Вениамин Додин
А ты дослушай, Бог, ты дослушай!
В открытом письме "Национальный позор" ("Еврейский Камертон" от 6 декабря 2001 г.) автор его, рассказывая о драматических событиях нашей недавней истории, пишет, что, глядя на останки расстрелянных нацистами во время Второй мировой войны евреев, уносимые талой водой... покойный главный раввин Румынии Моше Розен плакал. Верю. Потому как тоже пребывал не в самом благостном расположении духа, когда, командировками наезжая в 60-70-х годах в Архангельскую область, вынужден был наблюдать рядом со своими объектами из года в год вымываемые вешними водами Северной Двины отлично сохранившиеся в песчаных ее отложениях останки расстрелянных в начале 20-х годов граждан России.
Поколения жителей северных поселений картину эту наблюдают по сей день. И, поминая жертвы и, в особенности, палачей, любоваться ею будут еще долго: только в этом районе области прикопано около 60 тысяч трупов казненных в 1919-1921 годах. А ведь тогда казни и там только начинались.
Автор письма взволнованно и закономерно негодует по поводу забвения евреями своих мертвых, погибших от рук интернационала мерзавцев во время гитлеровской оккупации. Она не может примириться с тем, что "...только в одной Украине свыше шестисот (!) мест массовых расстрелов евреев не отмечены никаким памятным знаком, что эти захоронения заросли кустарником, лесом, превращены в огороды, пастбища, а порой и в отхожие места..."
С забвением преступлений Второй мировой войны действительно невозможно примириться. Но ведь и бесчисленные (более трех тысяч!) архангельские захоронения россиян, казненных большевиками задолго до нее, тоже как бы забыты и памятных знаков, конечно, не имеют. А в связи с характером политико-экономических инверсий в России, по всей вероятности, иметь уже не будут.
Но память-то наша - она и о них должна вопить! Тем более что и русских под Архангельском (как затем евреев в Европе) убивали тоже только за то, что они, соответственно (как евреи - "жидами"), назывались в официальных бумагах "именами собственными": российские солдаты - "белогвардейской сволочью", русские интеллигенты - "собачьим мясом", служители церкви - "жеребцами", русские офицеры ; "золотопогонниками". А врачи - спасители все же, - часть которых была евреями, - "клистирной трубкой".
К двум последним категориям жертв большевистского террора у меня интерес особый. В их числе множество однополчан и единомышленников мамы моей по спасительным общественным институтам, которые с 1908 года создавала она вместе с ними и которыми по свою кончину в 1954 году руководила. И среди них бывшие коллеги, помощники и ассистенты ее по операционным полевых лазаретов всех пяти войн начала XX века, вырвавшие тогда у смерти сотни тысяч раненных россиян. Всех их тоже убили под Архангельском. Потому как по раскладу палаческой кодлы были они подлежавшей поголовному уничтожению "контрой". Как чуть позже евреи. Ведь по расстрельным "определениям" и "приговорам", хранившимся в Архангельском губернском архиве, лично каждого из уничтожаемых ни в чем предосудительном конкретно никто и не обвинял. Убивали в связи с их названием, присваиваемым им на тот момент революционным правосознанием палачей. За ярлык, на них навешанный рождением или историей. Опять же, как на евреев.
Вспомнил же я события восьмидесятилетней давности у Северной Двины потому, что с украинскими роднит их все та же вечная еврейская тема. Так, в приведенном мною "архангельском случае" именно евреи, - а если конкретней, то Залман Борухович Кацнельсон, начальник Северного пограничного округа, председатель Архангельской губернской ЧК и, что важно, председатель всесильной "тройки", и два его сопредседателя - Вилли Моисеевич Виленчик и Нохем Моисеевич Норинский (Гробман), - только за неполных полтора года (с декабря 1919-го) вынесли 25440 смертных приговоров, тотчас и исполненных (ГААО. Ф. 346. Б. Оп. 12. Д. 306. Л. 144-197). И сверх того, по личным, "именным", распоряжениям Кацнельсона тогда же и там же "бессудно", без излишних формальностей, расстреляно еще 34200 человек (ГААО. Ф. 352. Оп. 1. Д. 36. Л. 121-134).
Ничуть не выгораживая главного архангельского палача, уточняю: бессудные расстрелы у Северной Двины, конечно же, не счастливое озарение лично его пролетарского "правосознания". Они - результат присвоенного высшими руководителями большевистской партии и советского государства права лично определять судьбы его граждан. По исследованиям Дмитрия Антоновича Волкогонова реввоенсоветовские "бессудники" того времени - крестники Троцкого, отдававшего распоряжения не только о массовых казнях, например, участников "контрреволюционных" восстаний (Антоновского, Кронштадтского, на Черноморском флоте, Бузулукского, Пермского, Саратовского и т.д и т.п.), но и об их методах, о технологии, иными словами, уничтожения россиян (см. В.Д. "Челюскинская страда". "ЕК", 19 апреля 2000 г.).
Сам же расстрел - дело рутинное. Второстепенное. Удел чуть ли не шабес-гоев.
Архангельск, конечно, это еще не все. Были и другие пограничные округа, где происходило то же самое - конвейерное этапирование туда, в окраинные регионы из срединных губерний, репрессируемых "групп", "слоев", "категорий", "контингентов", "классов", наконец, - россиян, и там, вдали от центров, их спокойное, без оглядки и спешки, уничтожение. Местного-то материала для расстрелов было в ту пору в окраинной глубинке до обидного мало! В том же Архангельске, например, в 1916 году постоянно проживало всего ничего - 56058 насельников, а расстреляно с 1919 года более 59 тысяч ("Предшественники Соловков", "Отечественные архивы", 1/1994. М., с. 79).
