Женя – имя какое-то девчачье, женственное. Хотя с языка греческого Евгений переводится как – «знатный, благородный». Но кто в наше время интересуется греческим?
Нарекли Женю Женей родители, он нисколько не был в этом виноват. А расхлёбывать приходилось ему.
Почти женское своё имя Женя компенсировал нарочито мужским поведением и накачанностью. Даже в младших классах он дрался по любому поводу и безо всякого повода.
Был крепким, сильным мальчиком. Практически всегда выходил победителем. Даже в драках со старшеклассниками.
Работал имидж непобедимого борца и хулигана. Этот же имидж вызывал нескрываемый интерес у девочек. Он с детства был окружён вниманием прекрасной половины человечества.
Хулиганом на самом деле никогда не был. Только часто дрался. А так был умным и прилежным в учёбе мальчиком, занимался и музыкой.
Музыкой занимался серьёзно и с удовольствием. Хотяпо мнению многих, не очень это мужское занятие - игра на фортепиано. А вот на гитаре – мужское. Женя одинаково хорошо освоил эти два совершенно разных инструмента.
Окончив школу с серебряной медалью, легко поступил в самый престижный в городе институт На физико-математический факультет.
Учился легко и с интересом, был любимцем преподавателей и студенток. Прочие уважали.
Организовал вокально-инструментальный ансамбль, стал его душой и руководителем. Играли не только на институтских мероприятиях и дискотеках, но и в городском парке на танцах.
Танцы были даже важнее. Потому как давали возможность подзаработать. Все студенты подрабатывали, но только Женя и его компания сумели совместить полезное с приятным.
Танцы – это весело и девушки. Девушки его обожали. Он тоже их любил. Любил много и многих.
К этому времени Женя стал высоким чернокудрым кареглазым красавцем с начинающими пробиваться смоляными усиками.
Закончив с красным дипломом институт, устроился на работу заместителем энергетика в электроснабжающую организацию своего города. Но основным занятием и источником дохода была музыка.
С помощью родителей и старшего брата купил подержанную «шестёрку» синего цвета, с удовольствием «рассекал» на ней по городу.
Популярности у барышень это обстоятельство только прибавило. Женя пользовался. И популярностью, и барышнями.
Стремился к отношениям приятным и лёгким, ни к чему не обязывающим. Жениться не собирался. По крайней мере, теперь.
Богемная жизнь Евгения очень не нравилась его брату. Старший брат был не просто старшим, он был священником.
Но все его призывы бросить порочный образ жизни, подумать о душе вечной пропадали всуе.
О душе Женя задумался внезапно и неожиданно. Прокладывали новый электрический кабель по одной из центральных улиц его старинного города.
Рабочие в траншее наткнулись на другой кабель, не обозначенный ни на одной схеме. Кабель был толстый, в ржавой, почти разложившейся от времени и пребывания в земле металлической оплётке.
Работы были приостановлены. Начальник стройки, куда Женя тянул новый кабель, ругался и говорил о срыве сроков. Женя был молод, но образован.
Он поднял документы не только своей организации. Он сделал запрос в городской архив. Кабеля не было ни на одной схеме.
Из архива дали справку, что когда-то по этой улице шёл силовой кабель самой первой, ещё в царское время построенной электростанции. Но от этой станции даже фундаментов не сохранилось.
Женя решился. Взяв в руки обыкновенную ножовку по металлу, спустился в траншею.
Старый кабель пилился сначала легко. Но под внешней оплёткой и слоем чёрной вязкой пластмассы, оказалась железная металлическая труба.
Пилить на весу было крайне неудобно. Зубья ножовки скользили по металлу, не причиняя ему особого вреда. Женя был упорен. Он заменил полотно ножовки и продолжал пилить.
Что за металл использовали древние энергетики, что его не брала обычная ножовка? – удивлялся Женя.
Полотно лопнуло. Женя поставил новое, для нержавейки. Дело с трудом, но пошло.
Резиновые сапоги скользили в грязи, кабель раскачивался на весу, над Женей подтрунивали рабочие, стоявшие наверху траншеи. Он пилил.
И допилился. Сверкнуло так, будто в руках у него взорвалась молния.
