Пруд

*** Круг ***



Пытаясь разобраться в собственных мыслях и таких же неровных записях на листах бумаги, складываю обрывки жизни в единую, законченную картину, на которую смогу взглянуть и понять, кто на ней нарисован.

Если бы имел возможность записывать все мысли, то мог собрать тонны мусора из них. Сейчас выравниваю то что накопилось, что мучило когда-то, что казалось важным, сейчас - спустя время. Не забыл как многие, то что делал, о чем думал и что говорил, это был я – другой, и все же я. Понимаю, что ничего не изменить, что я лишь один из людей, обычный, не примечательный, и все же стараюсь жить. Но это сейчас. Попробую восстановить, что было и каким был раньше.



Первым моим записям предшествовало столько бесполезных слов и попыток заполнить пустоту, вроде «какой прекрасный день и чем я занимался», «мои увлечения и предпочтения». Столько бессмысленности, наподобие тех, которыми наполняют книжки, где герой может на протяжении ста страниц пробираться через дремучие заросли, зеленого, а порой золотисто-осенне-светло хвойного леса, в котором поют птички, переливаясь голосами, напоминающими ручейки водопада, который уже оттаял, а раньше… И прочего бреда старающегося скрасить время поездки или нудной пары. Я тонул в этой грязи из чужих слов и мыслей, без шанса выплыть. И в этот миг, словно рывок за последним глотком воздуха, карандаш вместо непонятных знаков которыми я уничтожал листы, начал выводить слова. Это были первые осознанные наброски на бумаге. Мне исполнилось восемнадцать и я почувствовал то, что творилось у меня в голове и вокруг нее, впервые осознал себя и других. И сразу принялся записывать о том что видел, об окружающих людях и их поступках - многое в них раздражало, вернее, я раздражался видя их, но хоть и был это все тот же бред, только ощущал его по другому, стараясь избавиться, изменить его, стать взрослым человеком, понять что должен говорить и делать.

Эта первая запись появилась в маршрутке, взгляд уловил ручей под мостом через который переезжал. То что я видел было таким реальным, плыло за окном не как изображение с экрана, не как таящий перед пробуждением сон, а как настоящее, то что есть. Я ощущал что живу в этом, что могу его изменить. Карандаш замер оставив эти несколько строк, и вновь продолжил кружиться по бумаге.

Может причина в том что я вновь опаздывал и ехал один, никто не навязывал мне свои мысли, была тишина и в моей голове ожило странное желание. Может именно потому, что хочу выразить весь беспорядок фраз в более сжатом и упорядоченном виде, и начал писать. Какими только идеями не забивал свою голову в последнее время, искал что-то и никак не мог подобраться к разгадке. С утра думал о том что все возможно и ничего не поздно. Знаю, знаю, по мере того как пишу, даже для меня идея становится настолько банальной, что вызывает лишь ощущение дежавю, была услышана уже сотни раз и обсуждалась во многих передачах, газетах, и часто поднималась в разговоре когда речь заходила о высоких материях. Но обратил на нее внимания именно сейчас, после того как задумался что для меня поздно именно писать дневник, и зацепило так, что не смог удержаться – как будто видишь посреди дороги коробку на которой написано «Внутри дерьмо», но ты открываешь ее что бы убедиться, прекрасно понимая что в коробке будет именно дерьмо, в любом случае не стоило ее открывать. И я убеждая себя в слабости, в том что не смог противится обыкновенному призыву «ничего не поздно», а необходимо было не думать ни о первом, ни о втором, а лишь спросить себя «хочу я этого или нет?».

Ну вот, немного объяснил, а может и запутал – что дальше? Каша. Трусы, носки, джинсы, футболка. Коричневый, нет, бордовый. Это если вкратце описывать то что я из себя представлял, но попробую более детально.

Раньше я садился и придумывал собственный мир. Может навеянный одной из тошнотворных книг, где среди зеленой листвы слепят глаза яркие лучи солнца. Пробираясь через громадные корни и папоротники, мне на встречу, движется девушка. Ее фигуру, лицо, я даже не представляю. Только трепет, дикий, нестерпимый трепет, от которого готово разорваться горло, и мне бы хотелось закричать, что бы очнуться из забытья, но я не могу, и словно кукла, которую бросили в кресло, обмякнув, опускаю руки. Совсем недолго, пока я еще не ударил локтем о край кровати или стула, еще, дрожащим взглядом смотрю на ее приближение. Холодные глаза поднимаются на меня и пожирают целиком, без остатка, выпивая душу, которая умирая во сне, воскресает с жуткой болью в локте, ударившись в отмашке о твердый край кровати. Уже не сплю, трепета словно и не было, лишь утихающее желание в том диком лесу, быть, наедине, с нею. Сейчас наступил перелом, я находился где-то между мыслями о ней и о учебе, где-то посреди дороги, чувствовал и в тоже время не знал куда еду и к чему меня приведет жизнь.

Сейчас, в автобусе - засыпая на кресле, разрисованном недоделанным художником. Вновь навестил меня этот лес и та же девушка, с которой, уже не во сне, а в своих мыслях стараюсь говорить, представляю обнаженной, или думаю о чем-то столь же не реальном но кажущемся мне вполне логичным, как обретение мною некой способности чувствовать ее и предвидеть задолго до того как мы с ней встретимся. Подросток, что тут добавить. Именно поэтому, прикрывая своей задницей портрет дедушки Ленина с нацистской свастикой на лбу, кроме изучения других наскальных рисунков, всякого малолетнего сброда, еще ищу ее профиль, волосы, глаза, стараюсь разглядеть черты в других. И даже, если она совершенно иная, не похожая на желанный эталон, но в меру красива, нахожу мелкие детали уже знакомого лица. В какой-то момент ловлю себя на мысли, что подбираю любую, чуть красивую девушку и навешиваю на нее то, чего в ней никогда не было, даже внешне. Любая из них может быть ею. И ради любой из них готов жертвовать идеалом, если был он когда-нибудь. Не создаю ли в мыслях себя, если я создал ее, и она часть меня, напоминает онанизм из мыслей. Вздыхаю, и думаю о том, что мне, всего лишь нужна девушка, любая из них. И о том что предстоит еще долгая учеба.

Рывок, автобус резко тормозит на зеленый. Левая половина салона наблюдает за обкуренной дурой, медленно – словно в трансе, бредущей на «красного человечка». Похожий носик – слегка вздернут вверх, что очень идет девушке, волосы короткие - каштановые. Узнаю ее – вечно угрюма и обижена на жизнь, на семью, на парня, и на себя в первую очередь. Мне на нее всего лишь наплевать, а вот тому кто от резкого торможения размозжил себе нос о железную ручку стула, хотелось бы вложиться и побольше. Но люди лишь неодобрительно мотают головами, сочувствуя ей и не зная что внешняя депрессия, лишь последствия пьяной ночи, после которой она в очередной раз с ним порвала, и даже не умывшись, считая что ее жизнь кончена, побрела в свой гребаный универ. Да, я ее знаю.

Поднявшись неохотно, в преддверии знакомой остановки, и зная сколько еще цирковых уродцев учится в казалось бы серьезном экономическом вузе, все таки зашагал к дверям.

На входе приветствую сидящего на возле будки с рекламой, знакомого, протягиваю этому огромному парню руку. Он же громко произносит «Здарова!» и влепливает с хлопком, смачные «пять» выпрямляясь во весь рост.

Чаще, дружат по комплекции, убеждениям, еще какой объединяющей хрени, но почему мы стали друзьями, не понимаю. Мне интересен его простой, даже легкий, взгляд на мир, то, как он весело все воспринимает – надо, морду набьет, не надо – все равно ударит, но все время с улыбкой, да и объяснить может за что – а одно то что такая глупость как драка вдруг обретает хоть какой-то смысл, уже вызывает интерес и уважение, хотя я все равно остаюсь главным противником и критиком его, часто, резких действий. Зачем ему наша дружба – наверное он и не задумывается, послушает мою болтовню, а порой и размышления о нем, о нашем окружении, поулыбается, и уже вечером будет в другой, привычной компании, а пока.

Корж, так его называю, спрашивает о предметах, о университете, о личной жизни, уводит взгляд за торопящейся студенткой, не улавливая ничего из моих ответов. В этой чепухе, пока мы говорим и поднимаемся по ступеням, через парк, к широким дверям с надписью «Добро пожаловать», появляется для меня нечто новое, чего ранее не замечал. Направленность на один разговор, те же темы изо дня в день, не замечая что все сказанное уже было, что вокруг говорят лишь о учебе, что даже разговор о личном сводится к обсуждению клубов, выпивки, «кровати». В этой, целый год лет не прекращающейся болтовне, внезапно начал проявляться для меня человек. Не зацикленный на черпании знаний, не подбирающий слова, не старающийся наполнить их чужим смыслом, а настоящий, прямой, грубый и в своей силе даже смешной. От куда же возникает в нем мысль?

Мы поднимаемся быстро. Небольшой парк, вечнозеленые хвойные деревья, которые отбрасывают резкие, темные тени, скрывая островки курящих. Корж здоровается по дороге, я же двигаюсь мимо, так и не успев завести знакомых, не потому что мне не о чем с ними говорить и не хочется никого слушать, мне хватает тех, кого я знаю, а уделять внимание новым нет желания. Никогда не считал себя одиночкой замкнутым в себе настолько, что общество других становится противно лишь по причине не идеальности и несоответствия придуманным нормам. Мне говорят. Привет. Как жизнь? Пожимаю руку знакомому лицу, даже не стараясь вспомнить имени. Отвечаю тихо – Стабильно - как у всех в стране. Хотя при всем разнообразии знакомых, понимаю что мне не с кем поговорить. Но это все тонкости, рассуждать о которых можно часами.

Поход по лабиринтам корпусов утомляет, особенно зная где выход, когда даже интерес его найти пропал и нет ничего удивительного в том что путь может внезапно прерваться стеной и иногда к выходу вниз со второго этажа надо пробираться через третий. Приелось за два года, как сумочка прошлой коллекции для девушки.

Но вот уже в просторной аудитории, растворился в толпе лиц, в аквариуме рыбок открываем рот словно говорим, но на деле лишь глотаем воздух. Прислушиваемся к шагам, их сотни, снуют по скрипящему паркету, шаркают о линолеум, стучат каблуками, но среди них уже интуитивно узнаешь уверенный шаг преподавателя. Большой театр замирает, еще галдит, но уже насторожился вовремя занять положенные места. Примерно девять, и только редкое эхо еще недавнего шума гуляет по опустевшим венам здания.

Не пишу, достал из кулька и изучаю устройство новой фотокамеры, изредка делаю пометки словно так гениален, что из нудной и малопонятной лекции умею выбирать лишь самое необходимое. Вдруг толкает меня кто-то в спину, да так, что ручка из рук выпала. Учитель, поглощенный процессом припоминания наизусть заученных фраз, ничего не заметил, ну а те кто по бокам заулыбались и даже начали шептаться обсуждая. Кого, кого, а детей шалости всегда радуют. Знаю кто позади сидит и уже приготовился обернулся и «без слов»… Но вдруг замер. Та самая, флегматичка, или не флегматичка вовсе – взгляд живой, горит. Успела, пока я за преподавателем следил, и свои карякули выводил, подсесть к Сане. Етого парня долго упрашивать не надо – попросят сам перейдет, лишь бы не цеплялись, молчит, на девчонок поглядывает, иногда может что-то толковое сказать, но фразы заготовлены и ведутся на них только те которые во всем секрет и нечто скрытое видят. Скрытого же в Сане не больше языка за зубами - несколько альбомов enigma, пара детских кошмаров и перхоть которую не видно под жутко засаленными волосами. Она же сейчас напоминала другую, совсем другую персону, не ту которую я видел на улице идущую на красный, не плаксивую дурочку, о девушке из снов и вовсе позабыл. Сейчас передо мной, был словно незнакомый человек, даже лицом, которое переменилось, загадочно улыбалось что совершенно расходилось с моим укоренившимся мнением о ней.

-И-и? – Вопросительно протянул я.

Мне вдруг стало интересно, но ничего кроме протяжного звука я выдавить не смог.

Она пожала плечами.

- Видела как ты на меня таращился из маршрутки.

- И-и? - Все еще не понимая, но стараясь выглядеть серьезно, вновь протянул я.

- Ничего. – Она продолжила записывать лекцию, аккуратно, разными чернилами, словно стараясь увековечить слова преподавателя в истории, своей, никому более не нужной истории. Хотя конспект всегда просили именно у нее.

Например тот же Саня быстро смекнул эту деталь, купив себе красивую тетрадь с изображением кружки кофе, маркеры, линейку и несколько гелиевых ручек. Парни только перед экзаменами просили конспект, но у девчонок он пользовался своеобразной популярностью. У него даже кличка появилась – Ксерокс. По-моему, прозвище это некрасиво, но если даже я смог оценить эту иронию, то все, даже самые мерзкие клички, имели место быть. Его конспект чаще всего переснимали в библиотеке по пятьдесят копеек за страницу. Девчонка которая стояла за копиром под одноименной маркой сразу узнавала этот блокнот, но только улыбалась заламывая в очередной раз довольно изношенный переплет и оставляя на краях листов жирные отпечатки пальцев. Я несколько раз переснимал копию копии его записей, заметив что в последних он весьма преуспел, и не только сделав букву «т» более читабельной, но и делая отступ для отпечатков у одного края страницы, который после использовали для заметок, и небольшой отступ у корешка для заломов, так как при копировании лист выгибался, а буквы растягивались.

Мои же записи не были нужны даже мне, считая что лучше прочесть книгу за пару вечеров и сэкономить целый курс времени, я рисовал тонким карандашом на обычных листах формата А4, не потому что мне это нравилось, а как моя, дань уважения лектору, ощутив на первых же «не зачетах» что значит проявлять неуважение не делая пусть даже иллюзорных записей. Усвоив это правило и более не попадаясь без одиннадцатого пальца в руке и клочка бумаги под ним, мне вполне хватало чтения книги для твердой четверки.

Хочу напомнить сам себе, что тогда меня еще захватывали различные идеи в которые я погружался с головой и которым безоговорочно следовал. Та же фантастическая девушка, которую я никак не мог выбросить из головы пропуская глаза других, живых. Озарение - что я состою из книг, фильмов, и слов которые успел впитать до этого момента и теперь выдаю очередной винегрет из их смеси. Потом, жизнь как лестница по которой мы поднимаемся узнавая что-то новое и меняясь. Захватывали новые мысли. Например вчера меня проигнорировал учитель по высшей математике, я очень хотел рассказать так как случайно предыдущим вечером читал как раз эту задачу и когда он так и не предоставил мне слова, остаток дня я думал о том нахрена нужна учеба в которой знания не принимают во внимание, не дают высказаться и откровенно убивают в молодых людях желание узнавать что либо еще. По глупости я почти нечего больше не делал несколько дней и только музыка с темнотой спасала от этих саморазрушающих мыслей.

Сейчас, на паре, я думал не о флегматичке, а о девушке которой была эта флегматичка, о том – зачем она меня толкнула, что это означало и что подразумевало, что я должен был не тупить как осел со своим и-ии, и даже то что вероятно она подсела к Ксероксу за его конспектом, а меня толкнула в спину потому что я напыщенный дурак.

На этой паре я больше не оборачивался, не хотел что бы обо мне подумали что-то дурное. Хотя позади я слышал шуршание словно она наклонялась над столом и с высоты заглядывала на мои рисунки. Я исписал три листа и не как обычно мрачными фантазиями скал и голых деревьев, а милыми лицами мультяшных девушек с крыльями. Сам не понимаю зачем начал рисовать эту ерунду, но после первого же рисунка она больше не накланялась, а я подумал что если ее не интересует моя фантазия на листах то не интересую и я. Так мы просидели до слов «… и на этом все на сегодня». Хлопнул потертый журнал, а за ним и дверь.

Возникла острая необходимость поговорить, нет не с той что позади – она меня явно ненавидела. За эту пару я успел создать довольно четкий образ девушки и нашего с ней разговора и вот этот разговор я спешил обсудить с Коржом. Я первым сбежал по ступенькам из аудитории за дверь. Да, Коржа зовут Женя, еще мою знакомую зовут Женя, но все называют Коржа Коржом, поэтому и я его так называл хоть и испытывал сперва некоторый дискомфорт, и не предавал значения почему у него такая кличка – может он мучное любит или его родители на хлебобулочном работаю. Через пол года в списке бакалавров я увидел его 4й курс - Корж Евгений. Я же заканчиваю первый. И мне даже приятно что мы никогда не говорили о себе, всегда обсуждая других, ну а что рассказывать если я зеленый первокурсник, Корж знает это - ну и ладно, но мне зачем этим хвалиться. Про него знаю, что работает в субботу и снимает квартиру в соседнем с моим доме, а между парами пьет пиво в парковом кафе универа. Говорит что надо успеть насладиться, пока декан не заметил оплошности и не прикрыл лавочку, похоже говорит это уже четвертый год подряд. Голос его намного грубей, не такой как читается на страницах и не такой как всплывает в голове, его голос можно только услышать и воспринять по своему.

Выйдя из третьего корпуса я направился вниз к библиотеке через небольшой парк, так написано на табличке возле ряда деревьев и пары кустарников. Никто и не догадывался что это парк, это место называли Матрас и славилось оно небольшим кафе в центре, в отличие от тех что находились внутри корпусов, продажей алкогольных напитков, и самое главное густых, нестриженных кустарников – одни вставали на пары с кровати, другие из-под куста. Веселые девчонки из Соц факультета каждый семестр носили опросники на тему - как сделать жизнь любимого универа лучше, что бы он не напоминал зоопарк, и я каждый раз писал – поставить и забетонировать скамейки в парке, у меня даже с интересом и удивлением спрашивали зачем их бетонировать, но похоже никто не знает где у нас парк. А на их вопрос я только улыбался, девчонки были духозахватывающие и как я сразу понял не курили и не водились с паровозами, поэтому рассказывать о входе за спорт площадкой граничащей со стенами заброшенного завода куда свозили весь мусор и перетащили все лавочки курильщики, не хотел.

В кафе был смешанный аромат кофе и …



- Смешанный аромат? – Корж грубо и громко, не зарыдал, а задрожал, все его огромное тело умещавшееся в сиденье для среднемаршруточного человека чуть не вываливалось не то от смеха, не то от трещин в асфальте.

Он все еще смеялся, но уже мог говорить. – Не люблю подглядывать, случайно увидел, но что-что это за – аромат кафе? Ты что подружке письмо пишешь? – Он вновь затрясся от смеха и отвернулся что бы вытереть слезы.



Если меня прервали, то и я прерву свои записи.

Корж увидел мои записи в маршрутке на следующий день. В этот день я успел вовремя, когда битком набитый автобус отъехал от остановки и его место занял другой, почти пустой. Однажды я заметил что в определенное время один автобус тянется почти сразу за вторым, это был чистый, не разломанный салон и в меру приятный водила, после него следовал достаточно большой перерыв и за ним забивали под завязку, но если узнал раз во сколько он едет и твое время где-то близко, то лучшего варианта чем ехать по утрам в этом маршрутном лимузине нет. Мы приезжали раньше, но с комфортом.

Сегодня я не опоздал как вчера, хоть и был заспан от того что под утро вновь начал лаять бездомный пес. Не в состоянии заснуть ворочался еще час в кровати и в конце концов сделал себе чай и устроившись на табуретке дожидался время выхода. Обычно оттягиваю этот момент продлевая жизнь звонку будильника каждые девять минут, еще и еще, но этого все равно мало, словно есть временная черта до которой просто невозможно выспаться, словно время делится на до и после опоздания. До – можно еще спать. После – безумные скачки между кроватью шкафом, ванной, кухней, дверями дома и маршрутки.

Этот день уже начался. Корж слева, возле окна ему тесно, хотя он и так больше смотрит рядом, чем вдали, окно и все что за ним лишнее, беззвучное, его окружение здесь, на сидениях, но он далеко не пустозвон старающийся поведать всему салону что ел на завтрак или рассказать как прошел день попутно перемывая кости университета, у него был такой – этот его голос, сильный, звучный и очень четкий, слова въедались в память оставляя метку к которой всегда можно было вернуться, а это очень полезная черта, главное что бы слова были правильные. Мне казалось что из таких и должны вырастать люди которые ведут за собой, впрочем я никогда не видел его выступлений ни в одном из кружков, он казался слишком большим и солидным для этого, а его слова не вели за собой так как зачастую отрицали саму идею следования чему либо. Хоть он читал и знал порядком много книг, но что бы восхищался хоть одной – не помню такого. Человек в себе, понимающий цену слова, и не дающий словом слепую надежду.

Собирался ему ответить, ведь он прочитал то о чем мы говорили вчера. Конспект у меня никогда не просили, но некоторые слова все же можно было разобрать, их то он и прочитал.

- Описывал вчерашний день. – Я говорил просто, понимая что отрицать что либо не имеет смысла, ему станет тогда еще смешней, а мне еще более неудобно, да и врать Коржу я не хотел, уж очень он был проницательным.

- Для потомков? – Он с сарказмом попытался сделать серьезное лицо.

- Для себя.

Он совсем успокоился.

- Когда для себя пишут – потом никогда не читают.

- Ты еще нашу старосту со своими цитатами из дневничка не видел. – Не зная что точно нужно говорить сказал я, Корж ее не знал, но он как-то вливался, понимал разговор.

- У нее еще месячных не было. Через пару лет перерастет разную чепуху – дневники, постеры на стенах, сопли по любимой группе.

Мне казалось что я перенимаю, да я хотел и перенимал частично его манеру говорить с сарказмом, что бы смеялись не над тобой а над твоими словами как бы относящимися и не к тебе. Но я не мог, не обладал таким шармом, да и огромной, уверенной внешностью, что бы действительно не придавать значение ни себе, ни словам.

- Но с темы не сбивай. О девчонке за спиной пишешь? – Он повернулся ко мне, а я театрально уставился куда-то за окном.

- Да, помнишь как я пришел к тебе в перерывах между парами?

- На пятнадцать минут, а просидели два часа. – Закончил Корж.

- Вот и стараюсь пока не забыл записать то что ты говорил, то что у меня в голове крутилось, остатки. Понимаешь…

- Давай без этого, просто скажи что хотел. – Прервал улыбаясь Корж и я пытаясь выкинуть из головы все манеры, завороты и образы навеянные из вне, продолжил.

- Мы обмениваемся обрывками фраз постоянно, и вот вчера только как-то нормально поговорили.

Он молчал ожидая что я продолжу, но я замер как обычно не находя слов и понимая это он так по дружески наклонился.

- По секрету - я не девчонка с косичками, а парень с яйцами. Когда ты вчера про эту дуру все рассказывал, мне интересно было…

- Ну перестань все опошлять.

Он уже говорил «Бля», но остановился. - Как с тобой говорить, забей на слова. Ты вечером все обдумаешь, поймешь суть и совсем другое запишешь. Когда тебе препод на доске пишет два плюс два, ты не читай 2+2, воспринимай как формулу с ответом в четыре. Я тебе вчера говорил, хотя был уже немного пьяный, что ты тупил на паре, с рисунками своими, но это все как мне, так и ей до фени, один ты думаешь что это мычание важно. Не ломай себе голову, она тебя видела и сказала об этом, ну так сегодня скажи что тоже ее видишь постоянно что думал сфоткать ее унылое лицо, не дословно конечно, спроси на счет кофе, чая на Районе после пар. – Корж остановился, не потому что обдумывал, он словно читал из незримой книги, а лишь за тем что бы я как можно четче уловил смысл следующего. - Но сегодня я трезвый и скажу что она дура, спит с каким-то чертом, который только мочиться в постель перестал хотя считает себя самым крутым и что девушку должен охранять, она для меня все, я еще не знаю что такое любовь, и нет мозгов, пол дня думаю о члене, и прочей хрени. Но он у нее первый, и постоянно бегает за ней, хотя он ей не нужен да и она ему, но пока думает что другую такую не найдет. Вот и дружат как кролики. После она думает что в жизни лучше вина за тридцатку и пиццы перед телеком не будет, и лезет под машины на красный считая себя исключительной пофигисткой. Был бы я за рулем на том светофоре, такой срач выписал, что бы мозги из жопы обратно в голову вернулись.

