~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
огромная благодарность Эдди Реверс за чудесное соавторство
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Глава 9 POV Вэл
Случай буйного массового помешательства – иначе я не могу оценить поведение нашей компашки в клубе. Причём у меня возникло полное ощущение вседозволенности – опасная штука, по молодости после таких вот иллюзорных ощущений я, бывало, не хило отгребал впоследствии. Но заключительная порция Текилы бумкнула столь успешно, что мне море было по колено, и я практически посреди танцзала в состоянии полной эйфории довольно откровенно тискал в «дружеских» объятиях впавшего в алкогольное ликование Фиму. Жека пребывал в культурном шоке и попеременно то ехидничал, то пытался воззвать к моему затуманенному разуму. После того, как Фима в очередном выплеске энергии попытался снять каких-то девиц, предварительно объявив нам с Кошкиным о своём неукротимом либидо, я попросту взвалил его себе на спину, ухватив за руки как за лямки рюкзака, и довольно бодро побуксовал на выход.
Жека, настоящий друг, подсуетился и поймал такси. Открыл заднюю дверь и даже придержал Фимке голову, чтобы тот не саданулся затылком, пока я загружал его в салон словно портовый грузчик мешок с мукой. Не удержав равновесие, я уселся на острые коленки Либенфельда, и тут он нас порадовал - обхватил меня освободившимися руками и констатировал:
- Детка, ты такая большая! Едем с нами!
Жека ржал как сволочь, впрочем, я тоже, с трудом сползая на сидение рядом с Фимкой. Кошкин занял место рядом с шофёром, как самый вменяемый, а Фима тут же прикорнул у меня на плече. Всю дорогу до дома я держал его за руку, перебирал длинные, аристократические пальцы и поглаживал тыльную сторону кисти, прижимаясь щекой к его волосам. Женька временами оглядывался на нас и скалился:
- Прямо сиротки в бурю! Вэл, а ты, оказывается, сентиментальный парень!
Затаскивать в квартиру Фимку пришлось тем же макаром. Дотащив его до комнаты и сгрузив со спины на кровать, я обессилено рухнул рядом, но бдительный Кошкин тут же начал тормошить меня:
- Эй, биндюжник! Не усни! Последний рывок – твоя дверь совсем рядом!
- Кот, отстань. Дай хоть отдышаться пять минут…
- Во-о-ови-и-ик! – ехидно протянул Жека, - Подъём, если не хочешь нарваться на скандал завтра с утра пораньше!
- Кошкин, я сдох, - я почти не лукавил – глаза закрывались, и в голове плыло как после карусели. Женька ещё потормошил меня, повозмущался, но я больше не реагировал, медленно, но неотвратимо погружаясь в сон.
Из мути пьяного забытья меня вышибло невнятное бормотание над ухом:
- Угу, ну да, как же, - в полной тишине ворчание было достаточно громким. В следующий миг кровать подо мной завибрировала – тело рядом начало довольно активно ёрзать, и тут я получил хлопок по животу, от чего проснулся окончательно и вытаращился перед собой как филин.
Голова гудела, тело затекло от неудобной позы и от сдавившей его одежды. Но это не помешало моментально сообразить - что, где, почему, и кто буянит у меня под боком. Повернувшись, я навис над Либенфельдом, пытаясь оценить его состояние на данный момент.
Фима постанывал – то есть сначала мне так показалось, но, вслушавшись, я опознал нехитрый, прилипчивый мотивчик клубного хита.
- Что за чёрт, почему мами закрыла окна? - еле разлепив губы, капризно предъявил Фима. - Вот духотища-то, - и непослушными руками начал пытаться стянуть через голову свою рубашку, не расстегнув пуговиц.
- Ну, зараза, чего же ты не лезешь? - еле ворочаясь и вяло совершая оголение. Основные силы, как мне показалось, уходили на злобное шипение: - Ууу, ненавижу, не сшил бы тебя Армани, порвал бы как старую майку!
- Погоди, не кипишуй... - не успев подумать, я начал расстегивать на нём пуговицы, - я это... помогу... - голос не повиновался, но Фима моё сипение, судя по всему, услышал.
- Мммм, детка! - Либенфельд тут же расслабился, убрал свои руки от рубашки, причем одна ладонь перекочевала на моё лицо, а другая поймала запястье. - Раздевай, милая, а то я никакущий и сейчас совсем вырублюсь, - он пьяненько засмеялся. - Быстро снимешь – успею ещё тебя поцеловать. В губы. Один раз. Может быть...