И тем не менее, например, в Северо-Западном округе (Петроградская губ.) за период с января 1921-го по июль 1922 года, Межеричер Исаак Семенович, Крейг Пинхас Соломонович и Минц Николай (Евзер) Григорьевич сумели вынести тотчас же исполненных 47680 смертных приговоров (ГАЛО. Ф.122. Оп.33. Д. 96. Л. 248-256). В Западном (Смоленск) Кацнельсон Борис (Берка) Борухович, Куц Израиль Яковлевич и Кригсман Моисей Львович, за время с января 1922-го по август 1923 года - 22734 (ГАСО. Ф. 452. Оп.56. Д. 11. Л. 14-19). В Закавказском (Баку) Гуревич Владимир (Вольф) Яковлевич, Багиров Мир Джафар (и слава Богу, и слава Богу, всегда повторяю я!) и Гнесин Павел Гаврилович (Моисеевич) с марта 1921-го по январь 1924 года - 67452 (ГРААР. Ф. 420. Оп. 06, Д. 422. Л. 440-464) и бессудно расстреляли еще 44600 "контры" (ГРААР. Ф. 397. Оп. 14А. Д. 787. Л. 19-231). В Туркестанском (Ташкент) Кацнельсон Израиль Борухович, Егоров Василий Петрович (тоже поблагодарим Бога!) и Мирзоев Илья Давидович - 77420 за период с августа 1925-го по май 1926 года, тогда же исполненных (ГАУР. Ф. 114. Оп. 33. Д. 557. Л. 55-76). В Забайкальском (Благовещенск) Гуревич Илья Яковлевич, Элькин Моисей Шлемович и Гительман Егор (Пинхас) Самуилович за время с марта 1923-го по март 1925 года 21440 - (ГГАБ. Ф. 452. Оп .77. Д. 122. Л. 174-184). Кроме того, в "притопленных" тогда же "посудинах", числом более 870, они за тот же период утопили в Амурском понизовьи около полутора миллионов человек (ГАОР. Ф. 1154А-К. Оп. 433-759. ДД. 211-578. ЛЛ. 226-672 по перечню 557, 1932 г., с №№ 1442-1459 и 1477-1481, и В.Д. "Челюскинская страда". "ЕК" от 19 апреля 2000 г.). Наконец, в Дальневосточном (Хабаровск) Мякотенок Илья Харитонович, Лиепа Август Петрович (слава, слава!) и Гликман Хаим Нусинович через свою "тройку" убили 5214 россиян (ГАХК. Ф. 1427. Оп. 19. Д. 216. Л. 34-49. Итоговые реквизиты губернских архивов и ГАОР - по ведомостям №№ 1132-1477 Реабилитационной комиссии ЦК КПСС под председательством Ивана Павловича Алексахина, ноябрь 1955 - октябрь 1964 гг. Сведения о происходившем в других округах уже отсутствовали).
Да не насторожит читателя-педанта сравнительная мизерность результатов труда упомянутого Мякотенка и его сопредседателей на фоне достижений их более удачливых коллег из других округов. Она - вынужденная, она - в досадной мизерности населения огромного края. Тем не менее, прежде чем сбежать в марте 1925 года, Илья Харитонович сделал, по-видимому, все, что было в его силах (В.Д. "Мастер и Маргарита. Почти по Михаилу Булгакову", отрывок из повествования "Площадь Разгуляй". "В кругу друзей", бюллетень Русского Клуба АМХА № 10/2001 и № 11/2002. Иерусалим).
Пусть не смущает читателя и настырная повторяемость ряда фамилий. По счастливой "случайности" все они - достойнейшие представители Славной Пограничной Семьи, главою которой был командарм I ранга товарищ Михаил Петрович Фриновский (на момент его - и с ним вместе всей его мишпахи - расстрела в 1939 году он - начальник ГУЛАГа, он же - первый заместитель народного комиссара внутренних дел СССР Н.И.Ежова, он же - начальник Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР, он же - в канун посадки - еще и народный комиссар Военно-морского флота СССР, он же, понятное дело, - бессменный руководитель пограничной службы Республики Советов).
Наконец, пусть не беспокоит читателя отсутствие и в других, помимо Северного, округах сведений о все тех же бессудных убийствах. По Северному они не приводятся даже в редакционной статье "Предшественники Соловков" в "Отечественных архивах" (1/1994). Выше о причине этого я уже ссылался на Д.А.Волкогонова. Они, бессудные казни, конечно же были. И масштабы их впечатляют не менее масштабов убийств "законных". Но следует войти и в мое положение: чтобы жадность не сгубила фраера, то бишь самого меня, приходилось и честь знать. Я ведь не один на один общался с архивными материалами. И не где-нибудь. Кроме того, не для поиска же одних только евреев-мерзавцев пригласили меня в цэковскую комиссию! (Подробности - в повести "Послесловие к Бакинскому этапу", М. 2001 г.).
Кроме того, над инкунабулами, казалось бы, впервые и только в реабилитационных целях эксгумированными из архивных погостов для первого их прочтения нами - комиссионерами, задолго до нас кто-то с ними уже глубоко заинтересованно и избирательно прицельно поработал. О чем откровенно свидетельствовали не только досадные реплики архивистов: "дела" утеряны", "источники утеряны", "сами архивы утеряны", но и оставленная предыдущими "исследователями" бахрома бесчисленных "корешков" с мясом выдранных листов-документов из тщательно выпотрошенных "дел". Справедливости ради замечу, что означенные потери - вовсе не дела давно минувших дней: мои коллеги-комиссионеры из руководящей элиты ЦК, МВД, КГБ и Минюста продолжали откровенно, на моих глазах, потрошить "дела" и после 1955 года. А эхо сетований архивистов на утери отдельных "дел" и целых их блоков в процессе работы комиссии сопровождало меня аж вплоть до трагической гибели в ноябре 1990 года председателя ее Ивана Павловича Алексахина.
