Для тех кто случайно забрёл - ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: СЛЭШ!
Марк заехал в подземный гараж, заглушил двигатель и устало склонил голову на руль. Возвращаться в пустую квартиру страсть как не хотелось. Что-то случилось с ним. Что-то надломилось и умерло. И не сегодня, не сейчас, а как-то плавно всё случилось, в последнее время всё надламывалось, надламывалось, пока в одночасье — хряп — и сломалось. Он даже понять ничего толком не успел.
Как-то всё надоело, навалилась страшная усталость и абсолютное разочарование жизнью. Ничто не радовало, не привлекало. Работа? Да кому она на хрен нужна, эта долбаная фирма?! Ушёл Димка — и правильно сделал!
Ещё пару лет назад, он гарцевал как резвый жеребец — глаза горели, в крови азарт кипел, сама мысль о гонке в такой драйв кидала, что как у того коня на ипподроме, ноздри раздувались и тело само чуть в пляс не ударялось.
А теперь... В крови лишь холод и осознание того, что там, впереди, ещё один круг, ещё один финиш, а приза-то, как такового, и нет. Ну, придёт он первым, повесят ему на шею лавровый венок, выдадут кубок победителя, похлопают в ладоши и... разойдутся по домам. По своим домам, где кто-то кого-то ждёт, любит, где кто-то кому-то необходим. А он, Марк, кому он необходим? Родственникам? Это да, но их, пожалуй, утешит наследство, что останется после него. Так что не сильно будут о нём горевать. А вот чтобы был кто-то рядом, от кого несло теплом, и было бы желание прислониться, обнять, да так и остаться навсегда — такого не было.
И чувствовал он себя сейчас, как уставший жеребец на голом, продуваемом всеми ветрами ипподроме, и бежать — не бежится, и стоять — не стоится.
«Позвонить, что ли, Ромке?» — подумал Марк и отрицательно покачал головой. Нет, сейчас в последнюю очередь, хотелось видеть это язвительное и докучливое существо. Да и простого траха не хотелось. Ну, перепихнётся он с парнем, ну, сбросит напряжение, а удовлетворения всё одно не получит. Тело и душа пришли в диссонанс, а ему так хотелось целостности и гармонии. Хотелось не просто секса, а любви.
Хотелось, чтобы сердце стучало как сумасшедшее, разрывалось от нежности и чего-то большого, как солнце. Чтобы внутри всё пело и умирало только от одного взгляда любимого. Хотелось дрожать от сдерживаемого яростного желания, сжигающего изнутри. Такого, как к Илье.
Мысли о несбывшемся принесли горечь. Тёмную. Ядовитую. И встряхнувшись, как здоровенный старый пёс, он вышел из машины.
«Илья занят. Он не твой», — уговаривал себя Марк и кивал сам себе, соглашаясь с правильностью уговоров.
Дом встретил тишиной и пустотой. Марк, который был аккуратным и чистоплотным, оставил обувь неубранной. Да хрен с ней, с этой обувью и никому не нужной аккуратностью! Всё равно никому она мешать не будет.
Прошёл на кухню, достал из холодильника бутылку водки и налив в стакан, залпом выпил. Водка обожгла нутро, и он поморщился.
«Нажраться, что ли?» — отрешённо подумал. Желание напиться до поросячьего визга так, чтобы забыть о Димке и Илье, выглядело просто шикарно. Как мираж в пустыне, что демонстрирует озеро умирающему от жажды путнику. Так и эта мысль о забвении с помощью спиртного казалась ему очень даже заманчивой. Не хотелось ни думать, ни мечтать, ни анализировать. И, послав весь мир к чёрту, он устроился на кухне с заветной бутылкой.
Весь вечер Марк занимался лечением своей уставшей, измаявшейся души. Поначалу помогало плохо, наоборот — становилось только хуже. Но он упорно накачивался спиртным, и скоро мир стал плыть и искажаться. А потом пропал вовсе, как-то сразу в одно мгновение, как будто кто-то вырубил свет. И больше, он ничего не помнил.