Я подумал что вес слов прямо зависит от массы человека их произносящего. Нет, я слушал все что он говорил, внимательно, впитывая смысл, напоминая церковную старушку, не все равно ли кто произносит умную мысль – священник или просохнувший после пива студент, просто одному ты почему-то доверяешь - хотя он незнакомец, а другому нет - хотя он друг. Коржу, Жене, я верил, понимал что может он сам не чувствует того что говорит и слова его преувеличены, но было в них столько силы, уверенности. И действительно вечером, перед сном, когда исчезнут все звуки, и все краски сольются во тьму, я буду совсем по иному думать и о том что было, и о том что будет, то что сказал он, смогу заново восстановить в памяти, разглядывая и изучая каждую деталь, думая над ними, пока не провалюсь окончательно. Но сейчас, когда слова и мысли должны жить рядом с чужими, успевать за ними и думать о потребностях тела, сейчас я не хотел слышать его слов, скорее хотел, но не таких, уж лучше бы он был пьян как вчера, может трезвые его слова и старались уберечь от ошибки, но зачем помогать и отворачивать того кто сам желает прыгнуть в бездну. Как можно отговорить человека который не испытывал тех чувств от которых его стараются уберечь. Ум действует на основании опыта. Запрет это гибель души. Я знал тысячу причин, почему не стоит слушать друга, и не хочу принимать ни одной причины которая мешала бы мне.

- Может в музей пригласить? – Всплыло случайно моё слово, как будто сказанное рыбой под водой, поднятое с пузырем воздуха и разорвавшись на поверхности. Казалось, и не слышно было, но Корж его поймал.

- Не выдумывай на ходу новую сказку. С альтернативными и непроверенными местами может лажа случиться. В музеях сейчас сыро, сопли потекут, ноги устанут, чучел насмотритесь – она тебя точно за придурка посчитает. Кафе не просто так придумали, там сухо и всегда есть все необходимое что бы сесть и приятно пообщаться. Если бы ты головой мог думать, кстати судя по вчерашнему с ней разговору ты вполне нормально ее отшил и это правильно. У нее уже был, есть парень, теперь ей не только секс нужен, а нечто другое – разговор, внимание, мелочи попищать. Это тебе все равно, если в музее она сопли по подбородку растирать будет, твоя то голова другим забита. А ее мозги уже перестроились. Хотя может я и не понимаю женщин, но возможно они больше внутри живут, а не снаружи. И ты смотри сторону не меняй с записями своими. И попытайся не сливать разговор. Не заканчивай фраз про себя даже если они дерьмовые, так ведь я над ними не поржу, да и ты выглядишь тупо.

- Не могу я так. Появляются тупики.

- Перестань делить на правильно – неправильно.

- А что бы ты ответил на два плюс два? – Вернулся я к его объяснению.

- Пять! – Заревел он ухмыляясь. – Пять. Вы со второго курса начинайте бухгалтерию изучать, два себе, два тебе, и один инспектору. – Он сметал себя своим потоком, но не мог остановиться чувствуя что именно произношение подводит его ближе к цели, но он ее не знал, и только чувствовал. – Нет этих цифр, не было и слов, ничего не было, останется только мысль.

Я хотел верить ему, хотя не был уверен понимает ли он себя.

- Вот какого ты со мной вообще дружишь? – Попытался обидеться я, хотя обижаться на Коржа было бессмысленно – все равно что спорить с радио, когда диктор рассказывает тебе свои идеи и ты не можешь ему возразить, это чтец идей которые для тебя как истина отпечатываются в пространстве, ты можешь принять их, можешь отвергнуть, в крайнем случае выключить радио но тебе не дано изменить слова и мнение диктора – вы в разных слоях мира, хотя так рядом.

Он вновь заржал.

- Да мы с тобой даже пиво только раз пили. Живем просто рядом, по дороге ехать. Не бери в голову. Ты кучу всего не договариваешь, как маньяк, взорвешься когда-то да перережешь всех.

Я вновь не знал что сказать.

- Молчишь не потому что нечего сказать, а потому что чепухи боишься. Не говоришь и себя не слышишь, может ты думаешь что это внутренний голос, но в голове все может оборваться, а на слух надо продолжать. Да и что в голове – мысли, ты сам подумай – ты их не говоришь, ты их записываешь, потому как это твое, в общем - обо всем, немного наблюдений и каких-то выводов. А вслух обсуждаем реальные вещи, с кем выпить, с кем переспать – не нравиться да?

Да, не нравилось, пустой разговор. Но я молчал, хотя выглядел понимающе.

- Никто это за общение не считает, но ты когда обо всем чего хочется и что делал высказываешь, то если голова есть себя со стороны слышишь, сам над собой смеешься и смех других видишь, кто-то это серьезно воспринимает, подсказывает что он сделал и с кем, ты еще и над ним поржешь, так смотришь медленно и в реальность вольешься. И тебе бы веса набрать, сложно тебя такого худого серьезно воспринимать.

Корж растянулся в кресле как мог, позади него послышалось ворчание, хоть он и продолжал улыбаться но было в этой улыбке нечто серьезное, желание изменить некоторые вещи в людях, и одновременно осознание своей беспомощности в этом.



Когда мы подъезжали к площади, за две остановки до универа, Корж схватил и вытолкнул меня на выход со словами. – Вон, помоги старушке перейти через дорогу.

Придремнув под теплыми лучами, я чуть не оттолкнул его и только оказавшись на тротуаре увидел идущей через мост, ускоренным шагом, рыжую. Ни как не мог понять как в девушках в этот период уживаются две страсти – завести сумочку и одновременно необходимость носить хоть сколь-нибудь объемный конспект, кажется те которые жертвовали первым вскоре надевали очки. Это была флегматичка.

Что бы не быть столбом, дожидаясь несколько минут ее спуска, подошел к киоску взяв орбит, не знаю зачем, тут продавали только жвачки и сигареты.

Когда она поравнялась, я как раз сгребал сдачу в карман, ларек преграждал пол тротуара и она могла пройти только рядом со мной. Хотя… она все же меня не заметила разглядывая свои туфли, была где то между домом и учебной партой словно еще не отошла ото сна, не понимая где и что вокруг. Оказалось весьма сложным сказать привет идя позади, т.е. можно было либо отстать совсем, либо обогнать и после развернуться, но и тогда она могла не заметить созерцая через землю в ад.

Спонтанно дернул ее за руку перед красным светофором. Корж был прав.

- Привет. Не разбудил?

Она подумала немного.

- Ну здрасте. И-и-ии… - Протянула она с какой-то сухой и пережитой обидой, не доставая руки из тонкой ветровки.

Было бы забавное прозвище подумал я, надо не давать повода этому развиться.

Я выплюнул жвачку и мне показалось это эффектным, говоришь и жуешь, словно все время в действии. Но она посмотрела задумчиво.

- Ты курить бросил?

- Нет, с чего вдруг. Да и не начинал никогда.

- Жуешь это, - она показала на урну, - с утра.

Потянулся в карман и достал свежераспечатанную пачку. – Будешь?

- Спасибо, я чистила зубы. – продолжила за что-то дуться она.

Вспомнил лекцию по вышке и свою обиду, ни о чем, но одновременно так зацепившую меня. Сейчас никак не могу понять почему столь долго ходил с ней, почему не мог выбросить из головы, как образ красивой девушки пеленой закрывшая глаза злость разрывала мысли заставляя дрожать все внутри. Быть может эта чепуха и у нее… да нет же, мы различны совершенно. Это все ее характер. А может и я со вчера встал ей словно в горле кость, а после в голову пробралась обида за мои ответы, которая переросла в презрение и злость.

- Такое впечатление, что ты на меня сердита. – Словно невзначай сказал я.

- Нет, все нормально. – Она смотрела прямо и даже не косилась на меня. – Но иногда ты себя некрасиво ведешь. – Вдруг добавила, все же не поворачивая головы.

Не знал что ей сказать, перебирал все наши встречи. А может неприлично что смотрел надменно из маршрутки раньше. Тут стоило удариться в отрицание, может даже разобраться в деталях, доказать или хотя бы прийти к сути. Но что если Корж был прав и это все не нужно и не важно, ни ей, ни мне, ну зачем копаться в том что было и искать причину. Жить стоит этим днем – старый лозунг, но всплывает постоянно.

- Моя ошибка и готов ее загладить. – Вот все что я ответил ей, но без улыбки, словно понимал о чем речь.

- Ладно, я и сама отворачиваюсь от всего. Наверное поэтому так неприятно видеть когда другие отворачиваются от тебя. Да, ты так нагло вел себя вчера, уставился в листы, словно я могла заразить тебя спидом через слова, начал выводить ангелочков как у детей в тетрадях на обложке. И я подумала – придурок.

Нет все таки некоторые слова тяжело воспринимать спокойно, вот слышишь откровенье, то что так желал и вдруг - придурок, словно привели смотреть на красоту природы и после наслаждения насрали в душу.

- Но… - Только хотел возразить и понял что сколько бы объяснений и правды не было в моих словах, все равно доказывая что-то так и останусь для нее с такой же кличкой. – Давай попробую поправить свое положение в твоих глазах и приглашу на чашку кофе. У нас еще пол часа, и все еще прохладно утром, хоть согреемся немного. Расскажешь кем меня еще считаешь. – Немного ухмыльнулся.

- Пойдем. – Теперь уже спокойно ответила она.



Я пропускал пару Права.

Там был добрый преподаватель, хоть весь семестр не ходи, все равно ниже четверки не поставит, никак не мог понять зачем он так, при универе у него была практика и он целыми днями сидел то на лекциях то на работе, но никогда не злился и даже словно смеялся над нами ставя хорошие оценки.

Но Корж хотел слышать совсем другое.

- Ну, как прошло?

Я вспоминал как весь вспотел когда она пошла со мной, от кофе стало еще жарче и я надпил лишь немного оставив почти всю кружку, что даже сыграло на руку, теперь она смотрела на меня совсем по иному. Рассказывал ему, все в вкратце, как мы болтали о других, кто лучше а кто хуже, оказывается с ее слов – ни я один такой придурок, нет она ни часто говорила с парнями, но несмотря на это придурками считала многих. Мы обсуждали поведение, поступки. Кого-то записали в этот же разряд за выражение лица. Девчонки у нее нисколько не отставали и в дурочки пошла половина группы. Я даже Коржа ей вспомнил, наверное перебирал все знакомое, и он к удивлению оказался даже хуже остальных, хотя опять же она его почти не знала и слышала только его смех. Мне самому вдруг стало смешно, но я сдержался и даже согласился с ней.

Корж заулыбался, словно я сделал ему комплемент. – Все верно, соглашайся и не думай головой. Задумаешься и конец. Пока вы на одной волне, словно близнецы, она сама к тебе подойдет. Только с собой смириться остается.

- Ты ведь говоришь что с тобой не стоит соглашаться, сам просишь отрицать. – Вопросительно посмотрел я на Коржа припоминая его слова.

- Я за четыре курса могу себе это позволить, а ты на первом еще нет.

Скоро начиналась очередная пара. Мы разошлись по корпусам.

Слова и поступки были не важны, я придавал им значения не больше чем мусору под ногами, переступая через все что было дорого и во что верил. Она подсела рядом. Рассказав о популярной группе о том как была на их концерте, о интересной передаче, где с каждым новым эпизодом становиться на одного меньше, как ее тошнит от универа уже после первого курса и как она не представляет жизни дальше. Я соглашался и кивал, улыбался и проявлял напускную заинтересованность, хотя все острее понимал насколько мы далеки и как противно мне, ненавидящему бесконечные мыльные оперы замаскированные под все возможные передачи, концерты но скорее их из-за лиц людей доведенных до исступления и фанатизма, противно понимать что я отбросил все эти убеждения. Даже не рассчитывая на что-то большее, а лишь увлекаясь желанием.

Знакомые лица за партами беседовали, слушали, писали. Этот организм пережевывал все что в него попадало, все чувства и стремления, знания и мысли. В нем было все разнообразие человеческих жизней и тех, которые только мог представить. Они двигались, сталкивались с тобой, говорили, смотрели, любовались и вызывали отвращение. Столь просто, словно ты неотъемлемая часть этого, единый ни на что не похожий человек со всеми отрицаниями и противоречиями. Я понимал что это существо переварит нас всех. Моя увлеченность в нем даже не заметна, я шел среди корпусов, кустов, вверх и вниз по ступеням, стараясь ступать только на белые плиты шахматной дорожки, вглядываясь в лица, которые так же смотрели в мое, чувствуя их всех, но не ощущая себя.

Она вдруг вспомнила Ксерокса, назвав его придурком. Меня словно ударило током, я очнулся и сказал.

- Ксерокс не придурок, он хочет хоть чем-то понравиться – одновременно у него выходит помогать.

Она странно посмотрела на меня, казалось зло и одновременно не понимающе, но это длилось не долго, такие мысли, в нашем возрасте принимаются быстро, безоговорочно, и часто им следуют годами, даже когда забывается собственная жизнь, остается лишь чувство обиды.

- Ты считаешь это правильно кадрить девчонок конспектом? Это что-то вроде держи конспект, но с тебя кофе?

Уже проиграл, не хотел вдруг измениться, но дальше продолжать не мог. Несмотря на то что Ксерокс и мне не нравился, но мы целый день обсуждали плохие стороны других и только хорошие свои, а когда касались черных сторон себя представляли это в обычной форме, словно так и должно быть, оправдываясь перед самими собой, и не задумываясь со стороны над своими словами.

- А что он еще может. Просто нашел ту черту которая теперь отличает его от остальных. – Улыбнулся я и добавил. – Думал ему только парни завидуют.

- Да никому я не завидую. Ты сам хоть понимаешь что говоришь?

Мы вернулись во вчерашний день так быстро, словно на машине времени, только дернув рычаг.

- Я только не считаю его придурком, за то что он делает. Это… просто есть.

Когда идешь по шахматной дорожке в голове сами по себе всплывают смешные суеверия, думаешь что наступив на черные квадраты не повезет, ступаешь по белым и уверен что все получиться само собой. Сегодня я шел только по белым и несмотря на все, это был хороший день. Больше мы с ней никогда не говорили, хотя не было явной обиды, не было после моих слов ничего, мы сидели молча до окончания пары, после встали и разошлись.

В этом существе было все чем обладает человек, думал я покидая ворота университета. Пройдя сквозь выход остро понимаешь свое одиночество, этот выход делает тебя тобой, единым, не частью. Только за этими воротами можно найти себя, внутри – все размывается.

Возвращаясь домой думал, что жизнь прошла, я все узнал, и ничего больше не случиться.



Я так запомнил и подробно описываю эти дни потому что всеми силами пытаюсь вспомнить как почувствовал перелом, ощутить нечто новое, неведомое ранее.

Заводские трубы пыхтели дымом, город еще не застывал в тот час когда я возвращался. Думал что времени почти нет, пока все заданное прочитать, что-нибудь посмотреть, а может и выйти сыграть в футбол на стадионе, а дальше только сон и пробуждение как повтор очередного дня. Все мы жалуемся на недостаток времени, не понимая что его никогда и не было. Со мной поспорят все кто хоть раз читал книжки по тайм менеджменту, но ни один из них не ответит что я чувствовал в тот миг, нигде не описаны чувства – как нечто лишнее, то от чего стоит избавиться.

Приближаясь из центра к скучно знакомым домам, ощущаешь саму дорогу, разбитую, старую, извилистую к окраине. В центре, в университете, где магазины и кафе - в людях есть не только движение и блеск, в них сама жизнь, которая в них меркнет по мере приближенья к краю. Здесь лица были уже совсем серые, черные плащи и куртки, а волосы седые. Одновременно противное и приятно знакомое. Пустота читалась в глазах людей и если бы мы говорили я не знал что им сказать, такой бездонной видел их пропасть и такая должно быть была в моих глазах. В голове словно заела пластинка из наших последних слов и эту пластинку терзала словно иглой одна, бесполезная идея – что если бы я продолжил игру, смирился бы со всем, одел чужую кожу, перестроив хоть на время, мысли и мозги. Может тогда бы мы просто смеялись над всеми, просто веселились и пусть это была бы глупость, но разве мог я себе позволить быть сейчас серьёзным. Корж, ну почему я не подумал – дождался б хоть второго курса, теперь вот - голова болит. Забыл о времени, но понял что дальше так не могу, чем больше я хотел доказать себе что сделал все правильно, что согласился с собой, тем больше находил иных мнений и иных доводов своей глупости. Дальше я просто опустил голову стараясь не задевать сиденье впереди, когда колеса попадали в трещины дороги.

Мне надо было срочно подумать о другом, пока я не вышел из маршрутки. Как раз перед окном проходили знакомые в кедах, с кульками спортивной формы. Я прыгнул к выходу, уже спеша успеть переодеться. Все улетучилось, воспоминанья целого дня меркнули перед обычной игрой, которую я даже не воспринимал серьезно, но в ней немного разбирались мои ноги и голова этим восхищалась. Головная боль и то что грызло изнутри стихли, словно в мелочах, вроде игры, есть тоже радость жизни. Конечно я понимал и чувствовал как все изменчиво во мне - боль которая была еще мгновение назад. Но я нашел то что ее перекроет, на час даст передышку, после поговорю с друзьями во дворе, у них все эти сопли вызывают смех, как раз такая компания нужна – холодная ко всему, им только бы послать кого-то, похвастаться кто круче, плевать на все. Когда вернусь домой не будет и следа событий дня.

Не могу понять что у меня в голове, кто руководит моим телом, мыслями, поступками. Кажусь себе другим человеком, но в тоже время ощущаю что это я.

Меня несло домой, а вокруг деревья покрывались мелкой зеленой листвой, ветви словно усеянные миллионами открывающихся глаз, смотрят в разные стороны, ищут свет и ждут тепла. Этого, как мне казалось хотел и я, а может и чего-то большего. Мы подчинены невидимым законам, которые ощущаем и которым не можем противостоять, все им подчинено. Деревья желают света и тепла, я хотел ее, но почти смирившись с отказом, теперь желал сыграть в футбол. То ли это, чего я, чего дерево действительно хочет. Жить, наслаждаться тем что тебе дано и что ты можешь сделать. Мне кажется я делаю совсем неправильные выводы, думаю не о том, и стоит ли об этом думать, но в голову кроме этого больше ничего не приходило и я продолжал перемалывать одно и тоже, перебирая подходы к одному ответу, придавая ему новые цвета, и все время оказываясь там от куда начинал. Может мне просто надо двигаться, из года в год, в поисках ощущений, не останавливаясь, что бы не умереть в собственных мыслях, пока неспособных найти ответ – как выбраться из замкнутого круга?

Тротуары, редкие деревья, высокие дома, это то что я вижу. В голове это лишь названия, ничего не значащие, не объемные, ни имеющие формы, пустые слова. Стройка, железные сваи торчащие из котлованов, дома-вагоны посреди грязи и люди как желтые муравьи. Тело быстрым шагом передвигается вперед. Я как в наушниках и из них звучит музыка тишины, и так заслушался что ни о чем не думал. Я не люблю музыку – она сбивает с мысли. Но иногда, в моменты как сейчас, когда не хочется думать, мне надо что-то слушать что бы отключиться. И я заслушался тишиной. Перед глазами пустота – поворот меж дворов, детская площадка, неровно выложена плитка, перевернут бочонок мусора, за ним бежит черный кот, голуби рассыпаются в стороны, ворон смотрит со столба и провода, сплошные провода уводят меня дальше, вглубь дворов. Машины прямо на траве, сломанные скамейки, исписанные подъезды, на входе магазина выжгли крест, дальше церковь, а за ней бювет. Дома постарше, деревья стали больше, ухоженности меньше, похоже это возраст – ухаживаешь за собой, шампуни, зубы, мыло, но все реже, и к старости уже не нужно ничего.



Понедельник, вторник или среда. Проходят дни которых я не замечаю, хотя они наполнены событиями. Когда сидишь дома, на каникулах, дни растягиваются, нечем заняться, скучные, похожие дела и любая мелочь из ряда необычных запоминается. Но если, как в университете, вокруг все новое и каждый день иной, то память их стирает словно это «будни». И вот не помнишь, возвращался в среду, может это был четверг, нет, сейчас конец недели, понедельник, вторник, все таки среда, экватор всей недели.

Дома спрашивают, что было нового, рассказываю что готовил курсовую, в обед успел вернуться и поел с плиты, сел за учебу – под этим подразумеваю что угодно. Часто молчу отвечая нормально. Редко жалею что ничего, ну ничего не происходит. Сижу и жду. Целыми днями, на лекции, в пути, на диване. Я начал замечать что могу до бесконечности перечислять слова из которых, словно заметки на холодильнике, состоит окружающий меня мир, вновь не могу его почувствовать, слепой, немой, без чувств и осязаний, способный слышать лишь слова. Политология, общественное право, никто не может понять какой следующий предмет – расписание написано от руки. Отключили свет, всех отпустили, а мы остались из-за широких окон кабинета. Придурки за окнами. Придурки, все они придурки. Как это осточертело, эти дни и пары, это ощущение подобия до тошноты с той флегматичкой что сидит за спиной. Она понимает, смотрит на меня и все понимает, это ее состояние, это ей знакомо, она сразу меня раскусила, догадалась и поняла о чем я думаю, что я такой же как и она. Позади все тихо, но она смеется внутри, ее грудь дрожит от смеха. Она комкает бумажки и бросает в меня, кричит, но мы никогда с ней больше не заговорим. Она уходит. Все смотрят на нее. За дверью слышно, как она бежит, убегает от взглядов, от обсуждений, она больная, я ничего не понимаю. Во мне больше бессвязного, чем имеющего смысл, так может показаться на первый взгляд, но разве не хаос - мысли подростка. Даже мой отец начиная рассказывать о смысле, заканчивает тем что видит перед глазами. Я лишь слово означающее свое имя для других, мало говорил, ничего им не делал, для них лишь имя, может и его не знают. Только имя, мое имя…



Среди этих дней случилось и столь потрясающее событие, которое вывело меня из этого состояния, и я не мог перестать о этом думать, день и ночь, на парах, дома, почти не спал, переживал и решил ничего не говорить пока Коржу что бы ничего не испортить, надеясь только на себя, без подсказок, без советов, сам приглашу эту потрясающую девушку на свидание, и если она откажет то буду только сам виноват.

Один знакомый во дворе объясняя красоту обнаженной девушки с журнала, сказал что у него встает когда он это видит. Я же старался идти как можно медленнее и короткими шагами, когда впервые встретил ее, и куртку стягивал как можно больше вниз. Не буду продолжать, ведь самому мне суть понятна. Я увидел Катю.

Потом дни разделились, на те в которые я ее видел, и в которые не видел – тогда я постоянно о ней мечтал. Не мог, ни рисовать, ни есть… ни ждать. Пытался сопротивляться поначалу, думал ну и что, красивая, зачем ей на меня смотреть, думал что забил фантазиями голову, но как-то быстро забывал всю эту чепуху и вновь мечтал о ней.



- Тебе бы выспаться? – Корж толкнул меня плечом и я очнулся. – И на утро вымыть голову или хотя бы умыться.

Друзья в основном подходят из далека – неважно выглядишь, измени что-нибудь, у тебя тут, да, да, вот тут неважно. А он – «Иди помойся!». Черт, как же неудобно и стыдно сразу стало. Не перед ним конечно, перед днем – всей группой, они ведь видели это во мне, но никто не говорил, смеются про себя, а если думаешь пускай, главное как я о себе думаю, так и не думаешь на самом деле. Вот… Я заволновался – а если таким меня увидит девушка, нет не моя пока, которую я хочу пригласить на свидание, если бы она была моя то может не так бы волновался, но она пока не моя. Попробовал сосредоточиться, не думать постоянно о ней, хотя она была точной копией моего сна, девушки из сна, это была она, я радовался и кричал внутри – «нашел». Да. Корж - он мне сказал о том что я не спал.

- Этот пес лает по утрам уже месяц, не дает спать. А еще кончился шампунь. – Сказал я оправдываясь и поправляя рукой волосы.

- Хоть бы туалетной бумаги хватило. – он ничего не вез с собой, только листы торчали из кармана куртки, а рука его как лапа медведя лежала на спинке переднего кресла. – Когда малым был, в лагерь отправили, и у нас в домике воды не было, а к соседям лень ходить, так от меня весь месяц даже воспитательницы шарахались, запомнилось надолго. Все эти поговорки о внешнем виде, это конечно умно, но они нихрена не показывают тебе какое ты дерьмо пока не брит.