Да и то, чего не сделаешь ради собственного и ближних своих спокойствия. Хотя, надо сказать, люди действительно серьезные мелочными кражами из хранилищ и комиссий не занимались. К примеру, в 1992 году, "после январских событий в Тбилиси", в Грузии (в том числе в Абхазии и Аджарии) все как есть архивы просто-напросто спалили. Огнем. Начисто. О чем в письме от 30 июня 1993 года не без кокетства сообщил мне, по поручению Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе, помощник его Леван Микеладзе. То же в 1987-1997 годах случилось со множеством других архивных кладбищ в бывшем СССР.
Тем не менее что-то, за дальнейшей ненадобностью, в архивах сохранилось. Потому относительно полные сведения и по "нашему" руководству "приведением в соответствие" населения России на пограничных, хотя бы, окраинах империи в годы, когда нам уже мерещилось, что мы за яйца ухватили аж самого Господа Бога, опубликованы были в повести автора "Густав и Катерина" (Шимвун, Япония, 1991 г.). Ранее там же, а также в Германии и в Канаде вышли серьезные - для профессионалов - сборники по той же теме, но уже не по тощим ручьям округов, но, фрагментами, по полноводным морям гулаговского океана. Составителями их были известный, с мировым именем, ученый и военно-штабной деятель сталинской эпохи комбриг Георгий Самойлович Иссерсон и не известный почти никому Яков Исаакович Бахрах, в 20-х и 30-х годах - начальник Управления капитального строительства Кремля и его бесстрастный перестраиватель, - оба многолетние товарищи мои по отсидкам и коллеги-наставники по алексахинской комиссии.
В мелких деталях случалось опубликовать что-то и в Израиле. К примеру, в реплике автора "Челюскинская страда, или Несколько дополнений к рассказу "Карина" ("ЕК" от 19 апреля 2000 г.). Наконец, обнародованы они были и российским официозом "Отечественные архивы", хотя бы вот в № 1 за 1994 год (редакционная статья "Предшественники Соловков").
Нравится это профессиональным ревнителям "злобно попираемой антисемитами" нашей всему миру известной кристально-девственной невинности или нет, но своих героев и наш многострадальный народ "должен знать в лицо!" Сказано же писателем: "Без меня народ не полный". Так вот, неполный он именно без них, без армий вот таких вот героев. А героев таких - легион. Ведь то, что содержалось в "прореженных" архивах части пограничных округов, - ничто, не семечки даже, в сравнении с раскрывшимся нам, например, в бумагах ГУЛАГа, учреждения, бывшего до августа 1938 года - до ареста Фриновского - нашей еврейской, и только еврейской, епархиею. И хозяйничали в этом Главке Главков до того часу только мы, одни мы - от его отцов-вдохновителей и основателей, до руководителей, замов и помов. О чем с таким теплом и пиететом кто только не повествует - и Суворов (Резун), и Солженицын, и Марголин, и Антонов-Овсеенко (младший), и Волкогонов, и Оруэлл, и другие-прочие - несть им числа и уему, - собственные российские и зарубежные популяризаторы. А ведь, скорее всего, никто из них и доли того не знал, что довелось узнать нам, поимевшим неожиданное "счастье" соприкоснуться с процессом "реабилитации безвинных жертв культа личности коммунистов - бывших работников органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-НКВД" и отражением их художеств в исторических источниках, ко времени начала работы нашей комиссии еще окончательно не разграбленных и ликвидированных!
…А пронзительный ветер -
предвестник зимы –
Дует в двери капеллы Святого Фомы,
И поет орган, что всему итог –
Это вечный сон, это тлен и прах!
"Но не кощунствуй, Бах", - говорит Бог.
"А ты дослушай, Бог, - говорит Бах, -
Ты дослушай!.."
А мы баюкаем внучат
И ходим на собрания,
И голоса у нас звучат
Всё чище и сопраннее!
...И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно –
Уходит наш поезд в Освенцим,
Наш поезд уходит в Освенцим
Сегодня и ежедневно!..
Александр Галич
Однако же главные-то, по-настоящему впечатляющие и по-настоящему же волнующие воображение "свершения" свершались и основные "достижения" достигались вовсе не в каких-то там лежавших в кромешной тьме российской провинции занюханно-заштатных округах. И даже не в бесчисленных зонах обретшего оглушительную мировую известность и ярко освещаемого всею мощью советской социалистической энергетики Лагерного Монстра. Главный-то Пир Победителей на час - он шел в более чем ста Огромных Субъектах Федерации Гигантского Образования, занимавшего Одну Шестую Земной Тверди! Он шел на Планетарных Просторах Империи с галактиками своих всемирно известных "лубянок", "бутырок" и "крестов", с созвездиями еще более известных военных коллегий, ведомственных трибуналов, "троек" и особых совещаний, "простых" и транспортных прокуратур, судов, тюрем, пересылок, централов и огромным парком этапного "подвижного состава"...
Признаемся, были мы не последними машинистами и механиками этой Циклопической Мясорубки. Отнюдь. Все 20 лет (!) вплоть до похмельных ночей середины 30-х годов, обернувшихся наконец и для нас самих так называемым "большим террором".