Марк просыпался очень медленно, выплывая из объятий Морфея, как затонувшая лодка со дна водоёма. Вначале почувствовал страшную головную боль. Потом закололо в правом боку.
А как же, печень напомнила, что ему давно уже не двадцать лет. И что жрать водку бутылками теперь чревато неприятными последствиями.
Марк застонал. Бля, ну и нажрался он вчера! Теперь вот мучайся страшным похмельем, прямо как в давно ушедшие молодые годы. Глаза открывать не хотелось, да и боязно было. Вот как резанёт по ним острым лезвием яркий свет, пронзит глаза и мозг тысячью острых иголок. Он же сдохнет тогда от боли!
На лоб легло что-то мокрое и холодное, и Марк аж застонал от кайфа, что подарил этот холод страдающей бедной головушке.
Ох ё, блаженство-то какое! Может, он в рай попал?
— Марк, вот выпей, — попросил голос Ильи, на что он лениво улыбнулся. Наверное, это всё ему просто снится.
Илья у него дома?
Ну откуда ему тут взяться?
Он осторожно приоткрыл глаза и... остался жив. В комнате царил полумрак, никакого резкого слепящего света, и его мальчик рядом, склоняется над ним, горемычным, смотрит с тревогой и заботой. Марк поднял руку и провёл пальцами по щеке такого любимого и долгожданного парня. Его безответное чувство, видимо, стало переходить в паранойю, раз тот уже ему во снах мерещиться стал.
— Марк, ну выпей, пожалуйста. Тебе сразу станет легче, — Илья поднёс к губам стакан и приподнял ему голову. Боль раскалённой спицей прошила мозг, и с губ сорвался слабый стон.
Он послушно выпил шипучую бурду. Нет, ну до чего же прекрасный сон! Илья ухаживал за ним с утра после похмелья! Это два в одном — и сон и мечта! Может, стоит почаще пить? Тогда и Илья станет мерещиться чаще, а, может, и совсем пропишется у него дома? И станут они жить вместе, хотя бы во снах?
А парень тем временем осторожно опустил его голову на подушку, поставил стакан на тумбочку.
— Может, пить хочешь? Так тут вот бутылка минералки, — указал на тумбочку. Он сфокусировал взгляд и правда увидел запотевшую бутылочку воды. Марк снова улыбнулся, как идиот. Ну, просто охренеть, до чего сон реальный получался! Вот он лежит в своей спальне, страдает похмельем, а тут для него все условия, словно правда в рай попал — и шторы задёрнуты, чтобы яркий свет не резал глаза, и Илья так нежен и заботлив...
Сладкий запредельно-улётный сон. Сказка!
— Ты поспи, Марк, потом как новенький станешь, — уговаривал парень, а до Марка внезапно дошло, что тот сейчас уйдёт, растворится в сонной реальности, и он снова останется один в полутёмной и холодной комнате в пустой квартире. Никому не нужный стареющий папик, у которого даже «питомца» нет.
Марк поймал парня за руку, начал ласкать большим пальцем запястье. Рука у Ильи была тёплая и сухая, почти как настоящая. И он вновь поразился остроте ощущений в своём сне.
«Это же надо, до чего всё реально, прямо взаправду», — мелькнуло в мозгу. Почаще бы снились такие яркие, неправдоподобно-реальные сны.
— Побудь со мной, — попросил. Тот едва заметно покраснел и закусил губу. Не хотел или боялся? И Марк снова попросил: — Пожалуйста! — и Илья уступил, согласно кивнул и уселся рядом с ним, на краешек кровати, а он продолжил ласкать его руку. Мальчик поёрзал, смущённо на него взглянул и потянул руку к себе. Захотел лишить его удовольствия? Ну уж нет!
