Криминальные рассказы. Банда с Пяти углов

Владимир Ошикай
-…А потом Толстый Джо схватил бильярдный кий и хорошенько врезал Хряку, только щепки полетели, - хохотнул парень на кушетке. Я прекратил его слушать – при моей профессии умение прекратить слушать клиента и сосредоточится на своем является жизненно необходимым - и оглянулся на окно. Там, в саду, пара мексиканцев сгребала листья в кучи. Мне скучно – я вижу этот прилизанный вид английского сада каждый день на протяжении последних тридцати лет. Иногда я даже жалею, что не стал садовником. Платят мало, но зато мозги не засоряют.

Давайте знакомиться. Меня зовут Роберт Кэриан, доктор Кэриан-Три-Четверти-Миллиона-В-Год. Я психоаналитик в одном небольшом городке на океанском побережье. Вообще-то, городок у нас не то, чтобы небольшой, а вполне нормальный, чуть меньше девятисот тысяч жителей, но до мегаполиса не дотягивает.  Три четверти миллиона в год – это мой доход. А это мой офис – двухэтажное здание, которое я делю с окулистом и ателье свадебных платьев в дальнем крыле. Мы расположены в очень дорогом районе, и вы уже представляете себе нашу клиентуру. Достаточно сказать, что я езжу на «Мерседесе» всего двух лет от роду – и планирую купить новую машину, кабриолет, а коллега-окулист, отделяющий меня от свадебного ателье, предпочитает золотой «Корниш». Содержание особняка обходится нам недешево – примерно около ста тысяч в год, считая наш прекрасный сад, за которым в любую погоду следят двое квалифицированных садовников. Я знаю точно, что один из них обслуживает сад мистера Роджера Б. Фрэнсиса, мэра Фрэнсиса, а так же его молодую, на пятнадцать лет младше, жену – два раза в неделю, утром по понедельникам, когда мистер Фрэнсис председательствует в городском Совете, и после обеда в четверг, когда мистер Фрэнсис обслуживает свою любовницу в ее пригородном доме. Этот дом он купил для нее несколько лет назад, когда она забеременела – я знаю это точно, так как сам искал клинику для ее аборта.

-…Я был неправ, док? – вопрос застает меня врасплох, я занят тем, что листаю свой ежедневник и ищу хоть малейший повод отменить скучную вечеринку у судьи Джордана. Я люблю Джордана, но ненавижу его вечеринки со всеми сливками общества. Они скучны. Там говорят о том, что было обсуждено двадцать тысяч раз, сплетничают о том, что я знаю наверняка – и иногда мне кажется, что делают это только для того, чтобы потом пересказать мне и Салливану. Доктор Салливан – второй психоаналитик в городе. Сэмми – мой клиент, Сэмми «Весельчак» Джовинко, тридцати пяти лет, италоамериканец, разведен, дважды сидел, год и три, владелец автомастерской, попал ко мне как раз от судьи Джордана. Сто двадцать тысяч за прошлый год – и еще сколько-то черным налом. Но не больше, чем официально. Я так думаю.

-Какая разница, что я думаю, Сэмми, - возражаю я. Я понятия не имею, о чем он только что говорил. – Главное, как ты все это воспринимаешь, - я изящно отпасовываю назад. Пусть попробует выкрутиться, а заодно снова расскажет мне, о чем я должен думать. Мимолетное смущение не проявляется на моем лице – я профессионально доброжелателен и сдержан. Сэмми пускается в рассуждения, а я снова отрешаюсь от его болтовни. Господи, почему они все разговаривают? Неужели три сотни в час – это слишком много, чтобы просто помолчать?!
 Я очень устаю от разговоров. Во мне уже нет юношеского идеализма, я не тороплюсь спасать мир. Я думаю, что именно поэтому мы и развелись с женой много лет тому назад – дома мне хочется молчать, а не сплетничать о клиентах или соседях. Мне хочется спать, а не выбирать для женщины платье на великосветскую вечеринку – это скучно. Бездумный парад транжирства. В конце концов, если у женщины хватит мозгов, этот кусок тряпки окажется в корзине для грязного белья в пятнах шампанского и спермы. Так зачем платить за него по две и более тысяч? Моя жена этого не понимала. Мы развелись после четырех лет брака, подтвердив статистические закономерности – что большая часть разводов приходится на первые пять лет. Она уехала куда-то на запад со смазливым итальяшкой, где он ее и бросил. Я иногда помогаю ей материально, когда она присылает особенно слезливые письма, мне нравится считаться добрым и человеколюбивым, но, говоря по правде, меня бы больше всего устроило, если бы она попала под машину. Нет, что вы, я отнюдь не желаю ей смерти – небольшая амнезия устроила бы меня гораздо больше, просто чтобы она не вспомнила моего адреса. И имени. И вообще забыла все, что связывает меня с ней.

Я больше не женился, по ряду причин. Я вообще убежден, что очень глупо ограничиваться одними розами, потому что по соседству растут чудесные орхидеи и лилии, а ведь есть еще и прекрасные дикорастущие ромашки, незабудки и гвоздики. Но это только часть причин. Правильнее сказать, что я остаюсь разведенным по той же причине, по которой мэр Фрэнсис остается женатым: наше семейное положение соответствует нашим карьерным амбициям. Как рок-певец не имеет права быть женат, чтобы оставаться секс-символом, так и мэр не может быть разведен – только вдовцом. Но Роджер не настолько кровожаден. А для меня лучше оставаться разведенным – потому что это придает мне ореол мученичества, имидж человека, пострадавшего от рук женского коварства и их же чар, и это дает мне право считаться специалистом по вопросам брака.

