3.ПРИЕХАЛИ.
Я стоял в строю в длинном коридоре. Вокруг бегали сержанты, и почему-то все громко кричали. Первый раз за последние дни Андрюхи рядом не было, и от этого становилось не по себе. Он ростом был выше и поэтому в строю оказался впереди. Я повернул голову направо. Мои глаза упёрлись в откровенно бестолковый взгляд какого-то азиата. Посмотрел налево – вообще дерево. Русских в строю несколько человек. Да!... Жизнь обещала быть весёлой.
Невыносимо хотелось спать. Ноги ныли от усталости. Но стоять пришлось ещё долго. Прошло несколько перекличек. Все пожитки сдали в каптёрку прапорщику, который теперь был нашим старшиной. Получив постельное бельё, учились заправлять кровати.
Ряды двухъярусных коек, расставленных так плотно, что между двумя соседними едва помещалась тумбочка, занимали всё пространство. Укрывшись влажной простынёй, немного защитившей тело от колючего одеяла, я моментально провалился в небытие сна.
-Подразделение! Подъём! Сорок пять секунд, строиться в коридоре,-
пронзительный голос заставил вздрогнуть. Казалось, что ночи и не было. Вроде бы легли только что. Но, сообразив, где нахожусь и, что происходит, я откинул одеяло и вскочил, столкнувшись лбом с кем-то, кто спрыгнул с соседней койки. Тут же на голову нам упали ещё двое, спавших на верхнем ярусе. На неполных двух метрах площади мы вчетвером кувыркались, хватая с табуреток свои шмотки, и пытались одеться. Наконец, кое-как справились с этим и ринулись в коридор, по дороге уворачиваясь от сержантских сапогов.
Молоденький младший сержант, попинав ногами в дверях отставших, стал прогуливаться вдоль строя. От распиравшего чувства собственной значимости у него раскраснелись щёки. Погладив пальцем едва наметившийся над верхней губой пушок, он, вдруг, остановился и заорал визгливым голосом:
-Вы все – бараны! Только бараны строятся за две минуты.
Я украдкой застегнул последнюю пуговицу. Но не тут-то было.
-Сорок пять секунд отбой!-
сержант стал усиленно помогать нам сапогами сокращать время. Потом был опять подъём. Опять отбой. И так до бесконечности.
-Вах, вах!-
кто-то в дальнем углу казармы, махнув на всё рукой, демонстративно уселся на койку. Тяжело дыша, все с любопытством столпились вокруг. Крючконосый грузин, обхватив голову руками, всхлипывал, как ребёнок.
-В чём дело?-
подошёл сержант. Грузин жалобно поднял глаза:
-Слюшай дарагой. Туда-сюда. Зачем нужен такой спать?
-Встать!-
заорал сержант:
-Как фамилия?
-Векуа. Заур Векуа,-
всхлипнул грузин.
-Чего встали?-
повернулся сержант к нам:
-Форма одежды – голый торс. На улицу бегом марш!
Утро выдалось по майски прохладным. Ёжась от ветра, я топал по асфальтовой дорожке военного городка, стараясь не отстать от мелькавшего перед глазами затылка. Сначала было интересно осмотреться вокруг. Но бежать строем, в ногу – это не совсем то, что делают спортсмены. Да ещё тяжёлые сапоги, натянутые на скомкавшиеся портянки. Так что через пять минут стало не до любования окрестностями. Спина взмокла от пота. И дистанция оказалась приличная. А отжимания от холодной земли и нелепое, долгое держание поднятых ног, лёжа на спине, под неусыпным оком уже другого сержанта, отобрали последние остатки сил. Всё это называлось утренней зарядкой.
На десять, слабо сочившихся умывальников, оказалось больше сотни желающих. Когда подошла моя очередь, и я только сунул руки под ледяную струю, опять на уши надавил визгливый голос сержанта. Надо было строиться на завтрак. Марширование до столовой и бесконечные тренировки по вбеганию в дверь и обратно не смоги притупить чувства голода. Но когда всё-таки расселись за столы, выяснилось, что поданная в ограниченном количестве капуста на воде и то, что называлось компотом, в пищу не пригодно. Но осознать это до конца никому не удалось. Буквально через минуту, как чёрт из шкатулки, вскочил со скамейки сержант:
-Закончить приём пищи! Выходи строиться!
До обеда учились мотать портянки, пришивали погоны, подворотнички. Прежде чем показать что-либо, сержанты доходчиво объясняли, что таких придурков, как мы, они в жизни не видели. Наука явно шла туго.
Обед мало, чем отличался от завтрака, если не считать появления в меню прозрачной баланды, которую почему-то называли супом.
Потом знакомились с начальством. Толстого майора, командира войскового приёмника или карантина, так называлось наше подразделение, в следующий раз мы увидели, когда уже уходили отсюда. Заместителя командира, старшего сержанта, не было. Он уехал в командировку. Фамилию его я не расслышал. По очереди нам представили всех сержантов.
Боевую учёбу начали с самого трудного, с полит. занятий. Суть их заключалась в том, что через месяц каждый молодой солдат должен был выучить наизусть текст воинской присяги. Всего полстраницы. Когда об этом сказали, я чуть не рассмеялся. Но не всё так просто. Подавляющее большинство в карантине не говорили по-русски. Были и такие, кто совсем не умел читать и писать. Вот тут и началось! Невозможно понять, как можно сапогами вколотить человеку в голову знание русского языка за месяц. Но сержанты взялись за дело усердно.
После ужина, как и всю Советскую Армию в этот момент, нас рядами усадили к телевизору на просмотр программы «Время». Я и дома-то эту чушь никогда не смотрел. А тут, после такого дня, голова, налитая свинцом, отказывалась что-либо понимать. Ко всему человек привыкает. Скоро и я напучился спать с открытыми глазами.
Так и пошло. Утро начиналось с дурацкого выравнивания коек и тумбочек по натянутой нитке. День заканчивался многократным раздеванием и одеванием, пока сержанту не надоедала тренировка по отбою и подъёму. Восприятие внешнего мира как-то притупилось. Остро только ощущались только две вещи. Постоянное, не проходящее чувство голода и страстное желание выспаться.