« Только не спрашивай меня ни о чем, хорошо? Отчего это случилось. Огромное тебе спасибо за сегодняшний день. За то, что привез меня к реке. За то, что поил водой меня изо рта. За то, что терпел меня..»
Харуки Мураками
Сломанная игрушка не плачет. Ей нет никакого дела, что у нее отвалилось. Теперь ею не наиграешься. Не заведешь и незачем ее толкать. Все равно не поедет.
Эта осень совершенно без фантазии. Все те же слезы, серое небо. Я никогда не слышала, как сердится осенний гром. Наверное, он любит осень? Но если он любит осень, отчего же она периодически льет слезы? Не успели желтые листья покрасоваться на ветках деревьев, потанцевать на октябрьском ветру, полетать под метлой дворника, как задымилось все. Затуманилось, заволочилось.. И уже как-то понятнее становится слово сволочь. Это то, что свалено кем-то. Ведь она же не виновата! Ей, сволочи, возможно тоже хотелось бы где-то мотать туфелькой и чмокать чьи-то выпяченные губы. Но нет же! Накрывает ее необузданным страстным гореванием. Ей хочется отдать свою сволочную природу. Отдать так, как написано Шарлем Перро, Андерсеном, Братьями Гримм. Ведь там четко прописано, в деталях. Как и когда надо себя отдавать. И что же? Ни в полночь, не перед ней никто не появляется. Никто не предлагает чудес. И совершенно нет следов, которые можно было бы присвоить тени принца. Даже тени не собираются врать. Они не сказочники. Им не свойственно рисовать. Они только прячутся и выглядывают из-за спины. Им тоже хочется себя отдать, подороже. Чтобы и кресло было помягче, и стены повыше, и крыша пошире. Так что, если у предмета сволочные желания, ничего другого от его теней не жди. Ночью, правда, у них просыпается совесть и они, называя себя мечтами, перегоняя друг друга, отправляются черт знает куда. И только 31 октября их можно увидеть в полночь. Они выстраиваются маршем и шагают к огромной тыкве, выставленной на самой высокой точке города. Каждая тень надеется превратиться в реального человека. Она подползает к вырезанным глазницам тыквы и заглядывает туда, с диким свистом кричит последнее: «До встречи!» и исчезает бесследно.
Меня так просто не свалишь. Не называйте меня сволочью. Я всегда любила сказки Астрид Линдгрен. Она росла в век «лошади и кабриолета». Чем проще развлечения, тем шире открываются глаза на чудеса природы. И нет этих невероятно гнетущих поклонов некоему «Экибано Хуэно Великосущему». Ему Астрид дала более благозвучное и понятное имя Карлсон. Хотите, играйте с ним, сидите на крыше и воруйте у домработницы плюшки. А если загрустите, тогда берите собаку и будьте готовы, что Карлсон улетит, но пообещает вернуться.
Я представляю этого чудака с животиком и пропеллером. И в ужасе сознаю, а ведь варенье летом не сварила! Чем же я его отпаивать буду, если он вдруг залетит в окно?
Я включаю аудиокнигу, слушаю о психологическом состоянии героя «К югу от границы, к западу от солнца», окунаюсь в слова, звуки, шорохи. Укрываюсь теплым одеялом, с удовольствием вспоминая, что сегодня выходной и удовлетворенно подвожу итог. Все же я не сволочь. Им меня не свалить. А будут приставать, надену дырявый чулок и старые ботинки. В них все же уместнее смеяться над осенью.