Алисия, моя секретарша, ловит сквозь крохотное оконце возле двери мой взгляд, и я корчу страдающую мину. Она улыбается и словно подбадривает меня. Алисия работает у меня уже девять лет. Она умна, прекрасно организована и ее не смущает необходимость задерживаться на работе по вечерам. Она не настаивает на том, чтобы мы оформляли отношения, не претендует на официальный статус мой любовницы, ей вполне достаточно того внимания, что я ей уделяю по утрам и – пару раз в неделю – по вечерам, после рабочего дня. Я подаю ей наш знак, за спиной клиента чуть округляя губы, она немного смущается и кивает – и у меня поднимается настроение. Я уже говорил, что она умна.

Джина – моя вторая любовница – живет за городом. Она совсем молоденькая, недавно со школьной скамьи, и обладает потрясающим телом и такой же потрясающей глупостью. Я стараюсь не афишировать наших отношений, и ее это полностью устраивает – как и суммы получаемых от меня ежемесячно чеков. Впрочем, у меня нет сомнений, что рано или поздно она попробует прибрать меня к рукам полностью – забеременев или начав меня шантажировать. Впрочем, меня это не смущает, потому что ее попытки будут так же глупы, как и она сама.

Сэмми продолжает что-то рассказывать, а я уже почти в открытую кошусь на часы. Сэмми важный клиент, но он сам не подозревает о своей важности. Его отправил ко мне судья Джордана, и я оказываю услуги «Весельчаку» Джовинко всего за сто двадцать долларов в час. Это ровно в пять раз больше, чем у любого другого психоаналитика, кроме Салливана (он берет сто шестьдесят), но Сэмми считает, что ему повезло попасть ко мне. Я его не разубеждаю.

-Сэмми, боюсь, наше время истекло, - подпускаю в голос сожаления. – Если мы с вами встретимся в субботу, в одиннадцать утра, вас устроит?
Сэмми качает головой.

-Я встречаюсь с детьми в субботу в полдень, - видно, что ему очень жаль. Я предлагаю другую дату, пораньше, вечер пятницы. На его лице борются какие-то эмоции, но в конце концов желание поскорее разобраться с судебным предписанием побеждает, и он соглашается. Для меня не секрет, что заставило его колебаться, но я не намерен делать для него поблажек. Хотя и мог бы. Мы встречаемся с ним уже пятый год. Я знаю его как облупленного. Я могу рассказать даже то, о чем он совершенно не думает. И даже не подозревает о том, что знает.

Сэмми выходит из приемной и пару минут разговаривает с Алисией. Она запишет его на вечер пятницы и запрет дверь приемной. На сегодня у меня остался только один клиент – Паоло Раммальди по прозвищу Буйный. Ну или Буян – кому как нравится. До него еще два часа. Я начинаю обрабатывать записи Джовинко: странным образом мое подсознание справляется с этим гораздо лучше меня, и как бы далеко не летали мои мысли, руки сами записывают в блокнот все нужное. Я включаю компьютер. В приемной хлопает дверь – Сэмми наконец ушел. Я погружаюсь в работу с бумагами. Алисия отправляет счет в банк Сэмми и заходит в кабинет, на ходу собирая волосы в пучок: она знает мои привычки, а мне нравится смотреть, как она сосет. Она опускается на колени, подтягивая юбку, забирается под мой стол, в то время как я начинаю вносить записи в компьютер. Чертовски трудно сосредоточиться в то время, как ее пальцы копошатся в моей ширинке! Но она знает, что меня нельзя отвлекать сейчас – поэтому будет только интриговать, пока я не закончу обрабатывать материал.

Я продолжаю работать, не обращая внимания на ее губы, уже ласкающие моего оловянного солдатика. Сэмми «Весельчак» Джовинко очень  важен для меня, гораздо важнее губ Алисии. Он не просто буйный владелец автомастерской с двумя сроками за плечами. Он важное лицо в теневой, криминальной иерархии города. Это-то и делает его таким ценным для меня и моих друзей. Я бегло проглядываю записи в архиве компьютера.

Сэмми (полное имя - Сэмюэль) «Весельчак» Джовинко. Сорок лет, разведен, двое детей – девочка и мальчик. Очень любит свою семью. Дважды судим – первый раз за угон, еще в шестнадцать, отсидел год. Второй раз получил от семи до десяти за телесные повреждения, отсидел пять и получил условно-досрочное за хорошее поведение (хотя кое-то говорил, что за сотрудничество, но Джовинко хороший парень, он никогда не сотрудничал с властями) и меня – в нагрузку. Три раза в неделю он приходит ко мне на профилактическую беседу. Это стоит ему целое состояние и пробивает огромную брешь в его личном бюджете – но он считает, что лучше платить, чем сидеть. Пожалуй, я с ним согласен. Сэмми хороший парень. Даже очень – он добрый, уравновешенный, его сложно вывести из себя. Он уважает старших и очень любит свою семью, особенно детей. Он очень работящий. Его не случайно зовут «Весельчаком» - он знает огромное количество анекдотов и умело вставляет их в разговор. Он мало пьет – в том смысле, что он не пьяница, чтобы вы не подумали о человеке, отсидевшем пять лет за увечия, нанесенные им в драке в баре. Словом, это тот самый парень, которого бы вы хотели видеть своим тестем. Не смотря на все его недостатки.

