Товарищи коммунисты, на учете в нашей цеховой, с правами первичной, партийной организации состоит тридцать семь членов КПСС и один кандидат в члены КПСС. На собрании присутствуют тридцать три члена и один кандидат. Кворум имеется. Какие будут мнения по открытию собрания?
— Открыть.
— Возражений нет?... Единогласно. Для ведения собрания нам необходимо избрать президиум. Какие будут предложения?
— Предлагаю двух человек...
— По количеству есть возражения?... Нет. Единогласно. Персонально?
— Косикова и Львова...
— У меня—самоотвод!
— Так... — секретарь недоуменно посмотрел в зал, — слово предоставляется коммунисту Косикову.
— У меня самоотвод, поскольку вторым вопросом стоит мое персональное дело.
— Ничего страшного, но если вы настаиваете...
— Да, прошу принять самоотвод.
— Как, товарищи коммунисты, принимаем самоотвод коммуниста Косикова?
— Принимаем.
— Ну, хорошо, возражений нет?... Единогласно. Какие будут предложения по второй кандидатуре? — Так мы давно постановили вести собрания по очереди. Кто там следующий по списку, пусть и садится в президиум.
— Так, по списку у меня Минаев. Возражений по кандидатуре Минаева нет?... Кто за то, чтоб коммунисты Минаев и Львов вошли в состав президиума, прошу проголосовать... Единогласно. Прошу президиум занять свои места.
Львов, с плохо скрываемым удовольствием, а Минаев, с явной неохотой, пошли на сцену Красного уголка. Навстречу им спустился в зал секретарь партийной организации Александр Иванович Василенко, и, как бы невзначай, по растерянности, уселся рядом с коммунистом Косиковым. Пошушукавшись, президиум определился в своих полномочиях. Председательствовал Минаев. Процесс пошел.
—Товарищи коммунисты, предлагается следующая повестка дня. Первое. Итоги февральского пленума ЦК КПСС и задачи нашей партийной организации в свете решений пленума. Второе. Персональное дело коммуниста Косикова П. А. Изменения, дополнения есть?... Нет. Кто за данную повестку дня, прошу проголосовать… Единогласно. По первому вопросу слово предоставляется заместителю секретаря парторганизации по идеологии товарищу Болдескул Е. П.
Из первого ряда поднялась молодая симпатичная женщина в строгом сером костюме и, поправив пиджак, взошла на трибуну. Скромная прическа, большие, с дымчатыми стеклами, очки, как нельзя лучше подчеркивали облик убежденного коммуниста, в совершенстве изучившего материалы исторического пленума ЦК КПСС. Некоторым диссонансом образа была небольшая прелестная родинка, расположенная над правой стороной упрямой верхней губы, но хорошо поставленный глубокий грудной голос внушал уважение к словам докладчицы, неоднократно выступавшей на партийных и других собраниях. И все же сочная нижняя губа... Ах! Что за губка у нашей Евдокии Пантелеймоновны! — восхищались не только коммунисты, но и многие беспартийные товарищи. Евдокия Пантелеймоновна работала инженером-экономистом, была свободна от брачных уз, и, вероятно, все ее свободное время занимали партийные дела, в частности идеологический сектор. Утверждают, что Мао повторял: «Идеология сродни плаванью против течения — перестанешь грести, снесет вниз». Замечательно. А чего стоят другие цитаты Великого кормчего? Например: «Река Янцзы большая, но мировой империализм еще больше». Потрясно. Или аналитическое выражение: «Человек, сидящий у костра и прикуривающий, от спички — революцию не сделает!». А!? Гениально, не хуже нашего, народного: «Любовь, что костер — не бросишь палку, погаснет». Да-а,.. однако, мы немного увлеклись. Послушаем докладчика.
— Товарищи коммунисты! Февральский пленум. Центрального Комитета нашей партии во главу угла работы первичных партийных организаций поставил... — Евдокия Пантелеймоновна машинально поправила очки. Далее ее речь лилась накатано, уверено и спокойно, чувствовалась проработанность темы. В свою очередь зал включился в суть животрепещущих проблем.
— Ты, чмо, почему не пошел в президиум? —подпольным голосом спросил парторг у коммуниста Косикова. — Я стараюсь, подтасовываю кандидатуры... Уж эта гнида такое понапишет в протоколе...
— Кто? Львов? Хрен с ним, пусть пишет, быстрей вы¬гонят.
— Откуда?
— Из вашей партии, драной. Ежемесячно на пару пузырей сэкономлю.
— Ой-ой! Храбрец нашелся... Из вашей партии! А кто мне в свое время рекомендацию давал, не ты ли? Так что из нашей партии, во-первых,...
— А во-вторых?