"Мы славно попировали на том пиру", - разоткровенничался в ксиве, перехваченной из камеры на волю, Генрих Ягода, бывший нарком внутренних дел СССР. Александр Евгеньевич Голованов, хранитель ее, оценив неожиданную предсмертную честность бывшего обер-палача, приговорил тогда, лет сорок назад: "Откровение это, как из песни, из истории России уже не выкинуть!" Прав названный брат мой. Потому нашему многострадальному народу, чего только не повидавшему и чего только не пережившему и не вынесшему за свою долгую и не простую историю, чести не прибавляют и не очень искренние сетования граждан-доброхотов из него: "...не хочу, чтобы считалось, что мы лучше, но и не желаю, чтобы меня и моих предков приравнивали к крестоносным погромщикам и воителям джихада. Это исторически и фактологически неверно".
Что тут скажешь? Только булгаковское: "Поздравляю вас, гражданин, соврамши!"
Если коровьевская реплика покажется кому-то нелегитимной, а мои изыски юдофобскими - и такое возможно при нашем проницательном уме, - позволю себе в который-то раз напомнить только что ленивому не известные откровения Уинстона Черчилля из его бессчетно раз цитировавшейся статьи "Борьба за душу еврейского народа" ("Иллюстрейтед санди геральд". Великобритания. 1918): "От организации Спартак-Вайсхаупт до Карла Маркса и вплоть до наших дней с Троцким в России, Бела Куном в Венгрии, Розой Люксембург в Германии и Эммой Гольдман в САСШ - повсюду наблюдается неуклонный рост этого всемирного "братства" заговорщиков, стремящихся уничтожить цивилизацию и построить новое общество на основе культурного застоя, злобной зависти и абсурдно невыполнимого принципа всеобщего равенства". (Надо же было за 83 года до "11 сентября 2001" так ясно и точно предвидеть грядущее, вслед за свернувшим шею (не без помощи товарища Гитлера) вселенским "коминтерновским", наступление законного отпрыска его - вселенского мусульманского террора, и так однозначно и адресно - до имен и фамилий отдельных террористов, - раскрыть и назвать персонально его авторов-основателей и вдохновителей! - В.Д.)
И далее: "И вот теперь эти энергичные сокрушители устоев, пришедшие с общественного дна, взяли за горло русский народ, став непререкаемыми хозяевами в этой огромной империи".
К слову, если автора статьи (Черчилля, Черчилля!) и можно заподозрить в чем-то предосудительном по отношению к евреям, то только в особой к ним, аналогов не имеющей, терпимости. И в том еще, что, при всем при том, и в самых страшных снах не могло ему присниться то, что тотчас по написании им этой статьи сотворим мы с Россией:
"...Наши местные реалии заставляют вспомнить (...) об экстремистах (о большевиках, названных Черчиллем поименно! - В.Д.), которых никто не принимал всерьез, но которые, взяв курс на поражение своего отечества в войне, при содействии немцев добились разложения армии, захватили власть и залили страну кровью..." (Софья Рон. На сцене и за кулисами. "Вести-2", 31 января 2002 г.).
А мы все еще в невинность играем, до сегодня "не понимая", что реабилитация Сталина Россией, и не только ею, это тоже наша "заслуга"! Измордованная им, она простила ему миллионы загубленных сынов ее и дочерей вовсе не за победу над Гитлером, которого она чтит не менее, но за избавление от нас с вами блистательной викторией в "жидо-кавказской" разборке.
* * *
В 1920 году ушла из Крыма армия Врангеля, но десятки тысяч солдат и офицеров не захотели покинуть родную землю, тем более что командующий армией Фрунзе в листовках обещал тем, кто останется, жизнь и свободу. Остались многие. По указанию Ленина в Крым "для наведения порядка" были направлены с практически неограниченными полномочиями два "железных большевика", фанатично преданных советской власти и одинаково ненавидевших ее врагов: Розалия Самуиловна ЗАЛКИНД (Землячка – кличка по большевистской кодле), которая стала секретарем Крымского обкома большевистской партии, и венгерский коминтерновец Бела Кун, назначенный особо уполномоченным по Крыму. 35–летний Кун, бывший военнопленный офицер австро–венгерской армии, успел к тому времени провозгласить Венгерскую советскую республику, которая захлебнулась в крови, после чего прибыл "делать революцию" в Россию.
Крым был передан в руки Белы Куна и Розалии Залкинд Землячки). Торжествующие победители пригласили в председатели Реввоенсовета Советской Республики Крым Льва Бронштейна (Троцкого), но тот ответил: "Я тогда приеду в Крым, когда на его территории не останется ни одного белогвардейца". Руководителями Крыма это было воспринято не как намек, а как приказ и руководство к действию. Бела Кун и Розалия Залкинд (Землячка) придумали гениальный ход, чтобы уничтожить не только пленных, но и тех, кто находился на свободе. Был издан приказ: всем бывшим военнослужащим царской и Белой армий необходимо зарегистрироваться – фамилия, звание, адрес. За уклонение от регистрации – расстрел. Не было только уведомления, что расстреляны будут и те, кто пришел регистрироваться...
С помощью этой поистине дьявольской уловки было выявлено дополнительно еще несколько десятков тысяч человек. Их брали по домашним адресам поодиночке ночами и расстреливали без всякого суда – по регистрационным спискам. Началось бессмысленное кровавое уничтожение всех сложивших оружие и оставшихся на родной земле. И сейчас цифры называются разные: семь, тридцать, а то и семьдесят тысяч. Но даже если и семь, столько тысяч перестрелять – это работа. Вот тут и проявилась патологическая жестокость, годами копившаяся до этого в Розалии Залкинд (Землячке). Демон вырвался на свободу.
Именно Залкинд заявила: "Жалко на них тратить патроны, топить их в море."