Очнулся в реанимации. И не в первый день. Врачи удивлялись. Рабочие говорили, что спасли Женю резиновые сапоги.
Он хорошо знал физику и понимал, что спасти от многосоткиловольтного напряжения никакие сапоги не могут. Его спасло чудо, спас Он. Бог.
Только Бог мог спасти неразумного юнца, перепилившего силовой кабель, идущий в расположенную неподалёку секретную воинскую часть.
Кабель был военным, поэтому не обозначался на обычных городских схемах.
Выйдя из больницы, Женя коротко постригся, сбрил усы и пропал. Куда он исчез, знал только старший брат-священник. Но никому не сказал, даже родителям.
Женя уехал в Киев. Максималист во всём, он направился изучать богословие не куда-нибудь, а в город, откуда взяло начало православие на Руси, в матерь городов русских.
Горбачёвская перестройка только начиналась, государственной границы с Украиной не было и не предвиделось, поезда ходили регулярно, время было общее.
Добравшись до Киева, Женя легко поступил в семинарию Окончил её с успехом.
Годы, проведённые в семинарии, наложили неизгладимый отпечаток на внешний облик и внутренний мир Евгения.
Он твёрдо решил стать священником. Но для этого мало окончить семинарию. Обязательно нужно жениться. Не может быть неженатым православный священник, если он не монах. Монахом Женя становиться не хотел. Стал выбирать жену.
Выбрал молодую симпатичную барышню, дочь священника Которую, по странному совпадению, тоже звали Женей, Евгенией. Он тоже понравился своей будущей жене. Обвенчались.
Рукополагали Евгения в сан священника не где-нибудь, а в Киево-Печёрской лавре.
В родной город отец Евгений привёз матушку Евгению тогда, когда перестройка уже шла полным ходом.
Не хватало продуктов, шумели митинги. Звенели кастрюлями и шахтёрскими касками забастовки. Но открывались старые и строились новые храмы.
В епархиальном управлении области отец Евгений получил направление во вновь созданный приход в неблизком от его города большом селе. Не ропща, поехал вместе с матушкой Евгенией.
Она даже рада была. Потому как за недолгое своё пребывание в городе успела услышать от «доброжелателей» о былых похождениях своего супруга. Не очень верила, но ревнива была, как и все женщины.
Когда-то в селе была большая красивая церковь. От неё остался засыпанный наполовину землёй фундамент.
Рядом виднелись в бурьяне две замшелые гранитные плиты со сбитыми крестами. Могилы похороненных в церковной ограде за алтарём священников.
Коммунисты-большевики постарались в своё время избавить народ от опиума религии. Имелся свой.
Но время большевиков кончилось.
Сельчане создали церковную общину, расчистили старый фундамент, обратились к епископу с просьбой направить в село священника. Владыка направил отца Евгения.
Под молельный дом приспособили пустующее здание бывшего детского садика, стоявшее недалеко от церковного фундамента.
Старики рассказывали, что до революции в этом добротном кирпичном доме жил последний сельский батюшка, отправленный чекистами в лагерь и там расстрелянный.
Стараниями отца Евгения и общинников пристроили на крыше небольшую луковку с православным крестом, сделали посильный ремонт. Начались службы.
Старушки принесли сохранённые иконы. Недостающие отец Евгений прикупил в епархиальной церковной лавке. Были иконы, по скудости средств, бумажные. Но красивые.
Подсвечники в храм отец Евгений сочинил сам. Для этого использовал две красивые точёные балясины, купленные на городском рынке, два эмалированных небольших железных тазика и две большие плоские алюминиевые сковородки.
Тазики привинтил шурупами к нижней части балясин, залил цементным раствором. Получилось тяжёлое круглое основание будущего паникадила.
Сковородки прикрепил к верхней части. Выкрасил сооружение золотистой краской. Насыпал в сковороды промытый и просеянный белый песочек.
В середину каждой бывшей сковородки, теперь подсвечника, установил красивые стеклянные рубиново-красные стаканчики лампадок.
Получилось красиво, добротно и недорого. И свечки легко и просто ставить. Достаточно зажечь от лампадки и воткнуть в песочек.
Было много желающих крестить детей. Многие взрослые тоже хотели креститься.
