Конец августа выдался жарким. Тепло было в хмельные ночи, напоенные ароматом спелых яблок и груш. Даже звезды по ночам подмигивали нам, тающим от шквала нежности и страсти, хитро и лукаво. Медовый месяц - незабываемый период у каждой пары. А наш совпал с августовским звездопадом, с ночами окутанными теплынью, с невероятной феерией персеид. Работали мы оба посменно, графики совпадали, но его работа начиналась и заканчивалась на пол часа раньше. Потому, утром на работу я шла одна, а вот с работы меня всегда увозили на персональном велосипеде. Запрыгну на раму, обниму милого за шею, прижмусь спиной к его груди, а он гонит, гонит. Уверенно и мастерски, не едем - летим. Руль низкий такой у спортивного велосипеда, шины шипят, целуясь с асфальтом, ветер треплет наши волосы, забрасывает пряди моих длинных, черных назад, смешивая с ёжиком его почти льняных. И в месте соприкосновения наших тел начинает пульсировать и нарастать жар. Запрокинув голову, смеюсь этому солнцу, ветру, лету, садам, что мелькают по сторонам, румянобоким яблокам, чавкающим под ногами прохожих, самой жизни смеюсь. А потом главное - добежать и запереться на час в нашей комнате, пока свекор не узрел прибытие работников и не напридумал чем нам заняться до самой ночи. Свекор мой из староверов, русский, разговаривающий на адской смеси украинского и старорусского языков, крестящийся двумя перстами и бьющий поклоны в пояс при входе в дом, сильно пил. Пил он всю жизнь, упорно и много, напившись, гонял свекровь с сыновьями кругами вокруг нового дома. Скандалил и жутко пугал детишек. Но, проспавшись, всегда прятал глаза, похмелялся, выпрошенной рюмашкой самогона и топал пахать на огромном, по любым меркам, хозяйстве. Из-за тяжелейшего варикоза, грузчиком он работать уже не мог, так что сидел "на группе", как у нас говорят, и исправно кормил-поил, чистил прорву скотины. Когда сыновья подросли, то начали давать отпор пьяному бате, а вымахали парни под два метра и косая сажень в плечах сильно мешала пройти в дверь, не задев её нечаянно с размаху. Вот за одного этого грациозного медведя я и вышла по большой любви. Оба брата - Саня и Лёха, действительно чем-то напоминали медведей - крупные, с перекатывающимися буграми мышц, сероглазые, светловолосые, выгорающие летом до льняного оттенка. Рост у них совпал сантиметр в сантиметр, у обоих метр восемьдесят восемь, но Лёха, будучи постарше на пять лет, стал уже массивней, крупнее, Сашка же мой, при своем весе восемьдесят восемь, выглядел почти худощавым. На мой предвзятый вкус, муж был красивее брата, и его совсем не портило смещение лицевых мышц, полученных в результате травмы.( Проехался малыш на выхлопной трубе грузовика, вот получил вмятину на месте одной скулы да опущенный угол миндалевидного глаза.) Я как-то этот недостаток и не замечала вовсе. Столько в нем было звериного, такая сексапильность сочилась из каждой поры. Гляжу на ровный нос, на полные, невероятно чувственные губы, в серые озера больших, удлиненных глаз, на густые, черные чуть вздрагивающие ресницы и...таю. Сказать, что любила - это ничего не сказать. Я полна была им, полна настолько, что земля убегала из под ног - я летала, парила, сияла, мысленно обнимая весь мир. И орать хотела от счастья. За одно дыхание его, за возможность просто видеть, впитывать каждую черточку, за то, чтобы просто прикоснуться - могла отдать пол жизни, не торгуясь. Муж платил мне нежной взаимностью, а уж в медовый-то месяц! Ой, небеса плавились от нашей страсти, звезды стыдливо подглядывали встречи. А старая груша под домом помолодела от прикосновения рук и шёпота по ночам. Мы могли простоять, чуть дыша, пол ночи под её развесистой кроной, наблюдая падение метеоритов. Пытались загадать желания, но редко успевали, так захватывало зрелище внезапно начинающей движение яркой точки на чернильном куполе небосвода. А когда точки падали по-парно, или сразу несколько, я чуть не визжала от восторга и сердечко билось быстро-быстро:
- Саша! Ты видел? Боже, какое чудо!
- Дааааааа, красивущее зрелище, салют небес в нашу честь.
- Почему в нашу?