Я замер - судя по всему, Фимка упорно продолжал принимать меня за некую мадам из клуба. Внутри вспенилось веселое безумие, на ум пришла песенка: «Под маской леди краснее меди торчали – Ох! Ах!!! Рыжие усы!!!!!!» Однако хорошо, что перед клубом побрился. Ухмыльнувшись, я продолжил расстёгивать его пафосную рубаху - занятие увлекательное, а полезет целоваться – сюрприз будет. Майки под рубахой не было. Не удержавшись, я провёл по оголившейся груди, слегка задев тёмное пятно соска, освобождая худощавое тело от пёстрой ткани.
- Чертовка, - хохотнул Фима и в ответ провёл по моему лбу, путаясь пальцами в чёлке и приглаживая волосы. Рука притормозила лишь на затылке. - Оу, солдат Джейн? Редко встречаются красотки с такой короткой стрижкой, - его рука снова упала, и он расслабился, позволяя освободить себя от верхней части одежды. Но через секунду снова встрепенулся и полез пальцами к ремню на брюках. - Я, конечно, попытаюсь, куколка, но если чё, ты уж сама, я сегодня слишком уж набрался…
Тут я завис уже на несколько секунд, чувствуя, как лицо заливает кипятком. Да чтоб тебя, гулену! Сама... черт, как же тянет воспользоваться приглашением! А если поймет, что тут за «солдат Джейн»? Я ж умру на месте, не дожидаясь, пока он меня морально изничтожит. А как он поймет? В таком-то состоянии, ему не всё равно, кто его стебель в рот возьмет? Рывком сел, отвел его руки, и, прохрипев «лежи», начал судорожно расстегивать на нём джинсы.
- Аха-а-а, лежу-у-у, а что остается делать? - Фима медленно произносил слова, чуть растягивая их, как будто прилагал немыслимые усилия для этого. - Встать я точно не в состоянии, даже глаза открывать больно и от коктейлей чёртова иш… ижо… тфу ты - изжога, вот, аж губы трескаются, блин, - Фима стал чавкать и шевелить губами, по-видимому, намереваясь облизать их. - Шшш, милая, не спеши, а то прищемишь ещё мой шейгиц, - он снова хохотнул и шумно выдохнул.
- Вот и не открывай глаза, если больно, - буркнул я больше себе, наклонился и, пробуя, облизал его действительно пересохшие губы. Голова моментально поехала, я шумно выдохнул ему в рот и медленно потянул собачку молнии на его брюках.
- Ммм, а ты настырная, - в губы прошептал Фима, и попытался приподнять голову, чтобы продолжить поцелуй. Сил, естественно, не хватило, и он бухнулся на кровать затылком. - Уйи-и-и, бошка болит, пожалей меня, принцесса, твой прынц сегодня без доспехов и коня, - его руки снова стали шарить по моей голове, ладони легли на затылок и стали давить, наклоняя меня к его лицу.
На этот раз я впился в его рот агрессивно - за принцессу, за то, что этот гад целуется сейчас с какой-то настырной девицей вместо меня; дико хотелось, чтобы он удивленно распахнул свои глаза, очнулся - и в то же время я боялся этого до судорог в животе. И всё продолжал сминать его губы, стукаясь зубами о зубы в неистовстве напора, вламываясь в его рот своим наглым языком, захватив и сжав пальцами его подбородок.
Через несколько секунд, Фима вместо того, чтобы наслаждаться и отдаваться мне в порыве страсти, резко уперся в плечи и стал отталкивать. Пришлось подчиниться, и я тут же услышал сбивчивое:
- Уоу, уоу, уоу! Ша, ненасытная, я же дышать не могу, - он шумно втягивал воздух и выдыхал парами алкоголя вперемешку с фруктовым табаком. Амбре было довольно специфичным, но меня заводило нереально. Повернув голову набок, чем открыл мне доступ к своей шее, он приложил тыльной стороной ладонь ко лбу, одновременно прикрыв и глаза и висок. Грудь его несильно вздымалась, очевидно, всё выпитое и выкуренное плохо действовало на Фимкины лёгкие. Да, тот ещё клабер. Но нельзя же быть таким охрененно чувственным в этой своей беспомощности и замученности алкогольным отрывом!