Главный недостаток Сэмми – это его прошлое. В свои шестнадцать он был хорош, как могут быть хороши только итальянские подростки, состоял в подростковой банде и лихо катал на мотоцикле, мечтая стать членом нашей местной группировки АА. АА – это не анонимные алкоголики, это «Ангелы Анархии», наш местный мотоциклетный клуб. Правда, он был итальянцем, а значит, что шансов у него было не много. Словом, это был тот самый «плохой парень», о котором мечтают все девочки, вступающие в половозрелый возраст и с нетерпением ждущие, когда же и кто лишит их девственности. За угон он сел по глупости – просто в шайке, застуканной шерифом, не было никого старше. В колонии он здорово освоил искусство собирать и разбирать машины – любые – и наловчился их угонять. У него осталось много знакомых с тех пор – по обе стороны решетки – и он до сих поддерживал с ними связь. После выхода из колонии он отработал четыре года на Старого Эда, а потом еще три в мастерской у порта – я так понимаю, что занимался он там не только регулировкой сход-развала. В двадцать пять он исполнил сразу три своих мечты: женился на «королеве бала» своей школы, открыл свою автомастерскую и, наконец, был принят в АА.

В свои почти тридцать Сэмми был почти полным олицетворением американской мечты: у них был дом в пригороде, не очень большой, но очень и очень приличный, стабильно растущий счет в банке, красавица жена, дочка (она родилась через год после свадьбы), две машины и большой мотоцикл. У жены Сэмми был любовник, мексиканец, которого она подцепила в каком-то баре, пока Сэмми катался на своем мотоцикле. У Сэмми было много любовниц – считайте, в каждом баре в штате. Оба были в счастливом неведении относительно личной жизни друг друга. Я по-прежнему утверждаю, что незнание – не порок, а необходимый элемент супружеской жизни. Вы сейчас поймете, почему я так считаю.

Сэмми узнал о любовнике жены в одном из баров. Сначала он не поверил и начал следить за женой. Тем временем Хелена сменила второго любовника – теперь им был тренер местного фитнесс-центра – и слухи стали более настойчивыми. Так получилось, что следить Сэмми начал аккурат в момент смены любовников, а потому ничего не обнаружил. Через полгода ему снова пришлось заняться расследованием – но на сей раз он привлек частного детектива. Снимки однозначно свидетельствовали, что в фитнесс-центре (а также на квартире инструктора,  в трех мотелях и как минимум в двух отелях) супруга Сэмми не столько тренировалась на матах, сколько скакала на коне, в смысле, на фитнесс-инструкторе. Тяжкие телесные повреждения (он нагрянул прямо в фитнесс-клуб во главе отряда АА), разгромленный клуб – от семи до десяти. Инструктор предпочел уехать из города.

За пять лет в тюрьме, прежде чем выйти по УДО, в жизни Сэмми многое изменилось. Через полгода после вынесения приговора у него родился сын (к сожалению для Сэмми, тест на ДНК подтвердил его отцовство), что вместе с заявлением о разводе сыграло решающую роль на суде: помимо дома и семьи, Сэмми лишился так же и банковского счета, а также всяких надежд снова встать на ноги: судья постановила отдавать более половины его зарплаты в качестве алиментов. Попытка познакомиться с детьми, выйдя по условному, Сэмми тоже не удалась – супруга, привыкшая к богемной жизни за счет их совместного счета, обвинила его в агрессивных домогательствах – и это могло бы стоить «Весельчаку» Джовинко еще лет десяти-пятнадцати жизни за счет государства. К счастью для Сэмми и моего банковского счета, судьей был старый Джордана, мой давний приятель. Сэмми должен был ходить ко мне пять лет, три раза в неделю, всего 12 часов в месяц. Так он оказался у меня.
Обычно я не беру уголовников на поруки, это невыгодно (разве что случаи pro bono, необходимые для моей репутации), но Сэмми Джовинко представляет особый интерес – благодаря той роли, которую он играет в АА. Он – дорожный капитан или, иными словами, он занимается в мотоклубе всем, что ездит, плавает и летает – и это второй человек в иерархии мотоциклетного клуба после президента. С президентом я не дружен – это хитроумный старый лис, который, оказавшись у меня по решению Джорданы, но несколько ранее Джовинко, предложил мне выбор: автоматически засчитывать его часы (разумеется бесплатно) или пересесть на общественный транспорт. Но на Джовинко у нас был крючок покрепче – его дети. Так…

Ох, извините, я немного прервусь. Эта чертовка чертовски хорошо сосет, простите за тавтологию, и я просто не могу сосредоточиться. За последние годы она выучила все, что доставляет мне удовольствие, и не стесняется использовать это против меня. Вот и сейчас, не успеваю я отодвинуться и вытащить ее из под стола, как она ложится грудью на стол в задранной юбке, широко расставляя ноги… Я уже говорил, что она на редкость умненькая девочка…

