Кем бы ты хотела стать, Рита? Сиротой

Маргарита Виноградова
Я хочу быть сиротой. Как можно быть сиротой при живых матери и отце? А вот так. Мамочка моя оставила меня в восемь месяцев у бабушки, уехала к отцу в Москву. Больше я её не видела до семи лет, когда меня отправили к родителям учиться. Полюбить её я так и не смогла. Если бы я осталась сиротой, то меня опять бы отправили к бабушке, которую я любила просто до умопомрачения. Мамочка в жизни не работала ни одного дня и занималась моим воспитанием. Я должна была быть самой-самой. Для начала круглой отличницей. Чем я, кстати, и была.

Если бы на небесах я встретилась со своей матерью и она там мне бы устроила истерику с киданием в меня всего первого попавшегося по поводу единственной четверки в дневнике, то я бы отвернулась от неё как Христос от Марии. Вечный зудежь моей матери "Рита, садись заниматься!" мог бы вывести из себя любого. Вот поэтому я мечтаю быть сиротой. Но мать моя совершенно здорова, Да и отец, не смотря на худобу, взбегает по лестнице на самый верхний этаж во мановение ока. Надежды на сиротство не оправдывались.

Бабушка была крепко сбитой, вставала в пять утра и шлепала по паркетному полу босыми ногами. У нее были курчавые как у Пушкина волосы и родимое пятно на уровне талии. Про пятно я знаю, потому что бабушка на лодке плавала загорать на остров нудистских теток и брала меня с собой. Тетки там лежали, скрытые камышами, совершенно голые. А ранним утром они купались в реке на песчаном берегу. Процедура купания была ежедневной и проводилась до первого снега.

Энергия у моей обожаемой бабушки била через край. Она с раннего утра лопатой окапывала землю под кронами деревьев в огромном саду под окнами, до революции принадлежавшему семье жены Рахманинова. Когда я листала дореволюционные журналы "Нива" с буквой ять, она уже возвращалась из магазина. Потом был царский завтрак - калорийная булочка с изюмом с сыром или колбасой, кофе с молоком, пирожные. Дом был помещичий, заставленный старинной мебелью, с роялем, кожаными диванами, картинами из Германии и немецким фарфором. Под окном на земле лежали яблоки белый налив, треснувшие , такие они были нежные. Сладко пахли под окном белые цветы так, что хотелось задержать дыхание. Всё это было пронизано солнцем и умопомрачительным счастьем.

У бабушки была приятельница тетя Аня. У нее жила белая кошечка с голубыми глазами. Тетя Аня целовала меня при встрече. Потом она курила и пела. Моя мамочка никогда не целовала меня, не курила и не пела. И кошки у нас никогда не было. Тетя одевалась в яркие платья, накрашивала губы бантиком и спрашивала меня - "Ну как?".
-"Отлично!"- отвечала я. " Вы не могли бы меня удочерить?"

Тетя Аня плавала на острове совершенно голая. Куда она при этом девала кусок ароматного мыла, я так и не выяснила. Потом мы играли на траве в карты. И она рассказывала мне про своих бывших мужей. Их у неё было четверо. Куда они потом все подевались, она так и не смогла объяснить.
- Мужчины, это так прекрасно! Они такие душечки!
Больше от нее я ничего не смогла добиться.

Все летние каникулы я проводила у бабушки. Когда лето подходило к концу, меня доводили до слез шутками типа " А кто скоро поедет в Москву?" Меня сажали на поезд. Уезжать от бабушки для меня была мука мученическая. Я сидела перед вагонным окошком и обливалась слезами. Ехать к своей мамочке я совершенно не хотела. И если бы меня тогда спросили: "Кем бы ты хотела стать, Рита?". Я, не колеблясь, бы ответила : "Сиротой!"