столько лет прошло.
В общем, он оказался со своей мечтой в тесной комнате. Там стояла не слишком широкая кровать, еще тумбочка, стул с потертой спинкой. Свет был мрачным.. Коган ей сказал:
- Катя!..
А она на него с удивлением посмотрела, грустно посмотрела.. Помнила ли она его? Вот еще! Мало ли кто по улице ходит, ведра поднести предлагает. Ей бы запомнить всех, кто на этой кровати был - память будь здоров какую иметь надо. На то он и публичным этот дом зовется, что сюда публика ходит.
Яша молчал. Она тоже молчала. Глупая была ситуация. Потом она села на кровать. И Яша сел на кровать. Потом Яша спросил, любит ли она синие васильки. А она сказала, что мечтала балериной стать, но война. Они тяжело друг друга понимали, польский - не русский, да и русский - не польский! А потом ему жалко ее стало. Он ее по волосам погладил, по-домашнему, так мама только могла погладить. А она вдруг заплакала.. А тут колокольчик зазвенел...Время как-то быстро пролетело. Целый час он тут с ней молчал, а казалось, так много о ней узнал! Глупо вышло, очень! Рассказать кому, дураком посчитают. Но Коган никому и не рассказывал. Никогда. А в школе решил рассказать, а что нашло на него и сам не знал.
...Старшина застукал Яшу и Генку, когда они ЗИСку окончательно на колодки ставили, колесо переднее еще хотели снять. На день только, а там бы они опять его на место прикрутили, тушенку вот-вот, в пятницу им должны были дать. Потом старшина их в тот публичный дом под конвоем водил, следственный эксперимент проводил. Пышущий здоровьем бледный был - шутка ли, колеса у Красной Армии взял! Потом старшина еще три раза туда ходил, но уже один, все следственный эксперимент продолжал. А Генку и Яшку в штрафбат отправили. Генка быстро погиб, через месяца три, а Коган жив остался, только ранило сильно. Его потом медалью наградили “За отвагу”...
...Когда солнце спряталось за девятиэтажкой, в парке чуть прохладно стало, сыро даже. А сырость Старый Коган очень боялся, у него тогда суставы совсем выкручивать начинало. Поэтому он домой решил идти. Но перед этим он медленно развернул газету, скомкал ее и в урну бросил, а деревянный Вечный огонь поставил на середину скамейки, потом постоял над ним молча, взял свою палочку и пошел по дорожке, тяжело ступая и шаркая ногами по асфальту.