16.БОЛЬШОЕ ДОВЕРИЕ!
-Нам оказано большое доверие! На всесоюзном спортивном смотре вооружённых сил СССР наш полк будет защищать честь Московского военного округа ПВО,-
громко выкрикивал командир полка на утреннем разводе. Солдаты в строю перешёптывались.
-От такого доверия грыжу наживём,-
ворчали во второй шеренге старики. И началось…
От подготовки к смотру освободили только дежурные смены на объектах. Для остальных прямо с этого дня небо показалось в овчинку. Каждому предстояло выступить не менее чем в трёх видах спорта. Марш бросок на десять километров при полной выкладке бежали все. Остальное тоже было не легче, но это! Бегали десятку мы теперь через день. Сапоги не успевали просыхать от пота. Портянки моментально гнили прямо на ногах.
Стрельба, второй вид, в котором мне предстояло выступать, сразу же перестала нравиться. Если раньше, отстучав обойму и сдав старшине гильзы, можно было полежать на травке, пока остальные дырявили мишени, то теперь всё изменилось. Непрерывно менялись дистанции ведения огня и упражнения. Рядом с каждым лежала перевёрнутая каска, до верху наполненная патронами, которые шли без счёта. И после всего этого издевательства, ещё предстояло чистить карабин.
Полоса препятствий. Думаю, не стоит объяснять любому, кто служил, что это такое. За минуту с небольшим она забирает из человека всё и даже больше. Сколько раз приходилось проходить её за день, сосчитать было невозможно. Однажды при мелком, моросящем дождике перебегая лесенку, я поскользнулся и упал, больно ударившись головой о металлическую стойку. На следующем заходе у меня задрожали ноги, и я спрыгнул, не дойдя до конца. Никак было не преодолеть страх. Старшина, который раньше и голос-то никогда не повышал, сапогами и матерщиной прогнал меня раз сорок через этого железного монстра, поливая стойки водой из ведра. Страх прошёл.
К силовым видам на гимнастических снарядах молодёжь и близко не подпустили. Тут выступали деды-асы. Командиры подразделений выбирали их лично. Разумеется, основным у нас был Милёшкин.
Ну а в коротких дистанциях, бросании гранаты и прочем практиковались в основном офицеры.
Как бы не усложнилась жизнь, но всё имеет и свои положительные стороны. Кормить стали несравненно лучше. По приказу командира полка зам по тылу распахнул свои закрома. В ход пошло даже НЗ. Дедовщина в казармах исчезла сама собой. Да и делить было нечего. Одинаково доставалось и старикам и молодым. Солдаты вечером едва доползали до коек. Экзекуция эта продолжалась около двух месяцев и, наконец, подошла к своему логическому завершению.
Этого дня ждали. К нему готовились. Его боялись. И вот он настал. С утра понаехало множество начальства. По части и шага нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь полковника. От изобилия звёзд на погонах рябило в глазах. Торжественные речи на утреннем построении не утомили, потому что их никто не слушал. Завтрак был королевский, но есть что-то не хотелось.
Пик психологического напряжения наступил, когда стали строиться на старте марш броска. Татеев расставлял участников лично. Все старики оказались впереди. Молодёжь сбилась в кучу в центре. Замыкали строй сержанты. Прозвучала команда, и мы рванули.
За нами с интервалом в пять минут стартовала первая батарея, Потом вторая.
В армии спортивные соревнования по бегу на длинные дистанции отличаются тем, что чемпионы здесь никого не интересуют. Задача лидера заключается в том, чтобы тащить за собой остальных. Зачёт же идёт по последнему.
Строй сразу же сломался, растянувшись в длинную колонну. Я старался держаться в середине, экономя силы. Но попробуй съекономить их на десяти километрах, когда на тебе навешано полпуда. Уже после трети дистанции началась изнурительная борьба с самим собой. Сапоги казались свинцовыми. Ремень от карабина натёр плечо. Противогазная сумка болталась, мешая бежать. Дышать становилось всё труднее и труднее. Сознание притупилось. Время превратилось в тягучую, пластилиновую массу.
Тропинка вывела на бетонку. Последние два километра, а сил больше нет. Споткнулся раз. Другой. Дышать невозможно.
-Только до того кустика,-
заставлял я себя:
-Теперь до поворота и упаду. Будь, что будет. Больше не могу!
Топот за спиной стал быстро приближаться.
-Ты чего, Лёха?-
меня догнал Рязанкин.
-Игорь, всё!-
я, действительно, больше не мог. Он на ходу снял с меня карабин, перекинув через плечо поверх своего, и потянул к себе мою противогазную сумку.
-Руками работай. Дыши глубже. Давай! Вон уже батареи на пятки наступают,-
обогнав меня, он стал уходить вперёд. Выложившись полностью, вероятно на одном самолюбии я тоже прибавил, стараясь не отстать от него. Финишную черту проскочил уже не я, а то, что от меня осталось.
-Не ложиться! Всем ходить! Встать! Шагом марш!-
поднимал за шиворот падающих солдат Татеев. Изо рта шла какая-то противная жёлтая пена, но уже через несколько секунд стало возвращаться сознание.
Последним, весь обвешанный карабинами и противогазными сумками, размахивая над головой поясным ремнём, подгоняя отстающих, финишировал старший сержант Милёшкин.
