Трещины змеились по каменистой почве, разделяя то, что люди называют землёй на странные треугольники.
Ночь. Костёр. Шаман сидел и думал о «городах-вампирах», куда старался не забредать и не задерживаться подолгу и о «городах-донорах», которых, увы, слишком мало.
Шаман прошептал несколько слов и рядом с ним возник огромный, метра 4 в длину, манул.
- Ты всё растёшь и растёшь – проговорил Шаман.
- А ты всё думаешь и думаешь, скучно стало? – спросил Манул.
- И да, и нет. Просто сегодня-завтра мы с тобой отправляемся в путь, к центру, ядру Земли. Пришло время подчинить себе природу и принести процветание засушливым уголкам, вроде этого – ответил Шаман.
- Я так долго слышал об этом от тебя, почему, всё же, ты решился? Я знаю – твои родители, отправленные в изгнание, от жажды умерли в одной из пустынь, но дело вряд ли лишь в их смерти – сказал-спросил Манул.
- В этом тоже, но в меньшей степени, я хочу власти, но такими методами, чтобы потом не пришлось жалеть о пройденном для приобретения власти пути. Благодаря силам природы я могу многое, но не всё, а хочу быть способным на всё. Но сперва я должен увидеть знаки, прозреть будущее – заявил Шаман.
Через 5 минут рядом с Шаманом полыхнул костёр, Шаман отпил из фляги и стал монотонно напевать что-то себе под нос.
Вскоре зрение Шамана «занавесилось поволокой», костёр полыхнул и Шаман УЗРЕЛ.
Шаман оказался в городе, поцелуй которого вдохнуло время. Вдохнуло и решило остаться вдвоём с городом. Время «не отпускало» город даже во сне, обнимало его. Город не был «донором» и не был «вампиром» - Шаман не ощущал этого. Город был смутно знаком и даже приятен, подобно книге, сюжет которой забыт, а впечатления от её прочтения – нет. Но город производил «грязное» впечатление, при том такого рода, что город хотелось не «очистить», а «загрязнить» ещё больше.
На главной площади города сидели женщины – молча сидели в ряд, перед выложенными на торговые полки продуктами и вещами, а за спинами женщин стояли саркофаги со спящими там мужьями. Мужчины не отдыхали во сне, они в нём жили и от сна они устали. Иногда во сне мужчины чихали. Из-за подобных чихов женщины не спали никогда.
Зато до тех пор, пока женщины не закрывали глаза во сне, они не закрывали их навсегда. К такому состоянию дел не привыкнуть, но женщины просто были вынуждены его принять ради вечной жизни и неизбежности. И данная ситуация гораздо хуже той, при которой ночью, засыпая, мужья обещают обнимать жен, но за всю ночь так этого и не делают.
От женщин пахло болезнью. В болезни женщины не любят целоваться, однако в случае этих женщин, неясно, что было следствием, а что – причиной. Они болели и не целовались, не целовались и болели. Они даже и не знали ощущения щекотки от поцелуя. Женщины не умирали, но болели. Болели женщины из-за мужчин, из-за них кашляли.
В центре площади стоял фонтан. В фонтане плескался какой-то дед в зелёной накидке, на которую были нашиты изображения грибов и ягод. Возможно его вид должен был пугать, но смешил. А дед в фонтане всё пытался отмыть кровь со своих рук, однако думал при этом дед лишь о мире и согласии. Дед пах противно - как ткань зонта, чуть подсохшая после дождя – пах даже в фонтане и Шаман чуял это. А капли фонтана говорили что-то, чего Шаман не мог разобрать, говорили, падая из фонтана через край борта на плиты мостовой.
Ветер дул со звуком стона, похожего на шоркающий скрип листа бумаги. Ветер этого города не был талантливым композитором, но ровнялся на композиторов-мелодистов – ветров других городов, талантами обладающих, а значит и сам ветер этого города имел ещё шанс «раскрыть себя». В этом городе как-то сразу становилось понятно: «От жизни умирают».
Под ногами Шамана бродили птицы с лицами людей – в этих птицах – души умерших людей.
Нежданно птицы начали по одной налетать на Шамана, пытаясь клюнуть его в лицо, с каждой минутой птиц становилось всё больше и больше, но ровно до того момента, пока Шаман, посмотрев на одну из птиц, не произнёс: «Умри». Птица погибла. Остальные отстали.
Но вдруг птицы залаяли одновременно, звук напоминал какое-то ругательное собачье песнопение. Шаман прошептал что-то и все птицы синхронно обратились в полиэтиленовые пакеты. Пакеты зашелестели скрипом рельс. Шаман подумал: «Путь к знаниям нередко бывает закрыт не только на замОк, но и на щеколду. Главное, чтобы знания не оказались в итоге мёртвой мышью».