Я заметил, что с годами мне все тяжелее достигать оргазма, не смотря на все прелести Алисии. Наверное, именно поэтому я завел Джину. Я поеду к ней в субботу, потому что в воскресение мне нужно быть в церкви. Я не набожный, но моим соседям, многие из которых являются моими клиентами, важно видеть меня в церкви, они проникаются ко мне доверием и готовы платить чуть больше, чем если бы их обслуживал доктор Салливан. Интересно, есть у Салливана такие же проблемы с оргазмом? Наверное, даже большие. Мы с ним примерно одного возраста, но у него куда больше клиентов, чем у меня – и совсем нет возможности расслабиться в течение дня, сварливая карга, его жена, пилит его круглые сутки. Наверное, у бедняги уже совсем не стоит. Впрочем, возрастные проблемы меня тоже касаются: сорок лет назад, когда я только начинал свою практику в одной женской исправительной колонии недалеко от Орлеана (я, конечно, про Новый Орлеан), для возникновения эрекции было достаточно только рукопожатия. Правда, и поработать я успевал не более, чем с двумя-тремя заключенными. Потом, после женитьбы и переезда на Запад, все стало потихоньку меняться. Но я не жалуюсь. 

Хотя я сказал, что у Салливана больше клиентов, чем у меня, в городской табели о рангах мы стоим на одной ступени: все городские шишки, включая мафию, предпочитают говорить со мной. Тридцать лет назад, когда я только переехал сюда, я работал в местной тюрьме – уже, правда, не женской. В отличие от Салливана, коренного жителя, начинавшего работать в фешенебельной конторе, я стартовал тюремным врачом. Да, я забыл об этом упомянуть – в городе я известен как «психоаналитик мафии». Не то, чтобы я сразу искал себе клиентуру в криминальных кругах, но в те годы я хорошо владел своим ремеслом, да и клиенты – заключенные местного исправительного – как правило рассказывали обо мне своим сокамерникам, а потом выходили или снова садились… Хорошая зарплата – государство платит сорок тысяч, а в Новом Орлеане я начинал с двенадцати – сделали бы удовольствием сидеть в здании тюрьмы и получать деньги за то, чтобы ничего не делать. Но я всегда хотел другого, я хотел большего. Я поднимался вместе с теми, кого узнавал в тюремном дворе, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас.

Судья Джордана постепенно привык доверять моему мнению, потому что оно подтверждалось и другими врачами. Мэр Фрэнсис в те годы был всего лишь помощником прокурора города. Андреа Раммальди – дон итальянской мафии – как раз в те годы сидел в камере (не в первый, но и не последний раз). Через несколько лет, когда его перевели в федеральную тюрьму, у меня в кабинете оказался Альберто Мальдонадо – нынешний капорегимес Семьи Раммальди. Нынешний начальник полиции – Дуглас О’Нил – узнал меня еще в возрасте двадцати лет, чтобы не оказаться в камере и не подставить карьеру своего отца, уважаемого члена городского совета и ныне главного казначея города. В те годы О’Нил-старший возглавлял городской комитет правоохранительной деятельности.

По настоящему мы начали процветать не так уж давно – когда я придумал термин «психокоррекция». Я понятия не имею, что это такое, хотя именно я написал две книги, «Психокоррекция» и «Психокоррекция в криминальной психологии» считающиеся сегодня основополагающими в этой области. Вы знали, что именно криминалитет наиболее подвержен психологической нестабильности и профессиональной деформации? «Малины» и «хазы», «терки», «запутки» и «разборки» - все это не словарь криминального языка, а вполне серьезный аналитический материал. Люди подвергаются постоянным психологическим перегрузкам. Таким образом, создается благоприятная среда для развития всевозможных отклонений от нормы. Это – прописные истины, с ними нельзя спорить. Поэтому-то большая часть уголовников становится рецидивистами. Их психика просто не может сосуществовать вместе с извращенными представлениями их разума – и они снова и снова возвращаются в тюрьму. И, пожалуй, единственное, что действительно имеет научную почву в моих книгах. Все остальное я просто выдумал.

Но именно с этого и началось мое сотрудничество с судьей Джордана и прокурором города Рождером Б. Френсисом. Схема работала без проблем: прокурор отбирал тех клиентов, которые могли нам пригодиться в дальнейшем (как, например, сына Андреа Раммальди – отца того самого Паоло, который явится сюда, о Господи, всего через сорок минут!) или которым это было попросту по карману – как, например, Сэмми Джовинко. Разумеется, мы не могли помочь сразу всем, и выбирали тех, кто действительно заслуживал спасения. И, ха-ха, последние двадцать лет я зарабатывал не менее, чем по полмиллиона в год. Признаюсь честно, даже развод не выбил меня из колеи.

