О рыбаках и рыбе

               


Мои первые рейсы в море в 1968 году были на э/с (экспедиционное судно) «Наблюдатель». Это судно, тип СЧС – средний черноморский сейнер, – специально переоборудованный для океанологических работ. Судёнышко совсем небольших размеров: 18 м в длину, 4 – в ширину, мощность главного двигателя – 150 л.с. Экипаж вместе с экспедиционниками – 17 человек. Район плавания для таких судов ограничен 20 милями от берегов. Этим судам планировались океанологические работы, в основном, в заливах, проливах и губах Кольского побережья Баренцева моря. В те времена рыбы там было немерено. Это, конечно же, в основном, была треска.
 До сих пор считаю, что треска одна из самых лучших морских рыб. Она хороша в любом виде: жареная и пареная, солёная и копчёная, вяленая и варёная, сушеная и мороженая (строганина). А какая из трески уха! Пальчики оближешь! Всё это справедливо только, если рыба свежая, не перемороженная. По всей нашей необъятной стране расходились тысячи тонн мороженой трески из Мурманска. Но это всё не то. Кто не едал свежевыловленной трески, тот не знает её настоящего вкуса. Мясо у этой рыбы полностью диетическое, т.е. её можно кушать всем людям, которым в силу каких-то заболеваний предписана диета. Только из печени трески вырабатывается натуральный рыбий жир. Кто из нас в детстве не морщился, выпивая ложку рыбьего жира? А это ведь треска всех лечила! Сейчас, вероятно, нашли какие-нибудь Е-заменители рыбьего жира, но тогда… Только печень трески и никакой другой рыбы! Мясо этой рыбы белое, рассыпчатое, нежное, без жёстких прожилок. Короче говоря, не рыба, а просто класс!
На «Наблюдателе» в то время капитаном был Эрштадт Борис Карлович. Он, в буквальном смысле слова, жить не мог без трески. Его предки – норвежцы, а сам он попал в Советский Союз не по своей воле. Уроженец посёлка Лиинахамари, до войны это была территория Норвегии, ну а после войны Советский Союз присоединил эту территорию к своей Империи. Вот и оказались тамошние жители советскими людьми. Видимо, с кровью предков вошла в нашего капитана любовь к треске. Животного мяса он не ел, а вот рыбу ему готовили персонально. Треску ему, в основном, варили. Как сейчас вижу большую миску с дымящимися крупными кусками варёной трески, сверху чуть присыпанную чёрным перчиком. Ел капитан чаще всего один в своей каюте, может быть, стеснялся показывать всем своё пристрастие. За глаза мы его звали – трескоедом.
Ловили мы треску на поддёв. Снасть – это леска 0,8 мм, а то и толще, на конце мельхиоровая или из нержавейки трубка сантиметров 10 длиной, залитая для веса свинцом и с мощным тройным крючком. Этакий «якорь» рыболовный.
Борис Карлович никогда не пользовался навигационными приборами, да он их и не знал. Только - визуально. На «Наблюдателе» мы ходили в пределах видимости берегов. Даже на удалении в 20 миль берег в хорошую погоду просматривается, ну а в плохую мы не уходили далеко. Капитан прекрасно знал на глаз очертания береговой линии Кольского побережья. Все мысы, заливы, островки и т.п. для него были известны, как свои пять пальцев. Ну и, конечно, кэп знал, где искать косяки трески. В этих районах наше «корыто» ложилось в дрейф, и начинался лов.
Опускаешь свою снасть почти до дна и начинаешь резко поддёргивать её вверх. Рывок! Рывок! И вдруг ты ощущаешь, что твой якорь цепляет какую-то невидимую тяжесть! Непередаваемые ощущения! Треска - рыба хищная. Она может хватать блестящую трубку как живца, а может, если идёт плотным косяком, и зацепиться любой частью своего тела. Бывало, тянешь её на борт, пальцы леска режет. Ну, думаешь, килограммов на 5 рыбина! Вытаскиваешь на поверхность, а рыбина не очень крупная, килограмма на полтора, зацепилась на крючок за хвост. Естественно, тяжело идёт.