Отец Евгений присмотрел и купил в хозяйственном магазине большой пластмассовый таз голубого цвета. Таз стал купелью.
Жили с матушкой здесь же, во дворе дома, ставшего церковью, в небольшой пристройке. Матушка Евгения не роптала. Готова была идти за отцом Евгением хоть на край света.
Питались, чем Бог пошлёт. Бог посылал не густо. Приход был бедным, приношения - скудными.
Отец Евгений живо вспомнил, как однажды, в той ещё, мирской жизни, пришёл в гости к брату-священнику через неделю после Пасхи.
Его угостили зелёным борщом с яйцами, пирожками с яйцами, салатом с яйцами, яйцами фаршированными и просто варёными яйцами. К чаю были слегка подсушенные куличи.
Теперь он вместе с матушкой сам перешёл на яично-крупяной рацион. Потому как зарплата у сельского священника никакая, а прихожане жертвуют, в основном, яйца да крупы. Осенью – фрукты и овощи.
В первое время прихожан было много. Соскучились люди по Богу, отменённому советской властью.
По рождению православные христиане, в большинстве своём, селяне не стали безбожниками. Но от Церкви отдалились, место веры заняли суеверия.
Отец Евгений был строгим священником. И к себе, и к людям. Он не подстригал бороду и волосы, ходил всегда в подряснике и скуфье.
Разбирая однажды на чердаке отцовского дома старые вещи, нашёл в древнем расписном сундуке с музыкой, сапоги. С этим сундуком ходил в походы ещё его прадед, казачий сотник.
Сапоги были остроносыми, чтобы легче вдевать ногу в стремя. С мягкой тонкой кожи голенищами. На толстой кожаной подошве, пробитой деревянными гвоздями.
Очень лёгкие и удобные, сапоги пришлись как раз впору. Отец Евгений стал носить их постоянно.
Но в дождь кожаная подошва намокала и становилась очень скользкой. Отец Евгений отнёс сапоги сапожнику.
Тот приклеил снизу тонкую резиновую подмётку. На каблуках укрепил маленькие металлические подковки. Подковки сапожник прибил длинными тонкими гвоздиками. Слишком длинными.
Когда отец Евгений обул сапоги в первый раз после ремонта, кончики этих гвоздей остро впились в пятки.
Мастер тут же устранил оплошность, загнул кончики гвоздей на чугунной сапожной лапе.
Строгость к людям была не личной строгостью отца Евгения. Он сам неукоснительно следовал христианской традиции. Того же требовал от других.
При этом вовсе не был монахом и понимал, что его прихожане – далеко не монахи. Если бы пожелали таковыми стать, то пошли бы в монастырь.
Но и живя в Миру, люди считающие себя православными, должны соблюдать каноны веры.
Годы безбожной власти, когда Закон Божий пытались подменить кодексом строителя коммунизма, наложил трудноизгладимый отпечаток на людей.
Отец Евгений считал, что главная его задача - научить людей отличать жизнь и поступки православные от поступков и образа жизни греховного.
Много читая церковную литературу, в одной из книг нашёл рассуждение, очень ему понравившееся. Там говорилось, что Бог даровал человеку не только жизнь, но и волю, способность поступать по своему разумению.
Первые люди - Адам и Ева, однажды познав грех, сделали человеческую природу удобоприклонной ко греху.
Поэтому даже человек верующий в Бога порой согрешает. Иной раз нужно иметь мужество признать, что ответственность за прегрешение лежит только на нём, а не на обстоятельствах, начальниках, других людях.
Что такое грех? Это отступление от Законов Божиих. Вот эти-то законы и разъяснял отец Евгений селянам.
Они не понимали. Не хотели понимать. Не могли понять и принять. Почему нельзя то, что всегда было можно?
Одна из прихожанок, вполне взрослая, разумная женщина, никак не могла взять в толк, в чём же она согрешила?
Много лет назад вышла замуж, обвенчалась. Муж оказался никчёмным человеком, алкашом.
Родила троих детей, тяжко работала, тянулась из последних сил. А муж пил. Ушла к маме. Легче не стало, но стало спокойней.
Встретила хорошего человека, полюбила. Он тоже. Принял её и её детей.
Воспитывает как своих родных.
