Волшебная сила искусства

Евгения Серенко
               


  «Мосты и тоннели». 
   Звучит, правда?

   Анатолий и выбрал-то эту специальность потому, что так здорово звучит: мосты! – над бурлящими пенными реками; тоннели! - сквозь горбатые мрачные горы: то скалистые, то покрытые древним лесом.
 
   Анна Дмитриевна, учительница литературы, ахнула:
 
 - Ты что надумал? Какие мосты и тоннели? Ты же – гуманитарий до мозга костей! И потом... ты представляешь, как там, где всё это строят, люди живут? Ты же пропадёшь - без «Ленинки», без Москвы!

   Не пропал. Но тосковал смертельно. Конечно, и в мостопоезде люди живут, и к гнусу можно привыкнуть, да и три года – не целая жизнь.
 
   К Новому году мама прислала посылку: теплое бельё, носки, коробку любимого печенья, голубой томик Пушкина и подарок от Анны Дмитриевны: книгу Модзалевского и Гессена «Разговоры Пушкина». С этой книги и началось увлечение не только поэзией – жизнью поэта.

   После трёх честно отработанных лет Анатолий вернулся в Москву, устроился в Проектный институт: днём проектировал мосты, а вечерами сидел в «Ленинке» и читал о потомках Пушкина всё, что мог отыскать. Там, в тихом зале библиотеки, он познакомился с Аллой, ставшей его женой.

   Увлечение не отпускало.
   Анатолию казалось, есть что-то общее в судьбах потомков поэта: детей, внуков, правнуков... и однажды его осенило, что именно было общим.
   Но как это так? Среди целой армии пушкинистов никто не заметил того, что казалось ему очевидным? Наверное, он что-то упустил. И снова, и снова перечитывал Анатолий всё, что могли предложить в библиотеках.

   Подрастал сын, и как когда-то мама учила Толю читать по «Стихам» Пушкина, так и первой книгой, прочитанной сыном, стал всё тот же голубенький томик.
 
   Через несколько лет Анатолий решился: написал статью «Общее в судьбах потомков поэта» и отнёс в редакцию «Вопросов литературы».
 
   Два месяца каждый день проверял почтовый ящик: вдруг ответят? Дождался: статью нашли любопытной и обещали включить в план на следующий год.
 
   Но грянула перестройка, а с ней пришли новые проблемы, среди которых потомкам Александра Сергеевича не было места.

   Заболела жена: два года в больницах. Анатолий бил во все колокола, стучался во все двери, но везде получал ответ: «Увы. Медицина бессильна».

   Бессильна.
 
   Сын закончил университет и уехал в Канаду, а через три года к нему перебрался отец.

 ***

   Как болезнь выбирает жертву? Почему бьёт так больно и неожиданно?

   Болезни Хантингтона, Паркинсона, Альцгеймера... у меня к вам особый счёт.
 
   Анатолий был моим единственным русскоязычным клиентом. Я старалась не брать их: по-русски говорю хорошо, а практика в английском никогда не бывает лишней. Но этот клиент жил рядом со мной, и если посещать его самым последним... Я не стала отказываться. И так хорошо, что не стала!
 
 - Как вы относитесь к Александру Сергеевичу? - спросил Анатолий в мой первый визит.
 
 - Нормально, - удивлённо ответила я. – Кое-что даже помню.
 
   Именно «кое-что».
 
   Анатолий, по-моему, знал всего Пушкина наизусть. Он читал мне стихи, рассказывал о жизни поэта, о его детях, внуках... и о том, что увидел в их судьбах общего.
 
 - Я исходил из того, - объяснял Анатолий, - что такой мощный талант не мог не оставить в  потомках следа. Природа отдыхает на детях? Согласен, так часто бывает; но я искал не свидетельств поэтического или другого таланта – я искал то, что было общим в судьбах членов одной семьи. И, похоже, нашёл.

 ***

   От метро до дома, где жил Анатолий, минут пять, не больше.

   Моросил дождь, съедая остатки последнего снега. Я позвонила из вестибюля, но мне не ответили. Пришлось доставать ключи.

 - Что случилось? Вы меня слышите? Анатолий!

   Он лежал на кровати, не реагируя на слова.
 
   Я позвонила 911.
 
 - Машина уже в пути, - ответили мне. – Следуйте нашим указаниям...

   Всё было тщетно.
 
   Ну, где же они? Уже пять минут, шесть... Сколько же можно ехать?!
   Как давно он лежит? И сын, как назло, уехал в командировку. Ну, где же они?!

   Воздух в комнате стал каким-то тягучим, время будто остановилось... и сурово смотрел со стены любимый поэт моего клиента. Любимый поэт. Я взяла безжизненную руку:
 
 - Анатолий, не уходите. Послушайте, я прочитаю, что помню...
 
   Ну, где же они?!

 - У лукоморья дуб зелёный,
   Златая цепь на дубе том... - Анатолий, потерпите, сейчас приедут.
   И днём, и ночью кот...

   Я ослышалась? Или действительно прошелестело: учёный...

 - Всё ходит по цепи...

   Я ждала. Ну, пожалуйста! Александр Сергеевич, помоги!

 – Кругом...

   Нет, я не ослышалась. И уже громче, сквозь слёзы:

   Идет направо – песнь заводит,
   Налево – сказку говорит.
   Там чудеса: там леший...
 - Бродит... – чуть слышно – но ведь слышно!

   Русалка на ветвях...
 - Сидит...

   Я не слышала, как они вошли. Чья-то рука легла на плечо, и сквозь торжествующие слёзы я увидела двух парамедиков.

   Они не теряли ни секунды. Давление. Пульс. Уровень сахара. Температура...

   Анатолий был в сознании; очень тихо, но отвечал на вопросы.

   Они положили его на носилки и повернулись ко мне.
 
 - Хорошая работа, - сказал парамедик. – Вот что значит чётко следовать инструкциям.

***

   Я задержалась: позвонить в Агентство, выключить свет, проверить, всё ли в порядке... а потом подошла к портрету:
 
 - Спасибо, Александр Сергеевич.


   И честное слово, он подмигнул мне лукавым глазом.