— Марк, пожалуйста, перестань! Я с Димой, я люблю его, понимаешь? — попытался тот образумить его. А вот это уже портило всю сказку. На хрен во сне такие подробности? Илья должен быть покладистым, тоже должен быть счастливым рядом с ним, на то он и сон, чтобы радость дарить.
— Как скажешь, но сейчас ты со мной, и это я люблю тебя. Если бы ты только знал, как же сильно я люблю тебя, мальчик мой! Если бы ты только знал! — Он забыл о боли, забыл обо всём и, сделав одно движение, рванул парня на себя. В глазах потемнело, в голове зашумело, уши заложило. На миг стало нечем дышать, и Марк выругался.
— Марк, пусти меня! — брыкался на нём его мальчишка. Именно его, ведь это он нашёл Илью. Он первый целовал его, он первый попробовал его на вкус. Каким же он был дураком, отдав его Димке! Непроходимым и круглым дурнем!
— Илья, мальчик мой сладкий, родной... — шептал Марк и старался удержать извивающееся тело. От того, как на нём трепыхался парень, он возбудился и одним рывком подмял того под себя. Он увидел удивлённые серые глаза и, наконец, впился поцелуем во что-то говорящий ему рот.
Марк был страстным, горячим, он умирал от желания владеть и подчинить себе протестующего парня. Илья должен принадлежать ему! Он сам пришёл к нему и по законам этого неимоверно сладко-реального сна должен стать его.
Парень брыкался, протестующе мычал, пытался сбросить его. Но Марк был намного тяжелее, сильнее и очень убедителен в своих ласках. И вскоре Илья был наполовину обнажён и спутан по рукам. Он знал, что делать, как скорее доставить удовольствие парню, и через несколько минут сопротивление стало заметно слабеть. По телу Ильи сильными волнами пробегала дрожь, его мальчик возбудился, а спустя минуту затих совсем. Марк отбросил в сторону мешающее одеяло, голова прояснилась, а тело и душа жаждали слияния с любимым.
— Марк, пожалуйста, я прошу тебя не надо! — почти всхлипнул Илья, но, не слушая уговоров, Марк толкнулся в парня.
— Ты мой. Раз ты мне снишься — значит, ты мой. Ты пришёл ко мне... сам.
— Марк, это не сон! Ты не спишь! — выкрикнул парень и рванулся из последних сил. На что он только усмехнулся, сильнее придавив Илью своим телом, тот затих, и он чуть отстранился, провёл руками по груди, по животу парня.
— Правда? — Марк прикусил плоский сосок, и Илья охнул, а он пошёл дальше — продолжил ласкать налившийся ствол.
— Марк, ну пожалуйста, не делай этого, прошу! — Илья схватил его руки, пытаясь удержать и не дать расстегнуть ремень на брюках. Он плотоядно ухмыльнулся и переместил ладони парня на то, что уже никак не мог контролировать — на собственный бугор. Толкнулся в горячие ладони и потёрся о них пахом, буквально чуть не кончая в руки Ильи.
Парень поднял на него глаза, и они встретились взглядами. Марк смотрел в глаза своему мальчику тёмным тяжёлым взглядом, не прося, а требуя. А во взгляде парня было выражение волчонка, собирающегося бороться со взрослым волком и понимающего, что уже проиграл.
Илья покачал головой, прикрыл глаза, сдаваясь, уступая его желанию, его напору, а Марк принялся расстёгивать ремень на своих брюках. И руки Ильи не остановили, не воспротивились. Тот на миг приоткрыл глаза, и в их серой глубине мелькнула и погасла тоска.
— Люблю тебя, — выдохнул Марк.
Парень ничего не ответил, облизнул припухшие от поцелуев губы. И этот старый как мир знак прорвал плотину чувств внутри Марка, и их закружило в бешеном водовороте его огненной страсти.