Лучшую характеристику Залкинд дал позднее Александр Солженицын, назвавший ее "фурией красного террора". Уничтожение принимало кошмарные формы, приговоренных грузили на баржи и топили в море. Как это рекомендовал производить повсеместно, где есть открытые воды, Лев Давыдович. (См. выше). На всякий случай привязывали камень к ногам, и долго еще потом сквозь чистую морскую воду были видны рядами стоящие мертвецы. Говорят, что устав от бумажной работы, Розалия, как большинство жен руководителей советской России, любила посидеть за пулеметом…
Очевидцы вспоминали: "Окраины города Симферополя были полны зловония от разлагающихся трупов расстрелянных, которых даже не закапывали в землю. Ямы за Воронцовским садом и оранжереи в имении Крымтаева были полны трупами расстрелянных, слегка присыпанных землей, а курсанты кавалерийской школы (будущие красные командиры) ездили за полторы версты от своих казарм выбивать камнями золотые зубы изо рта казненных, причем эта охота давала всегда большую добычу".
...За первую зиму были расстреляны 96 тысяч человек из 800 тысяч населения Крыма. Бойня шла месяцами. 28 ноября "Известия временного севастопольского ревкома" опубликовали первый список расстрелянных – 1634 человека, 30 ноября второй список – 1202 человека. За неделю только в Севастополе Бела Кун расстрелял более 8000 человек, а такие расстрелы шли по всему Крыму, пулеметы работали день и ночь. Розалия Залкинд (Землячка) хозяйничала в Крыму так, что Черное море покраснело от крови… более 78 тысяч затопленных, частично, расстрелянных ею россиян…
Справедливости ради нужно отметить, что Розалия Залкинд (Землячка) была не единственной фурией красного террора. Знаток женской души Мирабо когда–то говорил по поводу парижского мятежа, что "если женщины не вмешаются в дело, то из этого ничего не выйдет". В России женщины вмешались серьезно.
Розалия Залкинд (Землячка) – в Крыму. Конкордия Лифций (Громова) – в Екатеринославе. "Товарищ Роза" – в Киеве. Евгения Бош – в Пензе. Яковлева и Елена Стасова – в Петербурге. Бывшая фельдшерица Ревека Мейзель–Пластинина – в Архангельске. Надежда Островская – в Севастополе. Эта сухенькая учительница с ничтожным лицом, писавшая о себе, что "у нее душа сжимается, как мимоза, от всякого резкого прикосновения", была главным персонажем ЧК в Севастополе, когда расстреливали и топили в Черном море офицеров, привязывая груз к телам...
Страшная резня офицеров под руководством Залкинд (Землячки) заставила содрогнуться многих. Также без суда и следствия расстреливали женщин, детей, стариков. Массовые убийства получили такой широкий резонанс, что ВЦИК создал специальную комиссию по расследованию (чего не сделал ни в одном случае геноцида во всех Пограничных округах! См. выше). И тогда все "особо отличившиеся" коменданты городов представили в свое оправдание телеграммы Белы Куна и Розалии Залкинд (Землячки), подстрекавшие к массовым расправам, и отчетность по количеству невинно убиенных. В конце концов, эту совсем не "сладкую парочку" пришлось убрать из Крыма... Ни одна из сладких ТРОЕЧЕК, организовавших массовые убийства в перечисленных выше пограничных округах, убраны оттуда не были… Другое дело, руководимых сладострастно именно Владимиром Лениным и Львом Троцким таких вот кровью захлёбывающихся инициатив как Крымский в огромной захваченной бандой убийц стране насчитывалось в 1919-1920 гг. не менее сотни…
LIBERTY BELL,
Philadelphia, USA
O7/12/2002
* * *
Возвратимся, однако, на многострадальную землю Украины. И попробуем вспомнить, что происходило там в те же героические времена. А происходило там не что иное, как самое что ни на есть "обыкновенное" Шоа. Или Холокост. Кому как нравится. Проще - массовые, в прямом смысле слова ритуальные, сожжения живыми в собственных своих домах колонистов-меннонитов. Сожжения крестьян - немцев и голландцев по происхождению. Хлеборобов от Господа Бога, исправно кормивших страну и планету твердыми пшеницами. Опоры Государства, до сокрушившей империю отмены Александром II дарованной еще Алексеем Михайловичем предкам их привилегии не служить в армии, двести лет обеспечивавшей никем и никогда не оспариваемое первенство России в мировом хлебном экспорте. Всего-навсего.
Дело в том - и об этом следовало бы знать даже недоучившимся студентам, - что в основу их религиозной философии, базирующейся на неукоснительном соблюдении Божественных Заповедей, заложены два Основополагающих Закона. Один - Номоканон о Благословенном Труде, до сегодня поражающем воображение народов. Да что говорить: пять столетий правители европейских государств "в очереди стояли", чтобы приглашением их к себе разрешать с их помощью свои, казалось бы, в принципе неразрешимые экономические и политические проблемы. Другой - Номоканон о неукоснительном - прямом, четком, не допускающем никаких отклонений и компромиссов, - соблюдении заповеди: "Не убий!". Потому величайшим грехом - осквернением веры - считается у них не только мысль о нечаянной причастности к непредумышленной даже попытке лишения человека жизни, но одно лишь осознание самой возможности прикосновения к орудию насилия и убийства даже во имя защиты жизни близких, не говоря уже о собственной!
Редчайшее и, надо сказать, счастливейшее для нас с вами исключение - немец из меннонитов, хамиш - так называют их в США, - Дуайт Эйзенхауэр, вопреки воле родителей и требованиям их веры ставший генералом, возглавивший войска союзников в Европе и руководивший разгромом нацистской Германии.