- А кто еще после второй смены может стоять пол ночи и глядеть в небо, ожидая подарка? Нормальные люди спят, и фейерверк в честь двух дураков, - мы оба прыскали тихим смехом, опасаясь разбудить родителей. И снова поднимали глаза вверх, высматривая "нашу" звезду.
Утром приезжала моя подруга. Приезжала в гости из самого Киева. На нашей свадьбе её не было - утрясала все с поступлением в ВУЗ. Вот теперь только вырвалась на пару дней, и я была несказанно рада. Её приезд совпадал с одним очень личным праздником: мы с мужем каждый месяц отмечали день нашего знакомства. В этот день я непременно пекла торт, мы доставали пыльную бутылочку домашней "Изабеллы", зажигали свечу и под её мерцание вспоминали каждый час нашего счастья. Торты я пекла разные, уж на что-что но выпечку в нашей стороне почти все женщины - большие мастерицы. Славится наш край сладостями, нигде в мире не пекут на свадьбу несколько сотен видов тортов и пирожных-печенья. Сладкое стоит в пятислойных вазах-клёшах через каждые пол метра на длинных свадебных столах. Стоит с самого начала и в пустеющие вазы постоянно подсыпают. А под конец каждому гостю дают не только кусок каравая, но и кулек сладостей.
Я вышла замуж совсем пичужкой и девятнадцати не было. Так, что с мастерицами сравниться не могла, знала-то всего не более десятка рецептов тортов да столько же печенья. Но для мужа мои навыки казались непревзойденными. Он искренне верил, что я лучшая хозяйка всех времен и народов, так же - самая умная и красивая. И вообще это не мне с ним, а ему со мной очень повезло. Глупый! Я сто раз пыталась убедить его в обратном, но он заглушал все споры поцелуями, или начинал шутить, и я покатывалась от хохота, забыв предмет спора. Мне кажется, мы не ссорились вообще.
Так вот, приехала подруга утром и мы, наболтавшись вдоволь, сготовили завтрак и обед, так же ужин, выдоили корову. Помогли кое в чем свекру и отправились священнодействовать на кухню. Решили создать не просто торт - шедевр. Татьяна привезла новый рецепт, обещала, что вкус торта просто потрясающий. Название, правда, было странным - "Поцелуй негра". В начале мы собрали все ингредиенты: пять яиц, стакан густой сметаны, пачка какао-порошка, кусочек сливочного масла, литр молока, соду, уксус, арахис и сахар. Дальше Танюха взбила два яйца со стаканом сахара, добавили туда сметану, соду, погашенную уксусом, две столовых ложки с горкой какао и муки, чтобы консистенция была густой сметаны, или оладушек. Тесто должно с некоторым трудом все же литься. Смазав противень постным маслом, мы вылили половину теста и поставили на огонь. Я же занялась кремом: три яйца, опять же стакан сахара, тщательно смешала до полной однородности, но не сбивая, три столовых ложки какао с верхом, в этом рецепте его не жалеют, четыре ложки муки, смешала, струйкой влила молоко, все время размешивая, чтобы не было комков и - на плиту. Кусок масла - грамм сто пятьдесят бросила в кастрюльку и все время помешивая довела до кипения. Тут важно не отходить даже на минуту - крем все время норовит пригореть. Как только крем загустел, сняла с плиты и дала остыть. Аромат выпечки полился по кухне, щекоча ноздри. Таня проверила корж на готовность лезвием ножа - если оно чистое после протыкания - значит готово. Пока корж и крем стынут, я почистила арахис и поставила жарить. Мы все время бегали к кастрюльке с кремом, так и норовя зачерпнуть пальцем этого шоколадного чуда, быстро покрывающегося темно-коричневой, маслянистой пленочкой. Арахис уже чуть обжарился, важно его не пережарить. Я высыпала золотистые земляные бобы в миску, залила остаток теста в противень и поставила выпекаться второй корж. Мы обе с подругой немного устали и ушли в комнату, отдохнуть-поболтать за чашечкой ароматного кофе.