Бывшего мужа не видела много лет. Ему до неё и детей дела нет, продолжает пить. Опустился дальше некуда. Она счастлива в новом браке.
Как объяснить ей, что с точки зрения церковных канонов она по-прежнему является женой своего первого, венчанного мужа?
Что со своим новым мужем живёт в прелюбодеянии? Что дети, прижитые от него, рождены в грехе? Что только архиерей вправе расторгнуть церковный брак?
Местный некрупный чиновник никак не мог взять в толк, что воровать нельзя даже у государства. Зачем тогда чиновником становиться?
И совсем уж не понимали бывшие колхозники, что у колхоза тоже воровать нельзя.
А как же жить тогда? Зарплата в колхозе смешная, на неё не проживёшь. Вся надежда на домашнюю скотинку. А скотине кушать хочется.
Корма - только в колхозе. Причём купить нельзя, можно только так взять. И вообще, колхозное, значит моё!
Начали было редеть ряды прихожан. Но появились и новые люди, что отрадно – молодые.
Двадцати, тридцатилетние венчались, крестили детей, постигали азы веры. Нежданно объявились благотворители из состоятельных людей.
Директор кирпичного завода выделил кирпич не только на постройку храма, но и на дом батюшки. Владелец лесопилки привёз доски.
Хозяин маслобойни – несколько канистр подсолнечного масла. Масло пошло и в лампадки, и на питание. Торговцы и фермеры жертвовали на храм деньгами.
Отец Евгений быстро понял, что восстанавливать старый, разрушенный храм не имеет смысла. Не было столько верующих в селе, чтобы поднять огромную церковь, некогда построенную предками.
Храм решено было ставить небольшой, но обязательно красивый. В епархии нашёлся проект подходящий.
За повседневными хлопотами летело время. Родился сын. Потом дочь и ещё сын. Перебрались жить в новый дом, засияла куполами ладная и красивая небольшая церковка.
Церковь была одна в округе. По праздникам и воскресеньям стали наезжать люди из окрестных сёл и хуторов. Многие крестили детей и крестились сами, венчались. Приходилось и отпевать.
Отец Евгений старался не отказывать никому. Мог и на самый дальний хутор по непролазной осенней грязи поехать, чтобы отпеть скоропостижно скончавшуюся бабушку.
Особенно ревностно относился к обряду крещения. Знал, что священник, по собственному нездоровью или каким другим важным причинам, может отказать в любой требе. Только не в обряде крещения.
Потому как может случиться непоправимое. Допустим, обратились родители с просьбой окрестить младенца. А священник болен или ему некогда.
Назначил крещение на завтра. А сегодня ночью приключилась беда. Ребёнок неожиданно умер. И всё. Дело не поправишь. Не совершить над ним церковного погребения, не помолиться в церкви об упокоении души.
В одно из своих дальних путешествий познакомился отец Евгений с егерем местного охотхозяйства. Тот пригласил батюшку на охоту.
Охотиться священнику никак нельзя. А вот рыбачить – можно. Первые Апостолы Христа были рыбаками. Голодающих людей Он Сам накормил хлебом и рыбой.
Отец Евгений поехал первый раз на рыбалку из любопытства и для того, чтобы разнообразить свежей рыбкой свой рацион. Рыбалка удалась. Понравилось. Пристрастился постепенно.
Ловили, конечно, не удочкой, сетями. Добычливее как-то. Не умел егерь удочкой. Считал, что детское это занятие и пустое препровождение времени.
Сеть проще и надёжней.
Осенью показали отцу Евгению ещё один вид охоты на рыбу. Это была именно охота, потому как требовала значительных затрат труда. Тёмной ночью выходили они с егерем на реку в остроносой, хорошо просмолённой небольшой лодке.
В лодку ставили мощный аккумулятор от комбайна. Егерь сидел на носу лодки с лампой-фарой, снятой со старой машины скорой помощи, светил в воду. Отец Евгений с кормы отталкивался от дна длинным неровным шестом.
Когда острый луч белого электрического света останавливался в прозрачной осенней воде на спине сазана или щуки, егерь подавал отцу Евгению знак рукой.
Тот притормаживал лодку, втыкал в вязкое дно шест, привязанный к лодке верёвкой, поднимал со дна посудины острогу, именуемую в здешних краях сандолей.