И вот, на их несчастье, большевики спровоцировали и развязали гражданскую войну. Тут же потребовались солдаты. Разложенная большевистской же агитацией вооруженная солдатская масса, снявшаяся с фронтов и рвущаяся домой, по новой воевать не хотела - вдосталь хватило бессмысленной мировой бойни. Попытка загнать ее в формирующуюся красную армию силовым нахрапом обольшевиченного матросского люмпена привела к массовым крестьянским восстаниям. Узурпаторам, отлично сознававшим, что упусти они хоть на короткое время захваченную власть, обманутый ими народ порвет их в клочья, необходимо было в этой волне отчаянного и жесточайшего вооруженного народного сопротивления во что бы то ни стало найти слабое звено, с прорыва которого можно было, переломив ситуацию, начинать всеобщую экзекуцию. И оно, звено это, казалось бы, нашлось - безоружные, в принципе отвергающие возможность с их стороны в любой форме сопротивление насилию власти, меннониты-колонисты, поселения которых разбросаны были по всей Украине. Но Троцкий и тут просчитался. Красной тряпкой полыхнул перед кровью налитыми глазами его - всесильного предводителя красных убийц - отказ "каких-то паршивых сектантов" от мобилизации в ЕГО армию! В представлении упивавшегося властью комиссарствующего эпилептика было это "немыслимым, а потому недопустимым, требующим немедленной реакции и примерного наказания контрреволюционным саботажем, разлагающим мелкобуржуазные крестьянские массы, объявлением войны мировому пролетариату!" и лично ЕМУ - самому председателю реввоенсовета республики, во что бы то ни стало тщившемуся загнать "под знамена мировой революции" все, подчистую, мужское население страны. Но не помогали, не приводили ни к чему ни многочасовые, с подножек мотавшихся по Украине его бронепоездов, кампания, которыми он сперва призывал, потом угрожал и, наконец, извещал о карах, что будут всенепременно обрушены им на ослушников, ни тут же следовавшие массовые "показательные аресты и расстрелы заложников" - сперва глав семей и стариков, а затем и молодых - из потенциальных рекрутов.
Колонисты не повиновались.
Сопротивляться "Богоданной" власти силой заказано было им верой. И они - святая простота - запирались от сатанинского наваждения в своих неприступных, по их европейским понятиям, крепостях - в домах своих.
Вот тогда-то по Украине и заполыхали показательным огнем фермерские хутора - фольварки и колонистские дворы, где "засела контра!" - в большинстве своем старики, женщины и дети - по 15-20 ребятишек в каждой семье! Евангелисты - они же контрацептивами не баловались! Россказням об их нарочитом самосожжении, на манер постниконианских староверов петровского времени, распускаемым политотделами, никто не верил: евангелисты же - рук на себя наложить они не могли!
Только в 1922 (?) году, спохватившись (а может, и ужаснувшись, - очень хочется верить!), Ленин - все же деятель, обремененный университетским образованием, юрист какой-никакой, - догадался после страшных слухов о массовых сожжениях людей заглянуть в статью "Меннониты" энциклопедии Брокгауза и Ефрона. И подписать распоряжение об освобождении их "по их убеждениям" от воинской повинности (чего в том же документе лишил даже толстовцев! - отомстил-таки мертвому "зеркалу русской революции"!).
К сожалению (так, кажется, в обосравшемся приличном обществе принято восклицать "сокрушенно" при упоминании об очередном, им же организуемом, конфузе?), к сожалению, ленинское решение роковым образом опоздало. И след в истории роковым же образом сохранился во всем своем мерзопакостном великолепии. Наш след. Снова наш.
"Надо же такому случиться" - но все, или почти все, коменданты Мариупольских и Одесских ЧК и ЧОН, лично руководившие "акциями огненного устрашения" в немецко-меннонитских колониях Левобережья и на Юго-Западе Украины, где по бесконечным шляхам двигался обоз моих свидетелей, оказались "из наших". Что, конечно же, вполне объяснимо и даже оправдываемо значительным преобладанием еврейского населения в этой российской провинции - в "бывшей черте оседлости".
Так или иначе, но достоянием европейских политиков стали "подорожные документы" тех самых армейских обозников, в нашем случае Мартина Тринкмана и Отто Кринке. За шесть военных лет исколесили они со своими товарищами всю украинскую (и не только украинскую) глубинку. И в находившихся постоянно при них документах, разрешающих и контролирующих перемещения каждого, персонально, из пункта в пункт, все до единого подлинные комендантские реквизиты и подписи, без лишней скромности учинявшиеся ими на всех бумагах и подтверждавшиеся одновременно проставлявшимися на них факсимильными штампами и гербовыми печатями отделов и отделений украинских ЧК и ЧОН, принадлежали евреям. И только евреям.
К слову, автор - участник случившегося весной 1970 года, через полвека после упомянутых событий, официального приема преподобного Мартина Тринкмана, бывшего обозника, а до того австрийского военного пилота, потерпевшего аварию и в 1915 году, уже в русском плену ставшего одноруким инвалидом, - располагает после той встречи фамилиями, именами и отчествами героев-комендантов и, конечно же, названиями сожженных ими колоний.
И вот на дворе начало третьего тысячелетия. Давно стерты с карт названия сгоревших колоний и имена сожженных в них мучеников. Еще в 1926 году, усилиями и авторитетом армейского хирурга и участницы войн начала века доктора Стаси Фанни Лизетты ван Менк, часть - чуть более шести тысяч - колонистов-меннонитов, в Первую мировую и в гражданскую безвозмездно выполнявших самую тяжелую и опасную работу в лазаретах и тифозных бараках волынских ее госпиталей, вырвалась на волю - на Запад. В США. Большинство же, в конце 20-х, угнано было в Сибирь, а часть - в коллективизацию - на Север. Те, кто выжил чудом после этих диких экзекуций, изведены были окончательно в Большую войну.