В прямоугольной комнате в углу на старенькой, допотопной тумбе стоял новый цветной телевизор. На стене висел, такой модный еще десяток лет назад, бельгийский ковер в бордовых тонах. У стены уютный диванчик весь в подушках, я сама нашила из бордового бархата, в тон ковра, наволочек. Выглядел этот уголок уютно, и старенький буфет, уставленный рюмками и бокалами, хорошо вписывался в интерьер. Под ногами пружинил песочного цвета палас в бордовых же геометрических фигурах, на единственном окне, тонкий кружевной тюль и гардины на тон светлее ковра. Комната чуть мрачноватая, окно выходит на север да и обзор закрыт хозяйственными постройками, но телевизор имелся только в ней, и вся семья собиралась именно отдохнуть. Вот и мы Танюшей приземлились. Обе пригубили кофе, я притянула журнальный столик из "нашей" с мужем комнаты, чтобы нормально покофейничать и стала рассматривать подругу детства. Она откинулась на спинку дивана и в свою очередь рассматривала комнату и, украдкой, меня. Таня была моложе меня на два года, высокой, с удивительными, раскосыми серыми глазами, крупноватым, но ровным носом, большими, красиво очерченными, полными губами, её густые очень светло-русые волосы, с легким медово-золотистым оттенком доходили до лопаток. Она собирала это изобилие в конский хвост и весьма небрежно относилась к ним, как и к своей внешности. Как и у моего мужа, при очень светлых волосах, у ней были черные брови и ресницы, очень светлый оттенок матовой кожи и длинные, мускулистые ноги. Таня занималась академической греблей, потому её фигура казалась мальчишеской, но уже тогда четвертый размер бюста добавлял необходимую женственность. Широкие, покатые плечи, плоский живот, узкие бедра, невероятно-красивая линия длинной шеи и упрямый подбородок на слегка удлиненном лице, выдающий характер. По отцу она - еврейка, по маме - украинка, и в её лице причудливо смешались семитский нос, восточные глаза Шахрезады и чисто европейские скулы и губы. Была ли она красива? До сих пор затрудняюсь с ответом. Эффектна - да, интересна - да, аппетитна - да. А красота понятие субъективное. Я её просто любила. Любила с тех пор, когда повстречала во дворе соседнего дома пятилетней девчушкой и взяла под опеку. Как же? Я же местная, а она приезжая на лето. Как ни странно, наша дружба длилась с тех пор уже много лет, хотя мы виделись только раз в году - летом. Зато все три месяца были практически неразлучны. Мама так привыкла к ней, что называла её "моя летняя дочь". И вот прошел год от нашей последней встречи, год долгий, бурный, богатый событиями: я успела познакомиться с моим Сашей, влюбиться, обручиться и выйти замуж, параллельно окончить техникум и устроилась на радио-завод. Из юной девушки превратилась в замужнюю даму, и Тане, конечно, было интересно попытаться найти во мне изменения. Мы сидели молча, разглядывая друг-друга, когда... грянул взрыв. Обе одновременно подпрыгнули и выбежали на кухню. Из под плиты тёк огненный ручеек. Я лихорадочно рванула к трубе, перекрывающей газ. Мы затоптали огонь, проверили духовку, там как раз дошёл до нужной кондиции корж. Быстро вытерев мокрой тряпкой "следы преступления" и так и не поняв, что взорвалось и текло из под плиты, взялись оформлять торт. Вначале разрезали коржи на две равных части, водрузили первую часть на тортницу и густо смазали кремом, поверху посыпали крошку жаренного арахиса и накрыли вторым куском. Уже не отходя от плиты, все время ожидая нового взрыва, допили кофе.
- Нат, что это было?
- Сама хотела бы знать, дыма нет. Но был же этот ручей из под плиты? И взрыв был?
- Ну у двоих одновременно слуховых и визуальных галлюцинаций не бывает, значит был.
- Я вся трясусь... Хорошо, что свекра нет, чтобы я ему сказала, если сама ничего не поняла?
- Там корж уже пропитался чуть? Мажем следующий?
И мы намазали вторую часть коржа кремом и обсыпали ореховой крошкой. Затем сверху положили третий корж, потом четвертый и так пока не окончили наше произведение искусства. Верх торта украсили щедро орехами и настрогали шоколада. Шоколад был уже чисто Танюшиной выдумкой. Торт поставили в холодильник в самый низ, еще раз оглядели кухню, пытаясь понять характерный хлопок, что обе слышали и его причину.
- Нат, тебе не кажется, что в кухне посторонний запах?
- Кажется... Я думаю - от духовки. Я ведь впервые тут выпекала...
- Странный запашок, не могу понять что напоминает.
- Мне почему-то больницу.
- Нет, не лекарства, но с больницей точно связано... Хм, и взрыв, и этот запах...