Мальчик то льнул к нему и впивался до боли сильными пальцами, прижимал к себе, то отталкивал и отворачивался. И только жалобно просил:
— Марк... пожалуйста... — и было непонятно, о чём тот просит: то ли о том, что бы его взяли, то ли чтобы этого не случилось. И ещё одно он понял — это действительно был не сон, но было уже слишком поздно возвращаться назад. Да и невозможно это было. И Марк взял парня. Он шептал ему какой-то бред и целовал в искусанные губы, чувствуя привкус крови на своих губах.
Словно слепец, гладил любимого по лицу, рукам, по молодому гибкому телу. Сцеловывал слёзы, текущие из-под закрытых век и в ответ на непонятные просьбы шептал в самое ухо:
— Люблю тебя? Илья... люблю тебя, мальчик мой сладкий... до боли любимый... — а потом, им было не до слов, и парень перестал отворачиваться, перестал плакать, и просить неизвестно о чём тоже перестал. Стал двигаться навстречу и до крови царапал ему спину. Откидывал голову назад и позволял Марку кусать себя в шею. А он смотрел в чёрные от страсти глаза Ильи и тонул в них, понимая, что назад дороги уже нет.
После феерической разрядки Илья закрыл глаза и всхлипнул, отвернувшись в сторону. Дёрнулся, собираясь уйти, но Марк не позволил. Прижал к себе, поцеловал в висок, провёл рукой по влажной спине. Втянул в себя их запах. Как же ему было хорошо!
Парень хлюпнул носом и вдруг закричал:
— Что ты сделал!? Зачем, Марк?! Зачем?! Вот как теперь мне жить? Как?!
Он сильнее прижал вопящего парня к себе, обнимая так крепко, насколько это было возможно.
Сейчас, в данный момент, он был счастлив. Думать о плохом просто не хотелось.
И Марк провёл у себя в голове черту и выбросил за неё все ненужные сейчас мысли. Всё будет потом: и упрёки, и выяснение отношений, и делёж территории, и, возможно, разрыв многолетней дружбы. Но сейчас любимый был рядом, и его переполнял сумасшедший, ни с чем несравнимый восторг.
— Люблю тебя, — снова признался Марк. А Илья вдруг вывернулся из его рук и попытался выскочить из постели. Он в последний миг успел схватить того за ногу, и парень упал на пол. Марк мгновенно скользнул вниз и навалился на того. — Не убегай, теперь уже поздно.
Мальчик зажмурился, замотал головой и завыл.
— Ненавижу! Зачем? — рванулся под ним с такой силой, что едва не сбросил.
— Илья, мальчик мой...
— Я не твой! Не твой! Понял! — рычал волком под Марком парень. — Пусти меня! Слезь!
Своими яростными рывками Илья добился обратного эффекта — он снова стал возбуждаться.
— Ошибаешься, — шептал Марк. — Теперь ты мой. И нам ведь не так плохо было, как ты хочешь показать. Тебе ведь понравилось, признайся.
А парень снова зарычал и неожиданно впился зубами ему в плечо.
Марку показалось, что на плечо плеснули кипятка, боль пронзила тело огненной стрелой. Он действовал на автомате — со всей силы саданул парню под рёбра. Тот резко выдохнул, задохнувшись от боли, и отпустил его плечо, закатил глаза и обмяк.
Марк выругался. Посмотрел на пострадавшее плечо, снова выругался. На коже, наливаясь кровью, алел отпечаток человеческих зубов, Илья постарался — не игриво прикусил до синяка, а со злости умудрился прокусить кожу до мяса. И в этом ничего хорошего не было. Он встал с пола, переложил парня в кровать, прикрыл того одеялом.
От движений, совершаемых рукой, вниз по предплечью заструилась кровь. Нужно было обработать рану.
Марк тяжело вздохнул, посмотрел на потерявшего сознание парня.
«Зачем?» — спрашивал тот.
Кто бы ему самому разъяснил, зачем он это сделал?