После множества встреч и бесед со мною, своею смертью, счастливец, умрет в Сибири в восьмидесятых годах Отто Юлиусович Кринке. Начав четырнадцатилетним мальчишкой свою обозную Одиссею по дорогам войны, будет он в 1929 году навечно сослан за Ангару. Дико, но в по-молодому ясных, а когда рассказывал он об аутодафе в Украине у себя - в мертвевших глазах его видел я выжженные навсегда изображения огненных сполохов. На вопрос: часом не снятся ли ему горящие люди, он, помедлив, ответил: каждую ночь.
Донести страшное известие до мира людей самому ему тогда не довелось. Зато товарищ его Тринкман - "человек с плазами всех святых" - на нашу с вами беду, оказался удачливей. Возвратясь с поляками в Европу, обратился он, волей Провидения, напрямую к приятелю линцского детства, а тогда, в роковой мартовский вечер 1921 года, уже редактору немецкой газеты "Фёлькишер Беобахтер" и председателю стремительно набиравшей силу национальной партии Германии.
Нужный Человек, Мартин Тринкман, оказался в нужное время в нужном месте.
Реакция на измочаленные по карманам и торбам "Бумаги" его, густо испещренные еврейскими подписями и жирно запятнанные комиссарскими штампами и печатями, была однозначной и, как впоследствии оказалось, апокалиптически страшной.
- Вот же когда колокол по вас прозвонил, - бросил мне в 1970 году мало сказать не многословный Мартин. - Не услышали. Нет... А бумаги-то мои Он потом к фоткам поклал, где эти пожары....
"Он" - Гитлер.
Свидетельство Тринкмана превратилось в "чеку, выдернутую из гранаты немецкого юдофобства", - так оценит реакцию на них будущего фюрера генерал Павел Миронович Синеокий, разведчик, некогда заместитель Федюнинского, а потом, после войны, начальник Главка боевой подготовки войск МО. Специалист, между прочим, по немецкому вождю.
Правду об огненных ритуальных большевистских казнях выплеснула в физиономию благополучному человечеству и "Доктор Фанни" - Стаси Фанни Лизета ван Менк, тоже очевидец Холокоста (или Шоа) немецких колонистов, с мужем своим приглашенная в 1923 году в Германию. Она знала, чем для семьи, и для нее самой, обернется открытое свидетельство ее о сожжении меннонитов. Но, не задумываясь, исполнила свой человеческий долг (В.Д. "Густав и Катерина", Шимвун. Япония. 1991 г.; В.Д. "Доктор Фанни, или Судьба еврейки в России. Отрывок из повествования "Площадь Разгуляй". "В кругу друзей", бюллетень русского клуба АМХА № 8/2000 и № 9/2000, Иерусалим).
По аресту родителей моих в 1929 году мест Холокоста или Шоа меннонитов никто больше не посещал и отметин не восстанавливал. А их, мест этих, где происходили массовые сожжения живых людей, было более ста семидесяти! Это - без многих сотен, а может, тысяч сожженных отдельно стоявших фольварков и хуторов. В шестидесятых годах, поставив памятники моим мстиславльским мученикам и начав собственный "украинский" поиск, сам я их - из известных мне - уже не нашел.. Их не стало. Их больше нет. Они "стерты временем" и трусливым, чтобы замести следы, и уйти от ответа, переименованием названий. Как после революций за массовым бегством нашим от старых погостов давно стерлись и исчезли могилы наших предков, могилы дедов. Как сотрутся вскоре и брошенные нами совсем недавно, и тоже по собственной воле, на глумление и нарушение могилы матерей и отцов.
Подсчитать бы, какое число "памятных знаков" с оставленных нами не считанных диабазо-мраморных "клондайков" обрело уже и еще обретет новых счастливых владельцев. И сколько уже их "заросло кустарником, лесом, превращено в огороды, пастбища, а порой в отхожие места...".
Если прикинуть - куда как более тех украинских "шестисот".
Их что, будем брать в расчет? Или вид сделаем, что не было их никогда?
Играем-то - и долго играем - все в ту же старую игру: "А мы просо сеяли!" А его вытаптывают - успевай только пересеивать!
"Успевай! " Легко сказать...
Кто знает, но, быть может, есть резон хотя бы на время оставить игры в нашу порядком приевшуюся "особостъ"? И, умерив не очень понятную в нашем-то положении спесь, попробовать - как давным-давно сделали это все те же меннониты США и Европы, вместе с другими народами-жертвами, и не только, - обратиться опять же не к избранной, а - хочется верить - к не утерянной еще окончательно некоей "всеобщей совести"? В ту же, черт бы ее побрал, ООН, которая, может быть, только на похоронное обслуживание граждан членов своих и способна. Обратиться, естественно, по такому случаю, покаявшись предварительно за самими нами содеянное зло перед хотя бы собственной совестью, если она тоже еще наличествует. Да, да, покаявшись, как это прилюдно, перед всем миром, по отношению к нам сделали другие. Тоже не сильно того хотя.
Искренне, нет ли - но сделали. А поза наша: "губа сковородником" - она уже не проходит. Мы ее несколько затянули.
Пришла и наша очередь повиниться. Притом под "прикрытием" не нищей и не защищенной ничем и никем гипотетической общины, зависящей от каждого городового, а под Сенью Десницы не самой слабой и не самой малой Армейской Силы, обладающей, кстати сказать, Оружием Возмездия, в случае чего, и уже сумевшей блистательно себя проявить. За Щитом Государства, тоже не самого бедного. За которым пока гарантом сами США, пока еще гарантом, хотя нами немало сделано, чтобы и им надоело и они отвернулись.