Такая рыбалка продолжается недолго – час-полтора. За это время мы вылавливали килограммов 30 – 40 трески. На ближайшие 7 – 10 дней экипаж обеспечен свежей рыбой. В первый день, это, конечно, уха! Такой вкуснейшей ухи из трески я не пробовал больше никогда в жизни! Потом – жареная и варёная треска, а некоторые умудрялись ещё и вялить её в машинном отделении.
Конечно, в то время были и другие рыбалки. Не однажды мы высаживались на берег в губе Трящина – это к востоку от Кольского залива, миль 80 – 100, шли пешком на ближайшее озеро и ловили на блесну кумжу. Эта рыба из семейства лососевых, родственница форели. Мясо у кумжи розовое, очень вкусное. Вот кумжу можно солить, как сёмгу – и на бутерброды! Вкус специфический!
Нередко, спасаясь от штормов, которым на Севере нет числа, мы заходили в Кильдинскую Салму. Это узкий пролив между островом Кильдин и Кольским полуостровом. А сам Кильдин находится милях в пяти от Кольского залива на восток. Кстати, остров очень крупный, там находится военный аэродром (подозреваю, что не только аэродром), да и вообще остров весь принадлежит военным, и высаживаться на него категорически запрещено. Так вот, в этом проливе мы ловили морского ерша. Это рыба из семейства камбалы, но вяленый ёрш значительно вкусней своей родственницы.
Работая на других судах, и находясь далеко от берегов в продолжительных рейсах, за удачу мы принимали встречи с рыболовецкими сейнерами. По радиосвязи просили у них рыбки на уху, и отказа никогда не было. Чаще всего нам грузили свежей рыбой пару мешков, связывали их между собой и бросали за борт, предварительно прикрепив к мешкам кусок пенопласта. Свежая рыба, пусть даже снулая, поднятая с глубины, не тонет, по крайней мере, пока не начнёт пропадать. Эти мешки с рыбой мы вылавливали, и на борту начиналось пиршество. Представьте себе – какой вкусной рыба нам казалась! Я ведь застал ещё то время, когда на таких судах, как наши «научники», не было морозильных камер. Чтобы сохранить мясо, его вывешивали на ванты мачт. Крепко привязывали, и, таким образом, мясо постепенно высушивалось, вялилось, но не пропадало. Но, конечно, свои вкусовые качества теряло. Это мягко сказано. А если честно, то такое мясо здорово надоедало.
Однажды, когда море было спокойно, мы спустили на воду спасательную шлюпку и на ней отправились на сейнер за рыбой. Вот здесь-то я воочию увидел труд рыбаков. Только что подняли трал, и практически вся открытая палуба сейнера была устлана трепещущейся живой массой. Слой рыбы был до 1 метра высотой, а местами и больше. В основном это была треска, много было палтуса, зубатки, камбалы и другой мелочи. Один наш моторист взял и сунул в раскрытую пасть зубатки свою ногу в кирзовом сапоге. Рыбина пасть-то и сомкнула! Эх, он орал! Наверно, на нашем судне было его слышно! Но больше – от испуга. Когда мы багром разомкнули челюсти этого чудища, то глазам предстала невесёлая картина. Сапог был прокушен почти полностью, даже со стороны подошвы! Но она, т.е. подошва, ногу-то и спасла. Так, только сверху на пальцах ноги остались четыре дырки. Крови было немного. Ногу забинтовали, посмеялись над неудачником и забыли. Зубатка оправдала своё название: морская собака.