Обработав рану и заклеив её пластырем, вернулся в кровать к Илье. С удовольствием прижался к голому парню. Вдохнул запах, исходящий от того, и блаженно зажмурился. Если бы можно было отмотать время назад, он бы без раздумий это сделал, и теперь бы Илья был его парой, а не Димкиной.
Имя друга неприятно задело что-то внутри. Вспомнились вдруг Ромкины слова о том, что порой любимые перевешивают дружбу.
— Мальчик мой, — шептал он, целуя Илью в губы, в закрытые глаза. — Прости меня. Прости, если сможешь.
Не бывает украденного счастья. Счастье невозможно украсть. Придумать себе, что вот сейчас, ты ухватил у судьбы кусочек пирога — это возможно, а вот съесть этот кусочек и насладиться вкусом — это не получится. Как только начнёшь уплетать за обе щеки, сразу поймёшь одну вещь — пирог-то давно испорчен, горчит, кислит, да и вообще уже несъедобен.
Украсть что-то у судьбы без её на то ведома не получалось ещё ни у кого. Капризна дамочка, злопамятна, хоть и хохотушка, но не по одному носу щёлкнула.
Вот и Марка щёлкнула, да так, что тот и сам не рад был своим загребущим рукам. Он понимал, что совершил что-то непростительное по отношению к их дружбе с Димкой, понимал, но сделать с собой ничего не мог.
— Ещё чуть-чуть... — гладил парня по спине. — Побудь со мной.
Это было... мучительно.
Вся их ситуация отдавала дешёвой трагикомедией. Он купил парня для друга, а сам же втрескался в «подарок». Смешно. Наверное, кто-то посмеялся бы. А Марку было не до шуток. Тянуло болью плечо, рядом спал чужой парень, которого он принудил к близости. Разве этого ему хотелось? Разве внутри поёт и радуется душа?
Марк снова тяжело вздохнул, прикрыл глаза рукой. Пожалуй, диссонанс тела и души только усилился с тех пор, когда он взял то, что ему не предлагалось. Краткий миг ослепительного счастья от обладания Ильёй угас, словно умерший светлячок в ночи.
«Я ведь думал, что это сон», — попытался оправдаться он перед совестью. Но та не пожелала разговаривать. Вообще отвернулась, словно что-то говорить ему сейчас было бесполезно.
Он снова с трудом вздохнул, чувствуя в груди нарастающую боль.
«Устал. Мне нужно отдохнуть», — подумал он. И как ему показалось, сомкнул глаза всего на несколько минут.
— И что тут ****ь случилось?! Великая любовь??! — Марк почувствовал, как вздрогнул и напрягся парень, мгновенно проснувшись от голоса друга. А в голосе Димы был слышен рёв раненого зверя. И это они ранили его, причинили страшную боль и страдание.
Марк инстинктивно прижал парня крепче к себе и посмотрел на друга.
Димка просто обалденно выглядел — в костюме и при галстуке. Создавалось такое ощущение, что тот вернулся с работы. Он всегда раньше так ходил на работу. Строгий, важный и очень привлекательный. Все женщины в фирме слюни на Диму пускали. Только тот не обращал на них никакого внимания. Ведь тогда у него был Денис.
А теперь вот был Илья...
— Я, как последний осёл, вкалывал за тебя! Жалел! А ты, значит, развлекался с моим мальчиком? И как, понравилось? — саркастично поинтересовался взбешённый друг. Если бы взглядом можно было убивать, то на постели сейчас бы лежали два трупа. Марк понимал чувства Димы и даже более, сочувствовал.
И тот вдруг как рявкнет: — Илья! Марш отсюда, дома с тобой разберусь!
И тот отпихнул Марка, и бочком, стесняясь, то краснея, то бледнея, выбрался из кровати, нашарил разбросанную одежду и выскочил вон из спальни.