Мужественно стиснув зубы, я дал себе слово, что буду держать себя в руках. Вот только поглажу эту беззащитную шею губами и помогу ему избавиться от штанов – давят же… Мне, по крайней мере, невыносимо давило.
Фима хоть и занят был восстановлением своего неровного дыхания, но руки явно знали, чего хочет накаченное алкоголем тело. Он снова переместил свою ладонь на мой затылок, притянул к себе и стал неспешно вылизывать мой рот, касаясь языка и нёба, пробегая по кромке зубов и лаская нежную слизистую, забираясь то под нижнюю губку, то под верхнюю, нежно касаясь моих дёсен. Губы его не смыкались, и он шумно дышал, обласкивая мой рот своим юрким языком. Вторая рука нашла моё запястье и потянула руку вниз, требовательно прижав мою ладонь к своему паху.
И все мои благие намерения испарились со скоростью… ну, с первой космической как минимум. Тело прошило возбуждением словно гарпуном. Почти застонав в рот Фимки, я сжал ладонь на его вожделенной мной возвышенности, затем осторожно погладил поверх чёртовых брюк, которые всё никак не решался с него стянуть. Зато решился нырнуть в открытую мной форточку.
Этот злодей был без белья... и это добило меня окончательно. Я выматерился фальцетом от неожиданности и острого спазма внизу живота, почувствовав, как мои пальцы коснулись нежного, чуть влажного тела.
- Маза фака, - простонал Фима и тут же начал извиняться: - Прости, прости, детка. Продолжай, - он выгнулся, зашипел сквозь зубы, руки закинул за голову. Согнув одну ногу и упершись пяткой в кровать, начал толкаться бёдрами навстречу моей ладони и что-то бессвязно шептать. Из обрывков можно было понять, что он не против, чтобы с него сняли эти грёбаные штаны и дали наконец-то волю нежным маленьким ручкам. Последнее особенно воодушевляло. Хотя ожидание «маленьких ручек» несколько смущало, ну да нежностью возьмём…
Сев, я сдернул с Фимки его модняво тёртую джинсу, по пути сколупнул обувку и стащил носки, провёл ладонями по обалденно стройным ногам от ступней до самых бёдер и впился взглядом в его изящный, как и весь Фимка, член. Осторожно, чуть подрагивающей рукой погладил тыльной стороной пальцев от корня к головке, восхищаясь этим произведением искусства - матушка-природа не поскупилась ни на размер, ни на форму.
- Оу, е-е-е, - простонал Фима и раздвинул ноги чуть шире. Руки спланировали по кругу, от изголовья, через стороны и до бёдер. Он скользнул ладонями по своему животу и замер. - Какие у тебя нежные пальчики, ты просто волшебница и творишь невозможное, - по-видимому, задворками спящего пьяным сном мозга, он всё же усомнился в реальности чуда и решил удостовериться, так сказать - собственноручно. Правой ладонью он накрыл своё великолепие и, шумно выдохнув, видимо удовлетворившись найденным, уже более смело обхватил себя и начал неспешно двигать запястьем. - Ну же, девочка моя, иди к нему…
От увиденного зрелища башню мне снесло окончательно. Я даже перестал думать, что будет, если Либенфельд вдруг откроет глаза. Здравствуйте, Ефим Львович, а мы тут с вашим младшеньким знакомимся…
Забив на то, что меня очередной раз обозвали девочкой, я завороженно наклонился к бёдрам Фимки и потёрся щекой о его ствол. Точнее – о самое дуло, которое выглядывало из захвата аристократичных пальцев.
Услышав шумный выдох, истолкованный мной как одобрение, я отвёл цепкую ручонку Фимы в сторону, устроился между его ног, довольно нагло раздвинув их для своего удобства, и втянул губами… с этого момента наступила какая-то серая мгла. Было просто бешенное наслаждение от интимного запаха, откровенных стонов, невозможной близости, от чувства ЕГО, Фимки, в моём рту, от моей заполненности им – до краёв, до риска расплескаться от малейшего толчка.
Мне казалось, что ничего более возбуждающего уже не может быть, но в следующий момент я понял, как жестоко ошибался. Фима снова взмахнул кистью руки, и его пальцы скользнули по моей голове, массируя и лаская кожу, ощутимо прихватывая волосы и путаясь в них. Он стал тихонько стонать и часто задышал.