- Так ведь и ты не брит. – Заметил я.

- Я так по средам в бар «У Лося» хожу. С этими бумажками, - Он кивнул на карман, - Женщины думают что я профессор, интересный разговор получается. И мне борода идет. А ты свои усики сбрей – честно, аж жутко, на маньяка похож, худой с усами, по глазам хрен поймешь.

- Потом щетиной зарастёт и бриться надо будет долго.

- А если не зарастёт, то будет по три волоса - под носом, на щеке, на подбородке. Все это парни в универе ко второму курсу хавают, и ты не жди, смотри кто в чем, как выглядит.

- Это шаблоны какие-то.

- Да они всегда будут. Есть просто ебнутые люди, которым надо против течения плыть и не как все быть. Но это только до определенного возраста, я вообще их заторможенными считаю, они к окончанию универа только понимают что херней страдали все это время - учеба зло, работа рабство, а после те у кого еще деньги остались пытаются вывести татуировки, состричь кубло с головы и вытянуть пирсинги где он у них застрял. И это не только отпечатки на теле, а и в голове, которые вывести сложнее, но каждый же считает что он умный, советы только направляют в русло. Ты ведь не копией чей-то становиться будешь. Другие еще в школе бриться начали, но если дотянул до универа так начинай сейчас, шмотки новые это тоже излишне из-за них тебя и развести могут что парни, что девчонка на коктейль, прилично просто одеваться надо и перестань играть в футбол в джинсах, они внизу все стерлись. Ты запиши в свою тетрадь, но только следуй советам хоть с месяц, а то с девчонкой даже дня не протянул. Не знаю как родным, но мне за тебя стыдно.

- Я тебе все время обрывки фраз бросаю, а ты мне лекции читаешь.

- Согласен, для лекций кроме преподов у тебя еще и родители. Давай о другом - расскажи мне о одной девушке из твоего дома.

- О которой? – Я обрадовался что он переключился.

- Ты ее должен знать, красивая, худая, хоть и не принято так говорить, но на вид старше нас. Когда я еду рано, то иногда ее замечаю, она примерно в семь садиться. Раньше выглядела просто великолепно, еще семи нет, а она свежая, довольная, живая, сразу видно парень есть, и дома все хорошо. Но в последнее время когда ее видел она вся ссутулилась, сжалась как комочек, не умывалась как и ты, глаза заспаны, косметики нет, думаю ее парень бросил, и я бы не против с ней познакомиться.

- Она тебе понравилась?

- Представь себе мне тоже нравятся девушки.

- Я думал кому-кому а тебе заговорить с девушкой раз плюнуть?

- При моих размерах, говорить с девушками надо осторожно, я больше напугать могу. И говорил уже с ней раньше, но ее все устраивало в прежней жизни, узнал как у нее личные дела, говорила довольная - что отлично, после чего мы еще обсудили разных идиотов которые разбивают счастливые пары, и после только здоровались по утрам. Но в последнее время я видел ее всего два раза, выглядела она печально, как котенок которого хочется погладить.

- Да скорее раздавлено и депрессивно. Я только слышал что ее парень бросил, она последнее время вся в работе, во дворе ее не видел.

- Хоть что-то еще о ней знаешь, что мне поможет диалог наладить?

- Она старше меня на лет пять, может больше.

- Не густо, я это тебе и рассказывал. – Недовольно произнес Корж.

- Она никогда со мной не говорила, чего ты хочешь?

- Ладно. Расскажи как у тебя с личной жизнью, изменилось что?

- Я познакомился с девушкой, она на втором курсе, Катя, ты ее знаешь, она любит тусоваться с парнями постарше.

- Знаю. Прыгает рядом показывая себя, но плохо клеится.

У меня даже гордость появилась за себя, хоть где-то еще кроме футбола.

- Ну, я ей предложил пойти в кафе…

- О, похоже отработал прием.

- Нет… Слушай, я ведь… Она согласилась.

- Если у тебя член по локоть и она тебя застукала в раздевалке - тогда верю. – Невозмутимо произнес он.

Желание говорить с Коржом пропадало очень часто, но говорил он интересно и вновь захватывал мое внимание, несмотря на то что зарекался в очередной раз на остановке, что не буду его воспринимать в серьёз, не буду нервничать и раздражаться.

- И зачем это говорить! Я перед ней не раздевался. Но она красивая очень, любит футбол, да часто бегает, мечется, не находит себе места, интересная в общем. Она первая из девчонок с которыми я общался, знает с кем на чемпионате мира в турнирной таблице наша страна.

- Может она тебя знает, может она турнирную таблицу знает, но без шуток – я знаю кто она. – Он кивнул.

- Я начинаю думать что ты меня от всех отталкиваешь. Может у меня есть шанс, тем более какой.

- Не отговариваю тебя. Давай я поговорю, а ты просто послушай. Я когда говорю хоть не так спать хочется, но ты можешь пока вздремнуть я не обижусь.

- Говори давай. – Кивнул я.

– Если смотреть на отношения трезво, - начал Корж, - то уже на моем потоке пятьдесят процентов красивых девушек замужем, машины сами их находят, остается только выбрать модель и год выпуска. Ты видишь таких мало, ведь дальше они не учатся, им это просто не надо. Остальные пятьдесят, которых не увозят в загс с потока, успевают так «накататься», что после диплома им уже не важен год, а только марка.

- Я так понимаю под годом ты имеешь в виду возраст владельца.

Корж не ответил. Словно думал – понимай как хочешь.

- Вот у тебя какая цель учебы? Учиться, найти работу, уютное место, найти интерес или интересных людей. Но это все простые мысли, так уже сто лет никто не думает. Тут часть наделена внешностью, часть деньгами, они получают когда хотят. А остальные, не имея ни того ни другого не брезгуют ничем только бы протолкнуться в жизни на максимально высокую ступень, да ты это везде сам видишь, у нас под вечер почему стоянка забита БМВ и Мерседесами – это мужики после работы приезжают, им за тридцать, некоторым под пятьдесят, выходят поболтать со знакомыми из клубов, но глазами ищут.

- Да, видел. Не понимаю что там происходит.

- Рабский рынок. – Отрезал Корж сухим голосом. – Оттуда многие и уезжают в загс, и что ты думаешь у них после остается – ничего и сами они уже никто. – Он был совсем не весел, погруз в своих словах. – Когда тебе только за двадцать успело перевалить и самый дорогой подарок парня – телефон за тыщи две, а с рынка забирают сразу же в Дубаи, потом на пару вечеров в престижный клуб с певцами, модной молодежью, ведущими всех говно передач, даже если ты их не знаешь они о своей популярности, занятости, связях и знакомствах все уши прожужжат, и первым классом обратно на дачу, в сауну, возле озера под городом. Да даже лесбиянки за таких пойдут. Но что у них своего – все тот же телефон-подарок за две тыщи. Я говорю так, потому что у меня сестра за такого вышла – ревет что он ей изменяет, конечно изменяет - видный человек, но она уйти боится, но не его боится, а себя – куда ей возвращаться, в наш район, на лавочке сидеть или искать другого мужа, теперь она не та что раньше, и не работала к тому же никогда. Так кто она ему – жена?

Он говорил без эмоций, словно это просто было, есть.

- Ты попробуй всю эту картину сложить у себя в голове, ведь думаешь о чем-то вечерами, мечтаешь о уютном месте. – Он указал на окна панельных домов в которых загорался свет. – Вот, я вернусь к остальным, которые пробиваются на верх. Те у кого сразу деньги есть, им все пофиг, на все, на всех насрать, кусок дерьма – не человек, он никогда не знал зачем жетон в метро и никогда в киоске чай не покупал. Но те кто пробивают стены сами и на верху потом, часто намного страшнее, ведь они всю гнилую гос машину от низов прошли, от взяток, подкупов, откатов, до найма собственных бандитов, и воровства в масштабах государства – это сложных бизнес, они серьёзно думают что это нужно делать, это их работа, тут взятка, там стройка, пожарные, сан инспекция, на конкурента натравить ментов, а между прочим в разговоре вполне нормальные люди и только взгляды на жизнь их выдают. Так вот они, как раз раздавить могут, что после даже зная твое место в лесу, с лопатой не откопают, а если и откопают, то не найдут. Для них семья – да это важно. А остальные, те которые на рынке, ну что они то могут, что в них есть, кроме…, когда перед ними такой человек, даже свои дела немного показывает что б голова от важности вопросов закрутилась. А ты как думаешь, что кроме секса надо?

Я еще не думал, мне было неприятно, ну зачем вся эта гадость, я даже разозлился на него. Ну нет всего такого. Да, я видел эти машины, видел этих людей, может все так как он описывает, но большинство, основная часть учатся рядом со мной, я их вижу, вижу часть их жизни, она другая, я даже слушал как одна сказала парню что до свадьбы ему светят только поцелуи, другая – у которой парень еще с садика вполне серьезно, я ей верю, утверждает без стесненья, что они договорились до двадцати обождать, на слух это очень романтично, и даже странно что подружки у нее сплошные стервы. Еще девчонки с социологичного, те не то что к машине, к самокату которым крутой перец управляет не подойдут, хотя от куда у них столько знаний в данной теме не пойму.

- Ну ты ведь тоже не всегда прав, не пытайся доказать мне... – Я прервался понимая что он сможет объяснить все - себя, меня, создание вселенной, я проиграл в тот миг когда он заговорил. – Я понимаю что ты можешь объяснить, а я нет. Я уже не могу ответить на твой вопрос, мне просто неприятно даже думать, не то что отвечать. Но я то вижу, что большинство людей другие, у меня друзья, вот даже ты, я не замечал за тобой поступков после которых не хотел бы с тобой общаться, ну разве что слова и в этом я с тобой согласен – слова пусты, это только звук, важны поступки.

- Я только разговор поддерживал о Кате, кто она, в чем крутиться, где будет после и с кем. А у тебя все это вызвало столько эмоций.

- Да не согласен я с тобой. – Отвернулся я.

- В чем? – Задал вопрос и тут же сам ответил. – Мы ведь не спорим, только говорим. Согласен, не согласен. Хрень все это. Послушал, покивал, поулыбался, можешь рассказать что думаешь об этом. Но только как обиду не воспринимай – ранимый ты человек.

Он ждал что я скажу, но я думал о другом, меня все еще держали его слова о девушках, о грязи.

- Да даже флегматичка, ей вообще ничего не важно, не деньги, ни машины…

- Ей на все насрать, все это понимают, вот поэтому и на нее всем насрать. Одному тебе приспичило. Не о ней говорим – о типе Кати. – Выдавил ее имя протяжно словно детям объяснял по буквам значение этого слова. - Ладно. Я вижу как слова задевают, каждый слышит в них свой скрытый смысл. - Он был опять серьезен, - Вот говоришь о дереве, а тот кто слушает - думает что это о нем, что дерево он. Конечно, если он думает что его назвали деревом, так он и есть то дерево, полено, буратино.

Корж задумался, что было странно.

- Любовь – это… Можно многое сюда подставить, сейчас скажу что это – выражение одним, слов без подтекста, а другим, понимание этих слов какими они есть, не додумывая, без поиска другого смысла. – Он посмотрел на меня. - Тебя флегматичка поняла? А ты ее?

- Нет и еще раз нет. – Пытаясь догадаться, несмотря на то что ощущал себя поленом, о том что все это означало и что он спросит дальше.

- И что ты думаешь о Кате? Она красива, я бы и сам хотел с ней переспать, только боюсь раздавил бы. Но что ты думаешь о ней, кроме секса? – последнее он добавил словно случайно.

Я выдохнул, избавившись от тяжести мыслей.

- Мы говорили раза три.

- Этого часто вполне достаточно что бы затащить девушку в постель. Но продолжай, это я о Кате раньше не хорошо подумал, но если вы три раза говорили, то может она другая.

- Корж, ну хватит.

- Ох, - он вновь был не серьезен и смеялся, - Все не буду, только продолжай.

- Ты потом еще рассказывать мои глупости будешь. – Сказал я понимая что Коржу хватает и своих, реальных и придуманных, чем говорить о ком-нибудь еще.

- Не буду. – Пальцем он поставил крест на пузе. – Продолжай, вы говорили аж три раза, даже о футболе и началось все с того...?

- Она придержала дверь в лифте когда я поднимался за документами в иностранном общежитии, тогда я сказал только «Спасибо», а она так «Не за что - ты бы наверняка придержал мне дверь», я сам не ожидал и вдруг ответил «Да, даже если бы ты была еще на улице». – На самом деле я сказал «Конечно», но придуманная фраза для Коржа казалась более правдивой. – Тогда мы больше не говорили, но я встретил ее на физкультуре через пару дней, там где курилка, за турниками. Она сказала что видела раньше как мы гоняли тут мячи и ей понравилось как толпа потных парней бегает в пыли, чего я еще не слышал ни от одной девушки…

- Ты похоже еще много чего от девушки не слышал, но продолжай. - Тихо заметил Корж, но я не обратил вниманья.

- Последний раз мы встретились после того как я перестал общаться с флегматичкой и тогда я пригласил ее в кафе, а она сказала что уезжает с родственниками на курорт и вернется через неделю…



Курорт. Через неделю. Пригласили - согласилась, жизнь коротка, кто стоит на месте – уже отстал, успеть все ощутить, всем насладиться. Не только у него были мысли о двойном свидании, для нее это нормально, это движение, не поиски животных в облаках, а жизнь которая идет с ней рядом, движется, которую надо успеть поймать и ею насладиться пока еще не стар. Она и наслаждалась на курорте с друзьями, дискотекой, пляжем. Это нормально в восемнадцать.



- Обожди. То есть ты познакомился с Катей до флегматички?

Мне было неприятно, противно это признавать, я не писал и не думал о ней, всеми силами перекрывал все мысли ведь понимал что ничего не выйдет и искал другие варианты, нет, варианты как то не красиво, искал другую девушку, попроще, черт, попроще девушка – звучит еще хуже. Не хотел думать о себе.

Как вы оправдываете себя? Когда ходите на свидание параллельно с двумя, а то и более людьми? Пусть не ходите на свидание, а только хотите пригласить одного из нескольких которые вам нравятся. «Я не думал ничего дурного». «Это лишь свидание, это ничего еще не означает». «Ну подумаешь». «Так даже интересней». «Должен быть выбор». «А вдруг моя судьба - иной?». Короче, этих оправданий сотни и смысла в оправдании нет. Находите то что всплывает в голове первым. То что всплыло у меня я и объяснил Коржу.

- Познакомился, это да, да и как может не понравиться такая девушка как Катя. Но я не приглашал ее в кафе. – Корж посмотрел упрекающе и я начал оправдываться еще и перед ним. – Ну я хотел, но не знал что сказать. Она тут, рядом, а я как этот – И-и-ии. Ну образно. Ну в общем, я не знал что делать, испугался и решил ее забыть, хотя конечно помнил. Потом я и раньше думал о флегматичке, мне было ее жалко, нет, она красивая по своему, да нет…

- Я тебя понял – ты подумал что она тебе подходит. – Заметив мои метания продолжил Корж, хотя не помню что бы он когда то продолжал за меня, прервать он мог и делал это часто, но никогда не продолжал, похоже задолбало.

- Ну да. Только я все равно не так хотел сказать.

Наверное Корж думал что человека не исправить, по крайней мере это читалось на его лице.

- Все равно подумал. Я думал что с флегматичкой все получится, а может после смогу попробовать с Катей. Уже тогда понимал что веселое отношение Кати к миру, ее губы, волосы и тело, куда более мне нравиться чем попытки убить себя на красный у флегматички. И все же сомневался в себе, находил тысячи причин того что Кате не понравиться во мне, все более склоняясь к другой девушке. Ты меня подтолкнул немного и я на самом деле не жалел об этом, тогда набрался больше уверенности, смелости, думал что никто не согласиться, но вот, даже та кому на всех плевать, пошла на чашку кофе. Во мне уверенности стало больше, я честно перестал думать о недосягаемой девушке и сосредоточился на той которая пила со мной кофе попутно поливая грязью весь поток и универ в целом. Но, уже к началу пар устал. Желание, держало до обеда, потом мозги расплавились, еще с утра они напоминали масло, к полудню как на сковородке превратившись в жидкость, а то и в пар. Думаю, это был здравый смысл, что-то человеческое во мне проснулось.

 - Ого, последнее, это слишком. Такие фразы для дневника оставь, мне говори попроще. – Он ткнул пальцем на листы в кульке.

- Я не хотел перед собой оправдываться. Если понял что человек не подходит, то лучше расстаться. – Нет, я все таки оправдывался, но не говорил Коржу. – Знал, что правильно будет пригласить Катю, а теперь еще и был полон уверенности в правильности выбора и даже, словно первое приглашение в кафе, а это все что осталось из нужных воспоминаний о флегматичке, было лишь тестом, пробой. Понимаю, что это разные девушки, абсолютно разные, и у самого не укладывается в голове как могли понравиться с начала обе, но если не было бы первого кафе, то я бы так и не решился на второе, а если бы и решился то колебался бы намного сильнее и все провалил.

- Так ведь не от удачи зависит, в твоем случае – нет ни машины, ни денег, когда блеснуть нечем, это понравился с первого взгляда или нет, вот все. Ты ведь не думаешь, что от того, что эффектно проявил себя в кафе или сказал остроумную лесть в лифте, одна из них останется с тобой.

- Тогда все еще проще. Спасибо Корж. – Я словно услышал то что хотел, то чего ждал, это придало еще больше уверенности.

- Ты знаешь почему у тебя ничего не выйдет. Потому что нет у тебя этого – желания ломать стену, карабкаться на верх. И даже если ты ее сломаешь, разве сможешь приехать вечером на стоянку. Хотя что я знаю о тебе – только то о чем мы говорим в маршрутке.

Мы подъезжали к остановке.

- Удачи. – Просто и в тоже время приятно сказал Корж, когда мы вышли, и добавил. – Цели у всех разные, но жить всем хочется хорошо.

Я моргнул и пошел вверх.



В перерыве я уже несколько дней выходил из аудитории, направляясь к корпусу семь. Новое, белое здание перед библиотекой, с большими окнами, но после отключения света это не очень нравилось.

У входа толпились группами студенты, одиноко у него никто не стоял, одиноко сидели только в кабинетах те кого никто не знал. Подошел к ступеням ища знакомые лица. Был парень со второго курса, мы играли вместе на стадионе. И еще один, он тоже был в команде, но не играл, не знаю как его зовут, запомнился мне тем что одолжал на пиво. Тут было много девушек, почти все они курили. Среди них заметил слегка порозовевшую Катю. Облегающие джинсы, короткая, расстёгнутая куртка, старался смотреть от тонкой шеи вверх, на ровный подбородок, мягкие губы и сверкающие глаза. Словно не нарочно подошел к знакомому сказал привет, пожал руку, спросил когда еще играем, напомнил другому что с него пиво или деньги, он только развел руками в ответ, но меня не интересовали его знаки, я уже развернулся к ней, это получилось так обычно, что она только улыбнулась мне и продолжила говорить общаясь с подругами и со мной, как будто я стоял тут постоянно.

Они обсуждали парней и хоть я чувствовал себя неловко, но улыбался не придавая значения. Одна девчонка рассказывала что кто-то залетел. Другая как познакомилась с парнем с последнего курса, все выходные они висели в клубе, а сегодня он ее везет в кино.

- Это надолго. – Катя протянула мне сигарету.

Теперь она стояла рядом и я искоса на нее поглядывал совершенно не слушая. До этого я курил только соломинки в селе, но сигарета сама застряла между пальцев, я ощущал как все тело греет дым, он оставался там, я не хотел дышать.

- А ты получше не могла найти? – Спросила еще одна девчонка.

- Завидуешь. – Ответила вторая.

- Кому? Мне тебя просто жалко. Видела я как твой парень катался всю неделю перед универом хвастаясь своей машиной, Йонг санг или еще какой китайский чай.

- Да это джип, не говори что понимаешь что-нибудь в машинах.

- Вот БМВ икс 6, вот это джип. А твой китаец сколько стоит?

- Он говорит – купил китайца так как это его первая машина, что бы не жалко было разбить.

- А я слышала. – Вмешалась еще одна. – Что он занимал у наших часть денег и теперь его трясут.

Катя наклонилась ко мне. – Этот парень уже давно за этой девчонкой ушивался, а она его все отшивала, похоже он даже одолжил денег, не купил, а только взял на прокат дешёвый джип, катался тут – у всех перед глазами, начал ее подвозить, ну вот и выходные провели, наверное еще неделю покатает, пока машину не придётся возвращать. Вот смеху будет.

- А ты от куда это знаешь? – Удивился я.

- Один знакомый в курилке рассказал, которому этот с джипом денег должен.

- Да даже как-то не смешно, ее ведь просто…

- Поимели. Ну ничего. Видишь ту, с сумочкой луи ветон.

- Да, вижу.

- Так она до сих пор не знает, что ее парень хоть и не субару ездит, а шмотки ей через индийский интернет магазин заказывал, когда он мне рассказывал так ржал, только просил никому не говорить и ты молчи.

- Конечно.

- Так вы играете в турнире? – она указала на парня с которым я говорил.

- Я нет пока, там только с девятнадцати берут.

Она странно на меня посмотрела.

- А тебе сколько?

- Восемнадцать, как и тебе ведь так.

- Да, но... – задумалась она. – Все, мне пора на пары.

- Кать, обожди…

- Я не люблю когда так называют.

- Ну извини. Ты помнишь мы договорились о кафе после приезда?

- Нет, нет, прости не помню. Мне пора.



Она как девушка мечта и я завидую тому у кого она сбудется.

Мне не придется далеко забегать что бы сказать чем все закончилось. Катя выбрала ренж ровер, то есть сына декана факультета, отец накопил себе на машину и говорят принимал на ней у особо одаренных студенток зачеты, но его сын убедил всех что это его машина. Хотя единственное что принадлежит ему, так это следы на заднем сидении, хотя и их не отличишь от отцовских. До появления этого транспорта, это был себе обычный для всех - сопляк, подонок, тунеядец, для учителей – прогульщик, папинкин сынок – что означало, нужно ставить максимально балов, и конечно же дурак, хотя ему все улыбались и старались подружиться, ну кто же не желал сдавать все по упрощенной схеме – через папу, хоть и чужого.

Человек странное существо, чем больше он обретает уверенности, тем больше ему наплевать на других. Я люблю общаться с умными людьми которые узнавая новое не бросаются им словно постигли истину бытия и все должны пред нею преклониться.

Я не был зол, я ждал что так и будет. Не убеждал себя в этом, а знал. Есть в людях что-то такое что говорит о нем все, взгляд, разговор, одежда, поведенье, не знаю точно, но сразу чувствуешь кто он, и после долго приходишь к подтверждению этого чувства. Я это почувствовал, но думал не такая, ну просто не могла она быть такой, и я все мечтал не доверяя чувству.

Понимает ли кто-то состояние когда мечта разрушается в один миг. Тебе становиться гадко, понимаешь сколько времени потеряно, сколько всего думал, сколько глупостей и ненужных вещей сделал. Хотя я и был немного рад, что понравился ей ни за что, что просто понравился, ну может за футбол, но даже так. Если бы ми оказались вместе, что бы смог ей предложить, кафе и потную футболку после матча. Может внимание. Но только кажется что внимание важно, если оно без собственного места в мире вещей. Реальное, то что можно ощутить, сесть в это и поехать, дотронуться, даже видеть. Люди живут в реальности.

Все в тот же день. Сижу на паре, и понимаю Катины слова - то, как запросто и красиво она меня отшила. Хочу посмотреть на флегматичку, но ее нигде нет. Мне было даже приятно, что она сказала это так просто, что я до сих пор не осознавал что она не согласиться пойти со мной в кафе. И думал, как и прежде, даже больше, о ее словах. Хотел встать, выйти, высказать ей все. А может все исправить. Не понимал зачем. Мне было больно.

На листах я пытался писать стихи - злые, оскорбительные, понимал как глупо ненавидеть всех и все же ненавидел, хотел прийти и подарить их ей, хотел встать и прочитать их всей группе, хотел что бы все ощутили то что чувствовал я. Попробовал сам, про себя, прочесть их и только рассмеялся, какие глупости я написал. Боль не прошла, но ненависть погасла.

