Поведение генерал-лейтенанта в запасе, вне обычного воин-ского распорядка, в рамки обычного поведения не уклады-вается. Начать хотя бы с того, что он оставляет свою квар-тиру в Орджоникидзе, отлично меблированную, ухоженную, со всеми предметами, необходимого в быту, своему адъютанту, ничего с собою не взяв, с одним небольшим чемоданчиком в руке. Никакой денежной компенсации. Расстается, по дружески обняв того, с кем так часто общался..
В Симферополе его ждала прекрасная квартира, в которой абсолютно ничего не было. Купил кровать, две тарелки, нож, вилку и сковороду. Как же быть без сковороды, если генерал любил яичницу с салом? Сало резалось крупными толстыми кусками, и когда оно только начинало «шквар-чать», вбивались яйца.
В прихожей сделана перекладина, в потолок ввинчены кольца. Генерал любил начинать день с занятий со спортивными снарядами.
Потом наполнится квартира всем необходимым. Ме-лехов так и останется холостым. Женские голоса в его квар-тире будут звучать только тогда, когда будет приходить сестра Зоя, живущая здесь же в Симферополе, или когда бу-дут приходить в гости друзья со своими женами.
В квартире два балкона-лоджии. Один будет им переобору-дован под шахматную комнату.
Генерал любил игру в шахматы. Она напоминала ему артиллерийскую дуэль с невидимой батареей противника. Приходится рассчитывать только на математический расчет и природное чувство интуиции, позволяющей проникнуть мысленно в замыслы противника.. Артиллерийский блиц, на расчеты времени мало. Решения следует принимать мгно-венно, если думаешь выиграть дуэль.
Второй балкон – под оперативную, где будут разве-шены таблицы математических расчетов, где будет на сто-лике находиться необходимая справочная литература.
В прихожей - большой стеллаж с книгами. Ничего в квартире лишнего, чтобы пыль не собиралась!
Мелехов любил мужскую небольшую компанию. Он не пре-вратился в бирюка. Интересовался политикой, вступал в споры с секретарем рескома компартии, обвиняя того в ма-лой активности.
Время шло и потихонечку убирало знакомых и родных. Все чаще ему приходилось видеть в гробу дорогие ему лица.
Генерал никогда не подходил вплотную к гробу, в котором лежало тело дорогого ему человека. Он прощался с ним строго по-уставному, став по стойке смирно, затем, сняв с головы фуражку, отвешивал глубокий поклон. Губы его не двигались, в глазах не было видно слез, но заметно на ску-лах его ходили желваки. Я, видевший это, полагаю, что скорбь его была так велика, что кощунственными были бы слова обычного прощания, к которому так все привыкли. Слово – только звук, не всегда в деталях и по глубине соот-ветствующий мыслям. И это хорошо, за долгие годы жизни, осознал и усвоил этот человек. Я, пишущий эти строки, за многие годы профессиональной деятельности привыкший к мертвым телам, глубоко понимал генерала. Безлики тебе мертвые, которых при жизни ты не знал, смерть изменяет выражение лица каждого, оно уже мертвое, строгое, за-стывшее и трудно узнаваемое.Кто скажет из вас, живущих, что вы присутствовали многократно в момент приближения смерти, видели умоляющие глаза умирающего и слышали, как к вам несется стонущий возглас: «Спаси!». Я уверяю вас, что слыша умоляющий крик и, понимая бессилие свое, вы слышите протест души своей, таковой, который вы не забудете никогда, если обладаете хоть крупицей человеческого сознания и порядочности. И это тогда, когда вы абсолютно ничего не знаете об умирающем. Ибо в преддверии вечности человек наконец-то начинает понимать тщетность всего мирского. И ты не судья, ибо даже в жизни умирающего, что понял ты? А сколько видел этот человек, дослужившийся до такого высокого звания, смертей? Сколько изувеченных, еще трепещущих в борьбе за жизнь, исковерканных тел? А ведь это были живые люди, с которыми он ежедневно общался, которыми командовал, и которые исполняли его приказы. Многие из них, как с близким единственным человеком, беседовали и поверяли свои тайны. Это были люди ни по возрасту своему, ни по состоянию здоровья не подвластные естественной смерти, все они приняли смерть насильственную, зависящую подчас от человека, либо под-верженного расстройству ума или не обладающего даже скромными крупицами ума. Смерть, сопровождающаяся криками боли, стонами; видом обширных обезображиваю-щих ран … и кровью. И еще, ведь эти смерти не единичные, а ежедневные и множественные. Только человек, видевший смерть в таком объеме, познает значение жизни и любит ее настолько крепко и сильно, что жизнь свою посвящает слу-жению ей. И, уйдя в запас, оставаясь в одиночестве, подхо-дит к грифельной доске и производит сложнейшие матема-тические расчеты , вычерчивая на кальке и больших кусках ватмана кардиоиды и синусоиды, рассчитывая направление движения запущенных с поверхности Земли ракет. Кто-то мог бы рассматривать все это как причуды старика, одной ногой уже стоящего на пороге смерти, не понимая того, что генерал-лейтенант не находился в отставке, а как принято считать молодым, он служил Родине, находясь в запасе, и понимая, как сложно найти молодого человека, который бы сразу понял все премудрости службы ПВО и космонавтики. А это означало только одно - в каком бы возрасте не нахо-дился этот генерал, он был готов к исполнению сложной в техническом отношении воинской службе. Он всегда был готов к защите от врага воздушного пространства той Роди-ны, которой он присягал служить, А присягу, как я пони-маю, можно принимать только один раз в своей жизни..