Человек восемь – десять рыбообработчиков стояли тут же на открытой палубе за разделочными столами и шкерили рыбу. Таким словом называется разделка и обработка рыбы. Один – два взмаха шкерочного ножа и готово! Голова и внутренности летят в одну сторону, тушка – в другую. На палубе установлены большие металлические воронки или желоба, в которые сбрасывают  обработанную рыбу. Куда – тушки, куда – отходы. Всё это попадает вниз в трюмные помещения, где рыбу укладывают в ящики, в лотки и – в морозильные камеры. Были сейнера, где рыбу только замораживали, а были и с засолочными цехами, где также и солили рыбу в бочках. Отходы - в мукомольный цех. Производство рыбной муки – обязательный план, вот и поступают сюда не только отходы производства, но и несортовая рыба, т.е. всякая мелочь всех пород. План надо выполнять. Вот и «гребут» рыбаки из моря всё подряд и мелочь в том числе, не задумываясь о восстановлении численности рыбных запасов. Эх! Да жили ведь только одним днём! По принципу: после нас хоть потоп! Но об этом позже.
Ну а мы тем временем на палубе занимались отбором рыбы себе на пропитание. Кстати говоря, отдельные экземпляры трески, которые мне приходилось видеть, были размером до 1,5 м и весом до 80 кг. Наверняка, сейчас трески такого размера не встретишь нигде. Палтус тоже бывает огромных размеров, по крайней мере, был в то время, до 2 м в длину. Это то, что я видел собственными глазами.
Набив три увесистых мешка приглянувшимися нам рыбинами, опустив мешки в свою шлюпку, мы благополучно отвалили к себе на судно. Старпом, руководивший этой операцией, передал кэпу сейнера от нашего капитана пол-литра беленькой в качестве благодарности. Ну, а удовольствию нашего экипажа от  вкуса рыбы не было предела.
Так что, уверяю Вас, мой дорогой читатель, что в конце 60-х, начале 70-х годов прошлого века, мне довелось повидать и попробовать в Баренцевом море прекрасной рыбки.
И вот где-то с середины 70-х годов море Баренца заметно начало беднеть рыбкой. Причин, конечно, несколько. Это, естественно,  загрязнение воды, это, естественно, и бесконтрольный, я бы даже сказал, хищнический вылов всех подряд видов рыбы, всех размеров и возрастов. В этом повинно, однозначно, наше Государство. Поясню свою мысль на нескольких примерах.
По работе, в составах экипажей научно-исследовательских судов, мне много раз приходилось принимать участие в гидрологических и гидрохимических  съёмках Кольского залива. Гидрологические станции или, попросту говоря, точки, где планировались эти работы, находились в буквальном смысле между причалами рыбного и торгового портов. Так вот, в рыбном порту, трудно себе представить, но невозможно было зачерпнуть с поверхности ведром воду. Ведро просто не могло утонуть из-за примерно 10-ти сантиметрового слоя нечистот на поверхности воды. Неприглядная картина. Я написал – нечистот, – подразумевая под этим смесь всего: здесь и отходы рыбного производства, бытовые отходы, различные нефтепродукты и т.д. и т.п. Ужасная картина. В те времена не было сборщиков льяльных и сборщиков фекальных вод. И всё это сливалось прямиком за борт. В последние годы появились в портовых хозяйствах такие специализированные суда-сборщики. Было строго запрещено сливать эти отходы за борт, ну а в то время… Вся эта грязь приливо-отливными течениями выносилась в открытое море, отравляя всё вокруг. Конечно, морская вода имеет способность самоочищения, но ведь эта способность, как и всё на свете, не бесконечна. В те времена, о которых я веду речь, ловля рыбы в Кольском заливе и, конкретно, в акватории Мурманска, была просто немыслима.
Количество загрязняющих веществ в химических анализах воды, которые мы отбирали во время обследований, превышали все мыслимые значения. Здесь хочется задать риторический вопрос: ну и что? А ничего! Цифры, в десятки, а то и в сотни раз превышающие ПДК (предельно-допустимые концентрации), фиксировались в специальных бюллетенях для служебного пользования. Бюллетени пересылались, как тогда говорилось, заинтересованным организациям и всё… На этом компетенция Гидрометеослужбы заканчивалась.