Алисия закончила подмываться и освободила ванную. Да, я не упомянул – ванная примыкает к моему кабинету со стороны сада, снаружи кажется, что это всего лишь пристройка, но это не так – это нормальный, полноценный санузел. Ну да, он расположен в пристройке – еще с тех пор, как после развода я часто оставался тут ночевать. Сейчас эта небольшая комнатка очень выручает, если хочется покувыркаться после работы. Не тащить же Алисию к себе в дом! Да и среди клиенток, признаюсь, находятся достаточно оригинальные дамочки.
Взять, например, Сесилию Сандерстоун (настоящее имя – Сесилия «Глубокая Глотка» Ирвинг), вдову Эдварда Сандерстоуна, до замужества – проститутку в Вегасе. Сесилия – замечательный человек во всем, что не касается мужчин. Точнее, лиц мужского пола, достигших половой зрелости. Но при одном намеке, что у вас на лобке начали курчавиться редкие волоски – берегите свои яйца, мой дорогой! Страдают от этого, как правило, другие. Рамонес, мажордом Сандерстоунов, скончался в больнице, после того, как Сесилия обвинила его в домогательствах: Эдвард застукал их бассейне их особняка в пригороде. Хьюстон, телохранитель Эварда, сел, вышел по коррекции. Двести двадцать тысяч за шесть лет. Несчастный Эдвард пал жертвой собственной супруги как раз в тот момент, когда был готов выставить ее из дома, даже не смотря на отсутствие у них брачного контракта. Он напоролся на ее нож, девять раз подряд. Семь ранений оказались смертельными. Это был наш триумф. Джордана признал ее виновной в убийстве по неосторожности. Два миллиона триста семьдесят пять тысяч. И счет растет.

Признаюсь честно, я боюсь Сесилию Сандерстоун. Она – самая настоящая маньячка. Она убила своего мужа, убила хладнокровно и расчетливо. Она безумна, это очевидно даже мне, далеко не гению в области психиатрии. Я боюсь встреч с ней – и боюсь отменять встречи. Когда она трахает меня на кушетке моего же собственного кабинета, я боюсь ей сказать, что она больше не нуждается в моих услугах, потому что она вполне может прирезать меня так же, как беднягу Эдварда.

Второй в коллекции архетипов является Донна МакДауэлл. МакДауэллы – крупнейшие застройщики в городе. У них даже есть участки в столице штата. Донне почти шестьдесят, но большие деньги, видимо, консервируют: ей не дашь больше сорока. Мы встречаемся раз в две недели, всегда по часу. Донне не нужна помощь психоаналитика (это большой вопрос, кто из нас нормален – я или она), но она с удовольствием занимается сексом. Строго говоря, только ради этого она ко мне и приходит. Ее муж почти вдвое старше. Я не боюсь Донны, но, признаться, мне не по себе: мне кажется, она жалеет, что не воспользовалась методом, изобретенным Сесилией.

Паоло «Буйный» Раммальди плюхается в кушетку в тот самый момент, когда Алисия пытается увернуться от лап его телохранителей в приемной. Это уже традиция. Паоло попал ко мне после того, разгромил стриптиз бар в центре города. Отвратительный тип, чем-то похожий на гориллу. Он – мой постоянный клиент с пятнадцати лет. Его дед платит огромные деньги, чтобы держать его хоть в каких-то рамках.

-Эти су… в конец ох… - Паоло не привык «фильтровать базар». Ради того, чтобы хоть немного общаться с ним, мне пришлось взять специальные уроки «блатной фени» в местной тюрьме. Ему никогда не приходилось следить за языком: за ним всегда стояла вся мощь итальянской мафии. Черт побери, да ему даже ни разу не бывал в тюрьме!

В нашем городе действуют несколько банд. Это, конечно, Семья Раммальди. Раммальди – один из тех кланов итальянской коза-ностры на Востоке, кому не нашлось места при дележе Вегаса, поэтому они приехали к нам. Раммальди контролируют порт, занимаются рэкетом в центральных частях города и вокруг рыбозаготавливающих заводов. Классическая мафия – имеют доли, отмывают средства. Отчасти даже с налетом респектабельности. Старик Раммальди, Андреа, начинал с разбоя на дорогах и рэкета. Одним из их аффелированных членов Семьи является как раз АА, Ангелы Анархии – с их помощью итальянцы влазят в такие области криминального бизнеса, где, вообще-то, их присутствие никогда не было традиционным: наркотики, проституция, порнобизнес, оружие. От имени Раммальди АА действуют на территории штата, за пределами нашего города. Семья имеет бизнес и в столице штата, но там они даже не на третьих, а на тридцать третьих ролях. Зато тут, не смотря на последние десятилетия, изрядно поколотившие Семью, Раммальди стоят крепко.
Лет пятнадцать назад, во время большого передела, АА и Раммальди стали союзниками, и Ангелы сняли запрет на принятие итальянцев в свои ряды. Первым итальянцем стал Сэмми Джовинко. Соединение интересов пошло на пользу всем: и АА, изрядно потрепанным войнами с другими байкерскими бандами, и Семье, получившей дополнительные кулаки.

Второй по важности и по иерархии силой в городе является группировка «Вальтов». «Вальты» - это типичная банда чернокожих, окопавшаяся в районе Клешни, бывшем районе гетто, охватывающем город на манер клешней. С одной стороны она соприкасается с владениями итальянцев в районе рыбозаводов, а с другой упирается в район под названием «Ацтекский квартал». «Вальты» безраздельно властвуют на огромной, но сравнительно бедной территории Клешни, поэтому их основной интерес лежит в стороне от классических забав мафии: они не занимаются рэкетом или оказанием дорогостоящих услуг, типа развития проституции. «Вальты» занимаются преимущественно наркотиками и оружием, но не брезгуют остальными видами криминальной деятельности, в частности, игорным. Им же принадлежит оружейный завод на востоке города. «Вальты» - сильнее Семьи, но союз итальянцев и АА не позволяет им повести войну за центральные, наиболее прибыльные кварталы города.