Не глядя, не одарив хоть пол взглядом, ушёл. Подчинился приказу того, кого считал для себя главным человеком. Без раздумий и сожалений покинул спальню и его жизнь. А чего он собственно хотел? Чтобы тот вцепился в него и кричал: не отпущу, люблю до гроба?
— Дим, всё не так, как ты думаешь, — начал Марк.
— А ты уверен, что знаешь, о чём я думаю? — заорал Дима.
— Я... Дим, прости, — садясь в кровати начал он.
Марк не увидел, как друг двигался, он не ожидал от него ничего подобного. А тот вдруг, в несколько скользящих шагов оказался возле кровати и ударил.
Он успел ухватить взглядом лишь смазанную в движении руку, а потом его щека встретилась с кулаком Димы.
Что-то неприятно хрустнуло, рот наполнился кровью.
«П***ц штифтам», — мелькнула сумасшедшая мысль. Но боли почему-то не было. А потом Димка ударил снова. Саданул со всей силы в солнечное сплетение.
Боль новой звездой взорвалась под рёбрами, волной разлетелась по нервам, Марка согнуло пополам, он пытался дышать, но воздуха не было, и он просто открывал и закрывал рот.
— Б**ь, Марк! Вот убил бы тебя сейчас, суку! Ты что, совсем с катушек съехал?! Я, как дурак, приехал к тебе ночью с Ильёй. Ты позвонил, плакал, нёс полнейший пьяный бред! А я, придурок, испугался за тебя... Мы приехали, отволокли в кровать, раздели. Б**ь, Марк, я даже съездил в долбаную круглосуточную аптеку за порошками от похмелья!.. А ты!.. — Димка замолчал. А Марк, наконец, смог дышать. Волны боли стали стихать, интервал меж ними становился всё длиннее, пока совсем не стихли, сойдя на нет. Оставив после себя лишь ноющую, но терпимую боль. — Сука ты, Марк! Если влюбился, какого х*я толкал парня ко мне? И что теперь-то делать будем? Как жить?.. У меня же с парнем только-только всё наладилось, не схватилось ещё, не срослось... Вот убил бы тебя!.. Только рука не поднимается, — высказал ему всё друг и ушёл, не сказав больше ни слова. И не дождался того, что ему скажет Марк в своё оправдание. Да и не мог он ничего сейчас объяснять.
Что и как объяснять, когда сам себя не до конца понимал? Как объяснить все чувства, что сейчас жили в нём и противоречили друг другу? Да, он почти по-братски любил Димку. Искренне за него переживал и сочувствовал, и хотел помочь. Но чувства к парню всё смешали. Прав был Ромка, предсказав, что он не выдержит.
Благородным захотелось побыть? Вот и хлебай теперь своё благородство, не захлебнись только, Марк Захарыч. Заварил кашу с чистыми благородными намерениями, так и кушайте теперь, не подавитесь!
Он встал, оделся. Мысли сменяли друг дружку, словно картинки калейдоскопа. Все настолько разные, словно кусочки разноцветного стекла в этом самом долбанном калейдоскопе. И все эти мысли складывались в один меняющийся, но неизменный узор.
«Марк — ты тронулся!» — складывалось раз за разом в голове.
О чём бы он ни думал, но результат был один — он сошёл с ума. Тронулся от одиночества, от любви, от отчаяния.
Он ведь полжизни уже прожил. И не какой-то он сопляк, у которого штык дымится и всё равно в кого этот штык воткнуть. Так какого ему настолько сорвало крышу, что наплевал на дружбу, на протесты Ильи и взял то, что ему не предназначалось?
Почему? Что в нём перемкнуло?
Марк сходил в ванную, прополоскал рот, посмотрел повреждения. Да, Димка его не пожалел, нужно двигать к стоматологу. Он потёр ноющее солнечное сплетение.
Делёж территории? Так он думал? Какой территории? О чём он вообще думал? На что надеялся? На то, что Илье вдруг безумно с ним понравится, и тот бросит Димку?