Несколько слов для сравнения. Мне неоднократно случалось быть в иностранных портах. В частности, в норвежских. Север Норвегии, примерно, широта Мурманска, небольшие портовые города – Тромсё, Вадсё, Вардё. Стоим у причала, глубина 5 – 10 м. Вода настолько прозрачная, что чётко просматривается дно и отлично видны спины достаточно крупных проплывающих рыбин. Но ловить не пробовали, не до того было, да и кто-то говорил, что ловить в порту рыбу нельзя. Якобы, запрещено. Вероятно, так оно и есть.
Гидрохимические съёмки мы делали в конце 60-х годов в губах и в заливах побережья Кольского полуострова, там, где базируется военный подводный флот. Так вот, где-то с 71 года нас в эти заливы просто не стали пускать. Отбирать пробы воды – нельзя! Военные катера останавливали нас на входах в эти места и «просили» сменить курс на 180 градусов. Попробуй – не подчинись! Ну, а со временем в этих заливах наше начальство и не стало планировать работы. Военные сами себя контролируют! Государство в Государстве! Ничего не скажешь!
Рыболовецкий флот в те времена был, в основном, маломерным. Сейнера бортового траления, небольшие траулеры, автономностью 10, максимум 20 суток. За такой срок они должны были забить свои трюмы рыбой и скорей – в порт на сдачу. Рыболовецкие артели базировались в посёлках Кольского побережья: Порт-Владимир, Тюва-Губа, Териберка, Дальние Зеленцы, Гремиха и др. Там рыба с сейнеров сдавалась, и суда снова отправлялись на промысел. В посёлках кипела жизнь. В экологическом смысле такая деятельность положительного влияния на окружающую среду не оказывала.
Затем, в середине 70-х годов, рыболовный флот заметно начал укрупняться. Стали строиться траулеры-кормовики, т.е. кормового траления. Появились первые рыболовецкие плавбазы. Это огромные суда, водоизмещением 10 – 30 тысяч тонн, которые непосредственно в море принимали рыбу с сейнеров, снабжали их всем необходимым: продуктами, пресной водой, топливом и т.п. На плавбазах размещались консервные, пресервные, коптильные цеха, на которых трудились сотни людей.  У малых судов постепенно отпадала необходимость часто заходить в родной порт. Автономность их резко увеличивалась. Но это обстоятельство, как и всё в этом мире, имело свою отрицательную сторону. Я встречал людей в море на небольших рыболовных судах, которые по 7 месяцев были без берега. На них было жалко смотреть. Представьте себе судёнышко в 300 тонн водоизмещением, а то и меньше, которое за полгода только 2 – 3 раза подходило к борту плавбазы для сдачи рыбы и дозаправки. Это очень тяжело для психики человека. Об этом не писал никто, по крайней мере, я не читал нигде. Но люди попросту сходили с ума в таких плаваниях. И, когда это явление стало сложно скрывать, даже в тёмное советское время, такой продолжительностью рейсы на малых и средних сейнерах запретили.
Ну вот, начал с загрязнения, а перешёл неизвестно на что. Всё так взаимосвязано, что трудно, описывая один вопрос, не затронуть другой.
Теперь непосредственно о рыболовстве в те времена.
В середине прошлого столетия был очень развит так называемый кошельковый лов. Попробую описать, что это такое.