Меня спросили о лекции, но я ее не слушал и ответил что то другое. Меня спросили что я буду делать после учебы, вернее после университета. Я ответил что у меня еще будет время. «Как знать» ответила мне женщина преподаватель. Она была очень хороша для своих, примерно тридцати. Студенты на нее смотрели не без интереса. Однажды самый дерзкий из нашей группы спросил почему она не замужем и она ответила что ей студентке никто не объяснил что время уходит и надо вовремя занять себе место.

Она была очень мила и я никак не понимал что это могло означать, ведь это означало что угодно. Что нужно найти человека с достатком или найти свою вторую половинку. Хотя больше склонялся к мысли – что люди говорят много бесполезной философской чуши.

Все мы хотим счастья, только каждый разными способами. Я хотел быть рядом с красивой и умной девушкой, и даже вначале долго колебался вопросом – с красивой или с умной, что больше должен ценить в ней. Если будет у нее душевная красота но небольшой изъян в красоте внешней, смогу ли не смотреть на других, более привлекательных, сможет ли беседа с ней затмить то что я вижу в других на пляже. Или смогу полюбить шикарную беззаботную дурочку, которую придется водить по ресторанам и мероприятиям, делать весомые подарки и всячески привлекать внимание которое ей так нужно.

Многие вопросы красоты, ума, стерлись уже на первом свидании, когда не понимал и не видел ничего другого кроме тела, подобно животному, все же стараясь обуздать свои чувства.

Думал о счастье, пытался ощутить в чем оно заключается, понять как можно его достичь, я смотрел на других, которые шли держась за руки, парня который обнимал и словно прятал в своих объятьях девушку, видел как удивляется она когда он указывал на небо, и как обрадовалась когда внезапно он ее поцеловал. Я видел это счастье, когда просыпался с утра и смотрел как пара выходила из подъезда дома, было утро, пять часов, еще не появилось солнце, она, растрепана немного, он заспан, но все же вел ее смотреть рассвет и удивительно - ей это нравилось. Тогда мне это показало глупым, и задернув штору я пошел спать, и только сейчас, не помню даже когда было то утро, я хочу лишь одного – понять, как возможно у двух людей ощущать нечто подобное – встать утром, радоваться этому утру, и идти вместе ему на встречу.



Все как в тумане, вновь. Возвращаюсь домой и думаю что должен быть доволен - две девушки которые нравились мне согласились пойти в кафе, то есть я им нравился, хоть немного. Я почти не говорил с ними и поэтому могу предположить что понравился им внешне. А может они просто согласились, так, что б не расстраивать меня. А может я еще кому-то нравлюсь, но она не говорит мне об этом, ведь не принято девчонкам делать первый шаг. Начал вспоминать тех которые говорили со мной хоть немного игриво, их оказалось только две и обоим я предлагал кафе, начал вспоминать тех которые вообще со мной говорили, их оказалось тоже мало, я и не ожидал что так мало общался даже на своем потоке. И как я мог узнать кого-нибудь поближе когда молчал.

Все эти сопли так достали. Теперь я злился на себя, на то что было еще больно и на то что не замечал других. И вжавшись поглубже в спинку кресла попытался задремать.

Улица вела меня в родной двор, как на автомате.

- Ты куда спешишь? – Окликнул девичий голос, тонкий и тихий хотя и пытался крикнуть.

Обернувшись у самого подъезда заметил что на лавочке под деревом сидит малая, Женя. Я в шутку, про себя, называл ее Коржом, но сам не понимал эту шутку. Мы были знакомы словно сто лет, казалось я помню как она научилась говорить… со мной. Живя в одном доме становишься близким с разными и непохожими людьми – старики, взрослые, дети. Я считал ее ребенком, хотя она была младше меня всего на два года. Малая - думал про себя и хотел ее так назвать, но слишком часто и не в тему слышал это слово ко всем кто хоть немного младше говорящего, и поэтому не называл что бы не быть шаблонным, но так называли ее другие, она была младше большинства детей во дворе.

- Привет Женя. – По дружески, глядя на нее сидящую, с высока сказал я.

- Как учеба?

- На первом курсе в университете – не так как я предполагал.

- Сложнее?

- Проще, да, намного проще.

Сам не понимал почему с ней у меня получалось говорить так, свысока, словно я был чертовски взрослый и познавший жизнь сполна, я ведь нихрена не знал, мудрость была напускная, неестественная, я начинал вспоминать умные фразы словно читал книги тех кто их сказал, говорил так словно часть фраз мои, и так я говорил только с ней. Может потому что она мне верила, хотела верить.

Жене нравилось меня слушать, она внимательно смотрела, как я засунул руки в карманы брюк, а может ее удивило как увеличилась из-за этого моя попа, ее это смутило и она перевела взгляд на мою прическу. Теперь уже смутился я, понимая что там на голове.

- Университет это как зона отдыха, если схватить его правила с первых дней. – Я не рассказывал ей правила - сам их не знал. Мог бы придумать, но это не выглядело бы так эффектно. – Как у тебя учеба?

- Сложно, но я стараюсь.

Она действительно хотела большего. Ее семья поселилась в этом доме позже меня. О ее отце я ничего не знал и даже вспомнить не могу какой он, а мать видел еще реже. Был у нее еще младший брат, постоянно когда я во дворе старался со мной поговорить, почувствовать себя в моем возрасте и очень гордился тем что я студент, с ним, малышом, говорю, рассказывал все новости которые ему казались стоящими внимания, но что его детские рассказы были для меня, о том как кто-то исписал подъезд, я и сам это видел, или о том как он разбил бутылку о забор и прятался от дворника весь день. Он доставал сестру, хотя она об этом говорила в шутку. Бесил, старался приколоть. Она ему за это давала тумаков, но он все лез. Однажды рассказал парням во дворе что у его сестры еще нет груди. Не понимал, а сам позорил, и говорил все, лишь бы приняли за своего ребята постарше. Я после разговаривая с ней, чувствовал себя неловко, но все же говорил.

- Кто у вас преподает английский?

- Толстая. – Ответила она.

- А-а, - засмеялся я припоминая. – Подари на праздник ей конфеты, она тогда тебя заобожает. – похоже Женя не поняла мое предложение и мне показалось что я учу ее, ребенка, взятке и постарался что-нибудь спросить еще, что бы она не думала о том что я сказал. – А математичка, еще с бигудями ходит?

- Да, такая смешная. Все ее любят.

- Еще бы, она всем ставит пятерки.

- Точно. Но я все равно решаю ее задачи.

- Не сомневаюсь, это важный предмет.

- А ты что учишь?

- Это чепуха, мне даже не интересно об этом думать, не то что говорить.

- А мне интересно. У тебя так просто все получается.

А мне было интересно как она будет воспринимать мои слова через пару лет на первом курсе. Никогда не приходило в голову что можно вот так очаровывать приковывая все ее внимание. Не хотелось его терять.

Из подъезда появился ее брат. Увидев как мы рядом говорим и улыбаемся друг другу, он подошел тихонько и начал слушать. Женя умолкла и укоризненно на него посмотрела. Тут он сказал.

- А она говорила мне…

- Не смей. – Крикнула во весь голос Женя.

- Говорила что хочет тебя поцеловать. – Все таки закончил фразу ее брат.

Я даже вздрогнул. Но по виду и не сказать. Ее брат убежал, ожидая что она погонится за ним, но она сидела. И только вопросительно взглянула снизу на меня.

- А ты бы поцеловал? – Последовал вопрос.

Я весь сжался. Сердце заколотилось. Мне пора идти. Зачем, куда. О чем я думаю. Я не двигался. Она думала о том же – ни о чем, кроме поцелуя. Это длилось вечно, но зачем мне вечность, если я не знаю что в ней делать.

Тут я заметил пса в кустах, он словно нас слушал, глядя внимательно, искал что-то знакомое.

- Смотри. – указал я на него пальцем. – Это та собака, которая всех будит по утрам.

Она опустила глаза и повернулась.

- Талисман двора.

- Да ну, этот пес всех раздражает.

- Ну да, всех будит по утрам. – Поддержала Женя. - Такой противный пес.

А сам все напряженно думал. Что если взрослые – ее родители узнаю. Примут за извращенца, ее отец придет со мной поговорить и что ему скажу если поцелую его дочь. Я не знаю. А вдруг она захочет больше. Ну я то захочу. Еще ее брат всем расскажет, смотрит на нас наверное из-за угла. Я посмотрел по сторонам. И об этом тут же узнают парни со двора, будут смеяться что поцеловался с малолеткой, потом поженят про себя и будут этим доставать. Жених и невеста. Я ведь старше. Со школьницей у которой еще нет груди не принято водиться.

Она хотела дернуть за руку, но я сам вытянул их из кармана, словно испугавшись что она меня схватит и поцелует.

- Этот пес постоянно лает около шести. И я все время сонный выхожу, даже умыться не могу, вот и прическа никудышная. – Показал ей на волосы. – Может этот пес больной?

- Пес-псих. – добавила она.

- Сейчас середина мая, в квартире жарко и я на ночь открываю окна.

- Я тоже, а вот брату холодно.

- С открытым окном спать легче, но под утро сразу слышно пса. У меня от него голова болит. – Я что-то говорил, неужели это было нужно. – Не понимаю, почему эту собаку еще не вывезли и не убили, всем сразу станет легче.

- Нельзя так. – Произнесла обижено она.

Вдруг улыбнулась когда посмотрела на меня, но эта улыбка была полна мучений. Я чувствовал как мучаюсь и сам. Я что-то говорил о псе. Не знаю.

Из-за угла все таки появился ее брат, он вновь подкрадывался к нам. Я не хотел что бы он нас слушал или видел вместе и тут заметил своего отца, сегодня он возвращался раньше, как раз кстати, не думал что подумаю что он кстати когда буду с девчонкой.

- Мой папа. Мне пора. – Хотел я обернуться.

Но она схватила за рукав.

- Ты выйдешь вечером во двор.

- Не знаю.

- Я в семь тут буду. Выходи.

Она вдруг подскочила со скамейки и поцеловала меня в щеку. Кажется отец увидел. Я дернулся и отвернулся, не зная что сказать. Она сразу убежала. А я стоял, дожидаясь отца.

Я волновался дома, но пошел поесть на кухню, где сидел отец. Тут он заговорил, не мог он просто промолчать, и так всегда когда я просто шел мимо.

– Ты знаешь… - Заговорил отец.

Не нравилось мне это, и еще много чего не нравилось то что в других воспринимал нормально, но это не нравилось в нем особенно, то что он начинал говорить с высока, по родительски, поучающе, словно с ребенком, умудренный опытом и годами. По крайней мере именно это я слышал в его интонации и только позже понимал что это было лишь в моей голове.

– …Я прочитал столько книг сюжет которых с возрастом не меняется, и понимаю что в не зависимости от возраста планеты или развития цивилизации, популярны всегда будут книги о учебе, в школе или вузе, и обязательно главный герой должен обладать уникальными способностями. Это как лучшее время которое было в жизни многих, несколько лет наполненных самыми разнообразными занятиями, если конечно захочешь их искать, забавными приключениями, знакомствами… с подружками. Я после армии никуда не поступил, сразу пошел работать, поэтому долго не понимал зачем мне советуют такую чушь читать, думал что со школы привык к классике, - сказал с ударением и поднял голову, - но прочитав какие-то там сказки о том где учатся на двойки и сразу после окончания свергают правительства и уничтожают галактики, понял что именно период учебы, глядя на это разнообразие, успехи и достижения других, постоянно находясь в этом, обретаешь стремление творить или стать кем-то в этой жизни. Конечно большинство становятся менеджерами, некоторые посредственными начальниками в гнилой конторке, но не генералами проходной, и это благодаря стремлениям заложенным в самом месте учебы. Может мне, - он заулыбался, - и немного страшно, за то что стремясь к успеху современная молодежь пробивает всеми средствами себе путь на верх. Не обладая знаниями или зачатками морали. Но я как и любой отец хочу что бы ты был успешным. И поэтому говоря с тобой на одном языке, я так надеюсь, ведь ты тоже читаешь эти современные книжки, фантастика, сказки разные. Так вот говоря языком этих книг. Я хочу сказать что мне все равно какие там оценки будут у тебя, куда их там тебе сейчас ставят, это в школе мы с мамой смотрели дневник, а сейчас сам думай что ты хочешь узнать, что читать, к чему стремиться, главное определись с целью в жизни. Попробуй пока есть время всего понемногу, запишись на балет…

- Ну пап. – обиженно воскликнул я.

- Пусть, на борьбу. Нет. – Он остановился. – Уши поломают. Например на бокс. Волейбол. На танцы, и не надо кривиться, мне с твоей мамой повезло потому что я парашютным спортом увлекся и даже два раза прыгнул, а мой двоюродный брат, я извиняюсь, но ты сам прекрасно понимаешь что он не красив, и выражается, как мама говорила, как мудак. Так вот, его из-за того что рядом других курсов не было записали на балет. После этого, кроме того что на любом празднике где танцы он за собой ораву девчонок водил, так еще и кроме этого на любой дискотеке… В общем найди себе как можно больше разносторонних увлечений. И определи. – Он замер, мне казалось он ищет то слово о котором думал раньше, думал много но о себе. Вдруг он посмотрел мне в лицо и сжал руку. – Почувствуй чем хочешь заниматься, что приносит удовольствие. Это у меня ничего не было и пришлось сразу пойти работать. У тебя есть время, используй его.

Я понимал отца, поэтому никогда не говорил ему о своих проблемах, он рос в другое время, в другой, более жестокой среде, и то что я бы рассказал ему о том как один урод постарше ударил меня по лицу на футболе, для него показалось бы несущественной мелочью. Однажды он рассказывал, как в армии деды выгнали их на мороз на всю ночь закалятся и он отморозил себе ноги, после чего ему отрезали один мизинец. Так что одно из основных желаний у меня уже было – пойти на военную кафедру в следующем году.

Отец увлек меня за собой на балкон. Мы стояли рядом, то молча вглядываясь в соседние окна, то говоря с ним, зная его, слушая, чувствуешь как просит его голос не повторять того что сделал он. И говорит не прямо, рассказывая моменты жизни, мамины мечты, его, о чем он думал до того как я родился и что сейчас у него в голове. Он рассказывал не фильмы, а реальные, красивые и страшные истории о жизни, но я не мог принять их, я не был там, не делал того же, не мог вообразить всей кожей миг когда родился я.

Скоро семь.

Голова еще была мокрая после душа.

Я побрился, никаких усов, лицо как у младенца.

И не хотел об этом говорить с отцом.

Он не поймет.

Мне нужно выйти. Нужно только выйти.

Пока спускался по ступеням и никак не мог определиться с простым решением - думал о людях которые быстро их принимают - говорят уверенно любую чепуху, состроив суровый взгляд, и все уже уверены что так и должно быть. Я так не могу? Плыву в океане мыслей. Мне кажется что думаю больше о других и упускаю себя.

Когда спустился, на скамейке под деревом никого не было. Между деревьев мужчина натягивал веревку, а возле него лежал ковер, теперь сушить во дворе вещи, пусть и ковер, казалось пережитком прошлого. И я подумал что мои мысли это тоже пережитки прошлого, они возникали ни у одного, а может даже не у тысяч – у миллионов людей, я только прокручиваю их как осточертевшую мелодию по радио, вечно заевшая пластинка, ноет, ноет в голове, и миллионы, сотни лет не в состоянии выбросить эту мелодию из головы.

Не хотел думать шел к скамейке зная ответ, что нужно лишь сделать этот шаг, что несмотря на все, мне хочется лишь одного, что бы любить, что бы меня любили. Пусть она младше, пусть посмеются несколько друзей, но мне с ней хорошо, в ней нет тех преувеличений которыми пытаются поднять себя в глазах других студенты. Хотя я сам сплошной пузырь, сплошное преувеличенье, рассказываю ерунду, ее и сам себя в ней убеждаю. Но иногда мы говорим с ней по другому, рассказывая мечты и сны, о том какими видим себя, о том где мы и что хотели бы сделать. Она читает мне стихи, смеется над знакомой передачей. И я рассказывал ей частый сон, здесь, во дворе, не понимаю почему он постоянно мне снится, словно здесь какое-то начало. В этом сне оказываюсь между голубятней и двором, на тропинке которая уходит в узкий парк и я по ней иду, с тропинки видно окружающие дома, но сам я скрыт между деревьев, заглядываю в окна, вижу похожих людей, все окна похожи и люди в этих окнах похожи, есть несколько отличий между ними, но много абсолютно идентичных копий, только движутся по разному, один сидит – другой стоит. Все одинаково и мне хочется скорее выйти, покинуть парк, но я не могу пробраться сквозь деревья к людям, иду быстрей, скоро его конец, и вот там впереди, я вижу небольшой просвет, а в нем фигура медленно идет, это начало парка, я вижу со спины себя, становиться немного страшно, но я хочу убедиться что впереди действительно я, и я бегу за ним.

Другому такое не расскажешь, сон глупый, и это лишь сон. Но когда рассказываешь его ей, она словно проникает туда, в парк, она живет здесь, она не раз ходила по той тропинке, это словно видеть одинаковые души всего бесчисленного разнообразия людей. И как никто она это понимает, попав со мной в один тупик.

Этот сон заканчивается тем что я догоняю человека впереди, хватаю за плечо и поворачиваю к себе. И оказываюсь стоящим перед собой. Не могу понять с какой я стороны. Зеркало смотрит на меня, я смотрю из зеркала на себя. Я знаю что могу задать ему, себе, вопрос и знаю что я или он могужет ответить. Меня всего бросает в дрожь от того что я вижу, но я спрашиваю – есть ли смысл, можно его понять? Он, я, отвечаем – нет. И после просыпаюсь от волнения.

А она говорит, что во сне думает как сидит у окна, не своего, какого-то другого так, что видит дом со всех сторон и наблюдает за людьми которые как муравьи внизу. Но она почти ничего не делает во сне, никуда не идет, не ощущает свое тело, словно только мысли думают о тех кто внизу, о людях, их привычках, увлечениях и интересах, она долго думает о них, и чем серьезнее становятся вопросы, тем больше те кто внизу подымают головы вверх, ищут ее там, их привлекают ее мысли, она пытается не думать, но у нее не получается. Монотонные мысли появляются из пустоты.

Люди внизу уже карабкаются наверх, там целый муравейник из людей, огромный, все в телах, все лезут вверх через головы других, хотят добраться до нее, падают, отталкивают друг друга. Она пытается оттолкнуться, выпрыгнуть, взлететь, но не может даже шевельнуться.

В чем смысл этой жизни – тот вопрос который будет первым и последним. Между ними круг от осознания - того что можешь, до понимания - зачем. И редкий человек задаст вопрос - зачем все это было нужно, пока не сделает всего чего не должен.

Может быть нас объединял этот незримый поиск смысла. Но мы не придавали этому значения вне снов.

Я помню как мы все переживали вместе. Когда ей понравился мальчик в первом классе, она все спрашивала меня как с ним себя вести, и я давал ей только вредные советы, она мне нравилась уже тогда.

Мы говорили постоянно о чем-то настолько личном, не чувствуя смущенья, что я не мог воспринимать ее хоть как то по иному, кроме друга. Как воспринимала она. Она мне раскрывала все свои секреты, хотела постоянно рассмешить, но после вновь вспоминала личное и даже плакала иногда, вот просто так, рассказывает о своей комнате и вдруг вся в слезы. Я хотел ее обнять, но думал это не серьезно и утешал словами.

Теперь лишь понимаю как я изменился после школы. Все то живое, человечное, что было между нами уходило, я прогонял его. И презирал в других все напускное – тот после школы барменом пошел работать и хвастался что напивается хоть каждый вечер в компании все новых друзей, подруг, другой хвалился что он поступил, как раз со мною на поток, в школе он был двоечник, драчун и ничего знать не хотел, считая что вся суть, где-то набрался выражений, вся суть в вине, и добавлял еще что в сигаретах, но его мамаша две недели слезно умоляла декана, конечно заплатила и теперь он только завидев меня старался подойти и похвалиться поступленьем, всем говорил что мы в него не верили а он то смог – ну хорошо, посмотрим до какого курса хватит денег, экзамены у нас не из дешевых. Теперь, вот здесь, возле скамейки, я знал что становлюсь таким, циничным, напускным, и для кого, для той которой рассказывал свои сны.

Я ведь теперь воспринимал ее совершенно по иному, как ребенка – школьницу, хотя когда учились в школе. Как же на нее смотрел. Когда вспоминаешь такие взгляды все тело пробирает дрожь.

Во что теперь я превратился, даже ей открыто о учебе рассказать не могу – все говорю что просто и легко учиться, хотя у самого одни четверки и читаю даже больше остальных. И не рассказывал ей наши разговоры, лишь говорил немного о Корже и то из-за того что его имя тоже Женя, но ни слова о разговорах в институте, как в нем пропитано все желчью, нет ничего настоящего хотя все довольны, все до единого смеются, придумывают ерунду, тоску сгоняют ночью в клубе, мозги высушивают коньяком. Как я недавно предложил двум девушкам сходить со мной в кафе. Ведь если бы она узнала то не смотрела бы так влюбленно на меня. Я не рассказывал ей о своей настоящей жизни, о том что дома, да и сны давно не снились, кем я стал теперь.

Это все закончиться когда успокоится желание, когда высохнет и выдохнет в последний раз молодая душа, а кровь замрет и остынет в жилах, время остановиться и я смогу оглянуться назад. Но до тех пор не найду ответа, буду тащить кругами свое тело по этой жизни в поисках нового, впечатлений, радости, хватая на миг неуловимую мечту и тут же отпуская этот призрак. Так день за днем, все в поисках и кажется становишься умнее…

Мне было сложно ждать, когда стоишь один, не куришь, тот мужик с ковром ушел. Было еще одно - ожидание. Руки не находили места, то облокотился на скамейку, засунул их в карманы куртки, посмотрел на дерево, как распускается молодая листва, чувствовал – если сяду то уже не подымусь.

Искал, за что бы зацепиться глазам и увидел пса.

Он смотрел на меня, пронзительно, печально, словно видел эти мысли, как я во сне, в окнах тысяч домов, в лицах людей. Я никогда не думал что собака, которая не говорит и не делает для тебя ничего, просто живет рядом и ты ведь о ней ничего не знаешь, что этот пес мог словно разговаривать со мною взглядом. Просил останься, ну присядь. А я не мог, я чувствовал в его глазах, как не могу остановиться, замереть, нет я стоял, но мысли, они летели, все кружилось, в этом водовороте уже не видел ни ответов, ни хоть части отражения себя, я словно потерял частично душу, вспоминая как обретал себя в общении с ней. Мне стало стыдно из-за взгляда пса, осуждает, но это лишь глаза собаки, хотя я видел в них себя.

Я оторвался от скамейки и направился к нему. Он отвернулся, встал из под куста и зашагал к той самой тропинке возле голубятни, он не хотел мне мешать, хотел уйти. Ведь он же отвернулся, почему я следовал за ним.

Голова пустела, обрывки еще оставались словно приведенья, но растворялись быстро, словно это сон, ведь сон же это мысль, то есть не может быть мысли в мысле. Но я же думал и во сне. Не понимал что происходит, но расслаблялся, забывал о том что думал о себе и шел за псом.

Уже не раз ходил по этой тропинке. Как узкий парк она тянулась вдоль улицы куда-то далеко, до самого конца района, но я не знал что там искать, там не было домов, а значит не было и ничего другого. Тропинка поворачивала с улицей, и оказалась длинней чем во сне, дома становились ниже, а ветер сильней. Поднял ворот куртки спрятав подбородок. Все больше мусора замечал между деревьев, здесь никто не убирал. Но вскоре пропал и мусор, а деревья сменились кустами, которые вдруг рассыпались в ширь и я понял что теперь слева уходит вдаль частный сектор – низкие и старые дома. Город еще не разросся до таких пределов и тут жили старожилы, я услышал как за кустами бекает коза. А пес все дальше шёл.

Остановившись, посмотрел назад, там за верхушками деревьев возвышались крыши многоэтажек, садилось солнце и они отбрасывали длинные черные тени, глядя на них становилось жутко, я не хотел бы жить в таком огромном доме, как крепость, как тюрьма. Мой дом и дворик были намного меньше, я знал всех своего возраста и младше. Пес впереди повернул и я пустился за ним. Я хотел побыть один, очистить голову, и из-за этого я шел, впер, все дальше.