Глупо.
Будь парень таким непостоянным и услужливым, разве бы втюрился он в того? Разве бы повлекло его к на всё готовой шлюхе, которой всё равно, в какую койку прыгнуть, всё равно, чьи руки будут гладить, лишь бы погладили, и ладно? Илья был не таков. Хоть и торговал парень по электричкам, но ведь не собой торговал, однако было в нём что-то, что можно было заметить с первого взгляда. Чистота и не продажность — именно это привлекло его.
Он ведь не собирался влюбляться, не хотел. И по началу, когда стал целовать и дразнить Илью физической близостью, просто забавлялся над реакцией парня. А потом всё стало меняться, тот всё больше привлекал его, словно магнит вдруг внутри Ильи появился.
«Это потому, что ты одинок», — выдал мозг. — «А с мальчиком, тепло было, хорошо».
Тепло? Может, конечно, и так, но Илья ведь не кот, которого можно было положить под бок.
Марк злился на себя, пытался найти оправдание своему поступку и не находил, и от этого злился ещё сильнее.
— Да пропади оно всё пропадом! — в сердцах воскликнул он.
От раздумий и от совершённого им разболелась голова. Наверняка давление подскочило.
Да, наворотил он дел! Ура, честному и благородному Марку Захаровичу, который с благими намерениями решил помочь другу!
Помог, ничего не скажешь! А каким хорошим и благородным он был в собственных глазах, кто бы только знал!
Благородными намерениями дорога в ад выстлана. Насколько правдивой оказалась эта давно известная истина. Вот именно по этой дороге он теперь и шествовал. Вперёд и только вперёд, никуда не сворачивая.
Он метался по квартире, словно рассерженный тигр. Время от времени рычал и натыкался на что-нибудь.
«Стул?» — удивлялся препятствию, и чёртова деревяшка летела в сторону. Марк обезумел, боль и разногласия в себе сводили с ума.
Наконец, после того, как смёл с кухонного стола кофе-машину, стал успокаиваться. Приступ бешенства утих.
Марк шумно дышал, стоя в разгромленной кухне. Невесело усмехнулся, понимая, что нужно было биться головой о стену, а не громить квартиру. Пользы больше было бы, вдруг мозг на место встал?
Провёл рукой по лицу, успокаиваясь, вдохнул и выдохнул пару раз.
Ему нужно признать и принять самую главную истину: Илья никогда не станет его. Никогда. Надо принять это сердцем, всеми фибрами души. Надо заглушить в себе этот отчаянный скулёж и до дна выпить то, что преподнесла ему судьба.
Безнадёжность.
Вкус тлена, вкус золы от сгоревшей мечты, вкус праха. Эта дамочка преподнесла ему именно это. Его чувства были обречены и безответны. В них не было ни грамма надежды. С самого начала, как только взгляд Ильи встретился со взглядом Димы, он понял, что ему не место меж этими двоими. Ещё тогда понял и ревновал, злился, что парень вот так, сразу, с одного взгляда выбрал себе пару.
Марк поднял с пола перевёрнутый высокий табурет и сел на него.
Ему нужно признать поражение. Принять и перестать противиться. Нужно жить дальше без Ильи. А в душе всё одно, кто-то заскулил, не собираясь сдаваться, не желая смиряться.
Он устало потёр лицо, усмехнулся. Вот и вылечил душу с помощью водки. Лучше бы вообще и не начинал это лечение. Только хуже всё запутал. Завязал так накрепко, как паук в паутину всех троих сплёл и без боли и крови не развязать, не распутать теперь.
Как рвать? Как распутывать?
Но с Димкой и Ильёй поговорить придётся. И выяснение отношений ещё впереди. Потом, как поулягутся страсти.
И совсем не было у него уверенности в том, что он сможет всё хоть как-то урегулировать. Что хоть как-то наладит отношение с другом и сохранит его рядом с собой.