Один край огромной сети сейнер ставит на якорь. Внизу – якорь, вверху – буй. «Кошелёк» – это широкая и очень длинная сеть. Она имеет глубокую мотню – непосредственно «кошелёк». Сейнер делает циркуляцию вокруг неподвижного переднего края,  постепенно вытравливая всю сеть. Это несколько сотен метров. Когда весь «кошелёк» за бортом, сейнер подходит к заякоренному краю, поднимает его на борт и начинает  выбирать сеть на борт. В «кошельке» оказывается несметное количество рыбы. Поднять сразу на борт её, практически, невозможно. Рыбу насосами с широкими шлангами выкачивают на борт сейнера и обрабатывают. По мере уменьшения количества рыбы в «кошельке», его постепенно выбирают на борт. Работа продолжается сутками, пока сейнер полностью не заполняется рыбой. Ну вот, всё! Забито под завязку! А рыбы в «кошельке» ещё полно. Зовут на помощь соседние траулеры. Некоторые подходят, помогают вычерпывать рыбу. У других – похожая история. Полные «кошельки». Необходимо сдавать обработанную рыбу на базу. Что делать? А делалось всё просто. Выворачивался «кошелёк»  наизнанку прямо за бортом! И десятки, а то и сотни тонн уже снулой рыбы уходили гнить на дно. Ведь рыба в «кошельке» уже мятая, поднята с большой глубины, несколько суток держалась на поверхности в сдавленном состоянии – эта рыба уже не жилец.
Таким образом, сейнер освобождается от лишнего груза и спешит сдать обработанную рыбу на плавбазу. А потом всё повторяется. Вот это лов! Вот это экономика!
В те памятные времена не было понятия 200-мильная экономическая зона. 12-мильная зона территориальных вод и всё! Т.е. дальше 12 миль от побережья любого Государства можно было ловить рыбу.
Недалеко от канадского порта Галифакс находится очень промысловая банка, называлась она Джорджес-банка – огромное плоскогорье под водой, где глубины значительно меньше окружающего пространства. Так вот, рыбы на Джорджес-банке было немерено. И ловили там все, кому не лень, ну и наши, конечно, со своими «кошельками». Ловили много лет, ловили огромным флотом. В начале 70-х годов в рыболовных флотах начали появляться пелагические тралы, с помощью которых можно было промышлять рыбу на различных глубинах, в том числе и в придонном слое, так называемые, «донные» тралы. Такие тралы начали появляться вначале у иностранцев. И вот, «донные» тралы с некоторых пор начали «приходить» полные рыбным перегноем. Канадцы забили тревогу, начались подробные обследования. В результате выяснилось, что дно Джорджес-банки устлано метровым слоем гниющей рыбной массы. В некоторых местах этот слой доходил до 2 метров. Скандал! Дело приняло международную огласку, вплоть до ООН. Ну, а итог известен. Вначале северные приморские страны, а впоследствии и другие, объявили 200-мильные прибрежные зоны зонами своих экономических интересов, в которых лов рыбы запрещён. В такую зону попала и Джорджес-банка. Затем и Советский Союз объявил о таком же решении, хотя было очевидно, что сами виноваты.  Ну, а кошельковый лов был повсеместно запрещён! Клюнул-таки жареный петух в темя! Дошло! А сколько рыбы погубили! Сколько морей потравили! 
Но и в дальнейшем лов рыбы производился без мозгов в голове.
Есть такая рыба, называется – нототения. В 1972 – 73 г.г. в магазинах Мурманска стала появляться нототения холодного копчения. Рыба была размером, как под копирку: крупная,  до 50 – 60 см, жирная, вкусная – пальчики оближешь. Но эта распродажа продолжалась недолго: полгода, максимум - год. И нототения исчезла внезапно, впрочем, так же, как и появилась.
В 1971 году к нам в Гидрометеослужбу из тралового флота пришел капитан Фадеев Леонид Иванович. В тралфлоте он был капитаном БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер) «Маяковский» Так случилось, что на «Маяковском» произошел пожар, и траулер сгорел. Для капитана это, конечно, шок. И Леонид Иванович вынужден был уйти из тралфлота. Пришел он к нам капитаном на наши маломерные научно-исследовательские суда. Так вот, этот человек и рассказал нам, как  ловили нототению.