- Во-вторых,... раскатал губу — выгонят. Держи карман шире, мечтатель. Прежде чем выгнать замордуют разбирательствами... Да, кстати о разбирательствах, сегодня мне твоя жена звонила...
— Я ей позвоню! Телефонистка! Чё навякала?
— Обратить внимание на твой моральный облик.
— Понятно... Что ни будь конкретно, сказала?
— Просила пропесочить хорошо на собрании, мол поздно приходишь, выпивши. Ну, детям мало внимания уделяешь... Всякая бабья мутотень, как и моя, когда заведется.
— Все они по одному букварю учились, ничего нового придумать не могут.
— Это точно. Так что у вас произошло?
— Да так... увидела меня с Дункой...
— Увидела, это ерунда, вот я вчера залетел...
— Ничего себе — ерунда! Да она...
— Ладно, потом расскажешь. Слушай, что со мной случилось.— Василенко уселся поудобнее. —Вчера я бабца склеил, просто загляденье. Молоденькая, стройненькая... ты ее знаешь —комсомольский секретарь из второго механосборочного.
—Людка?
—Ну! Классная девулька, да?
—Не знаю, не пробовал...
— И не попробуешь, пошляк. Так вот, зашел я к ним по делу. Наши долбаки прослабили свободный размер корпуса, а их технолог не пропускает...
— Так у них же Людка технолог.
— Ты поразительно информирован, пробовалыцик доморощенный. Все знает, а слушать не умеет... План горит, если корпус не примут весь цех без месячной премии останется. Беру я пару шампанского, цветы, духи и шпарю во второй. Конец дня, у них контора на замке изнутри закрыта, празднуют Людкин день рождения...
— Ты-то откуда узнал?
— Узнал. Она мне давно приглянулась...
— Коварный вы тип, Александр Иванович.
— Звоню из цеха от кафедры мастеров, отопритесь, мол, отворитесь, козлятушки, смежники пришли с поздравлениями. У них, как и у нас после семи вечера в цехе тоска - мастера не видно, гегемон классическими тройками кучкуется…
— Короче, Солженицын!
— Короче впустили меня. Поздравляю Людмилу Георгиевну, весь крутой, раскованный, ручки целую, комплименты рекой, она вся в счастье и смущении...
— Еще короче!
— Сатрап. Куда спешишь? Доклад обширный как планы партии. Гудим, значит. Людмила закуси приволокла на три дня автономного плаванья. И тут ко мне со страшной силой нормировщица клеится...
— Лидка? А чё, нормальная девка.
— На кой она мне! Я с нормировщицей танцую под громкоговоритель и Людмиле подмигиваю...
— Развратник.
— Не говори. Самому стыдно, подлил Лидии в шампанское коньяк — она в откат. Пока по туалетам бегала, я благополучно смылся...
— Героический поступок.
— Сижу у проходной в своих «Жигулях», жду. Выходят они — нормировщица в обнимку со старшим мастером, воют «Ой, мороз, мороз, не морозь меня», мужики про слабую технологическую дисциплину буровят, в общем - все путем. Людмила Георгиевна скромненько, в сторонке, с моим букетиком. В глазах задумчивый романтизм прямо — идеал тургеневской женщины.
—Идеал-идеалом, а все кончается одеялом.
—Ублюдок! Сбил с мысли... Откалывается она от честной компании, я за ней. За углом подкатываю с шиком, открываю дверцу. Она молча садится и... Ну и целуется же она!...
—Товарищи коммунисты, шум в зале докладчику тяжело говорить, — председательствующий Минаев постучал карандашом по графину с желтоватой водой.—Тише, товарищи, тише. Продолжайте, Евдокия Пантелеймоновна.
— Задачи коммунистов в деле организации социалистического соревнования...— монотонно продолжила Болдескул…
— Ну и что дальше?—безразлично спросил Косиков.
— Дальше?— переспросил Василенко.—A-а... Она шепчет: «Я люблю тебя!»
— Однако!
— Помолчи, ироничный ты наш. Едем мы ко мне...
— Угу,.. домой. Твоя Татьяна чай заварила, постель расстелила...
— Смешно... Ко мне в гараж едем, что, непонятно? Рулю, а самому неудобно, сам понимаешь... Подруга молоденькая, наивная, как шестилетняя девочка...
— Целочка...
— Пошел ты со своими комментариями... Девушка признается в любви, смущена, можно сказать, растеряна... В общем, приезжаем мы в гараж, а у меня одна половина ворот постоянно ветром открывается...
— Ясно, с другими проверил?
— Было дело, нагишом бегал закрывать... Я к соседу: «Валек, закрой нас снаружи на висячий замок, а через часик откроешь». Он мужик понятливый, молча, исполнил и вернулся к себе «Москвич» ремонтировать
— Тут вы и схлестнулись!