…А пронзительный ветер -
предвестник зимы –
Дует в двери капеллы Святого Фомы,
И поет орган, что всему итог –
Это вечный сон, это тлен и прах!
"Но не кощунствуй, Бах", - говорит Бог.
"А ты дослушай, Бог, - говорит Бах, -
Ты дослушай!.."
А мы баюкаем внучат
И ходим на собрания,
И голоса у нас звучат
Всё чище и сопраннее!
...И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно –
Уходит наш поезд в Освенцим,
Наш поезд уходит в Освенцим
Сегодня и ежедневно!..
Александр Галич
При таком раскладе не стыдно и голову преклонить в раскаянии. Пусть в запоздалом. Но, желательно, в искреннем, когда сами мы инициаторы "встречного пала", а не схваченные за руку.
Позволю себе аналогию, возможно, и не вовсе корректную, но показательную - неожиданное для мира, тем более для россиян, да и для меня тоже, - раскаяние народа России перед народом Финляндии за зло, которое в ленинско-сталинскую эпоху чинила большевистская власть маленькой северной стране. Разве ж цветы к подножию памятника Карлу Густаву Маннергейму, положенные президентом России 3 сентября 2001 года, не знак покаяния (и примирения тоже) после трех - за 26 лет - кровавых попыток, пусть сорванных этим Великим Человеком, растоптать свободу и независимость его родины? Да, жест Путина - это, прежде всего, знак благодарности маршалу, не позволившему Гитлеру войти в Ленинград, в город, родной не только будущему русскому президенту, но и бывшему русскому генералу, символ его полувековой жизни в России. Так или иначе, но это - поступок. Пример, достойный подражания.
Неужели и мы не способны на такое?
Неужели пример России ничего для нас не значит? Не верю!
Ведь представить только, что мы опоздаем, и, "в натури", откроются в России ВСЕ архивы! На всеобщее обозрение! Тогда - судя по особости любви к нам хоть и той же Европы, да и нашего верного заокеанского союзника и благодетеля, - может случиться, что, как и несчастных Шарона с Пересом, и из нас многих, кто вовремя не успеет обзавестись ксивою о кончине, потянут к очередному Высокому "международному" суду. Давность-то - она больше, оказывается, не проходит. И не пройдет, если снова за наш счет необходимо будет ублажить очередных борцов за свободу и независимость очередных конвенциональных террористов! И самое при таком раскладе пакостное - для меня во всяком случае, - что вот уже тогда-то жулье наше, из века в век убеждающее нас по родному, что "все мы отродяся, из-за нашего еврейства, во всем виноватые, и потому право имеем творить, что вздумается, - так и так отвечать", возликует законно! И снова все мы - ни в чем, в принципе, не повинный народ - сполна, в Новом Большом Погроме, ответим за наше неуемное ворье и за наших родных мерзавцев.
Потому лучше добровольно. И уже затем, по-людски, разрешить не такую уж и неразрешимую проблему с сохранением и обустройством захоронений. Всех захоронений. Всех! Не только наших, но и нами инициированных. К слову, с капитальным обозначением "особых", оставшихся в брошенных нами местах, где нас долго еще будут помнить (это нам только кажется, что нас уже забыли!), и, говоря мягко, долго будут еще уважать, а любить - тем более, можно и повременить. Мы как-то забываем, что есть теперь у нас, слава Богу, собственная, СВОЯ - и даже Святая -ЗЕМЛЯ. СВОЕ государство. И если мы решим, что "всем миром" проблема где-то не разрешается, памятные знаки о дорогих нам людях и событиях можно - и нужно - поставить в этом своем государстве. Где нам доживать. Где жить и где строить его детям нашим и внукам. И если, несмотря на все наши усилия, мы все-таки ЕГО сохраним - сохраним тогда и Памятные Знаки. Память. А с ними честь и порядочность, факторы немаловажные, которых нам подчас так мучительно недостает.
Выбрасывать же на ветер чужие деньги (именно чужие: мы же без фондов делать ничего не станем - безвозмездные труженики-общественники) и растрачивать попусту нечто более дорогое - собственные нервы и собственное время на организацию дорогостоящих мемориалов в местах, где нас стойко ненавидят и где всеобязательно будут глумиться над нашими святынями и сладострастно их разрушать, - есть ли в том резон? Ненависть - она ведь не предмет дискуссий. Она в подкорке и потому надолго...
И еще. Есть резон помнить, что помимо нас жили и живут на Земле люди, претерпевшие лиха не меньше нашего и терпеть его продолжающие. Потому, подсчитывая собственные утраты и итожа собственное горе, следует быть скромнее. А напоминая миру о пережитых страданиях, пытаться хоть как-то соотносить их с масштабами потерь оппонентов, в том числе происшедших, напоминаю, не без наших героических усилий. Мы - на виду у планеты всей!
Помнить нужно и о том, что очень скромные факты и цифры, мною названные, - они лишь только малая частица цифр и фактов устрашающих. Они давно на слуху, озвученные в 1986-1995 годах российским, и не только, телевидением и радио. Они опубликованы там. Здесь тоже. Пусть пока частично. Пусть фрагментарно. Забывать о них грех. Да и кто позволит нам их забыть.
(Еженедельное праздничное Литературное приложение ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН. К ежедневному русскоязычному официозу НОВОСТИ НЕДЕЛИ. Телль Авив.
Статья: А Т Ы Д О С Л У Ш А Й, Б О Г, Т Ы Д О С Л У Ш А Й!
28 февраля, продолжение 7 марта 2002 г.)