Косяки этой рыбы были обнаружены где-то далеко в Южной Атлантике, практически, в Антарктических морях. Наш  Краснознамённый рыболовный флот был «брошен» на лов нототении. А флот это немалый, трудно себе представить, но это сотни сейнеров, траулеров, плавбаз. Ну и пошла охота! Черпали нототению в неимоверных количествах целый год! И вычерпали! А когда вычерпали, тогда задумались и осмотрелись вокруг в надежде обнаружить эту рыбу в других местах Мирового Океана.  Искали долго. Но, в таких промышленных масштабах нототению так и не нашли. Мало того, было определено, что эта рыба уже не способна восстановиться в ближайшем обозримом будущем. То есть её нельзя трогать много-много лет. А её-то и до сих пор ловят! Теперь эта рыбка размером не более 15 – 20 см. Крупнее, вероятно, не успевает вырастать.
Классический случай головотяпства!
Ещё пример хищнического отношения к рыбным запасам.
Издавна известен сезонный ход косяков атлантической сельди. Чтобы не загружать лишней информацией  читателя, не буду его подробно описывать. В какое-то время года сельдь проходит вдоль Скандинавского полуострова с юга на север, аккурат по течению Гольфстрим. Во время этого прохода вдоль берегов её и ловят скандинавские траулеры. Бывая довольно много раз в норвежских портах, я наблюдал в пригородах  закрытые цеха. Интересовался этим вопросом. Мне объяснили, что это временно законсервированные рыбообрабатывающие минизаводы. Вот, когда сельдь проходит вдоль берегов Норвегии, её ловят и сдают на эти рыбозаводы. Когда косяки сельди уходят на север, заводы консервируют до следующего сезона. И так происходит каждый год. Месяца два – три в году идёт рыбозаготовка. Этого достаточно, чтобы обеспечить свою страну атлантической селёдкой.
Ну, а наши!? Я думаю, читатель догадывается, что делает наш рыболовецкий флот! Да! Да! Наш «совейский» рыболовный флот «седлает» косяки сельди в любой точке Атлантики и перемещается вместе с мигрирующей сельдью, безбожно её уничтожая! Надо ли такое количество, не надо – не всё ли равно! Главное – Его Величество ПЛАН! А дальше и трава не расти! За планом следуют всяческие почести: премии, грамоты, награды, звания и т.п. Красота!
С рыбаками за долгие годы работы на Севере я много общался. Да и самому приходилось работать в рыбном порту в засолочных и коптильных цехах. Так вот, не было ни одного сейнера, ни одного траулера, который бы не работал без так называемой «рубашки». Что же это такое – рыболовная «рубашка». Очень просто – это, практически, такой же трал, как и основной, но со значительно меньшей ячеёй. Если, допустим, разрешенный размер ячеек основного трала 100 мм, то в него запускается дополнительный, т.е. «рубашка» с ячеёй 30 – 50 мм. Что не сделаешь ради плана! Вот и вычерпывается из моря рыбная мелочь – молодь, – которая пускается на муку. По муке ведь тоже необходимо выполнять план. А этой рыбной мукой кормили курей на птицефабриках в пригородах Мурманска. Это же надо было додуматься содержать птицефабрики в Заполярье! Ну, а что тут удивительного? Если и на Марсе будут яблони цвести! Вот и покупали мы иногда в своих магазинах синюшные тушки убиенных курей. По вкусу – настоящая рыба, только не понять какая. А что поделаешь? Есть-то хочется! Сожрут! Никуда не денутся! Со временем и этого не стало.
По той же самой, проверенной схеме уничтожалась мойва в Баренцевом море. Сначала, а именно в 1972 – 73 г.г., мойвенная путина по продолжительности была 2 – 3 месяца в году. Затем она, т.е. путина, увеличивалась – увеличивалась и, в конце концов, мойву стали вылавливать круглый год. Над городом стоял стойкий запах свежих огурцов. Это мойва так пахнет. Эту рыбку вылавливали в немыслимых количествах. Морозильные камеры рыбного порта не могли разместить такой объём рыбы. А морозильные камеры в порту были огромны. Представьте себе 5-ти этажный дом с 3-мя подъездами – это такие морозилки. Так вот, мойву сваливали на территории рыбного порта прямо на асфальт. Горы мойвы, высотой до 10 м, в прямом смысле слова – горы – были видны из многих районов Мурманска. Грузили её экскаваторами в грузовики и развозили по магазинам. Цена её была 20 коп за килограмм. Представляете, какие огромные потери были при таких методах добычи и хранения?