— Что? Нет, мы обезумели... У нее такая грудь! А губы!... Она вся. губы, сплошные губы, и глаза,... синие-синие! Такая девочка, аж дрожь берет,... хрупкая, нежная, глазки кроткие. Спрашивает: «Ты меня любишь?»
— «А я что, делаю», — отвечаешь ты.
— Твоему цинизму нет, предела. Девушка третий год меня любит, страдает... Надо бы к ней сегодня заехать после собрания.
— Куда?
—В больницу. Вечно ты перебиваешь... Лежим в машине уставшие, вспотевшие... Думаю, дай включу двигатель на пять минут, прогрею салон, чтоб не простыть...
— Дурак!
— Нет, преступник.. Включил, прогрел, выключил... Открываю глаза от боли. Валек весь чумазый, в припадке страха хлещет меня по щекам... рядом Людка лежит... бездыханная. Валентин меня бросил, давай ей искусственное дыхание делать...
— Изо рта в рот?
— Тебе все хихоньки... Еле откачали ее. Привез в больницу всю в мазуте от Валька... Кошмар! Врач спрашивает, что да как? Я им наплел, что-то про печное отопление... сам не помню, что городил. Голова раскалывается…
-Товарищи коммунисты, доклад закончен. Вопросы есть?... Вопросов нет. Спасибо, Евдокия Пантелеймоновна. Переходим к обсуждению доклада. Кто желает выступить? — в зале повисла, выжидательная тишина. — Активней-активней, товарищи! Неужели никто не желает высказаться на актуальную тему? Может, товарищ Косиков?.. Товарищ Косиков не готов, пока. Побыстрей обдумывайте свои выступления, товарищи, я понимаю, вопрос серьезный, — издевался над залом председатель Минаев, — но мы не можем размышлять тут... до следующего пленума. Александр Иванович, может ты в качестве примера?... Как наш парторг. — Василенко деловито поднялся,
— Товарищи коммунисты! От имени партбюро предлагаю одобрить и поддержать решения февральского пленума... Более того, партбюро считает, что каждый член парторганизации обязан высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу. Повторяю, каждый без исключения... прямо по описку. Рафаэль Халилович, там на столе лежит список, предлагаю начать с Афанасьева. Думаю особых возражений у коммунистов не будет, у меня все, — Василенко сел и, наклонившись к Косикову, добавил.—Пусть вытуживают из себя одобризмы, пока мы закончим.
- Ну ты даешь! — Петр Косиков оторопело уставился на парторга. — Зачем ты ее в больницу отвез?
— А куда? Испугался... сначала, а когда сообразил, поздно было. Домой заявился в два часа... вечера. Мама в истерике: «Опять по бабам шлешься!» Я, к счастью, успел глянуть на себя в зеркало - рожа чёрная, плащ в машинном масле. «Да,— говорю,—в таком виде только по бабам шляться. В цехе план горит, а голодной куме - одно на уме...»
— Успокоилась?
— Само собой. На стол пироги мечет, сто грамм наливает...
— Счастливчик, — вздохнул Косиков,— у меня посложней получилось... Петя призадумался и продолжил. — Сам знаешь, мы с Дункой давно по блатхатам трёмся. А тут оказия подвернулась — соседи по площадке в отпуск уехали и оставили мне ключи, кошку кормить, цветы поливать. Ну, мы с Дункой туда потихонечку захаживали, что вполне понятно...
— Петя, извини, пока не забыл, спрошу. Почему ты ее так, без мягкого знака, зовешь?
— Ты, в Переславле-Залесском был?
— Ну, был.
— Ботик Петра видел?
— Видел.
— А письмо его первой жены читал? Оно там висит на стене.
— Не помню.
— Значит, не читал. Занятное письмишко, но главное подпись: «Навеки твоя жена Дунка».Моей Дунке понравилось....
— Понял. Она Дунка, а ты царевич Петр.
— Но не первый... у Дунки. Не отвлекай своими дурацкими вопросами, скоро дебаты закончат... Позавчера, в спешке, влетаем в соседскую блатхату, сдираем с себя одежду и погнали... наши деревенских! Закончили. Лежим в кайфе, отходим... Дунка протягивает к тумбочке руку, нашаривает очки, она же подслеповатая, одевает... Вдруг как взвизгнет, я так и слетел с нее. Гляжу в трюмо и вижу - весь голенький, как херувимчик, только на голове лыжная шапочка - Петушок. Дунка на кровати со смеху умирает: «Ты бы попросил, чтоб жена лыжи принесла, торопыга!» Накаркала смешливая.
— Что накаркала?