- Охтыбожемой, - скороговоркой прошептал он и снова заскулил как малый щенок. - Какая же ты… - его голос стал хрипловатым и он начал приподнимать свои бедра мне навстречу. - Да, так, детка, - с шумным придыханием и какими-то мурлыкающими нотками. - Умоляю, не останавливайся, - он начал рвано выдыхать и больше я не разобрал ни слова, лишь хрипотца и шипение от втягиваемого сквозь зубы воздуха.
Останавливаться я не собирался, даже если бы потолок начал рушится. Но и загонять уже не хотелось. Я начал растягивать наше совместное удовольствие: смакуя, поглаживал Фимкино хранилище генофонда, и даже оторвался на пару минут, чтобы облизать его как следует. Мои пальцы совершенно обнаглели и бродили по тайным закоулкам его тела, в то время как я ритмично натягивался на его стержень.
Отдаваясь процессу с головой, я прикрыл глаза и поглаживал Фимкин живот, который трепетал под моими пальцами. В следующий момент я чуть не вскрикнул от неожиданности: Фима схватил мои запястья и начал тянуть вверх.
- Иди ко мне, моя принцесса, - от этого предложения я тут же остолбенел и замер с его скипетром во рту. - Ну же, сладкая моя, иди к папочке, - я чуть не прикусил его еврейское достоинство. Куда я мог идти? Влезть на него? Он хоть и пьян, но мой твердый и горячий интерес не почувствовать можно только в полном отрубе! Так что более плотное продолжение я исключал категорически.
- Давай, куколка, я и тебе сделаю приятно, - заплетающимся языком настаивал Фима, не унимаясь и продолжая вяло, но настойчиво тянуть меня за руки.
- Тихо-тихо! – я выдрал запястья из его захвата и брякнул первое, что пришло в голову: - У меня это… критические дни! И вообще – мне и так приятно, что дальше некуда! Хотя есть куда, - помолчав, продолжил я сиплым шепотом – боже, как ЭТО можно принять за женский голос??? – Мне будет оху… очень приятно, если ты позволишь мне сделать всё самом-м-мой, - вот дерьмо, говорить о себе в женском роде! До чего я докатился… - Словом, если ты просто расслабишься, и будешь получать удовольствие. Обещаешь?
Фима пьяненько хохотнул и выпустил мои запястья. Раскинув руки как регулировщик на перекрёстке, он шумно выдохнул.
- Абщ… тфу ты, - Фима запнулся, но тут же попытался поправиться: - а-бис-ча-ю, - по слогам произнес он. - Я как джентльмен предложил, но если ты не хочешь, пока я могу, а то скоро совсем не смогу, а ты захочешь, хотя я всегда могу, не то чтобы… - начал монотонно бормотать Фима, как будто оправдываясь. - Ну, короче, детка, я могу, но чтобы ты не подумала, что я…- он явно был готов либо отрубиться, либо наконец-то успокоиться и дать мне возможность завершить начатое. Дать ему потрепаться ещё секунд десять – и он просто сам себя усыпит; внутри зарождалась паника – надо немедленно, любой ценой прекратить этот несуразный лингвистический поток! Ради того, чтобы срочно взбодрить это уплывающее в царство Морфея чудо, я решился действовать решительно и жестко: облизав как следует палец, я втолкнул его в Фимку, одновременно втолкнув Фимку в свой рот.
- Ах ты, маленькая… су-у-учка-а-а, - резко вскрикнув и чуть дёрнувшись, последнее слово Фима уже негромко простонал и затих. Видимо сказалось, что я нашарил внутри нетронутый бугорок, тайную жемчужинку, и начал её нежить. Поначалу Фима не двигался и даже, кажется, не дышал; создавалось впечатление, что он либо внезапно умер, либо затаился как красный партизан и прислушивается к новым ощущениям. А то, что они для него абсолютно незнакомые - я не сомневался. Но буквально через несколько минут Фима стал дышать, словно намереваясь надуть грелку. Свистящий звук вдохов и выдохов, хрипы, вырывающиеся из горла, судорожно порхающий живот и царапающие звуки пальцев, дико цепляющихся за гобеленовое покрытие кровати, сводили меня с ума и заставляли вытворять что-то немыслимое. Я толкался в него, толкал его в себя, терся пахом о край матраса – всё это с неистовством первобытной погони, словно речь идёт о жизни и смерти. Никогда ещё я не делал минет настолько отчаянно и самозабвенно. Я жаждал, чтобы этот парень подо мной разрядился, так, словно от этого зависело само моё существование. И когда, натужно вскрикнув и приподняв голову, он упал затылком назад на постель, продолжая мелко содрогаться внизу живота, я не сдержался и застонал, чувствуя, как меня заливает, обжигая горло, его терпким семенем, как моё нутро скручивает тёмное торнадо и расползается по всему телу ошеломлением наркотического кайфа.