Перебравшись поближе к егерю и увидев рыбу, отец Евгений тщательно прицеливался, учитывая, что вода искажает и размер будущей добычи, и направление удара.
Выцелив рыбину, нужно было изо всей силы быстро ударить. Затем втянуть трофей в лодку. Иногда попадались очень достойные экземпляры.
Две осени промышлял таким образом отец Евгений. Потом узнал, что это браконьерство. И острога, и жаберные сети запрещены законом.
Он искренне не понимал - почему. Почему из подводного ружья стрелять рыбу можно, а сандолей – нельзя. Хотя это гораздо труднее и хлопотнее, чем просто спустить курок. Но закон есть закон. Отец Евгений не хотел закон нарушать. Ни в каком виде.
Батюшка загрустил. Потом купил простенький спиннинг. Попробовал. Понравилось. Увлёкся. При некотором навыке и терпении, имея самую простую снасть, всегда можно наловить рыбы на уху. А больше и не надо.
Отец Евгений научился ловить рыбу на заказ. Если матушка просила окуньков на уху, были ей окуньки. Если щуку – была ей щука. Даже плотву умудрялся ловить отец Евгений на спиннинг, используя маленькую вращающуюся блесну или мушку.
Однажды, будучи по делам в областном центре, почти случайно отец Евгений зашёл в рыболовный магазин. В витрине увидел длинный чёрный спиннинг из углепластика. Денег было немного, но он не удержался и купил.
К спиннингу продавец посоветовал новую катушку и прочный плетёный шнур. Отец Евгений купил. Купил он и пару тяжёлых металлических блёсен.
Матушка не ругалась. Она понимала, что хоть и был отец Евгений священником, он был мужчиной. А мужчины никак не могут без игрушек. Тем более, что от этой игрушки и польза могла быть.
Понятно, что отцу Евгению не терпелось опробовать своё новое приобретение. На дворе была осень, моросил нудный мелкий дождичек. Несмотря на это, он отправился после обеда на рыбалку.
Одел поверх подрясника длинный брезентовый непромокаемый плащ с капюшоном, обул свои любимые казачьи сапоги, отправился на речку.
На первом же забросе поймал небольшую щучку. Потом ещё одну. Потом ещё. Потом впустую полчаса пополоскал блесну.
Потихоньку продвигаясь вдоль извилистого берега реки, облавливал участок за участком, периодически пополняя рыбой небольшой рюкзак, висевший за спиной.
Поднявшись на невысокий крутояр, решил сменить блесну. Сменил. Забросил. Ничего. Забросил ещё раз. Сильный, уверенный удар!
Затрещал фрикцион катушки, отдавая шнур. Рыба серьёзно боролась за свою жизнь. Но отец Евгений был сильнее. Она сдалась. Ожидая увидеть на крючке очередную щуку, отец Евгений был немало удивлён, когда выволок на берег приличных размеров судака, невесть как оказавшегося в этой степной речке.
Порадовавшись нежданной удаче, рыболов уложил судака в рюкзак, стал подниматься по довольно крутому и скользкому склону. Выбравшись на вершину крутояра, заметил в сером тумане ажурные очертания высоковольтной опоры, но не придал этому значения. Зря.
Широко размахнувшись спиннингом, чтобы как можно дальше забросить блесну, не услышал её всплеска.
Блестящая металлическая железочка слишком близко пролетела от проводов. Случился пробой.
Много тысяч вольт, пробив насыщенный водой воздух, вонзились в блесну, устремились по мокрому шнуру и углепластиковому удилищу в руку рыболова.
Прошив его тело насквозь, нашли выход в землю через длинные гвоздики, которыми крепились набойки его сапог.
Удар был страшным.
Отец Евгений лежал на высоком берегу, широко раскинув руки. День не воскресный, на реке никого. Некому было вызвать скорую помощь и реанимацию. Да и неоткуда.
Тихо шелестел дождичек. Отец Евгений смотрел в серое небо, на невидимые в тумане, уныло гуящие провода.
Глазницы глубоко посаженных глаз его постепенно наполнялись прозрачной и холодной дождевой водой.
Вода была похожа на слёзы.