Башмачники. продолжение

Игорь Поливанов
       Они жили тогда на частной квартире у пожилой вдовы, муж которой погиб на фронте, в низеньком, саманном домишке, под соломенной крышей, в маленькой комнатушке, отделенной от хозяйской половины цветастой ситцевой занавеской вместо двери.

       Они с женой мечтали о такой же землянке с маленькими окошками, с цветами на подоконниках; мечтали о том времени, когда избавятся, наконец, от этого постоянного, даже когда ее не было дома, ощущения присутствия хозяйки, ощущения болезненного любопытства к жизни за занавеской физически крепкой еще, одинокой женщины. Им казалась истинным счастьем жизнь в своем доме.

       Он часто в воображении своем видел, как воплощение мечты, одну и ту же картину. Выходной день. Они лежат в постели, хотя в окно ужe светит солнце. Он обнимает ее за плечи, ее голова лежит у него на груди; они лежат неподвижно, утомленные любовью, а в комнате тихо, и только ходики мерно тикают на стене.

       Были у них такие выходные дни? Может быть и были, но он не мог вспомнить ни одного. Но зато хорошо помнил, как они с женой после работы торопились домой, и, наспех перекусив, принимались мешать глину для самана. Они работали, когда начинало уже темнеть, и радовались ясным лунным ночам, когда можно было поработать лишних часа два, и лишь побежденные усталостью шли спать.

       Вошли они в свой дом  следующим летом, только покрыв его крышей, когда не было еще ни окон, ни дверей. Мазали потолок и стены с железной койки, положив на спинки две доски, убрав на день постель в угол и покрыв ее клеенкой.

      Наступила осень, а у них не было еще кирпича на печь. Ночи были холодные, сырые, и они спали, покрывшись поверх одеяла фуфайками. Он уже отчаялся достать кирпич, и собирался поставить «буржуйку», когда сосед, работавший в пекарне, сообщил, что у них будут переделывать печь, и предложил спароваться с ним и взяться после работы и в выходной ломать старую печь, с условием, что старый кирпич отдадут им.

       И вот, черный как черт, весь в пыли и саже, он возит тачкой кирпич на виду у всей улицы, и радость распирает грудь при виде, как под стеной дома растет штабель кирпича. Столько кирпича, да еще даром! Он был счастлив.

       А потом он строил сарайчик для дров, курятник, сарайчик для свиньи, сарай для коровы. Плохо было с лесом, и в дело шла каждая дощечка от ящика, каждая палка. Из какого только дровяного хлама лепил он крыши, двери, окна. И все это он перетаскал на себе, на своих плечах.

       Родился сын, и они купили корову. Потом скопили денег и купили мотоцикл. Не для развлечения, не кататься. Мотоцикл был тоже необходим, и Николай Иванович просто свет увидел с его приобретением. Приспособив к нему легкую двухколесную тележку, он возил траву, сено, камыш. Осенью по выходным он уезжал далеко от города, мотался по полям, с которых колхоз уже убрал урожай, и привозил то мешок кукурузных початков, то семечек, то свеклы.

       А жизнь становилась все лучше, и вокруг его землянки поднимались высокие кирпичные дома, и по мере того, как росли дети, как росли сбережения на книжке, все явственней становилась необходимость строить новый дом. И он построил дом: высокий, из кирпича, под железной крышей, с большими окнами. И теплица казалась тогда необходимой.

       Сын учился в институте, дочь собиралась поступать в техникум. Тогда же он перешел работать на железную дорогу башмачником - работа по двенадцатичасовым сменам оставляла больше времени для домашней работы.

       Теперь, в минуты мрачного настроения, в минуты тоски, он вел счет этому ушедшему безвозвратно времени. Два года строил первый дом, пять лет отдал второму, три года машине. А сколько лет забрали корова, теплица, огород, сарайчики, сенокос?

       Обнаружив вдруг, что теплица ему не нужна, подчиняясь странной потребности саморазрушения, он пришел постепенно к тому, что не нужна ему и машина, и строительство второго дома затеял он зря. Они вполне могли бы перебиться в старом доме, пока бы ни разъехались дети. Теперь же, когда они остались вдвоем со старухой, эти новые хоромы были даже обременительны: и топлива за зиму уходило больше, и уборка стоила жене сил и времени.

       И корова и свинья тоже ни к чему. Да при том в городе. Живут же другие без всего этого, и ничего - не умирают с голода. Живут не хуже, да еще ездят по курортам, ходят в кино, театр, проводят вечера в ресторанах. Ведь мог бы и он так жить - легче, интереснее. Но он только и знал, что одну работу.

       И в силу какой-то странной логики он видел виновными в этом всех тех, кто жил так, как хотел бы жить он. И впереди всей этой безликой массы раскатывающих на своих машинах, заполняющих пляжи курортов, рестораны, впереди этой толпы стоял автор фельетона. Он был главным виновником его настоящего состояния.

       Правильно или неправильно он жил, но до этого фельетона он не думал об этом, был уверен в себе, и даже испытывал чувство превосходства над окружающими его людьми. Его жизнь была наполнена смыслом, у него постоянно была цель, которая, по крайней мере, оправдывала этот бесконечный повседневный труд, который за долгие годы стал привычкой, естественным его состоянием.

       Скорее всего, не цель побуждала его работать не покладая рук, а потребность работать, привычка к труду требовали каждый раз новую цель. Может быть, так же, ни на миг не сомневаясь в правильности своего решения, он принялся бы откладывать деньги на машину сыну, потом - дочери. И гордился бы собой. Ведь многие хотели бы иметь собственную машину, но не могут, не умеют заработать, а вот он не только себе, но и детям смог купить. И не воровал - своими руками заработал, своим трудом. И, наверное, был бы по-своему счастлив. Не из уважения ли к себе родится ощущение счастья?

       У него отняли цель, а вместе с ней радость победы, радость достижения цели, смысл жизни, уважения к себе, покой. Жизнь стала пустой и никчемной. Работа не приносила удовлетворения. Даже просто забвения не находил больше в ней. Что бы ни делал, он не мог избавиться от мысли, что делать это не нужно, что работает он только потому, что ничего другого делать не умеет, и что жизнь его прошла, чтобы что-то в ней менять.

       Продолжение следует...