Скверная пора!.. За окном мерзнут на ветру голые деревья, в лужах, окруженных липкой грязью, гуляют океанские волны, по серому небу несутся сизые облака. В комнате, конечно, не так мерзопакостно, но из еще не заклеенных оконных щелей веет холодом. В цветочном горшке с обрезанным розовым кустиком пригорюнился крошечный червячок. Еще недавно он проживал за городом, среди корней растений. Время от времени вылезал на поверхность, забирался на камень посреди цветочной клумбы, грелся на солнышке и наблюдал за полетом пчел и бабочек. Дождливые дни были тоже чудесны — от земли поднимался легкий пар, листья роняли крупные капли, влажный воздух был упоителен.
Так и прошло лето. В середине сентября, когда ночи стали прохладными, но солнце все еще ярко светило днем, в жизни червячка случилось переломное событие. Розовый кустик, в корнях которого он дремал, внезапно и грубо выкопали из земли и засунули в ужасный непроницаемый пакет. Червячок даже не успел понять, что происходит. Он попытался выбраться, но пакет затянули сверху резинкой. Несколько тягостных и смутных часов в полной темноте, тряска, шум и, наконец, червячок, притаившийся в корнях розового кустика, оказался в совершенно не знакомой обстановке. Он осторожно выглянул наружу и тут же снова зарылся в землю. Пока он скрывался внизу, розовый кустик окончательно утвердили в глиняном горшке.
Чуть позже, поднявшись на тонкий ствол розового кустика и как следует присмотревшись, червячок обнаружил, что далеко-далеко внизу можно разглядеть деревья с желтеющими листьями. Этот мир немного напоминал привычный загородный пейзаж, но был так недоступен! Оставалось довольствоваться подоконником. Здесь провинциальному червячку было совсем не с кем общаться. Розовый кустик, у которого безжалостно обрезали стебли, не спросив его согласия, хранил ледяное молчание. Червячок отчаянно завидовал почти невидимым козявкам, обитавшим в соседнем горшке, где царил толстый добродушный кактус, любивший поболтать со своими квартирантами. Червячок в глубине души вынашивал отчаянный план смены квартиры, но понимал, что его мечта неосуществима. Даже если он сумеет выбраться из своего обиталища, ему никогда не подняться на абсолютно гладкую, отвесную стену горшка, принадлежавшего кактусу. Червячок с ужасом представлял, как останется на пустынном подоконнике, где невозможно укрыться от пронзительного взгляда человеческих глаз. Особенно страшился он моментов, когда над подоконником нависала хозяйка-великанша и принималась поливать землю в горшке из жестяной лейки. К счастью, этот ритуал совершался крайне редко.
Много мрачных дней проползло мимо невезучего червячка, и он уже почти смирился со своей горемычной судьбой, когда однажды утром его разбудила капель. Собственно, он и не знал, что это такое, но почему-то пролетавшие мимо окна сверкающие капли подарили ему смутную надежду. Иногда мы толком не осознаем, что помогает нам надеяться, и только какой-то глубинный инстинкт внушает: подожди, не все еще потеряно, будет и на нашей улице праздник. Между прочим, так порой происходит и с червячками.
Ободрившись, червячок уже с удовольствием прислушивался к щебету птиц, забирался на самый край горшка и обозревал окрестности за окном. Прошло некоторое время, и голые деревья окружил зеленый дымок. Вскоре появились новорожденные листочки. Темная грязь, сменившая растаявший снег, затянулась изумрудной травкой, а на розовом кустике набухли почки. Сам кустик по-прежнему помалкивал, зато его корни начали едва слышно перешептываться между собой.
И вот наступил день, который так ждал червячок, не смея признаться даже самому себе. Над подоконником возникла хозяйка. Ее чудовищные руки обхватили горшок с розовым кустиком и червячком и погрузили их в непроглядно черный пакет. Потом опять была темнота и тряска, и наступило желанное освобождение.
На клумбе уже давно наслаждались жизнью знакомые растения. Червячок едва успел кубарем скатиться вниз, чтобы избежать встречи со страшным железным совком, которым орудовала хозяйка, усаживавшая розовый кустик, и укрыться в безопасных пионовых джунглях.
Счастливый и благодарный, он прижался к благоухающей дождем земле.
— Никогда, никогда больше я не уеду отсюда, пусть лучше меня разрежут на куски!