Мелкие кусты теперь пропали, оставалась лишь молодая трава. Почувствовал острый, неприятный запах, вонючей канавы и через миг вышел к ручью. Посмотрел налево, туда в город, куда он убегал, откуда неслась его грязная вода, это был сточный канал. Может даже это была та самая речка под мостом возле университета, она могла бежать так через весь город собирая всю его грязь, зная все его мерзости, выбрасывая их сюда.

Я действительно никогда здесь не был, и родители мои может тоже никогда здесь не были. И понимал что из за этой вонючей речки сюда никто не ходил и дома остались далеко позади. Она не была широкой, но берега ее облипли жижей грязи, мусора, смотреть противно и я бы не смог, не осмелился через нее перепрыгнуть, мне было страшно неприятно даже думать о том что в эту канаву можно упасть и оказаться там. Даже тошнило.

Тут оставаться невыносимо, я развернулся что бы уйти, но не видел от куда пришел. Впереди были мелкие кустики и никакой тропинки, она закончилась уже давно, еще между деревьев. Куда теперь, подумал я и пошел вдоль речки по направлению к домам.

Несмотря на запах, я начал вспоминать о лавочке во дворе, о том что Женя ждет меня там, возможно до сих пор, а я вот здесь, зачем. Это было настолько глупо, настолько неестественно для человека глупо, ведь я же убежал от нее, испугался разговора с ней, с младшей, я испугался, и чего, того что понимал свои к ней чувства. Какой же я…

Почти стемнело, в полумраке я заметил трубу, она выходила в самую реку, окутанная в фольгу и поролон. Я подошел поближе и увидел пса, он свернулся клубком и грелся тут, от трубы в воде исходил пар, горячая вода. Я подошел и сел рядом. А пес все так же смотрел на меня как и тогда, как будто понимал, но что он знал о том что у меня внутри. Может он смотрел мне в рот, искал еду. Все лает по утрам, а после спит вот тут, какая жизнь, пес идиот. Я повернулся и спросил – зачем ты лаешь. Он молчал, не шевелился. Я спросил еще – зачем будить весь дом. Тебя ведь ненавидят все, и даже Женя ненавидит. Он только хвост поджал сильнее.

Тогда я услышал отдаленный смех и поднял голову. Меня возле трубы, возле кустов не было видно, за мной уже спряталось солнце. А по ту сторону реки на огромном лугу, который шел до самого леса выехали двое на конях, они ехали медленно, весь луг напоминал сплошную свалку, куда возили после стройки хлам. Но посмелев, кони подались быстрей вперед. Наездники смеялись, говорили громко, она кричала, он кричал, но я не понимал о чем и только понимал что это счастье.

А кони дергались, то резко тормозили, то ехали друг друга обгоняя, а то кружили в танце, словно хотели подойти к друг другу, но ведь не сами кони управляли.

Меня вдруг укололо в грудь, так больно что не мог дышать и каждый мелкий вдох лишь причинял все больше боли. Я так хотел быть там, почувствовать, а я ведь чувствовал все то что видел, я мог все это ощутить, но находился лишь по эту сторону реки. Грудь разрывалась, я задыхался, мне не хотелось это видеть, но я смотрел…

И мне казалось что люди пытаются жить в другом мире, ярком и веселом, но идущем лишь рядом с настоящим. Они отталкивают все близкое, все реальное, искреннее, чувствительное, тонкое как нить к сердцу которая рвется с каждым их отводом глаз, с каждой отмашкой руки, с каждым надменным смехом. Они не могут остановиться разрывая связь с тем чего когда-то так хотели, путаются в нитях из груди, рвут их как постыдное бремя, превращая себя в подобие куклы или шута. Их улыбки тянутся пока есть силы, питаясь в ложном блеске таких же лиц и в словах, веселых, но без смысла. Пропасть от начала до конца этого пути очень коротка, но падение неизбежно, и даже те, кто находит в себе силы перешагнуть ее, уже не вернуться назад к былой мечте, они пресыщены всем тем что было. И остается только стыд – который все же позабудут шагнув в следующий день.

Я так искал себя и столь невыносимо понимать кто я такой, что я такое.

Внезапно кони дернулись, остановились, я только видел как она прижалась и соскользнула вниз и он стремительно направился за ней. Все замерло.

Я отвернулся, что бы не видеть их.

И пустота.

Вновь ощутил поцелуй Жени. Почему я не остался, если она вызывает у меня счастье.

Что-то очень тяжелое, необъяснимое, намного хуже и сильней чем в тот первый день когда я ехал на учебу и смотрел на эту же реку, в этот миг, в этот взгляд на вонючую сточную канаву, вырвалось, разорвало грудь. И я схватил железный прут и замахнулся…

Какой самый страшный поступок в твоей жизни? Вспомни его. Он был твой, целиком и полностью твой, ты понимал что делал, и даже знал, ты знал зачем, это не случайность, и ты это сделал, ту мерзость которую больше не вспоминал, это гнилье есть в каждом, ты не аскет, не монах из пещеры, в тот момент ты был одной из свиней от которых сейчас тебя воротит и которых ты ненавидишь. Один, единственный, первый поступок после которого ты выбираешь свой путь, свои теории и оправданья.

Я смотрел на пса. Хотел уйти, развернуться и зашагать домой, быстро, без остановки, я был прав, помог всем, чего бояться? Похвалы. Я, я так и стоял над ним.

Железный прут рассек собаке голову, пес умер сразу, кровь медленно стекала на вывалившийся глаз, лапы замерли словно приподнимали голову, еще целая, живая половина его морды смотрела на меня. Я зарыдал.

Не спал всю ночь, все ждал и вслушивался в темноту, когда залает пес, но так и не услышал.



Впервые, за последний месяц, поднялся по будильнику.

Собрался, вышел на знакомую маршрутку. Корж уже стоял на остановке. Как только я оказался рядом с ним, в конце улицы показалось желтое такси. Мы как и водитель не спешили. Свободных мест было много и сели почти в конце, так что бы не передавать за проезд входящих. Маршрутка тронулась и я вынул деньги направившись к водителю. Тот увидел меня в стекло заднего вида и заблаговременно повернулся, но не успел я протянуть за проезд, как кто-то мелькнул перед стеклом. Удар. Мы подпрыгнули как на небольшой яме, резкий тормоз. Кто-то закричал и тут же смолк. После доносились только слова, о боже, кто это, кого-то сбили, я ее видел – она махала рукой и бросилась наперерез.

Беспокойные, бесполезные лица, некоторые даже выражали страх, нет, нет, нисколько не страдания, скорее эти выражения напоминали испуг от фильма ужасов.

Мы были не одни из тех кто лезет в первые ряды смотреть на мертвое тело. Мы отошли подальше. На дороге я увидел туфлю. Но следующий автобус не заставил долго ждать. Я чувствовал что это было не с проста, и я спешил забыться.



Наступили экзамены. Погода испортилась. Небо затянули тучи. Все понимали скоро будет – ад, но думали не о погоде.

Я много читал, везде где находился, мало говорил, не слушал. Книги поглотили, и голову заполнили чужие мысли и идеи. Я как сторонний наблюдатель, читая книгу, слушал что она рассказывает. Хотя предметная литература – как сухой текст, есть изложение идей, но ничего не чувствуешь читая. Я забывался в этих книгах. Пил чай, читал и спал.

Жил отдельно от мира, как слепой, понимал что вокруг есть другие люди, но не замечал ничего, поглощенный учебой.

Библиотека, в которую ходил печатать, приобретала новый смысл - царила тишина, все неподвижные, как люди-манекены, здесь можно было жить, черпая мир одних, скрываясь от других. Когда берешь вторую, третью книгу и библиотекарь узнает свой почерк в карточке читателя, чувствуешь что словно в закрытом клубе, хотя войти в него может любой, но удержаться, стать его участником дано немногим. Карточка быстро наполнялась новыми названиями, студентки подрабатывающие на выдаче книг - здоровались, пытались посоветовать свое, те кто сидели рядом за столами знали мое имя, начинали говорить, вновь возвращая в мир людей.

У тех кто учился рядом ощущался страх, но это был не страх перед будущим – они его не видели, не понимали, они боялись именно сейчас - предстать перед родителями, перед сокурсниками, предстать ничем – и многие готовились, старались. А я все больше начинал читать для себя, не по программе, хотя до лета оставались считанные дни, я создавал свои иллюзии и начинал формировать то что являлось мной.

Перед экзаменами на ночь помолился. Ну, я надеялся это поможет, ведь молился искренне, или искренне было мое желание их сдать, пусть и посредством высших сил.

Но утром грянул гром и из села позвонили, сказали что дедушка умер.



Мы отложили все дела и поехали на похороны.

Лил дождь пока мы ехали, пока готовили и убирали в доме, пока все родственники собирались в течении двух следующих дней. Я помогал с готовкой, делал лавки, и поглядывал на гроб. Те, кто приезжал, сразу подходили, утешали, хотя я выглядел спокойным, не переживал, мне было жаль что так случилось, но я ощущал что это старость, что дедушка прекрасно жил, у нас огромный сад, кругом болота и озера, холмы и лес, дед рассказывал мне столько, что мне было стыдно говорить о том как пил с друзьями пиво, когда его вся молодость стелилась по Европе – пока была война и после в переездах. Он говорил что было интересно, что видел мир, людей, их нравы и обычаи, и понимал их, а они его, но ощущал что нужен дом, родной, тот край где он родился. Я не понимал тех слов которые мне говорили, я может горевал по своему, без слез, с какой-то радостью и завистью, что дедушка прожил прекрасную жизнь и умер лишь от старости, без боли и без сожалений.

Эти дни, все ели, пили. Они встречались лишь на похоронах, обменивались впечатлениями, говорили что изменилось, и часто шутили, хоть и не смеялись вслух. Это напоминало встречу старых знакомых после долгой разлуки, но без бурных эмоций. Я ходил между ними, старался занять себя работой, но ее занимал уже кто-то другой.

А дождь все лил, когда все началось – собрались и пошли по улочке наверх, на холм, под лес, где было кладбище, тупик дороги и окончание пути.

Перед могилой все старались плакать, но это плохо получалось под дождем, почти никто не видел – слеза или капля и вскоре плакала лишь бабушка, вздрагивала, и теряла много сил, ей было тяжело – она одна осталась, а я не знал как ей помочь, считал что лучше промолчать, стоял в сторонке с зонтиком, смотрел на то как яму заполняет мокрая земля.

Дождь лил и родственники не задерживались долго. В конце дня ни осталось никого.

Бабушке стало плохо на похоронах а у родителей заканчивался отпуск, и я решили что у меня теперь каникулы я присмотрю за бабушкой, пока ее положили в местную больницу, ей была нужна одежда и еда. День завершился.

Мне снился сон, мне снилось что это был лишь сон…

 
*** Если закрыть глаза ***



Я проснулся в кресле на веранде. Она вся была окружена стеклянными окнами, просторная, открытая, лучи солнца пробиваясь через молодой виноград заполняли ее всю, слепили глаза и грели. Облокотившись на стороны кресла приподнялся и протер залипшие глаза. Рядом со мной, за тюлью, на подоконнике спал котенок, я не видел его все эти дни, никто его не замечал, он мирно спал среди рукавиц и перчаток, вытоптав из них себе маленькое гнездышко, свой собственный уютный домик, как любой ребенок - сделал собственное убежище из того что нашел и теперь запрятавшись в него так что выглядывали лишь ушки, наслаждался этим местом. Приподнял тюль и так хотел его погладить, но сдержался не нарушив его нежный сон и посмотрел далеко в небо, туда где был вчера, там уходили темные тучи, забирая с собой прошлое и подарив новый день.

Было грустно и в тоже время так тихо и спокойно, что не хотелось двигаться только сидеть вот так, глядя на котенка, на расцветающий сад вокруг, ласточек, которые играли в высоте. Никого не было, спокойствие которого так ждал пришло, мой мир остановился, и я замер. Неужели это оно, неужели что бы ощутить спокойствие, мир должен провалиться. Я больше не думал об этом, вытер еще раз глаза и направил закрытые веки к солнцу, оно грело и я ощущал их теплое прикосновение.

Мелкий на подоконнике вытянул лапки вперед изогнув спину дугой и зевнул зажмуривая глазки, он был такой смешной между старых перчаток, что я впервые за последние недели улыбнулся. Теперь я его погладил и он тут же подставил мордочку словно ждал ласки. Он наверное не ел все эти дни и взяв это маленькое существо на руки я понес его на кухню где еще оставалось полно еды.

Пока котик уплетал мясные сардельки, я открыл все двери, здесь был тяжелый воздух и влажный дом нужно было проветрить. Воздух хлынул в дом, остатки сонливости тут же ушли и я сделал несколько глотков полной грудью.

Я был один, сам, с мелким сорванцом который пытался проглотить кусок больше себя, он тщетно подступался зубами со всех сторон но мог откусить лишь небольшие кусочки. Я подошел и разорвал сардельку ему на части. Потом взял веник и подмел дом. Убрал весь мусор. Вынес доски служившие скамейками. Расставил стулья. Начал мыть горы посуды, часть соседской откладывая в сторону. То что могло еще храниться из еды прятал в полный холодильник, остальное расставлял в кладовке, где на нижней полке увидел мышеловку, толкнул ее ногой и она щелкнула, кот позади тут же прыгнул под стол в самый угол даже выронив то что жевал. Я посмотрел на этого трусишку и подумал, пускай мыши все тут переедят, но мышеловки тут не будет, вон и охранник есть, хотя от количества еды на мышей он смотреть не будет. Сервиз который мама достала из-за нехватки кружек и тарелок был почти весь разбит, бабушке нравился этот хрусталь и она никогда его не доставала нам, сколько помню он стоял в серванте, блестел, как сейчас осколками на полу, он был слишком хрупкий. Что бы не расстраивать бабушку когда она это увидит, я собрал весь сервиз в мешок, скажу что мы его забрали.

Когда уборка подошла к концу я вышел на порог, под виноградник, оставалось перенести доски в сарай. Котенок выбежал за мной. Я не знаю от куда он появился, бабушка не любила домашних животных, если существо надо было кормить но взамен оно не приносило в два раза больше еды то оно не стоило того что бы его держать, это было ее тяжелое прошлое, то что возникло очень давно и она не смогла избавиться от него за всю жизнь. Но котенок все же чувствовал себя как дома, словно он всегда жил тут, подбежал к моим ногам и пройдя между, обтерся о штанину. Я начал носить доски, а он уселся на низком заборе между двором и садом и начал наблюдать за мной то и дело шевеля длинными усами и умываясь.

Пришлось еще отнести банки в погреб, под огромной яблоней, который был открыт и за ночь его успел залить дождь. С другой стороны погреба рос орех которой по размерам закрывал даже яблоню и нависал на узкую дорогу за забором, а его корни даже выступали в самом погребе словно скрученные пальцы, так казалось внизу в темноте, помню как раньше их боялся, а дедушка еще рассказывал что корни этого ореха обвили погреб и держат словно сундук, тогда я спускался вниз и при тусклом свете отколупывал плотную землю стараясь увидеть остальные корни, за что бабушка постоянно меня ругала.

Когда под вечер я закончил все дела, то земля окончательно просохла, сад приятно шелестел от легкого ветра и я присел под одной из яблонь облокотившись на ее ствол. От сюда меня не было видно, впереди, возле забора росли кусты, но я видел как редкие люди проходят по дороге. С другой ее стороны жили новые соседи, бабушка успела сказать о них только несколько слов что это мама с дочкой, успел заметить их несколько раз из далека, они не смотрели в эту сторону, зачем лезть в чужую жизнь с ненужными соболезнованиями и отвлекать на себя внимание, тихие и незаметные они мне сразу понравились, по крайней мере понравились такими какими я их себе представлял. Захотелось вот так сидя, сорвать яблоко и думал – смогу ли просидеть под деревом наблюдая как они вырастают, спеют, наливаются, что бы сорвать, все лето пролетело перед глазами как кто-то крикнул.

– Эй!

Я поднял голову и увидел как облокотившись на забор руками одна из которых была забинтована стояла она, такая светлая и вся живая, соседка через дорогу. Участки в селе были большие, и следующие соседи жили только за нашим садом скрываемы деревьями так что из двора я никогда не видел их дом. Смотрел на нее, в сарафанчике, такую простую и натуральную, что сам казался себе не живым, замершим тут под деревом, и мне вдруг захотелось что бы жизнь вновь вернулась в меня, я хотел тишины, но вновь отпускал ее. Поднялся отряхивая штаны.

- Привет, - отозвался я, - ты живешь напротив?

Но в ней за этот миг все изменилось, не отвечала и смотрела на меня задумчиво и изучающе, словно увидела другого человека, и я еще раз, для приличия отряхнул штаны, хотя мне было все равно я все же не понимал что со мной не так. Думал она зашла сказать что сочувствует мне, но она молчала. Может таким образом она выражала свое сочувствие или не знала что сказать по этому поводу, хотя когда я только заметил ее она выглядела довольно уверенно.

- Я видел тебя в саду, наверно с мамой? – Решив вырвать ее из оцепенения, сказал я.

И она медленно, посмотрев на белую руку, ответила.

- Да. Мы переехали сюда совсем недавно. Только на лето. – Начала оживать она.

- Похоже мы будем с тобой соседями до его конца, я тоже буду здесь пока бабушка не поправиться.

Она тут сняла руки с забора и резко сказала.

- Извини я вдруг вспомнила, задумалась. – Она заулыбалась и тут же стала серьезной. – Прости, я ведь хотела сказать что мне очень жаль. Увидела, что кто-то сидит в саду один и решила подойти, но совсем не ожидала…

- Увидеть парня? – спросил так просто я.

- Да, увидеть тебя.

Мы замерли. По дороге, со стороны болот гнали коз и я повернулся, было семь, с поля живность забирали всегда вовремя, я понял что мне пора.

- Мне надо идти к бабушке, ей стало плохо и пока она в центре, в больнице.

- Хорошо, - печально сказала она.

Конечно я хотел поговорить с ней, но это был ужасный повод для знакомства, не от того что она молчала и я не понимал ее, не от своего вида в потертых штанах и дырявой футболке, а от того что пустоты во мне еще было достаточно что бы ничего не ощущать, и смотреть на нее как на человека, который живет напротив, а не великолепную девушка в сарафанчике.

Повернувшись, направился к дому, оглянулся, увидел как она отошла но смотрит мне в след, зашел в дом, котик забежал следом. Пока я переоделся, причесал волосы и собрал кулек с едой, котенок успел съесть еще одну сосиску и так и остался сидеть возле миски не в силах подняться. Я запер его в доме и вышел за калитку. К моему удивлению, она стояла также возле своей калитки, надев на вечер тонкий свитерок поверх того же сарафана.

- Я с тобой пройдусь.

- Со мной? – Не понял я.

Она заколебалась но тут же сказала.

- Да, мне в центре нужно, в магазин.

Я ответил что у меня осталось много еды, могу отдать часть ей, а то котенок лопнет доедая. Она только заулыбалась и уточнив что котенок должен быть сытным и она не будет его объедать, после чего сама пошла вперед и мне ничего не оставалось как последовать за ней.

Она вела себя словно мы старые знакомые. Такой был Корж, такими пытались быть многие мои сокурсники, хотя они выглядели смешно, а ее вид внушал уверенность и расслабленье, словно так и должно быть в человеке – не прятаться за убеждениями и правилами, а вести себя таким какой ты есть, если в тебе есть также доля смысла.

Между нашими домиками была грунтовая дорога, которая поворачивала змеёй огибая небольшое, заросшее и цветущее болото сразу за ее забором. По этой улочке виднелись редкие дворики в которых никогда не было людей. Это было тихое село которое считали районным центром. Мы жили почти на его окраине и если пойти по улочке в другую сторону то можно было выйти к кладбищу на окраине леса, там дорога обрывалась, дальше шла только тропинка – далеко в лес, к каменному карьеру. Пока же мы только обогнули болото и через заросли участка на котором никто не жил, начали пробираться к полю что бы срезать путь и не петлять по извилистой дорожке. Я шел впереди, она даже удивилась что я шагнул в такие чащи и я почувствовал как она замерла при входе в них, но быстро преодолела испуг словно доверилась и ловко ринулась за мной. Я придерживал ветки что бы они не ударяли ее, а она подхватывала их и отпускала за собой. Лучи солнца то и дело пробивались сквозь листву и дождь солнечных зайчиков слепил глаза. Похоже она еще не видела и не знала о этом проходе, хотя жила возле самого болота за которым был вход сюда. Ей явно здесь понравилось. Впереди должен был быть старый разваливающийся дом, я бегал к нему в детстве, хотя кого я обманываю, детством называя школьные годы. Помню соседский мальчишка говорил что там водятся приведения и мы нагнав на себя страху боялись даже заходить в эти кусты и только из далека поглядывали на заросший дом. Каким она его увидит?

Вот, лозы и крапивы стало намного меньше и мы выбрались под могучие, древние деревья верхушки которых могли наблюдать сидя у себя дома. Она замерла.

- Неужели. – Ее наполняло восхищение. – Неужели эти деревья растут из дома?

Я тоже смотрел как огромные корни и стволы чуть не разрывали глиняные стены, крыша рухнула давным давно и вместо нее дом покрывала пушистая зеленая крона. Дерево поменьше вылезло в окно, другое большое разрушило стену и приподняло деревянный пол. Внутри почти ничего не было видно, все густо обволакивал уже одичавший виноград. Она направилась к дому, но я вовремя остановил ее, указав между зарослей неизвестных мне растений на остатки развалившегося колодца. Она осторожно раздвинула эту чащу, но там оказалась лишь маленькая ямка, колодец давно осыпался землей.

- Как это красиво, и в тоже время грустно. – Она хотела остаться здесь еще, но я направился к просвету между деревьев, теперь в любой момент она может вернуться сюда понимая насколько близко вся эта красота о которой она и не догадывалась.

Бывает так что видишь лишь глухие заросли колючек, но попытавшись разглядеть то что за ними, обнаруживаешь красивейший клад. Я не хотел что бы этот дом купили и отстроили двухэтажную дачу. Есть такие места – воспоминания детства, оказавшись в которых и через десятки лет возвращаешься в прошлое, вспоминаешь свой восторг, игры, каким был маленьким и каким огромным и увлекательным казался мир, тогда ты можешь сравнить что изменилось, и как теперь воспринимаешь этот мир, былые вещи. Меня этот дом удивил дважды, в детстве я считал его запретной территорией и боялся, сейчас я чувствовал его красоту во времени в природе которая укутывала его но мне было очень тяжело на душе, может через десять лет я вновь буду здесь и если этот дом еще будет стоять, то я лишь посмотрю на него через кусты, вспомню эти мгновенья и тут же потеряв эти чувства пойду на огород, или повешу на свой дом объявление о продаже.

Чаща осталась позади и мы спускались через густую осоку и редкие серые кусты облепихи с небольшого холма к полю.

Сейчас многие стараются поселится под городом, участок, место, вид и наслажденье садом уже не играют роли, главное поближе к городу, квартире и работе. Такие отдаленные села как это увядают, стареют вместе с его жителями доживая последние годы и его последнюю жизнь. Дети здесь уже не остаются, только старики.

Это село переходит из домов на окраину леса там где кончается дорога между нашими домами. Центр еще живет, в лесу есть громадный карьер, хотя в последнее время он почти не работает. В другой стороне села, где заканчивались холмы и лес и начинали ровные поля, было несколько заводов, от туда идет единственная дорога из вне к селу, жила на которой оно держится. Там есть второй, колхоз, пастбища, техника, все кто может работать там, но там не интересно, нечему удивить или порадовать глаз, одни поля и редкие озера. Я никогда не гулял в той половине – там много людей, а их и в городе хватает, только проезжаем поля на машине и к себе в уютный сад.

После этого лета наверное не часто тут будем.

Она побежала вперед и перепрыгнула через ручеек пронизывающий поле, на краю под широким деревом лежали коровы. Дальше канал был шире и через него лежало стесанное бревно. Она прыжками перескочила через него на другую сторону, а я шел медленно держа равновесие, мне и хотелось прыгнуть за ней, показать что я могу не хуже, но сил не было, день отнял все, хватало только что бы идти.

Хочется что бы времени было больше, что бы такая тропа уходила в бесконечность. Каждый шаг на ней несет новое впечатление, красивый пейзаж, незабываемый вид, это не та дорога которую я прохожу каждый день в городе помня лишь двери из которых выхожу и в которые попадаю.