-Ну-ка прими за воротник,-
от стоящей тут же на бетонке полевой кухни подошёл Андрюха с двумя котелками и протянул один мне. Я пил горячий, сладкий чай, стуча зубами об аллюминевый край котелка. Всё тело мелко дрожало, вновь возвращаясь к жизни.
Вообще-то денёк был хороший, хоть и пасмурный. А тут и солнышко выглянуло. Так что, пока живём!
В эту ночь думал, что не засну. Ныла каждая клеточка. Но только щекой коснулся подушки, как провалился в пропасть, отключившись от всего на свете.
Утром, первый раз в своей солдатской жизни, проснулся сам, а не под крик дневального. Лёжа на койке и глядя в потолок, не мог ничего понять. Просто подъём перенесли на час позже. Да! После вчерашнего это был подарок!
До обеда бежали полосу препятствий. Бежали по двое. Мне в пару достался мой бывший разводящий, сержант Чулков. На полосе от сержанта я отстал, мягко говоря, не на много, но в отведённые мне секунды уложился.
Закончив длительный послеобеденный перекур, участники и болельщики повалили на стрельбище. Теперь главные события развивались здесь.
Я уже довольно успешно отстрелял три упражнения, когда, получив у посредника последнюю полуобойму, стал устраиваться на рубеже. Пятьдесят метров. Пять патронов. Грудная мишень. Это всегда была моя коронка. Дышал я уверенно, хотя и стрелял последним за наше подразделение. Примяв вокруг себя траву, чтобы было удобнее ставить локти, начал пристраивать приклад к плечу.
-Леша, вторая батарея в затылок дышит. Нужно все в очко. Не подговняй,-
зашептал на ухо наклонившийся надо мной старшина.
-Ну, Кусок! И выбрал же время сказать,-
рука моя дрогнула. Я опустил карабин и уткнулся лбом в землю. Лежал так долго. Успокоившись, опять стал ловить в прорезь прицела мишень.
Торопиться здесь нельзя. Но и долго целиться нельзя. Устанет рука. Вся теория стрельбы – это полная чепуха. Просто как-то поверить нужно, что попадёшь. Наступает своеобразное трансовое состояние, когда между глазом и мишенью вдруг протягивается незримая нить. Палец на спусковой крючок должен давить сам, а, не повинуясь команде, посланной мозгом.
Звука выстрелов я не слышал. За интервалами между ними не следил. Откуда-то издали ощущал только лёгкие толчки приклада в щёку. Кончились патроны, а палец всё тискал спусковой крючок. Наконец, осознав, что уже всё, я опять уткнулся лбом в землю.
Глубоко вздохнув, резко поднялся и взял карабин к ноге:
-Рядовой Маслов стрельбу закончил.
-Во бля! Пятьдесят из пяти!-
вырвалось у сидящего за столом с подзорной трубой подполковника-посредника.
-Кусок! Ты мне ухо оторвёшь,-
уже через секунду орал я, отбиваясь от радостных поздравлений старшины.
-Это я ему карабин пристреливал!-
кричал он, подбираясь к моему второму уху. Даже толстый зам по тылу тут же простил мне испорченную раму.
И сейчас над моим письменным столом висит приколотая к занавеске маленькая, золотистая медалька с красной планкой, напоминая о тех далёких днях.
Сдав в оружейку карабин, я бегом бросился в спорт городок, где уже завершались соревнования по силовым видам. В воздухе висел оглушительный рёв обступивших площадку болельщиков. Пробиться вперёд, чтобы хоть что-нибудь увидеть, было непросто.
Подходило к концу последнее упражнение – подъём переворотом на максимально возможное количество. Вторая батарея уже выбыла из борьбы. На перекладине работал волосатый старший лейтенант Самусев, выступающий за первую батарею. Весь в бусинках пота он монотонно взлетал на турнике и плавно, шумно выдыхая, опускался вниз.
-Сорок восемь, сорок девять,-
громко считали столпившиеся вокруг болельщики.
-Пятьдесят!-
под восторженные крики спрыгнул он на землю. Последним выступал старший сержант Милёшкин за первое подразделение. Он, неторопливо, вышел на площадку, протёр полотенцем перекладину и долго топтался, настраиваясь. Сержант был маленького роста. Подпрыгнуть и ухватиться за перекладину ему помогли. Повисев немного, он, легко забросил ноги, взлетел на турник и опустился вниз, повиснув на руках. Болельщики стали считать. До тридцати Милёшкин работал быстро, как бы играючи. Потом начал уставать.
По напряжённому лицу, по вздувшимся на руках венам было видно, как ему тяжело.
-Сорок девять, пятьдесят!-
ревела толпа. Милёшкин повис на перекладине, закрыв глаза. Кругом мгновенно всё стихло. Он замер буквально на одну секунду. Потом его лицо побагровело, мышцы напряглись, и он опять начал взлетать вверх.
-Шестьдесят четыре! Шестьдесят пять!!!-
Милёшкин сорвался на землю. Собственного голоса я не слышал. Это был наш старший сержант! Мы их сделали!
Результатов смотра по всем вооружённым силам нам не сообщили, сказав только, что выступили хорошо. Но по части наше подразделение заняло первое место. А как могло быть иначе? Мы же – полковая элита!