Дальше, на север от Торговой гавани до самой базы ВМФ, тянется «Ацтекский квартал» и Чайна-таун. Там действуют сразу полсотни банд, из которых выделяются О Сунь Джи и Ацтеки, тесно связанные между собой и подчинившие себя все остальные банды огромной территории на севере города и в ближайшем пригороде. О Сунь Джи возникла совсем недавно, благодаря активному влиянию китайской диаспоры Лас-Вегаса. После почти десятилетия кровопролитной войны с Ацтеками, финансируемой из игорной столицы, лет пятнадцать назад О Сунь Джи и Ацтеки слились в одну мафиозную структуру, объединившую в себе традиционные промыслы обеих банд: наркотики, контрабанду, оружие и драгоценные металлы. Ацтекам испокон веков принадлежали старые, еще позапрошлого века, золотоносные шахты. Альянс Ацтеков и О Сунь Джи возят кокаин из Колумбии и героин из Афганистана, покупают оружие из стран Ближнего Востока и со складов армии США, и продают его в Латинскую Америку, занимаются ввозом нелегалов и контрабандой.

Несмотря на свою силу, ни одна из банд порознь не может вмешаться в борьбу «Вальтов» и Раммальди за господством над городом. Огромный подконтрольный им район постоянно бурлит, выкидывая на поверхность кучи трупов, каждодневно появляются новые группировки среди мексиканцев и китайцев, которые опираются на поддержку итальянцев и «Вальтов». Ацтекский квартал для последних – постоянная головная боль. Однако мне представляется, что если его обитатели когда-нибудь смогут покончить с фрондой на своих рубежах, то станут настоящей угрозой для всего города. Боже, благослови «Вальтов», денно и нощно убивающих братьев наших желтых и коричневых!

-Я им, п…, на… поотрезаю! - Паоло продолжает кипятиться. Ему не нужны мои услуги врача, ему нужно просто выговориться. Он вспыльчивый молодой человек. Мы познакомились с ним почти пятнадцать лет назад. Паоло обвинялся в изнасиловании (малолетней, но он и сам был малолетним), но уже на предварительном слушании выяснилось, что девочка сама начала заигрывать с ним (девочки странные существа – что они находят в обезьянах навроде Паоло?), но при этом в руки не давалась. Синяки, едва стянутые нитками шрамы, кровоподтеки на лице пострадавшей явно говорили о том, что она довела бедного подростка до белого каления. На втором слушании изнасилованная отказалась от своего заявления. На ее лице почему-то было еще больше шрамов, чем ранее, но на запястье блестели явно оригинальные часики «Картье» - я достаточно насмотрелся на эти цацки, когда был женат. Ни у кого из присутствующих не возникло сомнения, что новые кровоподтеки на заплывшем лице, как и шрамы – это урок отца девочки о недопустимости лжесвидетельствования против честного человека Паоло Раммальди.

-Су… - неожиданно Паоло переходит на почти членораздельную речь, к сожалению, на итальянском. Я с интересом слушаю незнакомые слова, играясь со светом в прихожей: то включаю, то выключаю…  Загорается маленький экранчик, показывающий, что над крыльцом вспыхивает лампочка. - Raggruppamento di cinque angoli…

Я понимаю, что Паоло жалуется на новую силу, группировку Пяти Углов. Тут нужно сделать небольшое отступление.

В нашем городе четыре крупных, общепризнанных банды: Семья Раммальди, «Вальты», О Сунь Джи и Ацтеки. Если посмотреть сверху, словно на плане города, то видно, что от самого центра, от Старой Ратуши, минуя дворец мэра Фрэнсиса, идет большая, широкая часть ничейной земли. Это самый фешенебельный район города. Не ищите там жилья – оно вам не по карману. С одной стороны эта земля ограничена поместьем Раммальди и огромным особняками Большого Криса и Элвиса (не того, который Пресли, а того, который Элвис Ли Бун, один из главарей «Вальтов»), с другой – довольно широкой полосой небольших коттеджей, где ранее жил и я, и Сэмми Джованко. Правда, у меня теперь другой дом, рядом с домами Фрэнсиса и судьи Джордана… Сейчас там живут быстроменяющиеся лидеры китайцев и мексиканцев.

Но я не об этом. На плане города явно видно, как все эти территории смыкаются в одной точке – на площади возле Старой Ратуши, образуя своеобразную пятиконечную звезду. Там расположены самые лучшие, самые фешенебельные магазины, рестораны, клубы. Пять Углов – площадь возле Старой Ратуши – это парад тщеславия всех банд в городе. Они пускают друг другу пыль в глаза. Сюда зазывают лучших продавцов, менеджеров и директоров со всей страны – и пусть лучшие сюда не едут, те, кто все же соглашается, тоже очень неплохи в нашем диком крае.