Из фонтана, вся в зелёной слизи, на Шамана поднялась и безмолвно двинулась огромная фигура из мыла. Шаман призвал дождь, чтобы размыть фигуру, но фигура осталась цельной. «Возможно, не тот дождь, возможно я по ошибке призвал дождь, лечащий раны» - подумал Шаман.
Шаман создал вокруг куклы из мыла бесцветный кокон, лишь слегка отливающий стеклом. Верхнюю часть тела куклы (до пояса) в коконе Шаман придал огню, нижнюю – затопил. Вряд ли кукла, конечно, оценит иронию «выбора большего страха» - сгореть или утонуть. Но Шаман был собой доволен. Внешне он был спокоен. Внешне. То есть лишь казался таким. Внутри он нервничал. Среда ВИДЕНИЯ была враждебна.
Шаман обратился к голосам внутри себя, но они молчали, Шаман произнёс им: «Прошу вас, приказываю – говорите, а я буду вести».
Пройдя площадь с фонтаном, Шаман вступил в сад с чёрной, чёрной землёй. Здесь Шаман впервые испугался, что его ментальных сил может не хватить, чтобы пройти всё Видение до конца. Но голоса отозвались – предки ободрили его.
В саду лежал старый зеленый дракон. Дракон спал. У Шамана заболели пальцы. Шаман их поцеловал. Боль прошла. В драконе чувствовались избалованная гордость и глубокая тьма. Но тьма мудрая.
Пока дракон спал, Шаман решил найти то или того, кто прячется. А как найти то, что прячется? Стать им. Поставить минусу минус. Абсурдно слиться с тем, что логично.
Шаман увидел свою цель. Шаман обратился в белку. Белка-Шаман аккуратно стала почти что по дракону перебираться на другую сторону сада, к увиденной цели. Аккуратно и тихо, как записка, доставляемая добродетели. Шаман-белка закрыл глаза и изображение мира исчезло. С закрытыми глазами и активность мира снизилась также, как и активность Шамана для «глаз» мира.
Жарко. В воздухе сгорели все комары. Шаман чувствовал всё, знал всё, что творится вокруг, перебираясь мимо дракона и чуть-чуть по нему, Шаман про себя считал количество листочков на одном из деревьев.
Главное было не страшиться – экзальтация, в какой-то мере присущая каждому, кто испытывает страх, могла пробудить дракона, привлечь его внимание. Чтобы вокруг стало ещё темнее, Шаман призвал предгрозовые облака.
«Клянусь, если выгорит, дам первым попавшимся цветкам с ещё не заснувшими душами, которые встречу, право самим выбирать каким цветом им цвести» - пробираясь, думал Шаман.
Не выпуская из внимания «спящих» лап дракона, Шаман уже почти добрался до цели, он чувствовал это, чувствовал душой.
Шаману, даже, казалось, что дракон не спит, а лишь делает вид, но…вот и она – цель – мраморный ключ, висящий на стене высокого здания «у ног» которого и раскинулся парк, ключ висит на уровне затылка дракона.
Шаман удлинил руку, чтобы дотянуться до ключа, коснулся его, однако пропустил момент – челюсти пасти дракона уже распахивались над головой Шамана.
Челюсти клацнули…но не сомкнулись, натолкнулись на невидимую преграду, через них прошла судорога – Шаман призвал ток, схватил ключ, подтянул к телу и приложил ко лбу. Ключ протаял в черепную коробку Шамана, Шаман взлетел в небо, однако его догнала струя огня, адской болью опалившая плоть…горящий метеор летел вверх, прочь из сада, а в спину ему донеслось: «ПРИХОДИ, ЕСЛИ ПОСМЕЕШЬ».
-Удачно, теперь я знаю путь и видение впервые благостное – проговорил Шаман.
- Не такое уж и благостное, твоя метаформа почти погибла – возразил Манул.
- Не согласен, мы отправляемся завтра утром, будь готов – отрезал Шаман.
Манул не ответил, но свернулся клубком у вновь спокойно горящего костра. Шаман обнаружил у себя во рту зелёную чешую. Он задумался о своём «цветочном» обещании и заметил в себе желание потрогать красивый цветок.
Звёзды на небе посылали какие-то послания Шаману и Манулу, пока каждый из них был занят своими мыслями…
Тишина слушала сама себя и чужими руками касалась тел тех, кто пытался почувствовать тишину. Гулкая музыка тишины…
Шаман был уверен в себе…