— Что-что!...Посмеялись мы весело, побаловались винцом и пошли на второй круг... Дунка стонет зазывно,... я на коленях как Стаханов с забое, весь трудами поглощен. Вдруг слышу, кто-то хвать, меня за мошонку. Рука холодная, с ногтями. Вот это прием — мелькнуло в голове, и я приехал... Тут меня чем-то по спине, как шандарахнуло! Оглядываюсь... Бля! Моя благоверная в фартуке с пестиком в руке.
— Она-то откуда?
— От верблюда!... Услышала шум в квартире соседей... Звукоизоляция в наших домах как в пустой цистерне. Взяла пестик, пришла грабителей ловить...
— Так она тебя пестиком по спине оприходовала?
— А то Чем еще прикажешь, топором?.. Хорошо, что не по голове...
- Вы что, входную дверь не закрыли?
— Я же говорил, в спешке влетели... Думал, замок защелкнулся... Что там было, Сань! То одна ревет белугой, то другая. Я между ними, как курва с котелком... Бегаю, утешаю. Главное - одну успокоишь, другая еще больше ревёт...
— Коммунист Косиков, вам слово... Косиков!
—Я не могу собраться с мыслями, Рафаэль Халилович.
— Может, вам непонятны материалы февральского пленума? Так Евдокия Пантелеймоновна...
—Понятны, но меня беспокоит предстоящее дело... Волнуюсь. Прошу собрание позволить мне не участвовать в дебатах по первому вопросу.
— Как, товарищи коммунисты, удовлетворим просьбу?
— Удовлетворим.
— Спасибо. Садитесь, товарищ Косиков. Больше вас ничего не беспокоит?
— С меня хватит для беспокойства персонального дела, — Косиков уселся и добавил. — У, рожа белобрысая! Ухмыляется. Я ему в обеденный перерыв как рассказал, так он под стол закатился со смеху. Кстати, Минаев предлагает попариться в бане литейного цеха. Пойдешь?
- Когда?
— Сразу после собрания. В бильярд сгоняем, пулю распишем.
— Так я же хотел в больницу...
— Завтра заедешь.
—Не могу, вдруг что случилось.
— Случилось, Людка от мазута отмылась и врача соблазняет.
— Он — женщина, врачиха.
— Ладно, сердобольный ты, наш, ум, честь и совесть эпохи, поедем за пивом, заодно заскочим к твоей угоревшей. Идет?
— Годится. Что, только пиво брать будем?
— Ну, «Столичной» прихватим. Расслабимся маненько, а то Дунка, пардон, Евдокия Пантелеймоновна, замордовала сегодня своей идеологией.
— Надо ее на следующий год парторгом избрать. Так чем там у вас закончилось?
— Где? А-а, в соседской квартире, да ничем. Моя причитала, причитала да и говорит: «Сейчас детей приведу, пусть посмотрят, чем их отец занимается». Вышла. Евдокия Пантелеймоновна в платье впрыгнула и дёру. Правда, трусы забыла. Я их на шкаф закинул, иду домой. Дети спят, мама, как ты выражаешься, на кухне рыдает. Ну, покаялся я, мол, бес попутал. Дескать, в ресторане на твоем дне рождения пьяная девка прицепилась...
— А я весь в догадках. Она, когда звонила, поздравляла с прошедшим днем рождения. Ну, думаю, уже про Людкин день рождения знает, вот бабский телефон работает!
— Да просто так совпало, извини. Не на кого было свалить в запарке.
— Она поверила?
— А что ей осталось делать... не впервой.
— Что, верить?
— Ну, ты меня понял...
— Переходим ко второму вопросу повестки дня, — председательствующий Минаев грозно зачитал с листа. — Персональное дело коммуниста Косикова Петра Алексеевича. Слово предоставляется секретарю партбюро товарищу Василенко Александру Ивановичу.
—Товарищи! Больно признать, но у нас еще бывают случаи несовместимые моральным обликом коммуниста. Коммунист Косиков, злостно нарушая партийную дисциплину и Устав партии..., неоднократно, в том числе позавчера совершил прогулы в Университете марксизма-ленинизма при Городском Ккомитете КПСС, о чем имеется соответствующее письмо деканата Университета. Безобразное поведение Косикова ложится позорным пятном на нашу партийную организацию...
Коммунисты пропесочили своего товарища за допущенные прогулы. Особенно, ему досталось от секретаря по идеологии т. Болдескул Е. П. Единодушно осудив недостойное поведение товарища Косикова, собрание объявило ему выговор без занесения в учетную карточку.
В конце собрания, после реализации повестки дня, парторг попросил всех немного задержаться.
— Товарищи, нам необходимо избрать делегата на городскую партийную конференцию. Какие будут предложения?
— Евдокию Пантелеймоновну Болдескул,— весело предложил председатель — считаю, что она самый достойный представитель нашего коллектива.
Предложение принято — Единогласно.