- Какая ты…- блаженно растягивая гласные, Фима замер и еле слышно прошептал: - Дже-е-ейн…
Я ещё гладил дрожащей рукой его по бедру, а он уже спал. Ровное, тихое дыхание – как штиль после урагана. Лицо странно щипало, я сел прямо на пол и провёл ладонью ото лба к подбородку – мокро, то ли пот, то ли слёзы. Чёрт, что со мной творится?! Так, Панфилов, собрался, поднял свою задницу и рысью к себе, отсыпаться, завтра рабочий день, между прочим! Фимка на утро и не вспомнит. А я… чёрт, никогда не забуду…
На автомате добрёл до ванной. Так, мне просто необходим горячий душ! Содрал с себя всю одежду, засунул в стиралку. Открыл воду на полную и встал под упругие струи. Всегда любил воду, с самого раннего детства. Даже не смотря на то, что однажды чуть не утонул. В горной реке, в летнем лагере на юге. Сбежали втихую с приятелем в деревню до магазина, потом решили прогуляться, дошли до этой речушки – небольшая, немногим больше ручья, но бурная. Хотели перейти по камням, и я оступился.
Помню, как ошеломил напор бурных струй, сбив с ног и властно потащив куда-то. Как я, привыкший к равнинным, неспешным течениям, не мог поверить, что вода может быть такой – неистовой, совершенно непредсказуемой. Как был счастлив, когда всё же смог выбраться на берег. И как потом обнаружил, что мне хочется испытать этот напор, это неистовство снова. И выйти победителем, оседлать эту бешеную воду!
Я тогда так и не решился зайти в реку второй раз. А в последний день перед отъездом, когда понял, что все шансы сделать это окончательно упущены, неожиданно расстроился до слез. Клял себя трусом и сожалел, сожалел безумно!
Ах, чёрт, всё должно было быть не так! Не в пьяном бреду, не как пришлось, не украдкой! Я свалился в Фимку, как в ту горную речку, и мне опять не хватило смелости сделать шаг самому. Волокусь по течению, бьюсь о донные камни…
Он ведь дал мне понять, что достаточно спокойно относится к теме. Шанс, что так же спокойно воспримет моё к нему отношение, конечно, есть, но... мне ж не этого надо!
Нет, напрямую нельзя. Что я ему могу сказать: знаешь, Ефим Львович, такое дело, я в тебя втрескался и хочу до колокольного звона? И что он ответит: да-да, конечно, Вовчик, бери на здоровье? Чёрт, как просто гетерастам! Заслал сватов – и дело в шляпе. А тут… безнадёга полная. При всей его толерантности.
Ну а если без паники? Как Либенфельд может отреагировать? Ой, не верится, что на шею мне бросится со словами «бери меня, я вся твоя»! Я представил Фимку в романтическом порыве и хохотнул. Да, мечты-мечты… Охладеет Фимочка. Соберет манатки и сделает ноги. А какие у него обалденные но-о-огиии… Тьфу, идиот озабоченный!
А может, зря я загоняюсь? Он к этому делу вроде легко относится: сегодня одна, завтра другая. Ну, случилась «солдат Джейн» между катями-машами… Правда, скорее всего и не вспомнит, а я тут вешаться собрался. Собственно, потому и тянет повеситься, что не вспомнит. А вспомнит – убиться об стенку. Ладно, поживём – увидим. Определимся.
Внезапно почувствовав дикую усталость, я закрыл воду и голышом, придерживаясь руками за стенку, пополз в сторону своей комнаты. По пути заметил, что Женькина дверь приоткрыта. На секунду обмер, затем заглянул. Телевизор работал на минимальном звуке, заливая комнату бледными всполохами, а Кошкин спал, свесившись ногами со своего дивана, и тоже – во всей амуниции. Только что обувь снял. Тоже, значит, ухайдакался. И ничего не слышал. Какое счастье.
Последних сил еще хватило вырубить ящик, доползти до своей кровати и забраться под одеяло. После чего мир для меня перестал существовать.