В открытую форточку ввинчивается морозный предновогодний воздух.
Семён Пермяков стоит у окна на кухне и курит, временами пуская плотный дым колечками навстречу свежему воздуху. Ждёт с работы Светку. Она уже год, как работает продавцом в продуктовом магазине.
Не без доли шутки, чтобы успокоить себя, Семён мысленно отмечает: «Что-то задерживается моя благоверная...»
За его спиной на газовой плите — чайник, который неизвестно, когда закипит: поставил, наверное, не менее часа назад, а он...
Семён поворачивается к плите и вскидывает руки над головой:
От, блин! Ну, надо же! — далее следует непечатный голосовой мажор: — Газ... Газ не включил ! Совсем сбился с панталыку, блин! И жду! Ну, что скажешь? Фуфло! Всё это от дурных мыслей.
Он делает успокоительные круги по кухне и снова теребит пачку с папиросами:
— Теперь когда он закипит? — досадует Семён и тычет зажигалкой в горелку, размышляя:
— Обычно не задерживается Светка и возвращается домой тютелька в тютельку — в восемь.
Хотелось к её приходу организовать какой-никакой ужин. Кашу вот рисовую сварил...
— Уже девятый час! А её нет! Где она? Уж не снюхалась ли с кем, курва? А что? Молодая, красивая. Первой, как говорится, на деревне красавицей слыла... Из хора не зря её выбрал, никому не уступил. О чём говорить,хором руководил...- лезут в голову несвежие мысли.
Семён снова дёрнулся к окну. Тяжёлая мысль «вдруг Светка изменит», кажется, основательно поселилась в его башке.
Сам-то Семён третий месяц воздух пинает, не работает. В последнее время на овощной базе промышлял грузчиком, но вот уволили. В конторе сказали «по сокращению штатов». А когда забирал Трудовую книжку, всё-таки спросил:
— Это почему меня одного увольняете? Не хуже других работал! Ну, если и выпивал, так что? Все выпивают. Всех увольнять что ли?
— Директор распорядился!
Вот и всё! Поговори с ними...
Через неделю на место Семёна приняли Явшана Байранова, мускулистого молодого парня из Узбекистана.
Были, конечно, времена и получше. Ещё два года назад Семён Пермяков человеком чувствовал себя. И обращались-то к нему тогда по имени-отчеству. Бывало, придёт в клуб председатель колхоза Афанасий Кириллович. Сначала, конечно, к заведующему:
— Надо бы кой-какой концерт сварганить ко Дню работников сельского хозяйства.
А заведующий клубом:
— Давайте, Афанасий Кириллович, прямо сейчас пригласим Семёна Андреевича, нашего руководителя хором, и обо всём тут же и договоримся!-
Считались! Признавали! Видно, было за что.
В черепке Семёна в очередь толпятся размышления:" Вот только теперь понял: напрасно мы подались со Светкой в город-то. Думал, заживём по-человечески. Здесь тебе и магазины, здесь тебе и вузы, библиотеки, стадионы. В общем — культура. Всё, всё для молодых. Эх, счастья хотелось... Не учли только: как много тут соблазнов, как много ненадёжных и злых людишек. Какой изворотливости требует городская жизнь! Вот попал я на эту овощебазу. Научился пить, курить, материться. Там у них это — норма. Поступай, как они. Иначе тебя не поймут. Не поймут и растопчут, как червяка на дороге. Сижу теперь на шее у бабы. Светка — молодая, видная. Ей и лет-то всего девятнадцать... А мне уж скоро двадцать пять".
Отягощённый сознанием неурядиц жизни, Семён опускается на табуретку. Локти — на колени, голову — в ладони, ладони-вилы — в чёрный кучерявый чуб: — «Эх, Сенька, Сенька! Бросит она тебя непутёвого. И всё...»
Будто выстрел, хлопок двери автомобиля. Семён челноком — к окну: «Это она! На такси приехала, блин!»
И глазам своим не верит: бочком к дому стоит Светка, а рядом с нею, почти впритирку переминается с ноги на ногу какой-то грузный молодой здоровенный парень. Широко улыбаясь, медлительно жестикулируя, он рассказывает, видно, о чём-то смешном, иногда неторопливо возлагает то левую, то правую руку на трепыхающуюся от смеха талию Светки.
Семён носом уткнулся в стекло и со стоном волка-подранка выдавил: " Да это же сосед Петька-мехряк! Вместе на базе... Вот сволочь-то! Вот змей подколодный! И не подумаешь! Где вроде бы неуклюжий, неповоротливый молчун, о рюмке ни-ни, не заикнётся даже: — «нельзя», а тут смотрите-ка: в открытую законтурил чужую бабу, лапает её...где ни попало. Это можно!.. Можно? Да?"
Семён удручён,травкой скошенной свалился на диван и потерял всякое желание и думать, и двигаться.
Отчаянно засвистел чайник.
Позвонила в дверь Светка, но, не дождавшись Семёна, отомкнула дверь своим ключом и, распахнутая, открытая для всего света, по-зимнему румяная, цветущая, устремляется к поверженному горем:
— Се-е-ня! Сеня! Голубчик мой! Ты трезв? Как ты тут?
Я целых полтора часа ждала автобус! Хорошо вот подвернулось такси. И самое интересное: Петька-то, сосед наш, бросил вашу базу и теперь водит такси... Вот он и подвёз меня, представляешь? Анекдот по дороге рассказал...
На день разлучённая, соскучившаяся , Светка теплом своей упругой груди согревает холодную волосатую грудь страждущего благоверного. Золотой шатёр её волос ласково укрывает его бородатое лицо.
Светкино дыхание — с ароматом базилики-травы — смешивается с прерывистым дыханием крепкого деревенского мужика.