Представьте себе ужас главарей группировок, действующих в городе, когда вдруг выяснилось, что их с этого хлебного места пододвинули. Да что там говорить – я и сам испугался, хотя даже не являюсь акционером. Больше всех пострадала Семья Раммальди. Следом за ними неизвестные боевики нанесли удар по «Вальтам», перекрыв поставки наркотиков. Ситуация неопределенности продолжалась несколько месяцев, в ходе которых Семья и «Вальты» стояли на грани войны. Участившиеся налеты Ацтеков заставили их забыть о вражде и объединиться против желто-коричневой угрозы. Именно тогда двадцатитрехлетний Паоло выбился на первые роли в Семье, в АА начал делать карьеру после отсидки Джованко, а в «Вальтах», пододвинув Большого Криса, пришел к власти Элвис. Объединившись, Раммальди и «Вальты» повели наступление на Ацтекский район и, вне всякого сомнения, завязли бы там надолго, если не внезапно начавшаяся череда смертей среди руководителей альянса О Сунь Джи и Ацтеков.

На первые роли среди «Ацтеков» выдвинулся мелкий бригадир Суарес, а его правой рукой стал Пак Чон Сонг, главарь корейского клана в Чайна-Тауне. Ужасающий альянс трещал по швам и, вне всякого сомнения, рухнул бы, если бы новые, с невероятным трудом найденные поставщики наркотиков для «Вальтов» не задрали вдруг цены на свой товар. Дилеры «Вальтов» вдруг стали сдаваться полиции и садиться в тюрьмы, многие на долгие годы, а полиции вдруг стало везти на тайники банды. Позиции Большого Криса пошатнулись еще сильнее, чем ранее, да и набиравший силу Элвис вполне мог оказаться погребенным под обломками банды. Андреа Раммальди схлопотал две пули – чуть выше сердца и в ногу – и чуть не отдал концы. Паоло, прирожденный командир на поле боя, неустрашимая угроза в темных подворотнях, отменный кулачный боец, да и стрелок, я думаю, неплохой, но отвратительный стратег, продолжал увязать в бесплодной и теперь уже бесполезной борьбе с Сонгом и Суаресом. Андреа, вернувшись в строй, обнаружил Семью на грани полного развала, разрухи и разорения: неизвестная сила скупала по всей их территории доли в предприятиях, испокон веков бывших вотчиной итальянского клана. Чем дольше продолжалась война, тем богаче становился противник, и тем беднее – Семья Раммальди. Две ведущие армии были выведены из строя. Неизвестные с удивительной дотошностью претворили в жизнь древний закон Сунь Цзы – познай врага, как самого себя… Они сами стали своим врагом – и теперь побеждали его.

Я не знаю, что обещали Сонг и Суарес Раммальди и Элвису, уже почти полностью подмявшему под себя банду Большого Криса, но спустя два года после начала войны до всех сторон дошло, что в их традиционную междоусобицу вмешалась неизвестная третья сила. Эту силу назвали Бандой с Пяти Углов.

-Эти ублюдки влезли еще в семь точек на той неделе, - говорит Паоло. Он выговорился и стал временно вменяемым. Это ненадолго – его время почти истекло, а за пределами кабинета он снова станет гориллой. Я его очень хорошо изучил. От меня он поедет прямо в бар, выпьет несколько коктейлей, может быть, нюхнет понюшку кокаина, выгонит шофера и будет буянить полночи. Потом действие кокса закончится и он уснет, а пара горилл в приемной отвезут его в особняк. – Но у меня есть идея. Как жаль, что я не выучился в университете, - он качает головой. Как же он похож на деда в эти мгновения. Словно молодой Андреа стоит перед глазами. Да, парень пойдет далеко. Стоит ему немного справиться с эмоциями, как он становится смертельно опасным. И станет еще опаснее, если его не остановить – пятнадцать лет назад эмоции были в нем единственной фамильной чертой. Сейчас он владеет гневом куда лучше. – Мы станем легальным бизнесом. Большим легальным бизнесом. Дед станет президентом. А я буду вице-президентом. Тогда они нас не достанут. Мы будем в своей власти. У нас будут легальные стволы, и тогда я дам прикурить этой коричневой су… Суаресу. У них не будет ничего, кроме бесполезных бумажек. Пусть засунут их себе в ж… Запомни, Бобби, так и будет, - он грозит мне пальцем, совсем как его дед. Я согласно киваю. Как же я устал! Новая идея захватывает Паоло с потрохами. Он вскакивает с кушетки и начинает носиться по комнате, просто сгусток энергии, а не человек. – Я уже говорил с Андреа, - почему он никогда не называет его дедом? – Мы так и сделаем. Заруби на носу, док, им нас не достать! Это наш город, и никакие ублюдки с Пяти Углов нас отсюда не подвинут! – он грозит кулаком окну. Интересно, что думают садовники. Я киваю, как заведенный болванчик. Раздается звонок, означающий конец сеанса с Паоло Раммальди. Паоло осекается. Реальный мир жестоко врывается в его фантазии. Мы оба переводим дух: я тайком, он в открытую, рад, что обязаловка закончилась. Уже у самого порога он машет мне рукой. – Я позвоню, Бобби, когда мне нужен будет следующий сеанс!

