17. Зов Небес голубых

Толстый Дедушка Медведь
(Андрейкины рассказы).


       Лето последнего вольного года заканчивалось. Заканчивалось неумолимо и быстро, как всё хорошее… Это какая либо пакость может тянуться и тянуться, подобно бесконечно длинной резинке, имея иногда способность размазываться самым неприглядным образом на годы человеческой жизни… А всё хорошее обязательно заканчивается, и гораздо быстрее, чем хотелось бы… Да, солнце ещё жарило изо всех сил, Речка манила (тайным от Бабуси) купанием в тихих заводях, пацаны всё так же носились по тёплой пыли серых улиц во всех мыслимых направлениях… И до занудных осенних дождей оставалось ещё какое-то, пусть малое, время. Только Андрейку это совсем не радовало. Совсем недавно он потерял Деду Мишу, который был для него и самым лучшим в мире Дедом, и другом, которому можно доверить любой секрет, любую тайну, и защитником от Бабкиных закидонов и нападок.
 
       Расставание случилось в день Победы, в этом же самом году. Приехали обе Андрейкины Тётки, одна с мужем-военным (стройбатовским капитаном), другая – сама по себе. Андрейкина Мама не приехала. Понятно, - какой смысл, если в августе всё равно надо приезжать за Андрейкой, которому в этом проклятом году предстоит топать «первый раз в первый класс» (как будто кто-то туда ходит и во второй раз, и в третий!..). Андрейка всё понимал, но ему, всё равно,- было грустно.  Собрав всю кодлу, порядком уже поддавшую, Бабуся потащила её в гости по своим заклятым подругам, - «поздраблять кажну блять»…

        Дед не пошёл, и Андрейка, ясный вопрос, - тоже. Деда Миша отмечал день Победы не как праздник, а несколько иначе. Не страдающий тягой к спиртному, покупал он для такого случая маленькую бутылочку водки с интересным прозвищем «мерзавчик». Брал два гранёных стакана, разливал в них содержимое мерзавчика, один накрывал ломтиком серого хлебушка, другой – себе… С появлением в его жизни Андрейки, появился и третий, точно такой же стакан, только с квасом или молоком.  «Помянем павших!», - тихо говорил Дед, и выпивал водку из своего стакана, выдохнув перед тем воздух. «Помянем!», - вторил ему Андрейка, выдыхал, старательно подражая Деду, и тоже выпивал свой напиток. До дна и не чокаясь. На закуску у Деды Миши была самокрутка с его знаменитым самосадом. Андрейка обычно не закусывал. Дед курил молча, глядя куда-то далеко-далеко, туда, где он точно узнал цену той Победе. Он не вспоминал погибших друзей, в том не было нужды. Он их просто никогда и не забывал. Иногда Внук видел пробежавшую по морщинистой дедовой щеке слезу.  «Дым попал в глаз…»- объяснял Дед, и обнимал Андрейку крепко- крепко… Вот и весь праздник. Но Андрейке нравилось.
 
       Так было и на этот раз. Весёлая родня отбыла для продолжения веселья. Дед с Внуком помянули погибших, кто чем смог, посидели, обнявшись, помолчали. Потом Андрейка нарисовал Деду  красивый русский танк, чтобы Дед повеселел. Дед и правда, разулыбался, видать, понравился ему танк-то!..  Андрейка открыл свой большой чемодан, в котором хранились все его игрушки и стал потрошить его в поисках нужной. Дед, по обыкновению занялся каким-то ремонтом какой-то мелочи. Через некоторое время Деда Миша сильно закашлялся, и дабы этот кашель подавить, свернул «козью ножку». Встал из-за стола, желая выбраться на воздух, да не дошёл до двери, - неведомая сила повела его назад и влево, и он сам не понял, как оказался на полу. Не переставая кашлять, Дед всё же сел, но всё та же сила бросила его на спину, и подняться он уже не мог, не получалось. Упёршись в пол локтями, он глазами показывал Андрейке в ту сторону, где возле чемодана лежали вытащенные игрушки. Кашлять Дед перестал, но в горле у него что-то булькало. Андрейке не было страшно, он понимал, что Деда Миша просит о чём-то его, Андрейку, и, если понять и сделать всё правильно, то Деду не будет так плохо, ему сразу станет легче!.. «Что, Деда?.. Это?.. Это?.. Солдатика?..» - спрашивал Андрейка, таская игрушки по одной и показывая их так, чтобы Дед видел. Деда Миша не мог говорить, только булькал горлом всё сильнее, да отрицательно двигал головой… И тут Андрейка понял! Не игрушки нужны, а сам чемодан! Дед утвердительно прикрыл глаза. Андрейка захлопнул крышку и пододвинул чемодан деду под голову. Дед расслабил руки  и опустил голову на импровизированную «подушку». Через секунду горловое его бульканье вырвалось изо рта тугой струёй густой крови. Остановить этого уже не мог никто. Всё время, пока Деда выворачивало, Андрейка нежно придерживал его голову своими руками. Когда Дед сплюнул последние сгустки, Андрейка снял с себя майку и вытер любимое лицо от крови. Деду и правда, - стало легче. Он на удивление чисто и спокойно задышал, и даже заговорил, ровно и не очень громко. «Прощай, мой хороший, я очень тебя люблю… спасибо тебе, что ты у меня был», - сказал он Андрейке. «И я тебя люблю! А ты куда уходить собрался?» - ответил тот, одновременно задавая вопрос. «Небеса голубые меня зовут…»,- успел ответить Деда Миша.
 
       Вернувшиеся гулёны увидели картину такой, какой она и была последние полтора-два часа. В луже крови лежал, головой на чемодане, Дед. Перепачканный засохшей кровью Андрейка спокойно сидел возле, и молча гладил его седые волосы. Всеобщая пьяная бабская истерика началась не сразу, а лишь после того, как Андрейка сказал: «А Деда Миша умер».

       Смерти Андрейка не боялся, он уже видел её раньше… Только вот и жизнь без любимого Деда стала вдруг серой и тоскливой, как пыль этого городишки… А тут ещё и лето кончается, а вместе с ним, - свобода. А, быть может, - и детство?..  Почти не помнил потом Андрейка, как это, - «первый раз в первый класс». Более – менее чёткие воспоминания Андрейки о школе начинаются с его учёбы во втором классе (опять у Бабуси!).

       Но это уже совсем другая история, которую ещё только предстоит рассказать…