Результат известен. Вычерпали мойву почти всю. Я говорю, почти,  это значит, что какое-то количество этой рыбы осталось. По крайней мере, мойва оказалась способна к воспроизводству. Ума хватило вовремя остановиться.
А вот, когда вычерпали мойву, тогда только стало известно, что эта рыбка является первейшим кормом для трески. Верней, все знали это, но не обращали никакого внимания. Главное – цифры в отчётах. Остальное – ерунда. Не стало мойвы – ушла последняя треска. Постепенно Баренцево море стало беднеть.
Такое хищническое отношение к рыбным запасам, такие методы лова никогда не были секретом для иностранцев. Ну, и какого уважения мы, т.е. Государство, заслуживаем после этого? Отношение к нам известно.
А тут ещё одна беда пришла. В Баренцевом море нефть нашли! Верней сказать, под шельфом моря обнаружили нефть. Шельф – это материковая отмель, где глубины до 300 м. По сути дела, всё Баренцево море лежит в шельфовой зоне. Уже в конце 70-х, начале 80-х годов начались активные изыскательские работы и на самом шельфе и на ближайших к морю островах. В то время появляются в море первые разведывательные плавучие нефтяные вышки. Разведка нефти производилась, в том числе, на острове Колгуев, вблизи посёлка Бугрино. Честно говоря, я не знаю, нашли ли там нефть или нет, но уже в начале 80-х годов было ясно, что природу острова загубили напрочь. Тундру острова перепахали гусеницами тракторов и вездеходов, залили нефтью и нефтепродуктами. Не меньше 200 лет должно пройти, чтобы фауна восстановилась! Не может быть это безнаказанно! Природа отомстит нам, не нам, так нашим потомкам! Это, безусловно!
Снова для сравнения.  В Северном море многие страны  добывают нефть в промышленных масштабах. Проходя мимо нефтяных вышек, мы наблюдали просто изумрудной чистоты морскую воду. Культура промышленного производства просто поразительна. Я не преувеличиваю, вода, в самом деле, в Северном море изумрудного цвета.
Сейчас я просто прихожу в ужас, как подумаю о добыче нефти в Баренцевом море нашим Государством! В настоящее время, когда алчность, жажда наживы обуяли горячие головы наших руководителей, когда на первый план выходит такой фактор, как прибыль в виде живых денег, я бы сказал, огромных денег, всё отодвигается на второй план. Загубят это уникальное море, однозначно, загубят!
Закончить свой рассказ хочется одним небольшим сюжетом.
Наш рыболовный флот действительно многочислен, но в то же время очень неповоротлив. Траулерам, чтобы сменить место промысла, надо было в обязательном порядке согласовывать этот вопрос с руководством флота. А предварительно, капитаны нескольких крупных траулеров собирались у флагмана на плавбазе для подведения предварительных итогов. Т.е. получается, уже и рыбы мало, а уйти нельзя, пока не дали координаты нового района промысла.
На промысле, как я уже говорил, собираются сотни рыболовецких судов. Нередко и иностранные траулеры промышляют бок о бок с нашими. Подходишь, к примеру, ночью к району промысла, а судов так много, как будто город на горизонте вырастает – тысячи огней. Думаешь, как они там тралами своими не путаются друг с другом? Да, путаются, наверняка. Это рядовое дело. Но тралят по определенным правилам, определёнными галсами.
Вот ловят, ловят рыбачки; рыбку, а её всё меньше и меньше. Оглянулись вокруг, а иностранных сейнеров-то уже и нет на промысле. Ушли в другие районы. И вот с последнего, уходящего за горизонт иностранного тральщика вдруг на международном канале рации раздаётся издевательский голос: «Русский! Русский! Здесь рыбы нет! Собирай собрание!»