Начались разваливающиеся колхозные здания. Между ними заросла ржавая техника. Пока я дошел до нее, девушка успела взобраться на наклоненный вперед комбайн, она открыла едва державшуюся дверь и схватившись за стенки уселась на то что осталось от кресла, выглядывая на меня через разбитое лобовое стекло. Она хотела выразить словами свои ощущения, но мое лицо ничего не выражало и она перелезла через бункер и зашагала между этой рухляди параллельно со мной.

Прошли и заброшенный колхоз и выйдя на первую асфальтированную дорогу направились к перекрестку и одинокой пустой остановке.

Вновь начинались домики и пока мы шли, они становились ближе, улица вдруг стала широкой, на ней даже было несколько трехэтажных домов. Люди выглядели угрюмо несмотря на то что сегодня было солнце, сейчас оно клонилось к закату но на их лицах отпечатался траур безысходности, мне захотелось свернуть от них, за эти дни мне стало невыносимо смотреть на такие лица. Хотелось увидеть обычное человеческое лицо, и она шла сейчас рядом. Я остановился.

- Магазины прямо, а я пойду в больницу. – Сказал я ей и ожидал что здесь мы и расстанемся, но она словно знала и успела придумать ответ.

- Покажешь магазин на обратном пути, а сейчас тебе надо торопиться к бабушке, я обожду перед больницей.

Не знал что ответить и только кивнул.



Мы свернули в переулок. Двое мальчишек пробежали мимо с рогатками за собакой, я вдруг проснулся, обернулся и крикнул им в след что бы отстали от пса. Они замерли, один из них злобно посмотрел на меня, и тут он вскинул рогатку и выстрелил. Твердая грязь кляксой ударилась о футболку, я спокойно отряхнул ее, но большое пятно осталось, думал что они убежал, по крайней мере один сперва рванулся в сторону, но тот кто стрелял стоял и только ухмылялся. Она стояла между нами

- Зачем ты это сделал?

- Можешь спросить это у моего брата, они тут недалеко, - у него был детский и пискливый голос, но глаза злые, словно мои слова не трогать собаку были самой страшной обидой за всю его короткую жизнь. Я видел как они хотели уничтожить меня и понимал какой он еще ребенок, хотя такие дети часто никогда не вырастают. – Давай, пошли. - Крикнул он и поманил друга. - Тебе объяснят кому тут можно указывать.

Я впервые не злился, хотя эти слова из уст всего то ребенка третьеклассника должны были вызвать гнев и отвод за ухо к родителям, но какие тут родители, какое может быть в такой глуши понимание. Я резким движением выдернул у него рогатку.

- Мне в другую сторону. – Сказал зачем-то я.

Он еще более осмелев хотел сказать еще что-то оскорбительное, его друг уже стоял рядом, но тут в два счета возле нас оказалась она и я увидел только как ее кроссовок со всего размаху заехал этому пареньку прямо по попе, он даже подпрыгнул, второй бросился на утек. А она скрутила его ухо.

- Понимаешь, что ни в животных, а тем более в людей стрелять нельзя.

Мальчик от удивления еще не мог прийти в себя.

- Если хочешь и дальше слышать этим ухом то лучше скажи что-нибудь. – Она скрутила еще сильнее что он потянулся на цыпочках.

- Больше не буду, не буду. – Завопил он.

Тогда она расслабила руку. Они были дети и даже девчонка могла с ними справиться, но как было обидно ему от того что его вот так унизила именно девчонка. Он отбежал подальше что бы она его не догнала и когда убедился что мы вновь пошли дальше, кричал нам что-то в след, словно рассказывал историю своей семьи.

Когда мы подошли к больнице, то я выбросил рогатку в урну. Мы ничего не говорили о том что случилось. Она как и говорила осталась внизу, а я направился к бабушке.

Больница не то место куда приятно заходить, люди тут больные и далеки от желаний здоровых, их главная цель что бы перестало болеть, а все остальное их только раздражает, поэтому я тихо узнал какую палату искать в регистратуре, поблагодарил и направился в нужное отделение. Зайдя к бабушке передал все необходимое, хотя еды у нее еще оставалось много, сказал что все убрал и буду возвращаться. Я не мог тут находиться, почти все вокруг были старики, мне казалось это последний их дом и от этого ощущения, от того что уже пережил, становилось совсем тяжело. Я не думал как бабушке, родители говорили что ей нужен уход врача, но мне казалось эта обстановка только хуже – замкнутая комната, словно в квартире. Попрощался до завтра и вышел из палаты.

Мне было плохо, не физически, я ощущал словно ничего не осталось ценного в жизни, словно все что есть у человека, это медленное угасание и смерть. Холодный свет ламп и бледные лица в коридоре заставили почувствовать эти ощущения намного острей. Я замыкался все больше и больше. Сперва это была тишина нового дня, и постепенное, несмотря на визит прекрасной соседки, погружение в себя. Я шел к выходу, но понимал что не могу двигаться и застрял словно в болоте и начинаю гнить, покрываясь зеленой плесенью зацветает вода, ветки и листья осыпаются создавая все большую топь и уже не могу сделать даже шаг. Я любил дедушку. Это был мой дедушка. Я хочу жить дальше, хочу прожить свою жизнь, хочу прожить ее хорошо, для себя. Но сделал ли мой дедушка все что хотел, он жил тут всю жизнь после войны, в этом селе, в нашем доме, видел дни, как растет сад его родителей, рассказывал мне какие деревья посадил он, какие посадили мои родители, я знал какое дерево посадил сам когда мы выкорчевали старую грушу превратившуюся в труху. Родители говорили что им бы хотелось приехать сюда на пенсию и мне нравилось это место. И я ощущал что даже если бы жил где-то еще, переехал в другой город посвятил всю жизнь карьере в другой стране, нашел бы вторую половинку, то это был бы все тот же дом и сад, я бы сделал их такими же, не потому что это воспоминание впечаталось в мою голову с детства, а потому что мне спокойно в этом месте, но из-за этого спокойствия и ощущаю тот водоворот, ту петлю, стены - из которых мне не выбраться.

Вдруг я пожалел что не напился со всеми этими дальними родственниками до животного состояния, что не отключился сразу после приезда, что не разговаривал с остальными весь день о всякой ерунде, вспоминая прожитое – это бы помогло, не видеть и не ощущать той смерти которая произошла рядом, помогло бы перешагнуть, обсудить, погрустить, заплакать и забыть, пойти дальше, по своей жизни, а я схватил его, я ведь так и не заплакал хотя рыдал над убитой собакой которую ненавидел. Я не мог понять тех чувств которые переживал, не мог зацепиться хоть за одну истину, что либо что было бы постоянным и неизменным, что бы помогло мне ухватиться и шагнуть дальше, шагнуть через ручей. Я застрял в этом пруду. Не понимал что он для меня значит и какой смысл несет, но я понимал что моя жизнь стояла на месте как пруд в котором зеленела гниющая вода.

- Ты весь бледный. – Описала меня она.

Я посмотрел на нее, скулы сжались словно в них вогнали иголки.

- Я хочу забыть все, все что было, пойти дальше. – Сказал я ей.

- Тогда пойдем.

Мы пошли другой дорогой, что бы зайти в центр в крупный магазин, который недавно построили возле автобусной станции вместо трех мелких. Она купила только буханку хлеба. Начинало темнеть и я предложил пойти вдоль дороги, хоть так будет дольше, но в темноте нам будет сложно идти через кустарники, а на колхозе могут быть собаки. Она сказала что тоже не подумала о фонарике, но скорее этот небольшой упрек относился ко мне. Когда мы проходили по широкой главной улице поворот переулка где я получил новую эмблему на футболку, то она схватила меня за руку и быстрым шагом потащила ближе к деревьям в темноту, отводя от фонарей. Я посмотрел в сторону и увидел группу парней явно толще меня, были видны только их силуэты, один даже держал палку, они стояли чуть в стороне что бы идя по другую сторону переулка их не было видно. Я подумал что это невозможно, ну какая разница, ребенку дали пинка за то что он поступил неправильно, взрослый бы все понял, эта компания просто там стоит возможно ожидая что бы пойти на дискотеку в клуб или просто попить пива в стороне от дороги. Но похоже и ей эта компания не нравилась.

- Пойдем скорей, уже темно, нам надо торопиться. – Спокойным, не выдающим волнения голосом сказала она и ускорила шаг.

Я молча послушался ее. Несмотря на то что мне было все равно даже если они нас заметят, даже если этот ребенок вернулся домой и рассказал что его низа что избили злые парень с девушкой, даже если эти идиоты ему поверили хотя бы потому что им всего лишь хочется затеять драку, несмотря на это я понимал что надо уходить, другой бы сказал – ты трус, но был ли смысл выяснять что либо, я был прав и это понимал, а быть избитым, против такой толпы не было шансов, и оказаться рядом с бабушкой до конца лета в одной палате, не лучшая идея. Видя как торопиться она, я понимал, что как никто со мной согласна и ждет от меня совсем не проявления храбрости, а только что бы я не сделал никакой глупости. Мы быстро оказались за центральной улицей, даже редкие фонари исчезли. Мы тут не частые гости, никто нас не знает и через день все забудется.

Хотя мы и не думали о том что увидели но как то незаметно для себя сошли с дороги и направились вновь через поле за фермой на которой услышали лай собак. Уже ничего не было видно и она постоянно спотыкалась о кочки, я старался поспевать за ней и придерживаться направленья. Через ручей мы перешагивали осторожно, она пошатнулась, но я вовремя успел придержать ее и подтолкнуть на другую сторону. Через кусты и заросли крапивы мы бы так просто не пробрались и я решил пройти лишь через кустики за полем на один из огородов который выглядел светлее, мы поднимались на холм когда залаяла собака во дворе, но никто не вышел и мы прошли через двор, выйдя через калитку на знакомый грунт. Обоим стало легче, это было видно по нашим лицам хотя мы так и не признались, даже не сказали ни слова, всего лишь разделившись в разные стороны к своим домам. Она только подняла белую руку в знак прощанья.

Когда я обернулся за своим забором то увидел как у нее на пороге загорелся свет и мама быстро подбежала к ней вся взволнованная, а я так и оставался в темноте, мне даже показалось что она повернулась в мою сторону и смотрит в темноту сквозь деревья не стараясь меня разглядеть, а думая как я один тут в темноте, о том что мне страшно и одиноко, но тут же поймал себя на мысли, что это только мои мысли, только у меня в голове, она же просто смотрит. Открыл дверь дома, котенок выскочил из темноты и быстро прошмыгнул между ногами, и я закрыл за ним. Усевшись в кресло на веранде, накинул сверху плед, посмотрел сквозь ветки на темное окно в ее саду, которое было видно при лунном свете, и закрыл глаза.

Мне снился сон, я ожидал увидеть нечто мрачное как мои мысли, как предшествующие дни, но видел папоротники и корни, а среди них сидела она и протягивала мне руки, что бы я подошел и обнял ее, мне показалось это Женя, но она совсем не так вела себя, я подошел поближе, отодвинул широкие листья и увидел что передо мной она – прекрасная, светлая – девушка в легком сарафанчике.



В следующие дни мне сообщили что еду носить нельзя, что о бабушке хорошо заботиться и теперь всех больных этого корпуса будут кормить за счет больницы подбирая правильный рацион. Никто не сопротивлялся только радовались, для тех кто приходил так было намного удобней, только я теперь не понимал зачем я здесь, но возвращаться в город не хотелось и решил что буду хотя бы носить чистое белье раз в три дня.

Я постоянно что-то делал и постепенно отходил от сонного состояния, колол дрова, складывал их в сарае, выдергивал быстро зарастающий бурьян, даже пытался ухаживать за грядками, но понимал что у меня ничего на них не вырастет. На выходные приехали родители проведать бабушку и узнать как я здесь, похвалили за уборку думая что я ей занимался всю неделю, не заметили всего другого, поехали на кладбище под лесом. Отец рассказал притчу, но я ее не запомнил, мама заплакала, но тут же вытерла слезы, она спешила вернуться у нее был завал на работе, они еще раз меня похвалили и уехали пообещав что вернуться через неделю.

Прошло еще несколько дней прежде чем я вновь встретил ее. За эти дни я заметно изменился, теперь играл с котом и даже несколько раз выходил к болоту словно думал о чем-то высоком, хотя всего лишь смотрел на стоячую воду, ожидая что она меня увидит и подойдет как тогда к забору, так запросто но теперь уже скажет привет. Мне надо было с кем-то поговорить, что бы не сосредотачиваться в себе. И вот, подошла она, вновь неожиданно. Как раз когда я достал фотоаппарат и экспериментировал с макросъемкой разных жуков, букашек, лепестков, цветов, щелкал все подряд с размытием заднего фона. И так был сосредоточен, что даже не услышал как она оказалась позади. А она вошла и присела за спиной разглядывая что я делаю. Я даже испугался когда почувствовал что-то необычное и повернулся.

- Привет. – Теперь уже произнесла она, так как я и представлял, так как и хотел.

- Привет. – Все еще сдержанно, но уже с улыбкой сказал я.

- Похоже мы вновь можем говорить. – Обрадовалась она. – Что снимаешь?

- Да ничего. Всего лишь убиваю время. Снимаю все что вижу.

Она нисколько не удивилась такому скучному ответу.

- Можешь сфотографировать меня. - Шатнувшись назад она села на траву и положила руки между ног.

Раньше я бы подумал как ее заснять что бы потом передать фото – портрет или общий план, но сейчас я просто обернулся и наклацал снимков совершенно разных, не для нее, для себя, мне нравилось ее лицо, уверенность и теперь уже такая привычная веселость которую неделю назад она всячески пыталась убрать. Нравилось как она сидит, знакомый сарафан, даже рука в бинте, тонкая шея, голубые глаза и золотистые, длинные волосы спадающие вперед к рукам. Я встал, а она сидя протянула мне руки и в этот момент я вспомнил сон который снился, хотя до этого забыл его. Помог ей встать. И сказал что не смогу показать снимков, так как нет компьютера. А она сказала что у мамы тут ноутбук, я предложил сходить к ней посмотреть и познакомиться, но она отрицательно покачала головой объяснив что мама и так сердита за тот наш ночной поход и попросила меня не заходить к ним, а еще лучше что бы мама и не видела нас вместе, мне показалось что она придумала какую-то игру, ладно пусть, она сказала что принесет ноутбук через минуту.

Прошло не больше минуты как она вернулась. Я только успел вынести плед которым укрывался и несколько бутербродов, мне не хотелось заходить в дом. Усевшись под деревом начали рассматривать те снимки которые я успел сделать, они все были прекрасны, я вдруг ощутил, смотрел не нее и понимал насколько прекрасная девушка, девушка из снов сидит передо мной, рядом, уплетая бутерброд, хоть и говорит удалить каждый второй снимок считая что не так хорошо получилась, но все же восхищаясь ими. Словно мы знаем друг друга давно, словно тот безмолвный поход в город напомнил нам другую, прожитую вместе жизнь, когда встречаешь человека и думаешь что знаешь его вечно, во всем, в поведении, словах, все что не скажите он понимает. Я чувствовал как безумно, безудержно в нее влюблялся.

- Садись поближе. – Пригласила она, а сама растянулась и включила, теперь свои снимки. – Вот это в городе.

Я сразу же узнал знакомые места, мой район, снимали немного дальше в частном секторе, но на снимках многое было мне знакомо, и я даже не мог поверить что есть такое стечение при котором мы, которые жили рядом и не видели друг друга в городе вдруг встретились здесь.

Увидев свою улицу я остановил ее. – Я здесь живу.

Она даже не пошевелилась, только заулыбалась шире. – Я помню тебя, вспомнила когда увидела впервые за забором. А ты?

Она так быстро потянулась ко мне, то я даже отклонился не понимая. Что ей сказать, что я ее не помню, нет, я догадывался что она наверняка видела как я играл в футбол, наш местный стадион как раз располагался на окраине между частным сектором и большими домами, она видела как я играю, что ей сказать что я ее не помню и расстроить, конечно расстроить, ведь как можно было забыть такую девушку. У меня перехватило дух и я кивнул. – Ну… я, конечно помню.

И все таки ее обидел.

- Не вставляй это «Ну». – коротко сказала она, и я это так ясно запомнил, как указанье свыше не произносить никогда.

- А я ведь думала что больше тебя не увижу. Мне было плохо некоторое время, лежала в больнице, но теперь здорова, только несколько царапин на руке. – Она подняла руку. – Это…

Я не спрашивал ее, если бы она захотела то сама могла бы рассказать и я решил не вытягивать слова. Она продолжила.

- После мама решила увезти меня подальше, забрать из города, из этого проклятого места, от всех знакомы и людей, купила дом в самом отдаленном месте на земле. Она считала, что это мой круг общения виноват во всем. Но в чем он виноват? Я просто такая, я другой человек, не она. Я поначалу сопротивлялась, плакала и не хотела уезжать сюда. Думала - что здесь делать, ни друзей, ни знакомых, смерть. Ты извини. А после, вот, увидела тебя и даже обомлела, что вдруг нашла.

Я улыбался ей уже как будто знал всегда, хотя я так себя и чувствовал. Мы так себя вели. Но я все думал, что играл вечерами и неужели не замечал, что кто-то наблюдает именно за мной. И вдруг она спросила.

- По твоему я красивая?

И я честно ответил

- У меня перехватывает дух когда смотрю на тебя.

Она отвернулась с улыбкой и спокойно так.

- А поцеловать боишься?

Вообще то я об этом и мечтать не мог, но ответил.

- Нет. – Потянувшись к ней.

Она вся приподнялась ко мне, облокотилась на руку и не выдержав упала на спину. Я испугался, у нее ведь наверняка болит рука.

- Все хорошо? – Держал теперь ее что бы она смогла сесть.

- Рука все еще болит, но ты не обращай внимание, мы ведь не о этом говорили.

Это был сон. Мне было все равно, что здесь произошло, вот в этом доме, в городе и на планете, и только этот миг был важен, когда я наклонился к ней и прикоснулся к губам, держал ее обхватив нежно руками.

Мы не хотели отрываться от друг друга.

Но тут ее окликнула мама. Мы стали всматриваться сквозь деревья и забор и увидели как фигура женщины мелькнула по направлению к болоту.

- От сюда можно разглядеть что делается у меня. Ты наблюдал?

- Нет, это бабушка любила пошпионить, что там делают соседи, насмотрится передач и рассказывает что одни соседи наркоманы потому что выращивают мак, хотя они нас постоянно пирогами угощают, а про тех которые за огородом вообще сказала что они закапывали ночью тело, а оказалось что закапывали мешок с гнилой карточкой и делали это вечером что бы никто не видел, им просто стыдно было.

- Да, - Вскочила вдруг она. – Я это тоже слышала мне мама рассказала, а ей сказали на развилке, что мы живем со страшными соседями которые творят такое ночью, только они имели в виду вас.

- Какие глупости и сплетни. Хотел бы умереть до того как в голове появиться такой маразм.

Мы смеялись тихо.

- Теперь я скажу что мне пора. – Она поднялась и стала пробираться к калитке, но обернулась. – А от меня твой сад выглядит как чаща, мама говорит что наши соседи живут в лесу, но ей на самом деле очень нравиться ваш сад.

Она перебежала к своему забору, подтянулась несмотря на боль в руке и быстро перелезла прямо как мальчишка, от туда подмигнула мне, хотя меня уже не видела среди листвы.

Весь сжался от радости и по телу пробежала дрожь. Сердце бешено колотилось и я знал что рядом со мной вдруг оказалась моя судьба, не девушка из сна, не Катя которую считал раньше красивой, а в тысячи, миллионы раз прекрасней, та с которой хотел быть рядом каждый миг, я видел это в ее глазах вот что отличало ее от всех других, я видел как она влюбленно смотрит на меня, я чувствовал как и она потеряла все границы. В ней не было стесненья или гордости, она даже не выискивала что-то скрытое во мне, не знала что я знаю, и чем владею, я не дарил ей телефон и не водил в кафе. Она хотела быть со мной, как и я хотел быть с ней, и все равно что будет.

Может ли кто представить это чувство, не думая что оно наивно или глупо. Посмотреть на свою жизнь от ресторана к бару, от девушек к женщинам у дороги и наконец то понять, что уверенность в своем пути, в твердых словах и суровом взгляде это обман, то что иссушает человека, делая его черствым, оставляя нервы, деньги и вечера пьяного наслаждения, но вместе с прожитым временем все дальше отдаляя от мечты.

Сейчас как никогда вижу и ясно понимаю что нет и не должно быть в жизни каждого большего стремления чем найти родную и любимую душу.

Она возвращалась, быстро и незаметно проскальзывая словно лисица. Я схватил то что лежало сверху над крыльцом там где его оставил дед. А она подбежала, прыгнула в мои объятья и поцеловала.

- Меня все спрашивает мама что за парень живет напротив, давай пока не будем ей говорить, все скроем и будем только вместе.

- Как скажешь, я на все согласен.

- Я думала, что за эти десять минут пока меня не было что-то измениться в тебе. Ты вдруг поймешь что все не так и скажешь что нам надо прекратить вести себя как дети. Нет, правда, я боялась этого.

- И что, я выгляжу серьезным? – Выпрямился и старался посмотреть по строже, но улыбка не сходила с лица.

- Выглядишь нелепо, но все так же мило. – Она растрепала мне волосы и посмотрела на складную удочку и хлеб в моих руках. – Что это?

- Я себя серьезным не особо ощущаю. Пойдем… - Я поймал себя на мысли что совершенно не задумывался о том как она отреагирует на то что я собрался сделать. Я замер в нерешительности. Зажатый в рамки обыденных приглашений, придавленный тем что видел в универе как все это происходит, видел что при приглашении нет места собственным желаньям, идеям, тому что близко и интересно, все должно сводиться к культурному, тихому ужину, и дискотекой позже, где напрыгавшись и выпив вы едите к одному из вас домой. Ну как же глупо это повторенье из раза в раз, изо дня в день, от пары к паре. Словно нет выбора, нет ничего личного от человека в отношеньях, все только по шаблону хоть инструкцию пиши. Ну, пусть она смеется, если то что видел я в ее глазах правда, то как и мне, ей все не важно.

- Пойдем охотиться на уток.

- Как, с этим? – Она вдруг замерла не веря и от восхищенья.

- Я умею готовить утку, но все никак не решался осуществить одну затею, и если все получиться, то у нас будет вкусный ужин.

- Идем. – По заговорщицки прищурилась она.

Мы выбежали через огороды, мы торопились, пробирались сквозь кусты, спустились по холму под тополями высотой с небоскреб и подбежали к ним, попробовали обхватить, но даже нам вдвоем не получилось. Тут почва была мокрой, вода стекала вниз с огородов, тут не садили это были пастбища и мы рассматривали пока спускались и подымались на одиноких коров, одна из них, когда мы пробегали мимо наставила рога и ринулась на нас, мы бросились быстрее и корова не успела - нас спас предел ее цепи.

Мы торопись и боялись не успеть - куда, я даже и не думал. Нам хотелось жить быстрей, идти куда-нибудь, увидеть все. Мне представлялось что бесконечность времени впереди и позади меня уже прошла, и мой конец мира всего в нескольких шагах, я не успею насладиться тем что у нас есть сейчас и прыгал через вымытые водой каналы, падал, руки были все в грязи, она смеялась, падала за мной нарочно, даже прыгала на спину, я поднимал ее, она отталкивала и обгоняла, мы соревновались негласно на перегонки. Старик смотрел на нас из далека сидя возле стога сена.

Дома скрывались из виду. Деревьев становилось больше. И перегнув последний холм мы оказались в топях на равнинах болот которые переходили в лес, но это было дальше, а здесь пока мы замерли на холме, то видели как стаи птиц и диких уток кружили и садились между камышей.

Она присела. – Это просто сказка. Смотри, какие здесь деревья.

Все стволы покрыты мхом, под ними лишь вода и кочки словно тысячи веснушек. Высокая трава, опасная, под нею непонятно есть ли вода или земля. Недалеко от нас прохаживалась цапля, не замечая нас искала под ногами. Мы спустились ниже, почва становилась совсем мягкой словно надувной матрас. Мы видели тропинки земли между водой, они немного возвышались и мы осторожно ступая шли, забираясь в глубь. Стволы упавших, мертвых деревьев возвышались из воды. Она отпрыгнула увидев ужа под ногами, но он еще быстрее извилисто поплыл по воде.