На мой взгляд, ему лучше отсюда не выходить. И еще бы не мешало решетки на окна, раз уж он тут поселится. С улицы раздается шум моторов, хлопки дверей. Я откидываюсь в кресле перед компьютером, раскуриваю сигару, достаю из стола бутылку виски и наливаю себе немного, на два пальца – все-таки мне еще ехать домой. Слышу, как возится с бумагами Алисия. Неожиданная мысль приходит мне в голову. Я выхожу из кабинета и подхожу к ее столу. Она возится с банковскими счетами – их надо подготовить сегодня, чтобы утренняя почта отправила их Андреа Раммальди. Я обхожу стол и кладу руку на ее голову, одновременно расстегивая ширинку. Она – умная девочка, и понимает, что требуется мне после тяжелого дня. Мы перемещаемся обратно в кабинет, на кушетку, еще теплую от Паоло Раммальди. Откуда-то издалека доносятся какие-то хлопки. Алисия стоит передо мной на коленях и сосет, но чувствуется, что она тоже устала. Я никак не могу кончить. Я ставлю ее раком и начинаю сношать прямо перед окном. Веселый сегодня день у садовников… Чувствую приближение оргазма, вытаскиваю член. Она опускается на колени и берет его в рот. Я трахнул ее уже два раза сегодня, и спермы совсем немного. Она поправляет одежду прямо перед окном. В уголке губ повисла характерная белая капля, но я не говорю ей об этом. Раздается звонок в дверь. Алисия смотрит на меня недоуменно, а капля все так же висит на губах. Она судорожно застегивает блузку. Я люблю, когда она расстегнута, и я могу лапать ее грудь во время секса.

Полиция. Вопросы и ответы. Я устал. Что-то отвечаем. Да, мы готовили документы. Мы всегда остаемся после последнего пациента. Полицейские смотрят на меня и на Алисию, подмечая растрепанный вид и явные следы преступления на ее лице – ей так и не дали умыться. Капля предательски блестит на уголке губ. По их губам скользят понимающие улыбки. Нет, мы никуда не отлучались. Как, Паоло? Да, он как раз уехал от нас. Какой ужас… Нет, не ссорились. Ну он был возбужден, но он всегда такой, поэтому он к нам и приходит… Нет, ничего не говорил. Простите, но я не имею права обсуждать это с вами. До него? Сэмми Джовинко. Нет, я вам не скажу, о чем мы говорили с Сэмми. Да, конечно, я заеду завтра в участок. Что значит, не вести приема? Пару дней? Да вы с ума сошли. Ну хорошо, хорошо, только если вы настаиваете. До свидания.

Я опускаюсь в свое кресло. Алисия бледна, язык облизывает губы, уничтожая остатки улик нашего грехопадения. Нужно обзвонить пациентов и сообщить, что до следующей недели мы не работаем. Я набираю номер Андреа Раммальди, Алесия общается с пациентам. Она отменяет назначенные приемы. Она заканчивает первой, я все еще пытаюсь объяснить Андреа, что я не убивал его внука, и что нет, Сэмми Джовинко тут не при чем, что он не мог знать, когда точно придет Паоло… Андреа меня не слышит, в нем кипят эмоции. Мы прощаемся на неприятной, угрожающей ноте. Впрочем, я спокоен – Андреа быстро отходит. Гораздо быстрее, чем Паоло. Мне ничего не грозит.

Алисия стоит передо мной. Неожиданно я думаю о том, что было бы здорово вставить ей еще раз, ведь перед нами теперь четыре дня выходных. Я киваю на свою расстегнутую ширинку, она смотрит на меня с упреком, но в глазах уже пляшут бесенята. Нас заводит осознание того, что где-то рядом с нами лежит еще теплое тело Паоло и его горилл. На сей раз она сверху, я уже полностью вымотан. Этот секс получается ярче, чем любые три предыдущие за сегодня.

Мы разъезжаемся намного позже, чем обычно. Она уходит первая, я – следом, спускаюсь в гараж, отпираю свой «Мерседес». Рядом со мной материализуется тень – я даже вздрагиваю от неожиданности. Конечно, знакомый – мы встречались с ним несколько раз. Мы садимся в машину. Он расспрашивает меня о том же, что и полиция. Я пересказываю ему весь разговор с Паоло, потом с полицией. Он кивает, спрашивает, что именно сказал Паоло. Потом разговор сворачивает на Андреа. Я пересказываю все, что рассказал мне Буйный о плане создать большой легальный бизнес. Мой собеседник мрачнеет на глазах. Наконец он кивает и вылазит из машины, отдает мне толстый конверт и тут же сливается с поздними сумерками. Иногда мне кажется, что он не человек.

Я еду домой. В голове сумбур эмоций и мыслей. Почему-то мне кажется, что Сэмми не придет в пятницу. Мне жалко Сэмми – он и правда хороший парень, и будь у меня дочь, я бы постарался их сосватать. Как же жаль, что этот парень, из банды Пяти Углов, решил подставить именно его. Мне очень жаль Сэмми, и я постараюсь прийти на его похороны. Это, наверное, не очень этично, ведь именно из-за меня он получит свою пулю в лоб, а в союзе Семьи Раммальди и Ангелов Анархии поползет трещина.

К дому я подъезжаю в приподнятом настроении. Я сделал все, что мог – заманил в ловушку одного из главарей противостоящего нам альянса и подставил другого, их союзника. Я узнал их намерения от несчастного, глупого Паоло и нанес упреждающий удар. У нас теперь есть время, чтобы помешать им в их планах и претворить их против них. Я улыбаюсь. На очереди – Фрэнсис и О’Нилы. Ведь я и есть – банда Пяти Углов…