Мы ушли уже в "нашу" с Сашей комнату, но только присели в кресла, как раздался звук открываемой входной двери и тяжелые, шаркающие шаги свекра. Обе оглянулись в окно, оно выходило прямо на веранду, так как её пристроили позже, но само окно оставили, и увидели, как свекор, кряхтя, присаживается на стул и снимает галоши. Веранду я застелила домоткаными яркими ковриками и все не могла приучить мужчин разуваться на пороге. На галошах красовались куски навоза и стебли соломы. Я вздохнула и скороговоркой, шепотом высказала подруге, что я думаю на этот счет:
- Ой, замучилась уже с ними. Родители Саши из староверов, маленькое такое село есть в соседнем районе, у обоих четыре класса образования всего. Они - трудяжки, всё сами добыли - и дом построили этот большой, кирпичный на пять комнат, и сыновей подняли. Но сама понимаешь - необразованные. Тяжко мне с ними, да и я ко двору не пришлась. "Ручки-вилочки" как они сказали. Им бы твоего типа невестку, чтоб высоченная, крепкая, крупная, а что я? Птичка-невеличка - "плюнь в ноги-голова отвалиться", и скорбно оглядела себя в зеркало-трюмо: невысокая, тоненькая, глаза в пол лица оленьи, губки-бантиком, руки с крохотной ладошкой и пальцами пианистки, длинные черные прядки хаотично разметаны по узким плечам, маленькая грудь, осиная талия, стройные ноги выглядывают из под полы куцого атласного халатика. Муж говорит - красавица, странный он.
- Да, та еще семейка. Но главное ты любишь и любима. А его родители примут тебя, куда денутся? Вот родишь им внука и примут.
- Ох, твои слова да Богу в уши...- прошептала я, и тут раздался вопль.
- Ироды!!!! Вот же коза драная!!!!!!!!!
Мы обе вылетели пробкой на веранду:
- Что случилось?
На кухонном столе млел, закрученный в полотенце, наваристый борщ, в макитре возвышалась горка дранников, сметана желтела в глубокой миске в центре стола, в неё уже был надавлен чеснок. Салат из красных и желтых помидор с огурцами, луком и зеленью накрошен, осталось только посолить и заправить. Мы стоим обе, опешившие и разглядываем картину коленопреклоненного свекра перед плитой. Тот бережно, все время ругаясь, снимал нижнюю панель плиты - я даже не знала, что она съемная! И осторожно достал какие-то осколки. Медленно под "твою мать" и "козу драную" извлек остатки банки, лопнувшей почти по середине. Свекор вылавливал куски стекла из неё, раня загрубевшие пальцы, опять матерился. Поднял плачущие глаза, блестящие на покрытом угольной пылью лице, с выражением муки на нас и словно оправдываясь, доверительно сообщил:
- Я на заднем дворе уголь просевал от пыли. Чай зима скоро, справный хозяин должон всегда готовым буты. Надумав поесть чаво, захожу, раззоваюси, а тут чую, ВонА! А я всё не мог найти... Обшарил весь дом, шукал, шукал... Знал, что точно еще должна быть... А ВонА вот она, миленькая! - он погладил банку по стеклу, осторожно переставил её с остатками содержимого на табурет, ухватившись за стол с трудом поднял грузное тело и, прижав к груди, как младенца, промычал:
- Ну с пол-литры тут ышо есть.
- Папа, я ничего не понимаю... Что это за банка? Что в ней?
- Что-что, тебе энтого не надо. Духовку включала? А Васка-то под ней упрятала мою красу. Вона, вишь, что ты уделала? Но ты, доча, неповинна. Это она - коза драная, всю жизню мне испоганила, всё прячет любу мою, сласть мою. Убью заразу!- и утопал с банкой первача в свою комнату. Мы с Танюхой переглянулись и обе зашлись от хохота. Стал понятен и взрыв, что мы слышали, и огненная река из под плиты, и странный запах, который мы не могли определить, по молодости лет и крайней неопытности. Вот это мы тортик испекли! Вот это "поцелуй негра"! С тех пор, каждый раз выпекая этот торт, я вспоминаю чумазое лицо - черное, как у негра, и глаза полные муки и счастья. И эту лопнувшую банку с самогоном, бережно прижатую к груди. А торт удался, непременно попробуйте его, он того стоит.
© Copyright: Наталия Бугаре, 2012