Мы прыгнули на небольшую кочку там где закончилась твердая тропа и сели глядя в воду.

- Насколько должен быть безумным человек что бы вот так влюбиться? Когда увидела тебя, то думала что это призрак, раньше только в мыслях представляла и вдруг увидела лицо, твое, словно из сна. И до сих пор не чувствую где кончается этот сон и наступает реальность, ты можешь мне сказать?

- Нет, не могу. – Я взял ее за руку. – Только когда прикасаюсь к тебе, то чувствую что ты реальная, что ты рядом.

- Я раньше чувствовала что нахожусь вот здесь, сейчас и думала что понимаю кто я, что за человек. Прямо и без вариантов. И вдруг всего в один миг, когда облокотилась на забор, словно вырвалась из тела. Теперь боясь, понимая что если бы не было тебя, если бы мы не встретились что бы за жизнь я прожила, зачем, зря.

Я думал что она заплачет, так она вскочила и повернулась ко мне.

- Нахрен все что было. Я понимаю, девушке не стоит так говорить, но нахрен все что было, я хочу забыть всю жизнь которая была и я ее уже забыла.

- Мне ничего не нужно знать, мы вместе. Смотри.

Мимо как раз из камышей выглянули утки. Я достал хлеб и бросил им, несколько сразу улетело, но те которые остались подобрались ближе, тогда я бросил еще и еще, почти все что было, а то что оставалось повесил на крючок и размахнувшись забросил к ним. Одна из уток тут же его проглотила, весь огромный кусок, почувствовала загнутый двойной крюк на щуку и забилась крыльями, попыталась улететь как остальные, но вновь упала в воду.

Она смотрела, нет не зажмурилась, не стала кричать на меня отпусти птицу, она испытывала те же чувства что и я. И это воодушевляло, заставляло взлететь, я понимал что рядом тот человек, словно из зеркала смотрела на меня девушка. Я дернул утку ближе, она все билась то в одну то в другую сторону, даже нырнула, но только загоняла крючок глубже.

- Я удержу. – Она схватила удочку и прыгнула на твердый берег и начала отодвигаться подтягивая утку ко мне. Я схватил утку за шею, в какой-то миг задумался, но все таки одним движением скрутил и птица обмякла в руках.

- Ну как?

Я поднял утку. И она закричала от радости, так громко что эхо прокатилось до самого холма, а птицы возле нас взлетели. Я зачерпнул в ладонь воды и плеснул на нее, стараясь хоть немного притушить пожар который разыгрался между нами, а она вся вспыхнула еще больше и отбросив удочку вдруг прыгнула так высоко, я ринулся что бы ее поймать, но едва успел замереть на самом краю своего маленького островка когда она с размаху шлепнулась на воду и брызги окатили мое изумленное лицо и я все таки не удержавшись упал к ней. Весь мокрый и она рядом, сарафан промок и прижался к ее телу. Не помню где мы оказались дальше, вся моя одежда в водорослях, кеды полны ила, она потеряла свои шлепанцы, сарафан порвался и она была в моей футболке. Когда мы возвращались вечером, уже темнело, дед все еще сидел, теперь собрав другой стог сена и вновь смотрел на нас. Я не знал о чем о думает, но хоть и вдалеке его лицо не выражало возмущенье, он что-то вспоминал, давно забытый сон.

Мы потеряли удочку, но не забыли утку, я был весь черный, весь в грязи, она поцарапала вторую руку, а бинт клочьями свисал на левой руке. Мы сразу забинтовали заново его заново. Дома я не нашел иголки и мы скрепками и изолентой латали ее наряд, он успел просохнуть но был настолько грязный что я хотел одеть ее, оправдываясь тем что раздевал. Она не говоря ни слова убежала и пропала на целых пол часа, не знаю что говорила маме, я только всматривался в заросли с веранды, котенок сидел рядом на подоконнике и тоже смотрел вперед, ждал как и я.

За эти пол часа не было ни одной мысли, я не мог ни о чем думать, хотел, но не мог есть. Схватил утку, ощипал, обмыл ее водой и только оглянулся, как она была на пороге в спортивных штанах и свитерке, все еще растрепанная и такая же довольная.

Я ничего не спрашивал что было дома, не говорил и о своей семье, существовали только мы – мы жили друг для друга, безумные от счастья, от любви.

- Где разведем костер? – С нетерпеньем потерла руки она, глядя на утку.

- В том старом, заброшенном доме за твоим болотом.

- А нас там не найдут?

- Давай проверим.

Схватив с кресла, плед в котором спал, спички и фонарик, бросил со стола коту поесть. Забежав за болото мы осмотрелись что бы нас никто не видел, но было как обычно тихо, тогда шагнули в заросли. Она гладила листья пока мы пробирались к проросшему дому, я собирал сухие ветки по пути. Она сказала по дороге словно в никуда, о том что курила, но больше ни закурит никогда, жизнь слишком прекрасна и коротка что бы ее портить, так она сказала уже глядя на меня.

Костер был разведен прямо в центре дома, под деревом которое раздвинуло кроной на части крышу, а его ствол занимал часть стоящей в центре печи. Мы просто рвали части мяса и обжигали прямо на огне, мы ничего не ели и сейчас жесткое, сплошные мышцы, мясо утки, которое обуглилось по краям было вкуснейшим блюдом которое я пробовал в своей короткой жизни, мы съели ее всю. И долго еще сидели в пледе у костра. Она сидела позади меня, обхватив ногами и обняв за плечи.

Все мое погружение во тьму и давящий тяжелым грузом город, пусть будут в миллионы раз ужасней, но они стоили того что бы оказаться рядом с ней. Я понимал как жизнь прекрасна и не боялся что наступит новый день.

И я заснул без снов.



Костер давно погас когда нас разбудило утро.

Протерев глаза она скривилась. – Я вроде как была на дискотеке ночью.

- И мама что поверила тебе и отпустила?

- Я расскажу что подружилась там с приличными парнями из села и они будут показывать мне местность.

- Я должен ревновать? – С улыбкой спросил я.

- Конечно да, я все еще не понимаю где реальность. Ты знаешь а меня тошнило когда я говорила о ночной прогулке маме, но не от лжи, я ее такой не считаю, меня тошнило от того что она отпустила меня, она меня пустила, туда, в это…

- Я не был там, но понимаю что здесь нечем больше заняться.

- И я думала когда приехала сюда что делать, хотела пойти гулять, меня тошнит от того что я могла оказаться там. Меня тошнит и от себя, от того во что могла я превратиться, от них, - она указала в центр, - от тех кто говорит что в жизни надо все попробовать и ощутить с уверенностью что понимает смысл этих слов трогая за грудь. Мне противно, ты понимаешь как противно. Мне кажется что нет такой воды что бы отмыться от этого ощущения.

- Посмотри на меня.

Она прижалась ближе.

- Мне все равно что было ужасного в твоей и моей жизни, я думал что даже если бы лишился всего но нашел тебя, то был бы в сто раз счастливее чем имея все богатства мира, зачем они нужны. Тот кто ими обладает беднее нас, ведь он не знает этих чувств, все ощущенья для него лишь посредством денег, это как дышать в противогазе, больные люди, все они больны. А я, что бы делал все дни здесь, дома – убирал, ходил бы по селу, пил кофе или пиво с новыми друзьями, они бы говорили мне какие все серьезные здесь люди, весь этот пьяный бред. Зачем.

- Я тоже ощущаю что люди живут такой грязной, глупой жизнью от одиночества, стараясь заработать больше, больше власти лишь потому что не имеют в сердце ничего, там только органы и кровь. Это не люди – это тело, куски мяса, свиньи, скот. – она остановилась, перебирая пальцы. – Видела уже как получают то к чему стремятся, без усилий, спокойно и уверенно, подходят говорят достаточно умные слова, красиво одеты, способные потратить много без усилий но не на показ, ну прямо идеал – а что на самом деле, если задуматься то понимаешь что в этих людях нет души, нет ни фантазии, ни снов, ни восхищений – это человек одних лишь идеальных нерушимых правил, сказал и сделал - ну мужик, задумываешься и без гадалки видишь всю их жизнь, от свадьбы и детей, до мук измены заменяемых путевкой, и вот она прошла. Казалось бы о чем жалеть. Вся жизнь прошла лишь в теле. Только сейчас задумалась о том что есть нечто большее, чем это тело и эта жизнь. Мне был нужен ты, что бы увидеть нечто большее в другом человеке. Не могу описать это словами. Ты понимаешь?

- По своему. Не обязательно что либо говорить.

- Мне хорошо с тобой и это ощущенье важней всего. – Ее опущенная голова приподнялась и сквозь волосы блеснули глаза, расслабленные, спокойные.

Мы долго говорили. Все что приходило в голову. Пытались передать словами ощущения, но путались и только улыбались чувствуя и не в состоянии сказать и объяснить. Мы знали что друг друга понимаем и знали что не сможем без друг друга жить. Наш разговор казался нам самим пустым, в нем не было и доли того смысла который выражали одни наши глаза. И не всегда мы говорили о приятном, даже наоборот – мы думали о том что есть, о том что замечали, лили потоки мыслей которые даже не запоминали, но через которые находили столько общего.

Вокруг словно пустой мир. В городе такого не ощутишь, нигде не спрятаться – ни от взглядов, ни от звуков, кругом дома, кругом чужие лица. В городе ты часть еще большего организма, ты постоянно часть чего-то, где бы ты не находился, всего лишь часть. Чувствуешь других, их прикосновенья, видишь их движенья, слышишь голос, их части впитываешь в себя, иногда не понимая где их слова и поступки, а где твои. Копируешь эмоции и поведенье. Часто это незаметно даже для себя.

А здесь, в тишине, одни. Все звуки и слова, все мысли в голове, все действия, дают ощущение что вновь обретаешь себя.

- Знаешь, я никогда не понимала, почему мужчины могут говорить, там – я хочу тебя. А женщины, как мумии, только слушают как рассуждают о том как их хотят и сколько и куда. И лучше я скажу что б не играть в эти игры парень-девушка, мне хочется нас ощущать единым целым, хочется что бы ты снял с себя футболку, хочется поцеловать в шею, хочется что бы и ты меня так поцеловал и опускался ниже, ниже. Мне хочется настолько что готова откусить от тебя кусок, зубами.

Я засмеялся от нетерпения и от желанья.

- Нет, правда. – Она оскалила зубки. – Вот так бы взяла и укусила. Прижми меня сильней.

Я снял футболку и подался к ней.

Она меня действительно всего искусала, а я ее расцеловал.

Мы спали, укутавшись в знакомый плед. И тихо радовались что бы нас никто не слышал. У счастья есть предел, я понимал что нету ничего прекрасней, чем находиться рядом. И я лежал. И целовал ее. И вновь. И вновь. Я чувствовал себя единым с ней.



В погоне за временем, стараясь успеть сказать и почувствовать как можно больше, шли дни.

Никогда не заходили ко мне в дом, я не хотел, это было тяжелое ощущение. Мне казалось что я придаю что-то, но думая понимал что лишь живу как и все дальше, стараясь найти в жизни свое место. И хоть и понимал всегда, но все же не решался пригласить ее. Здесь жил мой дедушка, я все еще так думал, что он смотрит на меня когда я сплю, поэтому я спал на улице в том заброшенном доме, разводил костер, мы вновь сидели и говорили обо всем на свете. Жарили картошку, готовили салаты, словно дети сделали себе убежище и надеялись что дождь не пойдет. Я никогда не отдыхал так даже в детстве.

Потом в моем саду, на самом большом дереве, орехе, которому пока оно росло все время обрезали ствол, из-за чего его густые ветви раскинулись парами могучих рук, которые переплетались имея пустоту внутри, но снаружи все закрыто листвой. Здесь, из старых досок мы делали свой дом. С дороги он был скрыт, располагался на уровне примерно крыши дома, почти все я делал сам, придумав и его расположенье и как буду его крепить и лестницу по ветвям наверх. Строительство такого домика на дереве заняло два дня. Она приходила, смотрела, восхищалась, хотела залезть наверх ко мне, но я ей не давал, говорил что увидит позже, это будет ей сюрприз. И она убегала что бы мама не заподозрила где и с кем на самом деле она. Я все таки не понимал почему ее мама пускает дочь гулять ночью, но не должна нас видеть вместе. Я думал пусть лучше знает, так хоть не будет волноваться когда поймет что я живу напротив и все время рядом с ней. Но если ей понравилось играть в такие прятки, то мне также интересно с ней. Я соглашался со всем что она предлагала и говорила, также как и она всегда была согласна со мной.

Кот лазил рядом, ему нравилось ходить за мной по саду, но за забор он не ступал, сидел на калитке, разглядывая улочку в разные стороны. Наверное он прибился к дому совсем недавно, может на похоронах, его немного прикормили и он остался. По улице никто не ходил и не искал его. Когда я сидел уставший, закончив сооружать пол на дереве и изучал окружающие заросли из веток, их была непроглядная стена, все в листьях. Рядом на ветвях начал плестись виноград, который посадили что бы сделать беседку, но за ней давно не следили и теперь она скорее напоминала вывернутый корень, виноград старался ухватиться за ветви и вот доплелся до меня. А кот был рядом, то умывался сидя на соседней ветке, то точил когти о кору. И от спокойствия или от усталости я подумал что в нем дух дедушки, не знаю почему, все говорили что прилетает птица, но почему именно птица, это может быть любое животное, наверно.

На следующий день, намного быстрее, ставил толстые доски делая из них каркас. Прибил немного досок снизу от пола что бы не свалиться ночью. Сделал крышу прикрепив ее к одной огромной ветви которая загибалась крюком, и накрыл крышу толстым целлофаном который уже несколько лет лежал на чердаке сарая, края целлофана немного опустил вниз и в конце завесил огромные пустые промежутки окон старыми шторами , а для того что бы они ездили насадил на проволоку. Получился немного угловатый снаружи, что даже не было заметно под многочисленной листвой и весьма приятный внутри домик из одной комнатки. От входа в домик и до самой земли бросил кусок толстого каната.

Когда она пришла в конце дня раздираемая любопытством и заметив что домик уже готов не спрашивая кошкой взмыла по веткам вверх. Довольный я сидел внутри, ожидал и радовался ее восхищению. Мы были детьми, чувствовали себя как дети, и понимали что-то столь элементарное которое раньше казалось глупостью, теперь же представляло ценность.

Я достал матрас, который мы с трудом подняли, а укрывались тем же пледом.

Родители звонили на мобильный, я говорил что все хорошо, рассказывал как бабушка. И торопился с ней, дальше, в лес, на луга, мы гуляли пешком с этой стороны села. Пробирались в глубь болот и доходили почти до самого леса. Видели лисицу, несколько зайцев и даже молодых оленей. Я брал с собой фотоаппарат, но кадров делал мало, только самое интересное, самое удивительное, но после мы их не смотрели, это было не нужно, мы помнили и находились рядом – и в этом все наши желания.



Позвонил отец сказал что пришло письмо из университета. Меня просили посетить приемную по поводу экзаменов, возможной пересдачи или возврата документов.

Время замедлилось и остановилось. Скрежет метала или зубов звучал в ушах.

Как взрослый парень я понимал что надо возвращаться, но тот кто жил во мне кричал, просил остаться, он ненавидел город, он был настоящим мной, но я его не слушал. Отец сказал приехать в среду.

Такое чувство словно летишь и вдруг чувствуешь как под ногами трескаются ветви. Посмотрел – действительно раздавил сухую ветку, ощутил что хоть все еще парю, но ощущаю приближение земли. Я покинул домик и спустила с дерева.

 

Когда вернулся, я сразу же поехал в институт, объяснить им почему пришлось уехать и договориться о переносе сессии.

Так непривычно пусто.

В администрации сидел только Ксерокс.

- Ты что здесь делаешь? – Спросил я удивленно без приветствия

- Решил, успею еще съездить на море, а пока устроился сюда на лето. Денег собираю, вышел на канал на побережье где семечки за копейки купить можно, хочу тут на рынке продавать.

- Что сам?

- Нет, через бабулек, им копейки надо что бы день сидеть. Если есть пару тысяч, возьму в долю.

- Нет, нету. – и исправился. - Мне это не надо.

Не стал допрашивать его

- Мне нужно пересдать сессию

- Пересдача через месяц в августе. Смотри не пропусти

Я уже все забыл, то что читал и что учил.

- Тут есть и преимущества в работе – все знаешь о студентах, вернее о студентках. Хоть ты и ушел но тобой не интересовался, а вот про флегматичку интересное узнал, оказывается она беременная, психанула в тот день когда сама узнала и сбежала. Да ты ведь помнишь, она еще кричала что мы все придурки, тебя назвала… Нет сейчас не вспомню, мы все тебя так после называли. Бумажками бросалась. Выбежала вся в слезах. Мы думали она чокнулась окончательно. А-н-нет, вот тут узнал что просто залетела. Наш секретарь, теперь мы близкие друзья, звонила ей и спрашивала собирается ли та учиться дальше. Та ее конечно же послала, но успела перед этим рассказать что парень ее тут же бросил, испугался и уехал к родственникам в другой город, а…

- Слушай Ксер… Саня, если ты действительно узнать в делах все можешь, где мой друг живет. Его зовут Корж Евгений.

Саня долго искал в компьютере данные.

- Есть такой. Но дела больше нет. В Магистратуру он не пошел, сдал все на четвертом курсе, получил бакалавра. В деле только телефон.

- Спасибо Саня. Мне пора.

- Увидимся на пересдаче. Если что я тут.

Наверное он провалился.



По дороге домой купил спальники, палатку, термокружки.



Я считал правильным не говорить с Женей пока, но когда увидел ее во дворе – обрадовался.

Я был ей рад. Да, радовался нашей встрече, мне хотелось рассказать, как я люблю. Что во мне изменилось, что нужно лишь поговорить и остальное не страшно, все можно объяснить и не стесняться.

Хотел обнять ее, сказать что предложение о поцелуе смутило меня, что я испугался, что я старше, у меня другая жизнь. Что ощущал ее как друга, близкого и понимающего. Что мне всегда приятно с ней общаться.

Вот ее увидел, она было в рубашке с рукавами, я подбежал, схватил ее за кисть и сразу не понял, нащупал шрамы, пальцами провел к ладони.

Я ничего ей не сказал

Она сказала что это остатки прошлого, теперь она другая.



После того как я не вышел в семь, она переживала, ждала, знала что сказать и даже записала, мучилась, не спала, а брат все доставал, шутил, но было не до шуток, а во дворе все говорили что она влюбилась и это было так, но любовь так не сказав ни слова уехала оставив ее одну наедине с этим огромным и безумным миром который не могла терпеть теперь.

Когда ее нашел отец, то поседел и не брился больше.

Все обошлось.

О мне никто не говорил.



Что чувствуешь дойдя до края мира – восхищенье или пустоту.

Я был там вновь. Дойдя до самого ручья и не в состоянии перебраться на другую сторону, смотрел на пустое поле.

Не понимаю что произошло, я знаю что произошло, но я не понимаю - насколько сильно нужно ненавидеть мир что б сотворить с собой такое.

Бросился искать этого чертова пса. Его остатки тут, их еще не съели черви. Я бил ногой траву, кусты. Искал гнилое тело, вдоль ручья. Но было пусто.

В конце концов, опустился над водой и постарался вымыть руки. Тер их словно на них была кровь и грязь, я думал что сейчас тот день когда я убил собаку. Я вспомнил как я волновался, я ощущал то самое мгновенье. Смотрел на воду.



Как ждал я возвращения назад, в село.

Шел через поле, торопился, нагруженный вещами, то и дело ронял одну из сумок, поднимал и вновь спешил. Если не увижу ее, то мысли захлестнут, заберут меня, или ее. Если я думал все это время о столь иных вещах и людях, то что приходило в голову ей. Торопился, хотел увидеть ее, такую как и прежде, обнять, уйти от города, забыть.

Пробрался через заросли и старый дом, увидев в нем остатки нашего костра, там был один лишь пепел, дом почти сгнил и задняя его стена рухнула под весом ветвей, часть крыши обвалилась, а крона дерева которое так нежно словно шапкой стелилось сверху было прожжено, наверное это последствие костров которые мы жгли ночами, тогда я этого не видел, но теперь. Весь дом мне показался маленьким, таким заброшенным, забытым, картинка из детства, ощущения ребенка, я старался воскресить их в себе. Мне нужно было ее увидеть. Я чувствовал как забывал, как радость угасала постепенно, я этого не замечал и только когда задумывался, вспоминал то что чувствовал и то что было, только тогда искра вспыхивала во мне вновь. Мне нужно было ее видеть.

Дорога и болото, за ним ее, мой дом. Калитка заскрипела. Кот выпрыгнул ко мне, я даже отшатнулся от испуга, он почувствовал себя хозяином без меня. Взъерошился и выставил дугой спину. Я схватил его и оставил сумки за земле.

В саду, под деревом, я сразу даже не заметил, на том же месте где сидел и я, была она. С опаской всматривалась мне в глаза, старалась уловить что в них изменилось, боялась, словно знала как город мог изменить меня.

Не шел к ней, замер, опустился на колени. Она была такой как и тогда. И ничего не изменилось. Радость вновь наполнила меня.



Наш дом на дереве казался замком. Мы постелили старый плед.

- Я начала писать стихи. Сидела у болот и записывала. Наверное писала их от избытка мыслей, когда фразы крутятся в голове и их так много что лучше объяснить стихами, чем мучиться с тонной размышлений.

- Мне прочитаешь?

- Не сейчас. Это стихи о том что думаю без тебя, с тобой все по другому, такие мысли не приходят в голову. Чувствую что когда мы рядом, то меньше всего меня интересует что твориться внутри и снаружи, забываю обо всем и, наверное ощущаю жизнь.

- Для меня тот город из которого вернулся – как в тумане.

- Мне вот страшно что когда-нибудь придется возвращаться. В какую жизнь?

Я прижал ее.

- Мы будем вместе, все остальное такие мелочи. Пойдем куда-нибудь, сейчас.

- Пойдем.

При свете фонарика собрали еду и два небольших рюкзака, захватив спальники, палатку, спички.

Хоть в этой части села и не было фонарей, но луна светила достаточно ярко что бы видеть дорогу. Мы шли по улице, ни у кого не горел свет, была середина ночи, только редкие собаки лаяли услышав наши шаги. В самом конце улицы дорога круто поднималась вверх, впереди был лес, дорога там заканчивалась упираясь в кладбище. Но вот мы прошли и его, и только узкая тропинка уходила в темноту. Мы оглянулись, при свете луны с самой высокой точки села видно все – холмы, домики, болото в которое блестело, вдалеке горели огни центра, светилась главная улица. Я включил фонарик и мы двинулись по тропинке.

В глубине леса были озера, но до них еще далеко, а за озерами, то место куда я хотел попасть – каменный, давно заброшенный, карьер.

Деревья возле тропинки были низкие и сквозь них прорезался бледный свет. Словно мы герои черно-белого кино. Раньше тут проходила дорога, петляющая по холмам, до самого карьера, но это был длинный путь, дорога уходила вправо огибая холмы повыше, такой путь занял бы несколько дней и мы не поворачивая шли прямо, я сверился с компасом.

- Куда мы идем?

- Дальше в лесу будут озера, примерно два часа ходьбы.

Клонило на сон, и даже мерещилось что темный лес живой. Когда идешь по лесу днем то видишь все цвета, все движется, играет светом, а сейчас напоминает одни застывшие контуры странных фигур, воображенье создает из них свои картины.

Она схватила меня за руку.

- Подумала что там что-то есть, но это лишь елки. Посмотри.

Вглядевшись в мрак, глаза уже привыкли, я видел как просветы между елок когда идешь напоминают высоких существ которые движутся рядом с тобой. Мне тоже было жутко, но этого я не показывал.

- Не бойся.

- Ты знаешь не боюсь. Сама бы испугалась, даже дома в темноте иногда страшно самой. А здесь, в лесу, с тобой, хоть и видишь нечто непонятное как тени существ, это не вызывает страх, мне все равно потому что понимаю что мы будем вместе несмотря на то что там действительно может быть есть что-то, даже если он выйдет.

Я остановился.

- Кто?

- Вон та тень. – она указала на огромный ствол дерева под которым ничего не росло, наверно это был папоротник который качал ветерок, за ним, но даже я вдруг почувствовал что кто-то за деревом, лежит и смотрит на нас из темноты. – Выходи! – крикнула она.

