Машина забарахлила прямо на середине моста, и он сразу понял, что поездка сорвалась. Остановиться пришлось прямо там, на мосту, не доехав до спуска каких-то полсотни метров, и в голове мелькнула неприятная мысль, что через полчаса на мосту будет пробка. В профессионализм местной дорожной полиции он не верил, и оставалось только жалеть, что для поездки выбрал не верный байк, а презентабельный «кадиллак». «Кадиллак» он любил, и машина это знала, потому и позволяла себе капризничать. «А все презентабельность», - с легким раздражением подумал он.
Он открыл дверцу, представив, как очень скоро автомобиль превратится в духовку под прожаривающим августовским солнцем, и липкая, влажная духота тут же набросилась на тело, ничуть не смутившись ни тонких льняных брюк, ни тщательно застегнутой на все пуговицы рубашки. «Такая духота бывает только тут, в портовых городах», - чуть отстраненно подумал он, обходя автомобиль и расставляя знаки аварийной остановки. Зачем-то постучал по шинам – спроси его кто-нибудь, зачем он это сделал, он не смог бы объяснить – заглянул под капот, полюбовавшись на пластиковую крышку мотора, с раздражением хлопнул по ней рукой. Заглянул в салон, выудил пачку сигарет, зажигалку, на автомате затянулся, оглядываясь вокруг…
Он перепрыгнул через парапет, отделявший пешеходную часть моста от дороги, оперся прямо на разрисованные граффити перила: десятисантиметрового поручня явно было мало «вольным художникам дворов», как он полушутя-полусерьезно называл любителей настенной живописи. «Рубашку придется выкинуть, - с коротким сожалением подумал он, ощущая, как на белых рукавах остается несмываемый след городской сажи. – Да и черт бы с ней». Огромное оранжевое солнце серьезно смотрело сквозь серые тучи смога, превращая черную воду реки в причудливое зеркало – местами слепяще белое, с радужными разводами по краям. Воздух пах так, как пахнут только большие города в жаркие летние дни – запахом раскаленного бетона, асфальта, проезжающих мимо машин, запахом шума и городской пыли. Он часто вспоминал, что так же пах его родной город, где он проводил лето, город, давным-давно потерявшийся в списках новых, чужих земель, и с легкой, чуточку язвительной насмешкой над самим собой и своей ностальгией называл воздух «запахом детства».
Огромный коричневый многоэтажный дом, некогда серый, а может быть, даже белый, с изрядно облезшей штукатуркой неопределенного цвета, лохмотьями свисавшей с кирпичной стены, изрисованный все теми же безымянными художниками аж до третьего этажа, практически упирался углом в мост – казалось, что достаточно протянуть руку, и ты окажешься на чьем-нибудь балконе. Впрочем, жильцы о такой возможности тоже знали, и все балконы были затянуты где в вычурные решетки, а где просто сеткой.
Мимо проползла полицейская машина, сидевший на пассажирском сидении полный, краснощекий коп внимательно рассмотрел серебристый «Кадиллак» и мужчину в дорогой одежде, курящего около автомобиля, отвернулся, видимо, что-то говоря напарнику, и машина проехала мимо. «Цементовозка, та це, шо ментов возит, - всплыл в памяти бородатый анекдот. Внутренний голос ехидно поинтересовался, - что, думал, остановятся помочь? Ага, жди». Мужчина улыбнулся внутреннему голосу и снова отвернулся к дому, пытаясь представить, как и чем живут в нем люди.
Дом сердито уставился на него бойницами запаянных в пластик окон, словно недовольный попыткой мужчины проникнуть мыслями внутрь обшарпанных стен, но тот не обратил на него никакого внимания, внимательно вглядываясь в окна. Миловидная молодая женщина какого-то латиноамериканского вида, закутанная не то в халат, не то в белое полотенце, крутилась на кухне, что-то готовя. Длинный ряд закрытых окон отражал пустые комнаты с какими-то отдельными элементами интерьера. На одном из окон были наляпаны разноцветные аппликации –приглядевшись, в них можно было опознать розовых рыбок и голубеньких слоников. «Наверное, чья-то детская», - подумал он. В другом окне он увидел мальчишку, что-то увлеченно делавшего за письменным столом. Уроки? Или играется на компьютере? Он не знал, стол стоял в стороне от окна.
Мимо, наполняя окружающий мир громким речитативом, танцуя рэп, прошел парнишка. Он вздрогнул, оглянулся на паренька – тот, напяливший на себя аляпую майку каких-то безумных кислотных цветов, столь же вызывающую кепку с удручающе прямым козырьком, мешковатые штаны, стоптанные кроссовки, почти невидимые под джинсами, висящими почти что на бедрах, и кучу всякой позвякивающей блестящей дребедени, тщательно дергался под музыку, раздававшуюся из наушников. Неожиданно подросток наткнулся – так и хотелось сказать, напоролся – на внимательный взгляд серо-зеленых глаз, осекся на половине движения, словно бы застеснявшись себя самого, в нем мелькнуло что-то совсем детское, какая беззащитность, но он тут же нацепил на себя маску злого безразличия, свойственную всем детям, особенно подросткам, больших городов – что понимает этот старикашка? – глянул на курящего мужчину с какой-то дерзостью и продолжил движение, настолько подчеркнуто не обращая внимания на неожиданного свидетеля, что это было даже в чем-то смешно. Парнишка не видел, не мог видеть ни внимательного взгляда из под стекол очков, ни чуточку насмешливой улыбки, которой улыбался вслед ему мужчина, но по чуть более утрированным движениям, какой-то неуловимой скованности, тот понял, что подростку стало не по себе, что у его танца вдруг оказался свидетель.
Он отвернулся обратно к перилам, не обращая больше внимания на подростка, и внимательно вслушивался в какие-то звуки снизу, перегнулся, вглядываясь во что-то, легкая улыбка скользнула по губам. Человек пять негров – он так и не научился называть их в мыслях правильно, политкорректно – увлеченно играли в мяч. Стритбольная площадка обосновалась прямо между опорами моста, и хотя видно ее было не очень хорошо, звон мяча, усиленный эхом, вполне был слышен и на парапете. «А у нас бы все запарковали», - с неожиданной грустью подумал он, отворачиваясь от дома и пытаясь высмотреть в нависшем над раскаленным асфальтом мареве машину технической службы. Мост был пуст.
Он снова закурил, повернувшись дому, и с раздражением ощутил, как царапнул горький дым по горлу. «Сейчас бы хотя бы колы, - неожиданно для себя подумал он. Оранжевое солнце, вступив в союз со внутренним голосом, ядовито прокомментировало, - ага, а блондиночку не попросишь?» Он усмехнулся в ответ своим мыслям, сделал большую затяжку, выпуская дым через ноздри, и, скомкав окурок, швырнул его вниз, под мост. Сидевший за окном толстый, пушистый белый кот неодобрительно посмотрел на него, мяукнул что-то неслышимое за толстыми пластиковыми стеклами и исчез в сумраке комнаты.
Он отвернулся от дома, подошел к машине, выудил из недр «кадиллака» телефон. Набрал номер, быстро объяснился, раздраженным жестом кинул телефон обратно, на подушку пассажирского сидения. Критически глянул на «Кадиллак», провел ладонью по коротко стриженным волосам, наклонил голову и сказал автомобилю:
-Знаешь, иногда бывают такие дни, когда из гаража лучше не показываться. Вот сегодня у нас с тобой именно такой.
Он снова открыл пассажирскую дверцу, сел, выудил с заднего ряда сумку с ноутбуком и увлеченно защелкал клавишами…