ПЕРЕВОД - ЭТО ВСЕГДА СВОБОДА
(Вместо вступительного слова поэта-переводчика)
Мне думается,что переводная поэзия многих украинских авторов нередко остаётся, я бы сказал, за колючей проволокой. В полной мере это относится и к украинскому поэту Алексею Резникову. Переводы его стихов с украинского языка на русский на протяжении многих десятилетий оставались за бортом его творческого пути. И я осмелился сделать попытку освободить его поэзию из этого плена непереводимости, задумав передать на русском языке как минимум сто его стихотворений, составив из них новую книгу, которую я хотел бы сравнить с цветущим садом нашей Украины. Да, Алексей Резников - подлинный садовник общелитературного украинского языка, умеющий проявлять себя и как ловец довольно редких словесных жемчужин.И читать его ясные, образные и остроумные стихи поучительно и интересно. Его перу подвластны и факты современной эпохи, и события, происходившие ещё до нашей эры, такие же близкие и понятные автору, как и сегодняшний день. Хочется привести на этот счёт одно из стихотворений.
РЕЧКА РУБИКОН
Ура! Виват! Виктория! Победа!
Вброд Рубикон вчера был перейдён.
Но прозаичным было дело это,
романтики -ни капли никакой.
Легионер отстал, остановился,
нужду справляя в тусклый мрак воды.
Потом догнал расхлябанный отряд,
вовсю бренча железными доспехами.
Взгляд бросил на него центурион,
хотел ругнуть,да,видно, поленился.
И дальше потащилось войско римское,
глаза закрыв на историчность мига...
И только Цезарь
постоял немного,
подумав о пределах сил своих,
о важности победы над преградой,
и громко прокричал, и написал:
"ДРУЗЬЯ! МЫ РУБИКОН ПРЕОДОЛЕЛИ!
РЕШЕНИЕ МОЁ БЕСПОВОРОТНО!"
Понятно, что переводы из Резникова - это зачастую не совсем Резников, а иной раз бывает, что и вовсе не Резников. Ведь нередко при переводе его стихов то и дело возникают бесконечные трудности, и приходится глубоко задумываться над каждым словом, и каждое имеет свой окрас,свой колорит, настрой и тональность. В данном случае в украинском подлиннике отставший от римских воинов, дабы справить свою нужду, легионер (солдат из легиона) вскоре "догнал свою сотню". Я задумался, уместно ли переносить в свой перевод понятие "сотни" как войсковой единицы именно древних римлян, как легионов римского диктатора Гая Юлия Цезаря, поскольку "сотня" как войсковое подразделение скорее всего подходит к русской армии 16-17 веков, состоявшей первоначально из ста человек, и к казачьим войскам. У Шолохова в "Тихом Доне" можно найти: "Вместе со штабом 80-й дивизии передвигалась к месту близких боёв и особая казачья СОТНЯ". В романе "Пётр Первый" Алексей Толстой писал: "Покуда до СОТНИКА доберёшься,- горб изломают." А помните у Гоголя: "Бульба по случаю приезда сыновей велел созвать всех СОТНИКОВ и весь полковой чин, кто только был налицо." Вполне естественно СОТНИКОМ назвать Богдана Хмельницкого, но сомневаюсь, к месту ли величать СОТНИКОМ, скажем, Суворова или адмирала Нахимова, Наполеона или маршала Жукова. Так же антиэпохально и неестественно причислять к СОТНИКАМ и римского диктатора Юлия Цезаря. Изучив слово со всех сторон,в своём антибуквальном переводе данного стихотворения на русский язык я решил аккуратно обойти его стороной.
Если брать за точку отсчёта оригинал, перевод обычно расценивают как текст второго сорта. Особенно часто так относится к переводам своих стихов на другой язык сам автор, которому хотелось бы видеть свои детища в переводах буквально точными. Но такую близорукую переводческую точность, являющуюся примитивной разновидностью формализма, я назвал бы инвалидностью первой группы, калечеством, ибо буквальная точность рождает в переводе многочисленные травмы и увечья. Однако случаются в литературе и радостные исключения. К примеру, тексты Александра Дюма были переведены на русский язык так, что наши юноши и девушки зачитывались и восхищались этими книгами сильнее, чем их ровесники во Франции. Точность должна быть не дословной,а творческой. Именно такую цель в процессе перевода я и ставил перед собой, считая, что перевод должен звучать и восприниматься не хуже подлинника, являясь при этом таким же богатством, подаренным и принадлежащим тому языку, на который переведён тот или иной текст.
Важно, чтобы поэт-переводчик, творчески работающий над оригиналом, попутно невольно его анализируя,не забывал о выборе наиболее выигрышного варианта, о необходимости раскрытия глубин другого языка сквозь призму переводимых поэтических строк. Слова в художественном переводе, выходя на свободу из каменного мешка дословности,не должны снижать своего потенциала, своей немеркнущей высоты, не должны становиться менее интересными и значимыми, нежели первоисточники, которые передаёт на другом языке поэт-переводчик. Он никогда не должен забывать,если даже говорят ему, что стихи непереводимы, о том, что язык, на который он переводит выбранные им произведения, не менее, чем язык оригинала, очень глубок, пластичен, интересен и ярок, гораздо ярче его обыденных повседневных восприятий и обладает колоссальными резервами, которые могут и должны быть востребованы и задействованы.
Иногда мне как переводчику делают замечание, подчёркивая, что переводы мои вольны и звучат не как переводы, а как вполне самостоятельные произведения, даже и не подозревая при этом, что не замечание это, а приятный комплимент в мой адрес, отрадная похвала, потому что прекрасен лишь тот перевод, который звучит совершенно естественно и дышит свободой. Не страшно, если перевод вольный. Важнее, если он по своему душевному строю созвучен оригиналу, как, скажем, Курочкин созвучен Беранже, Крылов - Лафонтену, Глибов - Крылову, Лермонтов своими "Горными вершинами" - Гёте.
Надо отметить, что многие украиноязычные стихотворения Резникова чрезвычайно трудны для истолкования на русском языке, тем не менее каждое из стихотворений я старался переводить с большой тщательностью. Насколько это удалось, судить читателям. Хотелось бы только признаться, что переводил я стихи с любовью, и считаю, что непременным и необходимым условием творческого успеха в переводческом искусстве является не только мастерство поэта-переводчика, но и его искренняя любовь к переводимым произведениям. При этом я всячески старался,чтобы передача стиля, музыки и смысла стихотворений моего давнего литературного коллеги и сокурсника по филфаку Алексея Резникова была созвучна, соответствовала его творчеству и оказалась не искажённым отзвуком, а верным эхом. Я не делаю акцент на том, что Алексей - мой друг,который горячо поддержал моё намерение перевести на русский язык сто его стихотворений, потому что перевод есть акт самой высокой дружбы между писателями, дарящей радость творческого проникновения в образы, в стиль, в способ мышления друга, современника-единомышленника,идейного собрата и соратника. В заключении хочу выразить надежду, что эта книжка моих переложений пробудит живой интерес к стихам, а может быть, кого-то заставит взяться за перо и позовёт к новым переводам.