- Пусть лежит.

Мы отошли дальше через сосны где кустов почти не встречалось, только сухие ветки трещали под ногами, но мы вслушивались в другие дальние звуки, лес жил в тишине, в нем что-то происходило это чувствовалось, я никогда не замечал этого днем, хотя раньше часто ходил за грибами. Сейчас мы были у него в гостях, чужие.

- А если бы то что лежало под деревом поднялось, что тогда? – спросил я когда мы вновь спускались.

- Спросила бы кто он.

- Я бы тоже остался стоять, мне было бы интересно что это за существо, если есть что-то необычное, иное в этом мире то зачем от него бежать, неужели не любопытно узнать это ближе. Я часто слышу фразу – страх помогает выживать, страх смерти - помогает жить. По-моему это глупость. Сейчас я боюсь только потерять тебя, а остальные страхи, что они значат – древние инстинкты. Мне интересно жить, я не боюсь этого, и мне не страшно даже если все демоны этого леса выйдут нам на встречу. Будет интересно спросить у них – какой смысл их жизни.

Она  недолго молчала.

- А какие они – твои демоны? Что ты увидел на земле, за деревом? Я подумала что там огромный олень с широкими рогами.

- Олень? Там же низкая трава.

- Я видела то что дальше, может дерево. Но какого демона увидел ты?

Теперь ненадолго пришлось задуматься мне. Действительно я ждал лишь одного, не понимал, но где-то далеко в голове догадывался что это должен быть он, там под деревом.

- Подумал что там лежит пес.

- Собака? – также как и я с оленем удивилась и она.

- Не знаю почему именно пес, я думал что забыл его. Однажды увидел взгляд собаки на лугу возле канавы, и он так запомнился мне, словно человеческий.

- Возле реки.

- Если ты так называешь ту канаву. – Я попытался сказать это весело как шутку, что бы не говорить о псе.

Мы шли довольно долго, я поглядывал на компас что бы не сбиться. Она ничего не говорила, не боялась, не вредничала, не говорила что бы мы вернулись, ничего что бы оспорить этот поход, ночью. Она тоже хотела почувствовать, увидеть нечто необычное, мы словно один человек – не переставал повторять я про себя.

Все мы уверены в той глупости которую говорим. И в той которую делаем.

Что мы на самом деле знаем, нам говорят о том что это именно так, что так это устроено, так принято. И в интонации чувствуешь что говорят и объясняют как глупцу. Очень тонкое ощущение, многие воспринимают слова уверенных людей – учителей, как должное, может и не понимая смысла, но думая что за словами есть идея, крупная, не постижимая такому мелкому разуму как у себя. Доверие, хорошая черта. Когда доверяешь бескорыстным людям.

В темноте, под хруст шагов, мы все таки задумались.

- Я иногда не понимаю себя, то что делаю, что говорю, я этого не чувствую, оно происходит, вылетает изо рта само собой. Напоминаю человека для которого жизнь как тест, он делает разные вещи словно проверяет правильно это или нет.

- Я думала так раньше, что живу ради эксперимента, а сейчас понимаю что не хочу ничего менять.

Мы думали об одном и том же, я хотел ей это сказать, если бы она не продолжила, я бы закончил свою фразу ее словами, но я ничего не сказал.



Лес вдруг озарился впереди, лунный свет падал на воду, в озере отражался диск луны.

Расположившись на берегу где была небольшая поляна, я насобирал дров и развел костер. Потом собрал палатку и как только распаковал спальники почувствовал как засыпаю, мы провалились вместе в сон. Во сне мы были рядом в светлом лесу возле этого озера сидели и долго о чем-то говорили. Ей снилось тоже что и мне. Но мы не запомнили разговора, ни слова только шелест воды.

На утро я проснулся первым, поспав каких-то два часа. Выглянул из палатки, солнце не было видно, еще не взошло из-за деревьев. На траве была роса и было так приятно. Собрав еще немного дров, я вновь развел костер. Достал из рюкзака кастрюлю зачерпнул из озера воды и поставил закипать. Вскоре выглянула и она, заспанная и взъерошенная. Я засмеялся.

- Не смотри. – Насупилась она и на четвереньках подлезла к воде, взглянула в отраженье и попыталась поправить волосы пальцами. – Ну как?

- Как русалка.

Поднес ей чай и сел рядом.

Мы были тут совсем одни, смотрели на озеро, любовались лесом и друг другом. Рассказывали что видели это место во сне, как сейчас, только не помнили о чем говорили. Искупались голышом. Перекусили. Собрались, и направились между озер дальше. Идти осталось не далеко.

Всего лишь через пол часа вы вышли на обрыв, нет на опушку леса, которая резко обрывалась на метров сто вниз, огромная каменная стена простиралась под нами, словно стадион который с крышей вкопан в землю.

Мы кричали и эхо разносилось в стороны и вглубь и ввысь. Она не верила своим глазам и я давно не ощущал насколько этот карьер прекрасен, в лесу, заброшенный и дикий. Как вход в подземное царство.

Весь день мы были здесь. Лазили по скалам, спустились в самый низ. Смотрели на его масштабы и поражались – столько камня под землей а сверху лес. И говорили, о чем мы только не говорили…

- Люди рисуют на асфальте имя, люблю такую-то и пусть все знают, вырезают на деревьях, лавочках, исписывают все вокруг, скорее не для того что бы она это поняла, ведь он ей это говорил не раз, а для того что бы узнали и другие, тогда она становиться горда тем что о любви к ней знают остальные. – Она сидела на скале когда произносила. – Обещай что не будешь писать такого, оставлять пометки для потомков.

- Обещаю.

- Мы есть у друг друга, и мне не надо пачканья асфальта. Я наслаждаюсь именно тем что ты здесь. Но не зацикливаться, завтра мы будем в другом месте и снова вместе, если мы рядом, то зачем нужны знаки. Мне кажется когда черствеют отношенья то нужно дарить для поддержания вниманья. Если между людьми нет любви, то с первого же дня им нужны заботы и подарки, словно они смирились с тем что лучше не найти и пусть будет хоть что-то, но это что-то обязательно должно соответствовать принятым правилам что бы если не перед собой, то перед другими не ударить в грязь лицом.

- Не всем так повезло как нам. Ведь большинство людей несчастны. Улыбаются и мечтают о счастье, и я искал его же, но я даже не надеялся что мне так повезет. Мне жаль других и если большинство находит счастье в вещах материальных, чувствует при виде их хоть часть того что ощущаю я, то пусть весь мир таким и остается. Люди хотят ощутить хоть частицу этого, пусть без любви, не всю же жизнь ее искать.



Мы возвратились когда стемнело вновь. И всю следующую неделю мы ходили на ночь в лес, теперь немного раньше, что бы прийти к озерам пока светло, переночевать и отправиться на карьер. Исследовали лес, иногда блудили, но компас нас спасал. Встретили кабана и вскарабкались на дерево, хотя он проходил достаточно далеко. Потом смеялись, как ничего мы не боимся. Но мы действительно не боялись кабана, боялись глупости животного, которое могло наброситься на нас и если была возможность избежать этой встречи, то мы воспользовались ею.



Шло лето. Однажды она сказала что мама была в центре и ей рассказали о озере с островом по центру, на другой стороны села. Я знал что там была раньше яма для песка, машины постоянно вывозили под строительство и вероятно теперь там озеро. Нам стало интересно и мы решили пройти туда.

Она впервые взяла купальник.

Через луг, колхоз, и двухэтажные дома в центре, мы зашли за вокзал, другая половина, тут находились склады, и несколько небольших заводов. Домики тут были по новей и по опрятней, сразу видно тут работают, стараются жить по городски. Мелкие участки, высокие дома, почти ни у кого нет сада, только огороды. Мы быстро шли, как и догадывались тут было не на что смотреть, но вместе было хорошо, рассматривали двора, как они убраны и что растет.

Когда подошли на другой край села, то увидели огромное песочное озеро в центре которого действительно оставили остров, словно его специально обкапывали и теперь он выглядел как вершина, усеянный деревьями. Тут был даже магазин и прокат лодок. Кто-то уже заплыл на остров и разводил на нем костер. Людей кругом было очень много, но почти все лежали на пляже рядом с магазином и то и дело покупали мороженное и пиво. А дальше хоть там тоже был песок почти никто не находился, и поняли друг друга по взгляду и направились туда.

Берега вокруг озера оказались так перерыты, сплошные ямы и овраги которые уже успели обрасти кустами прямо на песке. Намного дальше виднелись машины, похоже там все еще брали песок расширяя озеро.

- Как это непривычно после леса. – Сказала она.

- Да, словно вернулись в город.

- Давай съедим по мороженому и пойдем. Я сама схожу.

Я ей не возражал, мы обходились без выяснений, что тут я мужчина и она должна всегда лежать лишь выходя на кухню, нет, не возникало никаких вопросов, все было как-то просто, может мы этого не замечали, а может мы не выясняли потому что постоянно чем-то были заняты, всегда ходили, делали все вместе. Если она решила пойти купить мороженого – хорошо, но если бы попросила меня, то я бы пошел. Я понял что не ощущаю в этом игры, это было чистое доверие.

Смотрел как она проходит между людьми стараясь идти не быстро что бы не разбрасывать песок, на пляже было плотно. Вот заходит в магазинчик, никто не смотрит, но я заметил как обернулись мальчик с парнем. Сперва подумал что она действительно очень красива и они просто смотрят ей в след, но вот они поднялись и направились за магазин в другим парням которые пили пиво. Я наблюдал. Она вышла с мороженым и было видно что теперь торопилась – хотела успеть донести пока не растаяло, она не заметила парней. Вот она прошла весь пляж и тут из-за магазина появились они и я узнал, хотя и видел раньше краем глаза, компанию в переулке к больнице, тот который самый низки возможно тот самый малый – указывал ей в спину пальцем. Они медленно направились за ней. И тут я встал, обежал кусты и как только она скрылась пройдя весь пляж скрылась за песочной дюной от всех глаз я рванулся к ней.

- Бежим. – заторопил ее.

Она нахмурилась, но не спрашивая, даже ничего не сказав поспешила за мной.

Мы перебежали через несколько песочных волн, все время за кустами что бы нас не было видно и добежав до края где поднимался обрыв с которого свисали корни деревьев, легли под ними. Ей было интересно и она слизывала тающее мороженное и старалась смотреть куда я ей кивнул.

Вот группа вышла из кустов и направилась немного рассыпавшись по берегу. Она их сразу же узнала и нахмурилась.

- О чем думаешь?

- судя по решительному виду, они вряд ли хотят поговорить.

- И тебе с ними общаться не нужно. Переждем и уйдем. Держи мороженное – она мне протянула стаканчик с прохладным молоком.

Парни прошли дальше и разделились, пошли искать в кусты но отдаляясь все дальше. Когда они скрылись. Мы выбрались по корням на верх, на поле. И между деревьев поспешили удалиться. Я волновался за нее.

 
*** Возвращение ***



Я решил что от всего не убежишь и мы делали все тоже что и раньше.

Прошло несколько дней с тех пор. Небо затягивалось тучами, все ждали дождя, но он пока не шел, готовился.

Но вот моя калитка скрипнула. Она всегда перелазила через забор и это была не она.

Он стоял у меня на пороге, смотрел в упор и вел так словно дома.

- Найти вас оказалось просто. – Начал он надменно, словно детектив которому любые головоломки решить расплюнуть. – Спросил у местных малых кто тут приезжий. Еще мне сказали что у тебя дед умер.

- И что? – Спросил я. – Хочешь драться. Ведь как я понимаю нет смысла объяснять про малого.

Парень, словно долго думал пока искал его что скажет, вновь напыщенно и с высока сказал.

- Драться – это для детей. – Облокотился на подоконник веранды не подумав что там побелка и запачкал руку.

Он меня раздражал, как и все те люди которые не понимают что они говорят и что делают. Конечно он жил другой жизнью, но какой же тупой была эта жизнь с моего взгляда.

Появилось напряжение, похоже он не знал что сказать и собирался сорваться, угрожать, думал что я испугаюсь, уроню что-нибудь когда его увижу, а я просто стоял и ждал когда он закончит свою постановку.

- Ты похоже еще не понимаешь?

- Скажи мне сразу, как по мужски мы можем решить этот вопрос, а то еще подумаешь что я прячусь и вот тебе меня искать пришлось.

Он вновь выпрямился и уже хотел толи подойти ближе, точно что-то сделать, но он был лишь толще меня, но немного ниже.

- Я подумаю и вечером вернусь. А ты не убегай никуда, хуже будет.



Вечером когда впервые тучи загремели, я услышал на дороге непривычный звук машины. Они подъехали на джипе, какой-то старый, но для села машина хоть куда. Вывалились всей толпой, их было шестеро и малой, которого тот что приходил ко мне послал обратно в машину.

Я взял молоток и также как и днем стал у порога дома.

- Спрячь у нас травматических пистолет. – Парень что по выше вытянул оружие из кармана, может там и игрушка, но проверять не хотел.

- Молоток я взял что бы вы не подумали что испугался.

- Ну это мы еще посмотрим. – Холодно сказал другой в куртке, хотя даже под вечер стояла невыносимая жара.

- Быть тебя не интересно. – только начал говорить тот кто был днем как подбежал тот самый малый.

Я посмотрел на его ухо и показалось что оно сломано так было оттопырено в сторону, я смеялся внутри она действительно сломала ему этому малому ухо. Малый завопил.

- это мой брат, тебе конец.

- Иди нахрен в машину. – Парень постарше развернулся и так удалил малого под зад ногой что тот оказался у калитки.

- Давай так. Ты просидишь на кладбище ночь и считай что мы все забыли. Вот и гроза как раз.

- Это что, как цирк – вы посмеяться с представления хотите?

- Да пофиг, ты засцал.

Давно не слышал таких выражений, словно в детский сад вернулся.

- Нет. Но только если и ты не струсишь. Пойдем на кладбище вдвоем, кто первый убежит тот и… - Задумался каким словом его убедить. – Тот и засцал.

Парень выглядел серьезным и настроенным решительно ко всему, но чувствуя отпор не сбавил оборотов.

- Ладно, поехали. И надейся что досидишь позже меня.

Парни направились к машине.

Пока я шел то всматривался к ней в сад в окна, старался разглядеть ее, но никого не видел.

- Обождите, я зайду к соседям – оставлю ключ.

- Ну давай.

Я решил, впервые зайти в соседний двор, к ней. Мне нужно было ее увидеть, я не знал что ждать от них, но не боялся за себя, не хотел что бы она волновалась.

На пороге меня встретила женщина, полноватая, но все же стройная с короткими волосами и слегка заметной усталостью в глазах. Она вышла позади и замерла. Я подумал что это от того что она поняла что случилось, но ведь она не знала еще ничего. Она замерла так же как и тогда когда в первый раз увидела меня.

- Добрый вечер. – Произнес я тихо. – Я ваш сосед.

- Здравствуй. – Произнесла ее мама любезно. – Все таки зашел, видела что дочь ходила к тебе в гости, хотя она не признается.

- Да, мы подружились. – Я посмотрел на нее, но она была словно каменная, и тогда сказал. - Хотел оставить вам ключ, мне надо на день отлучиться.

- Хорошо.

Я отдал маме ключ, а ей смотрел в глаза, пытался объяснить все взглядом как мы понимали друг друга раньше, но она не шевелилась, даже не моргала. Я ушел.



Как я залез в машину уже не помню. Не помню ничего от ее дома и до ржавых ворот на холме у леса.

Парень был уже в плаще.

Когда мы шли, я был в одной футболке, шортах шлепанцах. Потемнело и начался дождь. Парень вырезал себе трость что бы не спотыкаться.

Я все думал – почему…? А этот парень рядом, думал что я испугался.

- Глухой, ты меня слышишь? – он говорил со мной. – Сейчас я проведу тебя в одно местечко. – Он заговорил мистически, наверно что б нагнать побольше страха.

Он ничего не понимал о том что занимало меня сейчас. Как и я не понимал…

Мы пробирались между могил, пока еще хоть что-то было видно, между деревьев, все дальше в лес, в глубь старого кладбища, которое теперь заросло.

- Сейчас придем к одной могиле, ей уже сто лет, там похоронена семья которую заживо сожрали волки.

Ну что за бред, подумал я. И вот мы подошли к могиле, я почти ничего не видел только большое действительно старинное надгробье и каменная плита на которую я сел.

Парень похоже улыбался, но уже не так, его начинало пугать кладбище ночью, а тут его гремел гром и все застилала стена дождя. Но все же он постарался крикнуть как можно уверенней.

- А мне где сесть?

Мне было наплевать на эту могилу, на ночь, на лес, на дождь, грозу и на его место на этом кладбище.

- Сядь там где мой дедушка похоронен. – Я показал направление ему пальцем и он ушел.

Дождь лил все сильней. Над головой сверкало молниями но я их не замечал, не смотрел и небо скрывал лес. Весь мокрый, но не чувствовал холод.

Так я сидел примерно час пока, словно раскат грома по всему кладбищу, чуть не по всему лесу донесся крик, истошный вопль который захлебнулся, прокричал слова «Пусти… Я не хотел так с внуком…» и исчез.

Дальше я услышал топот, крики остальных парней и гром, еще немного позже вой сирены скорой.

До самого полудня я не знал что произошло. Переоделся. Так и не видел ее. А вскоре заехал местный участковый и пригласил в участок.

Тут были все лица с прошлой ночи кроме одного.

Спросили что делал на кладбище и я сказал что это был тест на смелость. Спросили что я слышал и что видел, сказал все как и было, что не видел ничего, а слышал только звуки. Участковый объяснил что тот парень сын директора завода свеклы или чего-то там еще, ночью как и я сел на могилу в дождевом плаще с широкими краями, а палку которую держал воткнул в землю. Позже когда ноги затекли и он решил подняться то не смог так как не видел в темноте что палкой проткнул плащ и закричал, думая что его держит покойник. Умер от остановки сердца.



Я чувствовал что простудился.

Пришел домой, сделал чай. Голова не соображала. Очень хотел что бы Она оказалась рядом, мне бы сразу стало легче. И тут я услышал как открылась дверь. Она вошла. Вся бледная. Я вновь подумал что она узнала о этом парне и том что случилось на кладбище, или я обманывал себя, не понимал что происходит, был болен, потому и не понимал.

- Мы ведь никогда не говорили о нашей прошлой жизни, до знакомства. – начала она, мне было сложно понимать сейчас и я только кивал иногда. – Ты знаешь как я оказалась здесь?

Я покачал головой.

- Ты помнишь поле? В городе, возле реки.

- Да, я был там лишь один раз.

Она смотрела не меня и я не понимал что за эмоции кроются в этом милом лице.

- Мне нравилось смотреть на лошадей, недалеко от дома, в городе, где частный сектор, там есть конюшня. Я часто видела как коней выводят на поля, на выездку и с детства хотела пойти к ним, ухаживать, ездить, мне это нравилось я так считала. Но пока росла, появлялись и другие увлеченья, парни звали посидеть по вечерам, мы ходили в центр района, по кафе, на стадион. И я уже не замечала как потеряла все мечты их словно слизывали с тела. Родители все это видели, им надоело, хотя я и сама понимала что происходит, но только огрызалась на все их предложенья. Но вот однажды, мама предложила пойти на конюшню. Я согласилась. Это был странный миг, когда все забываешь и начинаешь сначала. Лошади стояли смирно, я гладила их и мне вдруг предложили прокатиться. Парень. Ты?... Я согласилась и мы медленно поехали на луг. Я помню сколько было счастья когда мы проносились по полю, но вдруг лошадь дернулась и больше ничего. Я помню твое лицо, не знаю почему… Сказали что на поле было много мусора и лошадь споткнулась и упала, я ударилась о землю потеряв сознанье, а парень который ехал рядом отнес меня в больницу. Это было в мае. Врачи сказали что мне нужен свежий воздух. Мама плакала и винила во всем себя и этого мальчишку который потащил меня впервые севшую на лошадь кататься. Я хотела увидеть его, поблагодарить, к тому же понимала что понравилась ему и пригласил на лошадь он меня не просто так, я хотела его встретить и сказать спасибо. Вернулись пререканья, ссоры. Родители кричали на меня, а я на них. Я так его и не увидела, когда мама сообщила что мы уезжаем, она купили дешевый домик далеко от города в красивом месте и хотели что бы я отдохнула, проветрила мозги и поправилась. Когда приехали сюда, я думала что сгнию здесь заживо, но вдруг увидела тебя. Это ведь ты забрал меня тогда на поле, ты отвез в больницу, я помню именно тебя?

Я только кивнул. Но думал что украл чужую мечту.

Она пыталась что-то угадать, и продолжала.

- Не могла поверить своему счастью когда увидела тебя. Все было словно в сказке, ты именно такой каким себе я представляла. Боялась только что нас увидит мама, и узнает тебя. Она конечно что-то замечала, но не видела тебя вблизи. Я понимала что это случиться рано или поздно, и просто ждала. Но вчера когда ты к нам зашел и вы столкнулись лицом к лицу, я думала она тебя узнает, закричит, я даже приготовила спокойные слова. Но мама тебя не узнала. Вечером когда я все таки пришла в себя, спросила маму, почему она не узнала тебя, ведь ты тот парень который вынес меня с поля, тот с кем я каталась на лугу. Она ответила что я ошиблась и она никогда не видела тебя.

Я вспомнил те фигуры на лугу и как сперва она, а после он, спустились на землю. Еще я помнил смерть.

Значит на лугу была она. Я видел как они катались на лошадях. Как она упала. Я отвернулся, когда парень нес ее в больницу.

- Ты все молчишь. Я думала что не бывает больше счастья чем мне доступно здесь с тобой. Со спасителем в которого влюбилась. А я ведь понимаю что красива, видела как смотрят на меня со стороны. И не пойму как могла так ошибаться. Ведь я хотела встретить его, мечтала об этом. – Она произносила эти слова с надрывом, наклонившись, что бы я понял их, хотя я все и раньше понимал. - Что если он – другой. А ты – обманщик. Ты…

Она заплакала, поднялась.

Пусть это прекратиться. Голова болит.

- А ты как думаешь кто виноват во всем ты или я?

- Мы ни в чем не виноваты. Давай забудем о прошлом, только не вспоминать иначе оно вернется.

Мне было жарко, душно, я потел.

- Какая же ты тварь. – Проскрежетали ее зубы. И она исчезла.

Мне кажется что все вернулось, для нее, а я еще не ощущал.



Стало лучше и я выглянул во двор. Нигде не находил кота. И больше не замечал соседей, их дом опустел. Ни имени, ни адреса – ожившая фантазия. Вокруг все было тихо. Домик на дереве, промок и рухнул во время грозы, лежал в саду как груда мусора и досок.

Я думал о ней. И наверное сошел бы с ума или сделал что-то, но зазвонил мобильный телефон.

- Привет! – Раздался громкий, звучный голос.

- Корж. – Узнал его.

- Он самый. – Голос тут же стих после приветствия, я даже чувствовал что он печальный. - Ты помнишь как я говорил о девушке из твоего дома. Которая старше на два года. О которой спрашивал тебя.

- Да, вспомнил. – Что-то такое он рассказывал в маршрутке.

- Помнишь тот день когда сбили девушку? – Спросил он но не ждал ответа. – Я пришел к тебе в дом, разыскивал ее, ту девушку которую бросил парень. Думал что времени достаточно прошло и теперь можно к ней зайти, она молода и красива. Но оказалось что там больше никто не живет.

Я уже догадываюсь что произошло.

- Я начал расспрашивать соседей о ней. И они сказали что сначала ее бросил парень, оставив на прощанье пса которого она била и ненавидела после этого и пыталась выгнать так как не могла выгуливать. Соседи говорили что она несколько раз старалась завести его подальше в лес, но он то и дело возвращался и будил ее по утрам когда она как обычно шла на работу, а заодно и весь дом, да говорят соседи – лаял тут и всех будил, потом пес проводил ее до самой маршрутки и удаляясь в поисках пищи до следующего утра. Говорят она не выдержала такой жизни и бросилась под маршрутку, и пес пропал в тот же день. – Корж говорил непривычно бессвязно. – Хотя я так и не понимаю, соседи говорили что в тот день пес так и не залаял, не разбудил ее…

Я отключился.