Он крепился, как мог, не подавая виду, что сердце его поти-хоньку начинает сдавать. Как это несправедливо – обладать светлой, прекрасно мыслящей головой и стареющим, дрях-леющим на своих же глазах телом. Вначале он установил в своей квартире в Симферополе. спортивные снаряды, рабо-тал на них ежедневно, делал стойку на руках.
Но тело жаждало покоя - и он уступал его желаниям. Внача-ле это касалось продолжительности сна, потом замене ледя-ной воды, которой привык обливаться по утрам, теплой. Осуждать его за такие слабости невозможно. Он и так, по сравнению со сверстниками выглядел намного стройнее и подвижнее. А сердцу все труднее и труднее стало гонять кровь. Вот и ноги стали мерзнуть при высокой относительно температуре воздуха в квартире. Вот уже на них появились и отеки. Он старался не прибегать к сильно действующим сердечным средствам, обращаясь за советами к своим близким, служивших богу Эскулапу. Но те, не сделав необходимых исследований и незнающих истинного положения дел, назначали средства помогающие, безобидные, но и малоэффективные. Ограничивался генерал главным образом «сердечными» каплями разного состава.
Душа его оставалась молодой, ей надоело ютиться в старе-ющем теле. Ей хотелось простора великого, бескрайнего. Генерал чувствовал веления своей души и, понимая, что уже не в силах удержать душу, умолк. Теперь он отвечал на во-просы близких кратко.
Попросту говоря, он не хотел, чтобы говорили о нем и для него. Он прежде редко и мало писал. Письма его были по-хожи по содержанию на телеграммы, посылаемые челове-ком, сильно нуждающимся в денежных средствах – мало слов и только значимые…
Но в общении с друзьями он оставался словоохотливым. Готов был говорить на многие темы, возможно, только за исключением войны. Теперь же он отвечал односложно, или игнорировал вопросы, обращаемые к нему. Словоблудие на пороге вечного, непознаваемого нетерпимо, и генерал-лейтенант Мелехов Виктор Михайлович замолк. Он чувствовал, что умирает. И его страстно потянуло в Керчь. Никогда в жизни он так не хотел этого. Он всегда желал, чтобы после смерти его похоронили в этом приморском городе, из которого он юношей ушел на войну. Он хотел перед тем, как уйти навсегда из жизни, увидеть Керчь. Здесь находился самый близкий для него, оставшийся в живых человек, его родная сестра Сима Сухотина (Мелехова).. Увидеть бы ее и успеть бы попрощаться…Его усаживают с трудом в легковой автомобиль, обкладывают подушками, укрывают одеялом.. Ночь, мелькают огни встречных автомобилей. Он, закрыв глаза, сохраняет остатки жизненной энергии, так ему сейчас необходимой Ему введены сердечные, но действие их ограничено. Он чувствует, что уступает смерти - тяжкие толчки своего сердца становятся все реже. Машина начи-нает делать повороты , а это означает то, что он успел! Ма-шина остановилась, он открыл глаза и увидел двери ведущие в подъезд дома, где живет сестра Последний тяжкий толчок сердца - и темень ночи врывается в его уходящее сознание.